<< Пред. стр. 41 (из 55) След. >>
торые полагаются в основу религий, древни и чудесны, т. е. самое сом-нительное, что может быть, приводится в доказательство самого неве-
роятного". С разящим сарказмом Дидро замечал, что "в истории всех
народов есть события... которых нельзя отрицать, не впавши в нечестие,
и которых нельзя познать, не впавши в слабоумие" (219, 1, 126, 114).
В-третьих, само "усмотрение" приписываемых действию богов "чудес"
Дидро связывал с субъективной ориентированностью религиозного соз-
нания, побуждающей верующего принимать ожидаемое за действитель-
ное: "Чудеса там, где в них верят, и чем больше верят, тем чаще они
случаются", и именно в силу ослабления наивной веры "у нас чудеса
стали довольно редким товаровед" (210, 229).
В итоге всего этого Дидро квалифицировал "чудеса"~, сообщае-
мые в Библии и "житиях святых", как мифы, которые ничуть не досто-
вернее "языческих" повествований "об Уране, Сатурне, Титанах, о Ми-
нерве, выходящей в полном
295
вооружении из головы Юпитера, о Юноне, забеременевшей от
Марса только потому, что она вдохнула запах цветка..." (210, 231). Об-
наружение Дидро родства христианской догматики ("вочеловечение"
бога, непорочное зачатие "божьей матерью", воскресение умерщвлен-
ного "сына божия" и его вознесение на небо) с предшествующими
"языческими" мифами вскрывало ее земные источники, которые, с
точки зрения самих христиан, являлись сугубо человеческими и небо-
гооткровенными. Toй же цели достигал Дидро выявляя зависимость
христианского догмата о триединстве бога от платоновского учения о
трех божественных ипостасях.
Рассмотрение религиозной веры приводило Дидро к выводу, что
она не приобщает человека ни к каким действительным истинам, а под-
чиняет его сознание самым диким суевериям. Религиозную веру Дидро
сравнивал с плотной повязкой на глазах, наличие которой делает людей
слепцами, не способными правильно определить жизненный путь, ве-
дущий к счастью, и увлекаемыми священниками, выступающими в роли
поводырей, на тернистую тропу страданий. Согласно Дидро, разум - это
"единственный путеводитель" человека в поисках благодетельной ис-
тины, получающей свое высшее выражение в философском знании.
Веские соображения привел Дидро в пользу взгляда на лапидар-
ные сообщения об Иисусе в трудах историка 1 в. Иосифа Флавия как на
позднейшие вставки, сделанные в их сочинениях набожными фальси-
фикаторами из среды христиан.
Предметом критического внимания Дидро стало также христиан-
ское учение о вечных муках в аду для ослушников божественной воли.
Он указывал, во-первых, на невозможность "согласовать догмат о веч-
ных наказаниях с бесконечным милосердием бога...". Посредством ана-
логий, затрагивающих самые чувствительные струны человеческой ду-
ши и освещающих вопрос с понятной всем людям точки зрения, Дидро
вскрывал чудовищную жестокость возвещаемых христианством кар: на
Земле в своих отношениях с самыми непослушными детьми "ни один
добрый отец не захотел бы походить на нашего "отца небесного". В свя-
зи с "обоснованием" этих кар "первородным грехом", состоявшим, сог-
ласно библейскому мифу, в том, что первые люди - Адам и Ева - вкуси-
ли запретный плод с "древа познания добра и зла", Дидро едко замечал,
что "бог христиан - это отец, который чрезвычайно дорожит своими яб-
локами и очень мало - своими детьми". Во-вторых, Дидро разъяснял,
что в свете рассматриваемого учения
296
выглядит совершенно несостоятельным утверждение христианс-
тва, что оно принесло людям "благую весть" об их "спасении" посредс-
твом искупительной жертвы Иисуса Христа (представление о ней -
"бог, который посылает на смерть бога, чтобы умилостивить бога" - са-
мо по себе абсурдно): ведь по уверениям авторитетнейших христианс-
ких проповедников, число грешников, которым суждено вечно гореть в
"геенне огненной", увеличилось "добесконечности". И если в соот-
ветствии с евангельскими словами "много званных, но мало избран-
ных", "на одного спасенного приходится сто тысяч погибших, значит, -
иронизировал Дидро, - дьявол все-таки остался в выигрыше, и не послав
на смерть своего сына" (212, 1, 130, 131, 129, 132, 125). В-третьих,
Дидро указывал на страшную возможность того, что, желая избавить
своих детей от грозящей им "геенны огненной", религиозные фанатики
станут убивать их сами в младенческом возрасте, когда, по христианс-
кому воззрению, их еще не запятнанным грехами "ангельским душам"
обеспечена прямая дорога в "рай". У этих фанатиков может появиться
искушение обеспечить подобным образом "вечное блаженство" также
дорогим им взрослым людям сразу после совершения над ними религи-
озного обряда "отпущения грехов".
В полемике с христианскими священниками Дидро делал вывод,
подрывающий эмоциональную притягательность проповедуемой ими
религии: "Нет, не утешение вы приносите; вы устрашаете, терроризи-
руете людей" (210, 227). Это запугивание Дидро считал имеющим фун-
даментальное значение для утверждения власти данной религии над
сознанием исповедующих ее людей: "Отнимите у христианина страх
перед адом, и вы отнимите у него веру" (212, 1, 125). Функцию учения
об адских муках, отравляющего сознание верующих негативными эмо-
циями, Дидро усматривал также в том, что оно налагает запрет практи-
чески на все, что может сделать человека действительно счастливым и
освободить от потребности в религиозном псевдоутешении: на мирские
радости, подлинные знания, самостоятельность мышления, свободу от
материальной нужды, политического угнетения, социальной неспра-
ведливости.
Объектом критики со стороны Дидро стало, наконец, утвержде-
ние апологетов христианства, что эта религия сплачивает людей в
братском единении и любви. На большом фактическом материале он по-
казывал, что нетерпимость к инаковерию и инакомыслию, в высшей
степени свойственная этой религии вместе с ее иудаистским основа-
297
нием, в действительности побуждает ее приверженцев действо-
вать прямо противоположным образом. Христианские священники
учат, что всякий не верующий в проповедуемую ими религию "есть враг
бога, и бог есть его враг". В "священном писании" они находят настав-
ления, что таких людей следует ненавидеть и даже истреблять: "Разве
Библия, например книга Второзаконие, не призывает убивать тех граж-
дан, которые не разделяют ваших религиозных вер~ ваний? Будь то брат,
сын, дочь, мать, супруга, не делай никакого исключения; не спорь с ни-
ми, а немедленно убей!" (210, 261, 233). Ослабляя и разрывая, таким
образом, "самые священные узы" между ближайшими родственника-
ми, христианство, подчеркивал Дидро, вместе с тем фактически культи-
вирует и "поддерживает самую разнузданную вражду между нация-
ми", ничуть не уступая в этом отношении другим религиям, откровен-
но формулирующим, подобно исламу, задачу ожесточенной борьбы с
"неверными" народами. "Нет, - отмечал Дидро, - мусульманина, кото-
рый не воображал бы, что, искореняя христиан, которые со своей сторо-
ны не более его веротерпимы, он делает угодное богу и святому пророку
дело" (212, 1, 93). Указывая, что религиозная нетерпимость была "од-
ним из самых страшных бичей моей родины", Дидро обобщал: "Нет та-
кого уголка в мире, где различие в религиозных воззрениях не орошало
бы землю кровью" (210, 247, 255).
Считая фанатическую нетерпимость свойственной всем религиям
и приводящей к гибельным для народов следствиям по мере обретения
священнослужителями политического влияния, Дидро в противовес
мнению о благодетельном значении религиозной веры утверждал, что
"если бы какойнибудь мизантроп задался целью принести человеческо-
му роду несчастье", то он вполне достиг бы своей цели посредством
внушения людям веры в бога: "Это страшное имя проносится от одного
полюса до другого, поражая всех, кто его услышит. Сначала люди пада-
ют ниц, затем поднимаются, вопрошают друг друга, спорят, раздража-
ются, предают друг друга анафеме, ненавидят и убивают один друго-
го...") (212, 1, 135).
Атеизм Развернутая Дидро широкая анти-
и нравственность клерикальная программа - устране-
ние влияния церкви на правительство,
секуляризация большей части церковных имуществ, уничтоже-
ние института монашества и контроля духовенства над системой обра-
зования - имела атеистическую направленность. Он был убежден, что
при проведении "просвещенны
298
ми правителями" этих антиклерикальных принципов в жизнь ре-
лигия через два-три столетия постепенно исчезнет в силу утраты людь-
ми всякого интереса к ней. Преодолев деистическую точку зрения о
возможности использовать на благо общества "чистое" верование в бо-
га, освобожденное философами от суеверий, Дидро пришел к выводу,
что всякое "понятие божества неизбежно вырождается в суеверие", так
что если "душист отсек у гидры дюжину голов", то "та голова, которую
он пощадил", вновь породит "все остальные" (210, 256 - 257). Дидро
был сторонником полного изживания религии и превращения общества
в атеистическое.
В перспективе создания такого общества Дидро придавал важ-
нейшее значение, во-первых, выявлению несостоятельности распрост-
раняемого апологетами религии воззрения на нее как на необходимую
опору нравственности. Он разъяснял, что, хотя духовенство постоянно
выступает с моральными проповедями, оно в то же время фактически
подрывает нравственность, поскольку "ставит правила веры выше ука-
заний совести и велений закона" (210, 255). Во-вторых, Дидро обосно-
вывал совершенно независимое от религии неукоснительное соблюде-
ние людьми подлинно нравственных правил общежития. При этом он
был далек от мысли, будто любое безбожие способно повысить уровень
нравственного сознания и поведения личности. Людей, у которых не
обоснованное серьезными доводами отрицание бога сопровождается от-
казом от всех духовных ценностей человеческого существования, Дидро
заклеймил именем "фанфаронов атеизма". Он с презрением рисовал
образ такого рода безбожников, нередких в среде разлагающейся арис-
тократии: поверхностное вольнодумство используется ими для оправ-
дания безудержной погони за грубыми чувственными удовольствиями;
"...не имея никаких определенных мнений, они воображают, что разум-
ных мнений вообще не может быть", "...они не знают, откуда они
пришли, для чего идут, куда направляются и очень мало интересуются
всем этим", заявляя: "все - суета!" Тот атеизм, который развертывал
Дидро, отличался философской обоснованностью и нравственно-соци-
альной ответственностью. Видя в "истинной добродетели" непререкае-
мую ценность, Дидро определял ее содержание гуманистически-граж-
данственно: "Любите ваших братьев и будьте полезными вашему оте-
честву" (212, 1, 183, 135).
С первых своих произведений Дидро повел борьбу против предс-
тавления о врожденной злокозненности человека.
299
В соответствии с учением Шефтсбери о прирожденном человеку
"нравственном чувстве" Дидро считал, что подавляющее большинство
людей рождается с добрыми наклонностями, испытывая внутреннее
удовлетворение при совершении благих дел и терзаясь раскаянием при
причинении зла ближним. Однако одних только врожденных альтруис-
тических чувств недостаточно, по Дидро, для нравственной жизни: она
невозможна хотя бы без минимальной осмысленности. Возникновение
у древнейших людей "естественной морали" Дидро, как и Вольтер, свя-
зывал с тем, что они осознают себя существами, имеющими одинаковую
"организацию, те же самые потребности, стремление к тем же самым
удовольствиям и боязнь тех же самых страданий", заключая из этого,
что каждый человек должен поступать по отношению к другим людами
так, как он хотел бы, чтобы они поступили по отношению к нему.
В согласии с Гельвецием (несмотря на критические замечания в
адрес его панэдукационизма) Дидро полагал, что социальная справедли-
вость, обеспечиваемая законами ""просвещенного правления", являет-
ся важнейшей объективной предпосылкой для торжества нравственных
начал в жизни народов: "Если законы хороши, то и нравы хороши; если
законы дурны, то и нравы дурны..." (212, 2, 74). Роль "хороших" зако-
нов Дидро видел в том, что "они связывают благо отдельных лиц... с об-
щим благом", так что гражданин лишен возможности "повредить об-
ществу не повредив самому себе". Дидро был убежден, что если добро-
детельное поведение будет эффективно поощряться обществом, а злоде-
яния неотвратимо наказываться, тогда останется лишь "незначительное
меньшинство людей, тяготеющих к пороку по своей испорченности..."
(ему представлялось несомненным наличие у некоторых людей врож-
денной и не устраняемой никаким педагогическим или правовым воз-
действием склонности к порокам и даже преступлениям). Законода-
тельно-юридические меры по обеспечению нравственности граждан
Дидро считал необходимым сочетать с системой морального воспита-
ния, которое "укрепляет естественную склонность к благодеяниям".
Наряду с уроками морали в семье и школе обязательными средствами
такого воспитания должны стать, по Дидро, также литература и ис-
кусство, в особенности театр. Нравственное воспитание было неотдели-
мо, с точки зрения Дидро, от интеллектуального развития личности, ко-
торая при осмыслении человеческих отношений должна быть способна
понять, что "для нашего собственного счастья в этом мире
300
лучше быть, в конце концов, честным человеком..." (210, 272,
267).
Свою философию Дидро разрабатывал так, чтобы на ее основе
нравственные принципы превратились в действенные внутренние убеж-
дения, не нуждающиеся во внешнем стимулировании и мощно проти-
востоящие любым препятствиям. Личность с такого рода нравствен-
ностью может сказать о себе словами философского "кредо" Дидро (из
"Мыслей об истолковании природы"): "Если я иду путем добра, то я это
делаю без насилия над собой... Я не мог бы воспрепятствовать себе лю-
бить истину и добродетель и ненавидеть ложь и порок..." (212, 1, 355).
Во имя гуманности эта личность стремится "делать возможно больше
добра и избавлять возможно большее число людей, всех, встреченных
нами на жизненном пути, от страданий". Всеми этими нравственными
установками, дополняемыми положением о необходимости напряжен-
но трудиться ради осуществления гуманистических идеалов, Дидро ру-
ководствовался в своей жизни. "Труд и добродетель, - заявлял он, - вот
мои единственные догматы... Стараться оставить после себя больше зна-
ний и счастья, чем их было раньше, улучшать и умножать полученное
нами наследство - вот над чем мы должны работать!" (210, 241). Знаме-
нательно, что Энгельс, опровергая филистерское отождествление мате-
риализма с отсутствием высоких жизненных идеалов, писал: "Если
кто-нибудь посвятил всю свою жизнь служению "истине и праву" - в
хорошем смысле этих слов, - то таким человеком был, например, Дид-
ро)" (1, 21, 390).
Глава 8. ГЕЛЬВЕЦИЙ
Жизнь и деятельность Клод Адриан Гельвеций (1715 - 1771)
родился в Париже в семье придвор-
ного врача, предки которого были выходцами из Швейцарии. Еще
в старших классах руководимого иезуитами коллежа он под влиянием
"Философских писем" Вольтера прочитал локковский "Опыт о челове-
ческом разумении" и стал горячим приверженцем материалистического
сенсуализма, лелея мысль о его применении для лучшего понимания
человека и общества. Готовясь, по настоянию отца, в г. Кане к деятель-
ности чиновника налогового ведомства ("финансиста"), Гельвеций зна-
чительную часть времени уделял занятиям литературой и философией,
написав в
301
просветительском духе несколько стихотворений и одну траге-
дию. Вольтер, знакомый с отцом Гельвеция, весьма одобрительно отоз-
вался о показанных ему литературнодраматургических опытах молодо-
го человека. Последующее интенсивное общение с Вольтером, беседы и
переписка с ним сыграли немаловажную роль в формировании миро-
воззрения Гельвеция, быстро созревавший философский ум которого в
свою очередь оказывал благотворное влияние на главного "мэтра" вто-
рого поколения просветителей.
В 1738 г. отец Гельвеция по протекции своей пациентки - короле-
вы приобрел ему должность генерального откупщика, приносившую
большой доход. В деятельности Гельвеция на этом поприще проявлялось
стремление устранить из сбора налогов несправедливость и беззаконие,
процветавшие там. Во время частых служебных поездок во вверенную
ему провинцию Гельвеций имел возможность воочию убедиться, как
невыносимо тяжело живет трудящееся население Франции, лишаемое
через грабительскую налоговую систему большей части плодов своей
работы ради обеспечения кричащей роскоши королевского двора, при-
вилегированного положения дворянства и духовенства, алчности "фи-
нансистов". Философские размышления Гельвеция стали в этот период
непосредственно связываться с острейшими социально-этическими
проблемами. В записных книжках 1738 - 1748 гг., в стихотворных пос-
ланиях начала 40-х годов (о любви к знанию, об удовольствии, о над-
менности и лености ума, о ремеслах, о суеверии, о любви к себе, о рос-
коши), в поэме "0 счастье", над которой Гельвеций работал в 1741 -
1751 гг., он уже сформулировал исходные положения своей антропосо-
циальной концепции. В эти годы Гельвеций имел возможность обсуж-
дать мировоззренческие вопросы помимо Вольтера также с Монтескье,
Фонтенелем, Бюффоном, с которыми познакомился при посещении па-
рижских салонов.
В 1751 г. Гельвеций, осознав бесплодность попыток наполнить