<< Пред. стр. 44 (из 55) След. >>
На этом основании Гельвеций делал вывод, направленный противэтического релятивизма, что "всегда и всюду люди - по крайней мере те,
что живут обществами, - должны были составить себе одинаковое
представление о добродетели". Однако далее он, как и Локк, выявлял
колоссальное различие конкретных представлений о добродетели у раз-
личных народов и в разные исторические эпохи. Объяснение этому
факту Гельвеций видел в "разнообразии интересов различных народов",
возвышаясь при этом до понимания того, что при крупных обществен-
ных преобразованиях - "революциях" - "интересы народа всегда сильно
изменжотся", так что "одни и те же поступки могут быть
316
для него то полезными, то вредными, и поэтому называются то
добродетельными, то порочными" (223, 1, 244, 243). Таким образом,
"общий интерес" и определяемое им воззрение на добродетель высту-
пали как исторически меняющиеся.
Важнейшее значение имело выявление Гельвецием того факта,
что сформулированный в античных республиках принцип "благо народа
- высший закон" впоследствии зачастую извращался посредством неп-
равомерного отождествления этого блага с интересами угнетательской
власти, которая фактически руководствовалась в своих действиях сов-
сем иным принципом, а именно: "благо правителей должно быть вер-
ховным законом". Детерминация моральных норм такого рода "общим
интересом" привела, с негодованием отмечал Гельвеций, к тому, что
"нравственность большинства народов является в настоящее время соб-
ранием способов, которые употребляют власть имущие, и правил, кото-
рые они диктуют для того, чтобы укрепить свой авторитет и власть и
иметь возможность безнаказанно быть несправедливыми" (223, 2, 264).
Тем самым Гельвеций подходил к раскрытию классового характера гос-
подствующей в обществе системы моральных норм.
Ложное понимание "общего интереса" привело, заключал Гель-
веций, к тому, что ориентированные на него добродетели оказались - в
значительной мере с помощью религий - основанными на "предрассуд-
ке". В философии Гельвеций видел единственное средство освободить
мораль от "предрассудков" и определить "истинную добродетель", ука-
зывая вместе с тем подлинное значение "общего интереса". Для этого
он считал необходимым преодолеть взгляд на личные, "частные" инте-
ресы как фатально противоположные нравственности, должные подав-
ляться во имя "общего интереса". Согласно Гельвецию, личный интерес
сам по себе этически нейтрален, подобно страстям, а "своими пороками
и добродетелями люди обязаны исключительно видоизменениям, кото-
рым подвергается личный интерес". Он считал, что ту или иную эти-
ческую направленность личные интересы приобретают в строгой зави-
симости от того, как верховная власть - "законодатель" - определяет
"общий интерес". Если последний определяется как противоположный
им, то их действие с необходимостью вызывает пороки. Поэтому, заме-
чая в том или ином обществе изобилие пороков, следует, по Гельвецию,
"жаловаться не на злобу людей, а на невежество законодателей", кото-
рые повинны в том, что "частный интерес противопоставляют общему".
Если же законами страны "общий интерес" определен так, что
317
личные интересы оказываются соответствующими ему, то пос-
ледние становятся источником добродетельного поведения. Гельвеций
считал, что сделать людей добродетельными "можно только объединяя
личную выгоду с общей" (223, 1, 186, 203, 262), другими словами, свя-
зать частные интересы с общими интересами.
в) Идеал гармонии личных интересов и общего интереса. Обосно-
вывая этическую значимость и вместе с тем реальность идеи гармони-
ческого соединения частных интересов с общими, Гельвеций полагал,
что оно может быть реализовано в современную эпоху благодаря расп-
ространению просвещения. Под "частными интересами" своих сооте-
чественников он имел в виду не индивидуальные прихоти, а неудовлет-
воренные жизненные потребности массы французского населения, ко-
торая входила в состав "третьего сословия", в том числе его беднейших
слоев. Гельвециевское положение о том, что именно на "частном" ин-
тересе следует "основывать добродетельное поведение" (223, 1, 314),
ставило задачу удовлетворять эти потребности. Средством искомого
связывания частных интересов с общим Гельвеций считал обеспечивае-
мое законодательством справедливое распределение наличных благ - в
строгом соответствии с реальной пользой, которую тот или иной граж-
данин приносит обществу своей деятельностью. Подобную деятельность
Гельвеций рассматривал как непременную обязанность каждого граж-
данина и в предлагаемом способе распределения благ видел действенное
средство устранения социального паразитизма. Гельвеций подчеркивал,
что мудрый законодатель должен в первую очередь позаботиться о том,
чтобы масса трудящегося населения, непосредственно производящая
материальные блага, не влачила нищенского существования из-за непо-
мерных налогов и прочих поборов, а жила в достатке, который обеспе-
чивался бы притом не изнурительным, а умеренным трудом. Счастли-
выми, по Гельвецию, являются лишь те народы, у которых значительное
национальное богатство распределено с большей или меньшей равно-
мерностью среди всего населения. Наличие в обществе немногочислен-
ных богачей, утопающих в роскоши, он рассматривал как выражение
гибельного для нравственности крайне неравномерного распределения
благ, обездоливающего народные массы. Надо заметить, что, ратуя как
этик за удовлетворение обществом насущных материальных потребнос-
тей людей, Гельвеций в то же время считал противоречащим нравствен-
ности превращение стремления обладать материальными благами в
единственную
318
"пружину" деятельности людей. Он выступал м разумное огра-
ничение индивидами своих потребностей, подчеркивая, что "только
добродетель, довольствующаяся малым, не поддается испорченности".
Согласно Гельвецию, вся история доказывает, что "не на почве роскоши
и богатства", а в условиях умеренного достатка массы граждан, обеспе-
ченного их личной общественно полезной деятельностью, "процветают
прекрасные добродетели" (223, 1, 441).
Важно отметить далее, что, с точки зрения Гельвеция, у людей, не
развращенных "дурным" законодательством "желание почестей" явля-
ется более сильным стимулом деятельности, нежели "желание богатс-
тва". Поэтому он полагал, что "мудрое распределение почестей являет-
ся наиболее прочной связью, которой законодатели могли бы соединить
частный интерес с интересом общим и создать добродетельных граж-
дан". Почести, в понимании Гельвеция, - это престижные проявления
общественного одобри ния и признания заслуг личности: публичные
похвалы со стороны высших должностных лиц, присвоение почетных
званий и титулов, народные чествования. Связывая такого рода духов-
ное стимулирование с экономическо-политическими реалиями, Гельве-
ций указывал, что "нигде почести не воздаются с большей справедли-
востью, чем у народов, у которых нет иной монеты для оплаты услуг,
оказанных отечеству" (223, 1, 446; 444).
г) Нравственность и "формы правления". Этический идеал Гель-
веция оказывался во всех своих аспектах органически связанным с
"формой правления", диаметрально противоположной "деспотизму",
при котором "все - рабы, и лишь один человек свободен". Моралистов
прошлого Гельвеций упрекал в том, что они "недостаточно часто расс-
матривали различные пороки народов как необходимые следствия раз-
личных форм их правления". По его убеждению, при деспотическом
правлении "личный интерес никогда не связан с интересом обществен-
ным", откуда проистекает фактическое "презрение к добродетели",
маскируемое показным уважением к ней. Считая, что "самая сущность
деспотизма в том, что он развращает и принижает души", Гельвеций
нарисовал впечатляющую картину нравственной деградации людей в
обществах с подобной "формой правления": ни деспот, считающий все
дозволенным для удовлетворения любых своих желаний, ни окружаю-
щие его раболепные сановники, ни угнетаемая ими масса простолюди-
нов, вынужденных угодничать перед власть имущими, не имеют даже
понятия об "истинной добродетели" и тем
319
более не могут практиковать ее. Отстраненные от участия в ре-
шении общественных дел, политически бесправные подданые с необхо-
димостью сосредоточиваются на сугубо личных интересах, и "желание
богатства" приобретает для них значение важнейшего стимула деятель-
ности, попытки подавить который законодательными мерами чреваты
опасностью погружения людей в полную апатию. Почести при деспоти-
ческом правлении лишь в редчайших случаях увенчивают действитель-
ные заслуги перед обществом, а в целом они являются "наградой порока
и низости" (223, 1, 427, 445).
Гельвеций подчеркивал, что морализаторские проповеди бессиль-
ны против этих пороков, поскольку не видят их действительной причи-
ны и не призывают к ее устранению. Он разъяснял, что "стремиться
уничтожить пороки, связанные с законами народа, не производя ника-
ких изменений в этих законах, значит отвергать следствия, с необходи-
мостью вытекающие из допущенных принципов". Сам Гельвеций с пол-
ной определенностью выражал убеждение, что "единственный способ
произвести благоприятную перемену в этой области есть... изменение
законов и государственного управления" (223, 2, 259, 323). Так гельве-
циевская "наука о нравственности" приобретала революционную заост-
ренн ость, обосновывая в свойственном ей плане необходимость перехо-
да от феодально-абсолютистского строя к противоположной "форме
правления", базирующейся на республиканско- демократических прин-
ципах.
В тесной связи с этим Гельвеций прославлял высокие гражданс-
кие добродетели, выражающиеся в героическом отстаивании свободы
отечества от внешних и внутренних посягательств на нее. Именно на
этих добродетелях сконцентрировано внимание гельвециевской этики.
Их обоснование в ней было непростым делом, учитывая тезис Гельвеция
о детерминации всех действий и помыслов людей личными интересами,
который при его поверхностном и вместе с тем недоброжелательном ис-
толковании приводил к тому, что, как отмечал Плеханов, "с легкой ру-
ки консерваторов и реакционеров... мораль французских материалистов
до -сих пор считают эгоистической моралью" (119, 1, 514). В этот тезис
сам Гельвеций не вкладывал эгоцентрического смысла, полагая, что
личными могут и даже должны стать для гражданина не только его ин-
дивидуальные, но также общо ственные интересы. Более того, согласно
Гельвецию, в сознании подлинно добродетельного гражданина задача
служения отечеству должна приобрести значение высшего личного ин-
тереса, превратиться в самое сильное аффективное уст-
320
ремление, в господствующую "страсть". Таков смысл разъяснения
Гельвеция, что "добродетельный человек не тот, кто жертвует своими
привычками и самыми сильными страстями ради общего интереса, - та-
кой человек невозможен, а тот, чья сильная страсть до такой степени
согласуется с общественным интересом, что он почти всегда принужден
быть добродетельным" (223, 1, 413).
Гельвеций отчетливо видел, что реализация подобной добродетели
может сопровождаться для человека самыми тяжелыми личными утра-
тами, страданиями, даже смертью. В свете обоснования в этике Гельве-
ция самоотверженных героических деяний во имя общественного инте-
реса (превратившегося в глубоко личную "страсть" для добродетельных
людей) становится очевидной неадекватность таких его формулировок,
как: "невозможно любить добро ради лобpa"; "люди не любят справед-
ливости ради справедливости"; движимые любыми "страстями", "мы
все же всегда ищем физического удовольствия или избегаем физическо-
го страдания" (223, 1, 201, 206, 378). Дидро расценил эти формулиров-
ки как несостоятельные "парадоксы", компрометирующие учение
Гельвеция в общественном мнении. Однако, добавлял Дидро, эти фор-
мулировки могут стать верными, если их отнести не ко всем людям без
исключения, а ко многим. Их действительный смысл состоит в конста-
тации широкого распространения моральной распущенности во фран-
цузском обществе. Знаменательно, что с ними согласились наиболее
откровенные и трезво мыслящие представители "высшего света", заяв-
лявшие, что Гельвеций высказал лишь то, что все давно о себе знали, но
предпочитали не распространяться об этом. Этический идел Гельвеция
противостоял этой великосветской "морали" и ориентировал на совер-
шенно иное поведение.
д) Гельвеций о негативном влиянии религий на нравственность.
Следует заметить, Мто этическая концепция Гельвеция строилась как
антитеза официально принятому пониманию нравственности с точки
зрения христианской религии, причем отвергалось также любое другое
религиозное воззрение на нее как "несовместимое со здоровой нравс-
твенностью". Не считая нужным оспаривать утверждения церковников
о христианстве как "единственно истинной" религии и входить в расс-
мотрение его догматики как таковой, Гельвеций предпочитал вести кри-
тику этой религии с этической точки зрения и заявлял, что "люди более
благочестивые, чем просвещенные, выдумали, будто добродетели наро-
дов, их гуманность и мягкость их нравов зависят от
321
чистоты их религии" (223, 2, 62, 347). Претензиям христианства
быть "законом любви и человечности" Гельвеций противопоставлял ре-
альное использование данной религии для совершения "жестокостей,
которые останутся навсегда позором прошлых веков и будут вызывать
ужас и удивление грядущих". Гельвеций указывал, что "фанатизм
вкладывает оружие в руки христианских государей и заставляет като-
ликов избивать еретиков; на земле снова появляются пытки, изобретен-
ные Бузирисами, Фаларисами и Неронами; фанатизм воздвигает и за-
жигает в Испании костры инквизиции, в то время как благочестивые
испанцы покидают свои порты и переплывают моря, чтобы водрузить
крест и внести опустошение в Америку". Отмечал Гельвеций и то, что
ислам, конкурирующий с христианством в качестве другой влиятель-
нейшей мировой религии, прямо повелевает во имя своего торжества
"обойти землю с мечом и огнем в руках" (223, 1, 313, 314). Таким обра-
зом, в самой истории религий Гельвеций находил достаточное свиде-
тельство того, что "они повсюду раздували пламя нетерпимости, усти-
лали равнины трупами, поили землю кровью, сжигали города, опусто-
шали государства, но они никогда не делали людей лучшими". Именно
на основании осмысления исторического опыта Гельвеций приходил к
выводу, что для того, чтобы "смягчить человеческую жестокость и сде-
лать людей более общительными, следует сначала сделать их равнодуш-
ными к различиям культов" (223, 2, 347) и нужно "основать добр~ де-
тельное поведение не на принципах религии... но на принципах, кото-
рыми не так легко злоупотреблять, - а таковы мотивы личного интере-
са" (223, 1, 314).
В социально-философском обзоре отношений между религией и
моралью Гельвеций уделял много внимания роли духовенства, посколь-
ку "священники всех религий выдают себя за единственных судей
нравственности или порочности человеческих поступков". В понима-
нии Гельвеция духовенство - это особая "корпорация", которая свои
групповые интересы ставит выше общего интереса и уже одним этим
подрывает нравственность. Изучение истории церквей; в особенности
римско-католической, давало Гельвецию основание для заключения, что
"всякая религиозная корпорация жадно стремится к богатству и влас-
ти", цинично попирая при этом всякую добродетель. Превознесение
церковью аскетов с их "безумными добродетелями" Гельвеций рассмат-
ривал как выражение желания духовенства побудить людей отказаться
в его пользу от земных благ, безропотно перенося вытекающие из этого
лишения и страдания. Что
322
касается стремления церковников к власти, то и оно, по Гельве-
цию, реализуется с использованием самых безнравственных средств, а
своим результатом имеет разрушение важнейших социальных основа-
ний морали. Когда нет возможности установить теократию, духовенс-
тво, указывал Гельвеций вслед за Мелье, вступает в сговор с светскими
деспотами ради совместного угнетения народов: какие бы страшные
злодеяния ни совершали деспоты, покровительствующие церкви, она
объявляет их "богоугодными" государями, обязывает свою паству бесп-
рекословно повиноваться им, а после смерти объявляет многих из них
"святыми". В свете этих и других аналогичных фактов Гельвеций зак-
лючал, что "нет ничего более разнящегося между собой, чем идеи доб-
родетели и святости": если в своем истинном значении "слово "добро-
детель" содержит в себе всегда идею о чем-то полезном для общества",
то "святость", которую церковники изображают как высшее проявление
добродетельности, означает, в сущности, лишь нечто полезное для них
самих. Все это приводило Гельвеция к выводу, что "нет ничего общего
между религией и добродетелью" и что во имя пресечения преступной
вседозволенности надо "поставить новую нравственность на место той
нравственности теологов, которая всегда снисходительна к вероломс-
тву...". Видя в религии существенный фактор "несчастья народов",
Гельвеций противопоставлял ей обоснование нравственности естествен-
ными причинами как благодетельное учение "о способах, придуманных
людьми для того, чтобы совместно жить более счастливым образом"
(223, 2, 62, 130, 227, 228, 264).
Вместе с тем нельзя не отметить, что в книге "О человек кв"
Гельвеций высказал мысль о возможности сакрализировать свою эти-
ческую концепцию, объявив ее "единственной истинной" и подлинно
"универсальной религией". Эта попытка Гельвеция сделать "голос не-
ба... голосом общественного блага" и "прорицателями богов" освящать
"всякий закон, выгодный для народа", встретила критическую отповедь
со стороны Дидро, который писал, что "бог - это скверная машина, из
которой нельзя сделать ничего путного; сплав лжи и истины - всегда