<< Пред.           стр. 2 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу

  Социальное исследование стремится проникать в глубины общественных событий и процессов, в их сущность, не утрачивая при этом их специфики. Своеобразие исторических субъектов заключается в их двуединой, субъект-объектной природе. Если же при объяснении происходящих в них процессов ограничиваться лишь причинами чисто объективного характера, без учета субъективных факторов, то это объяснение окажется за пределами специфической сущности исторических процессов.
  Постигать их специфическую сущность - значит раскрывать противоречия в этой сущности, или сущностные противоречия. Особенность этого типа противоречий состоит в неуничтожимости ни одной из сторон такого противоречия, в несводимости их друг к другу. Такие противоречия Кант величал антиномиями. Следовательно, сущностные противоречия, по природе своей, антиномичны.
  Как свидетельствует история мировой философской мысли, одно из фундаментальных противоречий человеческой истории состоит в противоречии между отчуждением и свободой человека. Отчуждение есть такая общественная, социокультурная связь между индивидами, которая вышла из-под их контроля и стала самостоятельной, господствующей над ними силой. Это инобытие свободы, ее противоположность. Свобода - высшая ценность человеческой жизни; она воплощает такие общественные, социокультурные отношения между индивидами, которые открывают простор способностям индивидов преодолевать отчужденные формы их деятельности и иные ограниченности существующей культуры и социальных отношений, творить новое, участвовать в инновационных процессах.
  Своей деятельностью человек стремится преодолеть ограничивающее его отчуждение и достичь более высокого уровня свободы. При этом он нередко сам порождает отчуждение своих отношений или же попадает под влияние существующих форм отчуждения. Тем не менее, в целом в истории наблюдается прогресс в движении человека от отчуждения к свободе, поскольку степени свободы человека растут быстрее: как в сфере социальных отношений, при переходе от одной формы общества к другой, более прогрессивной, так и в сфере культуры, при переходе от одного типа культуры к другому.
  Но это не непрерывный и не линейный прогресс. В нем немало перерывов и различных циклов, включающих возвратные процессы, лавинообразные нарастания отчуждения, подминающие под себя свободу. Один из таких сложных витков истории и выпал на долю нашего многострадального народа после 1917 г.
  Изначально Октябрьская революция была нацелена на небывалый, скачкообразный рост свободы большинства населения - трудящихся России. Но очень скоро этот девятый вал свободы покатился в обратном направлении: большевистские методы осуществления диктатуры пролетариата и естественное сопротивление свергнутых классов утвердили новое, поистине всеобъемлющее, тотальное отчуждение человека. Отчуждение заменило свободу, вытеснив ее в область формы. Сначала отчуждение возникало как превращенная форма свободы, а затем стало сутью отношений, свобода же - превращенной их формой. Произошло двойное превращение, распознать которое весьма непросто.
  Анализ исторического опыта СССР позволяет выделить семь уровней отчуждения, последовательно возникавших, наслаивавшихся друг на друга и наконец замкнувшихся в тотальный комплекс. Исходным стало отчуждение подавляющего большинства населения от участия в управлении страной, от власти. В условиях централизованной политической и хозяйственной системы возник новый, специфический слой бюрократии, получивший впоследствии внешне безобидное, как бы специфически научное название - "номенклатура". Он составил не весь управленческий персонал, не всю бюрократию, а только ту ее часть, которая заняла ключевые посты в партийном, государственном и хозяйственном аппарате. Ее, по сути дела, не выбирали, да и не выбирают снизу, а назначают сверху - единолично или узким кругом лиц. Именно она породила волю центра, оставаясь неподотчетной массам. И в ней было сосредоточено ядро административно-командной системы.
  Номенклатура - не иерархическая пирамида, а корпоративно организованная социальная общность. Она включает представителей различных классов, предполагает разнонаправленные перемещения ее членов в рамках определенных должностей, имеет четко фиксируемые ценности и "правила игры". Кстати, их нарушение жестоко карается. Напротив, следование им ощутимо поощряется - морально и материально. Разумеется, внутри номенклатуры с течением времени возникают свои сферы влияния, силы давления и поддержки.
  Как известно, Ленин призывал к борьбе с советской бюрократией традиционного, чиновничьего типа. Однако бюрократия росла, а при Сталине ее часть даже приобрела новое качество, сложилась в новый тип - "сановную" номенклатуру. Возникновение "нового слоя" камуфлировалось разрастанием чиновничьей российской бюрократии, высмеянной еще Салтыковым-Щедриным. Огонь критики сосредоточился на ней, оставляя в тени подлинных властителей, ставших субъектом управления в стране, где была уничтожена частная собственность на основные средства производства.
  Вот тогда-то и произошло отчуждение населения от власти. Оно обеспечивалось двойным запасом прочности: на первом уровне, отсекая от себя народ, действовали чиновники из "аппарата"; на втором, отфильтровывая самих чиновников, функционировала номенклатурная бюрократия. Она прилагала все усилия, чтобы сохранить и упрочить монопольное владение ключевыми должностями в структуре власти, отделявшими ее от остального населения. При этом активно укреплялась однопартийная политическая система, не менявшаяся со времен гражданской войны, военного коммунизма, и обстановка возрастающего доминирования производителей над потребителями.
  Отчуждение народа от власти долго не просуществовало бы, не будь создан второй уровень - отчуждение работающих за зарплату от результатов своего труда. Он тоже был с двойным запасом прочности. Прежде всего его введению способствовали директивно устанавливаемые цены ("цены трестов") на большинство товаров - как правило, некоммерчески низкие. Власть, устанавливающая такие цены, превращалась в глазах простых людей в некую сверхсилу, окруженную ореолом защиты интересов бедных. Но в действительности, как уже в 1926 г. показал научный анализ4, некоммерчески низкие цены служили причиной хронического дефицита, от которого больше всего выигрывали те, кто ближе стоял к источникам перераспределения материальных ценностей. Причем речь идет не только о спекулянтах, но и о номенклатурной бюрократии, обеспечившей себе через систему спецраспределителей беспрепятственный доступ к любым товарам. Напротив, большая часть работающих за зарплату и члены их семей вынуждены были выстаивать длинные очереди в магазинах или переплачивать за предметы первой необходимости на рынках. Иными словами, директивное отчуждение цен от стоимости товаров обернулось отчуждением от товаров большинства работающих за зарплату.
  Неестественно низким ценам соответствовала произвольно навязанная сверху мизерная заработная плата подавляющего большинства трудящихся. Разумеется, ее размер был фиксирован не однозначно, а в виде "вилки", создававшей видимость дифференциации, оплаты по труду. Но в тенденции она лишь немного поднималась над прожиточным минимумом, который и составлял основу уравнительности в заработке. Эта уравнительность опять-таки декларировалась как проявление заботы о народе, хотя на деле труд становился все менее оплачиваемым и, соответственно, все менее качественным. Доля национального дохода, изъятого из потребления и направляемого на накопление, за несколько лет увеличилась с 10% до 35-50%, а материальный быт трудящихся ухудшился5. Так произошло отчуждение труда, создающего стоимость, от его оценки, выражаемой в плате за труд. Утратив характер эквивалента вложенного труда, зарплата потеряла способность стимулировать его качество.
  Двойное отчуждение населения - от власти и от результатов труда работающих за зарплату - укрепляло личную власть вождя. Но полному ее упрочению мешали достаточно независимые слои населения: крестьяне, ремесленники, торговая и мелкая промышленная буржуазия, доходы которых трудно было полностью контролировать. Сталин и его окружение как бы надстроили еще и третий уровень, проведя тотальное раскрестьянивание. Всеобщая принудительная коллективизация означала, во-первых, отчуждение от земли; во-вторых, лишение крестьян исконного права на самоорганизацию труда на земле и замену его трудом, организуемым сверху; в-третьих, отделение крестьянина от производимого им продукта (труд за "палочки").
  Все эти процессы стали предпосылкой для возникновения четвертого, наиболее глубинного феномена - отчуждения производства от потребностей населения. Уже первая пятилетка свидетельствовала об отказе от привычного баланса народного хозяйства в пользу сверхиндустриализации, означавшей максимальное развитие средств производства для решения задачи военно-технической революции6. В результате промышленность была переориентирована с удовлетворения потребностей населения на режим расширенного самовоспроизводства. Ускоренное развитие группы "А" стало обеспечиваться за счет такого ущемления группы "Б", что машиностроение не обеспечивало даже своевременную замену физически изношенного оборудования в легкой и пищевой промышленности. Эффективность нараставших инвестиций была низкой, поскольку значительная их часть оказывалась замороженной в недостроенных или плохо функционировавших объектах. Чтобы наращивать производство средств производства, цены на продовольствие были волюнтаристски занижены, а на промышленные товары увеличены в несколько раз. При этом заработная плата стремительно росла в отраслях, не создающих потребительские товары, особенно в оборонных, и надолго замораживалась в сфере группы "Б". Эти деформации экономического роста обрели устойчивость, окончательно разведя в разные стороны производство и потребности населения.
  Одновременно был создан еще один, пятый уровень - отчуждение людей от правдивой информации. Естественно складывающееся историческое самосознание народа (точнее, народов СССР) было замещено отчужденно-фетишистскими его формами, фокус которых составляли обожествление вождя и персонификация врага. Монополия на высшие должности в государстве переросла в нетерпящее возражений притязание на абсолютную истину, ввергшее общественные науки в догматизм и апологетику властей. В сознании каждого человека с детства укоренялся "внутренний цензор", ибо говорить и писать можно было далеко не все, что думаешь, а только то, что дозволено официальной идеологией. Так утвердилась бездуховность народного сознания, науки и личности.
  Пять уровней отчуждения в их совокупности создали предпосылки для возникновения шестого, означавшего тотальную утрату гражданами личной безопасности. Правда, наружу выплескивались прежде всего сведения о репрессиях против сановной элиты. Низы воспринимали зто самоедство номенклатурной бюрократии как расплату за причастность к незаслуженно получаемым ею благам. Но теперь мы знаем, что на самом деле репрессиям подвергались миллионы людей - рядовых крестьян, интеллигентов, рабочих, целых этносов. Их судьба зависела от доносов сверху или снизу, из идейных или корыстных соображений, просто от принадлежности к определенным социальным или этническим категориям7. Машина тотального уничтожения народа работала с наводящей ужас ритмичностью, не щадя и "обслуживающий" ее персонал.
  В итоге возникла реальная историческая сила, которая присвоила себе не только руководство обществом, но и право распоряжаться судьбами множества людей, вплоть до их физического истребления. Объективно это означало возникновение новой исторической формы социального отчуждения огромных масс народа от труда, его средств и результатов, от власти и участия в управлении, от культуры и свободы, от многообразия качеств личности и даже от самой жизни человека как высшей ценности.
  Историческая и теоретическая неожиданность этого феномена заключалась в том, что он возник в тот самый момент, когда упразднялись обнаруженные теорией прежние, классические формы отчуждения, обусловленные частной собственностью на средства производства, и казалось, что тем самым вообще отчуждение устраняется. Однако под покровом этой иллюзии, в условиях общей культурной отсталости, нецивилизованности населения вызревали новые, неклассические формы отчуждения. К тому же они были сильно отягощены деформациями конкретно-исторического происхождения - перерождением административно-командной системы управления в тоталитарную. Как показала история, новые формы отчуждения во всех сферах жизни общества и человека оказались более пагубными и разрушительными, чем прежние8.
  Переплетающиеся друг с другом шесть слоев или уровней отчуждения, каждый из которых обладал двойной и тройной надежностью, образовали собой небывалую в истории "ловушку", в которую попало наше общество. Начался период автаркии, развитие остановилось, если позволительно сказать, произошло самоотчуждение общества от способности к развитию.
  Стержнем всех слоев отчуждения, их истоком и латентной целью была административно-командная система. Созданная во время сталинизма, она обрела необычайную силу и устойчивость благодаря тому, что сумела адаптировать к своим целям и задачам все важнейшие структуры и элементы общества: коммунистическую партию, государство, промышленность, сельское хозяйство, образование, духовное производство, во многом даже семью. Она сумела вывернуть наизнанку их изначальное содержание, хотя внешне они оставались как бы социалистическими.
  Обманчивая их видимость была столь убедительной, что даже прозвучавшие на XX съезде КПСС разоблачения преступных действий Сталина оказались недостаточными. За узкой характеристикой "культа личности" совершенно не просматривался фундаментальный факт социального отчуждения. Реабилитация чести репрессированных граждан и некоторое ограничение сферы действия органов КГБ и МВД казались вполне достаточными мерами по преодолению последствий культа. В действительности же они лишь смягчили пятый слой отчуждения (наступила идеологическая "оттепель") и ослабили наиболее одиозный - шестой.
  Стоило репрессивной машине сузить масштабы своих действий, как начался процесс самоорганизации гражданского общества, возникли независимые от официальных органов производственные ячейки, которые самоорганизовались в специфическую сеть. Но это противоречило действующему законодательству и приобрело характер "теневой экономики". Ее агенты неизбежно вступили в альянс с поддержавшими их группами из партийно-хозяйственной номенклатуры. В итоге сформировался седьмой слой отчуждения, имеющий мафиозно-коррумпированый характер: самоотчуждение возрастающей части общественного труда от законных структур жизни общества, или, что то же самое - самоотчуждение этих структур от реальных экономических процессов.
  Последний круг отчуждения сомкнулся с первым (отчуждением от власти). Наступил застой, затем предкризисное соcтояние советского общества и, в конце концов, общий его кризис. Возник, стал быстро расти и обстряться редкий в истории процесс - патологический социокультурный кризис.
  4.3. Патологический социокультурный кризис
  Кризис - одно из состояний живого организма. Еще в Древней Греции под кризисом понималось завершение или перелом в ходе некоторого процесса, имеющего характер борьбы. В самом общем виде кризис есть нарушение равновесия и в то же время процесс перехода к некоторому новому равновесию9.
  В социологии принято различать стабильное и кризисное состояния общества. Первое означает устойчиво воспроизводящийся социальный порядок. Второе выражает нарушение стабильности, служит острой формой проявления социального конфликта, способом движения социальной системы от прежнего ее состояния, через дезинтеграцию и конфликт, к новому состоянию. В ходе своей эволюции любое общество неоднократно проходит динамический цикл "стабильность - кризис - новая стабильность".
  Кризисы в обществе бывают частичные и общие. К частичным относятся локальные кризисы, ограниченные частью территории данного общества (страны), и сферные или институциональные, поражающие конкретную сферу или институт общественной жизни (экономику, политику, образование и т.п.). Общие кризисы охватывают данное общество (страну) в целом, их можно поэтому именовать социетальными (от французского слова societe - общество). В свою очередь, среди социетальных кризисов необходимо различать: социальный, развивающийся в отношениях между людьми, складывающихся и воспроизводящихся в разнообразных процессах человеческой деятельности; культурный, поражающий сами способы деятельности человека, типы воспроизводственной деятельности общества; социокультурный или универсальный, объемлющий как совокупность социальных (общественных) отношений, так и культуру (способы) деятельности человека, взаимодействие социальных отношений и культуры.
  По характеру своей внутренней динамики кризисы общества можно разделить на два противоположных типа: саморазрешаемые - их большинство, они вписываются в естественную логику саморазвития общества и поэтому могут быть названы нормальными; патовые, заключающие в себе порок заколдованного круга и потому выступающие по отношению к естественному саморазвитию как патологические.
  Особый, редкий в истории случай представляет собой патологический социокультурный кризис. В наиболее чистом виде, в качестве веберовского "идеального типа" такой кризис характеризуется, во-первых, общим кризисом социальных отношений, эволюция определенного типа которых достигла завершающей стадии; во-вторых, расколом культуры, инверсионная логика которой формирует заколдованный круг вариантов предкатастрофического состояния; в-третьих, препятствиями, которые инверсионная логика расколотой культуры возводит на пути саморазрешения кризиса социальных отношений, гоняя общество из одной кризисной ситуации в другую и направляя его, в конечном счете, к катастрофе.
  Общество, переживающее патологический социокультурный кризис, есть кризисный социум. Это специфическое, довольно редко встречающееся в истории состояние общества, характеризующееся уникальным сочетанием параметров социального и культурного развития. Именно такое состояние возникло в советском обществе на основе сложившегося после 1917 года тотального отчуждения человека, о генезисе и структуре которого речь шла выше.
  Восприняв вульгарные представления о социализме, тотально-политическая система провела огромную работу по усечению исторической многомерности человека и адаптации его к собственной одномерности. Необычайно разросшись, она сплющила социальную структуру, раздавила гражданское общество и подчинила экономику критериям политической целесообразности, превратив большую часть материального производства в самопожирание богатейших природных и трудовых ресурсов страны.
  Социокультурный кризис советского общества охватил все основные сферы его социального бытия:
  - политическую, где произошла потеря управляемости на всех уровнях и во всех звеньях функционирования государcтва, развились острые политические конфликты (межнациональные, корпоративные и иные), вплоть до вооруженных столкновений;
  - экономическую, где сложился тотальный дефицит товаров и услуг, гиперинфляция доходов населения, огромный и быстро растущий государственный долг - внутренний и внешний;
  - структурно-производственную, где обнажился дефицит природных и трудовых ресурсов огромной страны, занимающей шестую часть суши всей планеты, - дефицит, обусловленный ресурсопоглощающей, "самоедской" структурой милитаризованного производства;
  - собственно социальную (в социологическом смысле понятия "социальное"), где произошла стремительная дезинтеграция социальных групп и институтов, утрата идентификации личности с прежними структурами, ценностями, нормами.
  Все это означает общий кризис социальных отношений. Но социальный кризис - только одна часть социокультурного кризиса советского общества. Другая, не менее значимая его составляющая - кризис культуры, т.е. кризис самих способов деятельности человека, типов воспроизводственной жизнедеятельности общества. Реальность этого кризиса подтверждается тем, что он охватил такие сферы общественной жизни:
  - духовно-нравственную, где обнажилось разложение общественных нравов в условиях тотального дефицита товаров и услуг, бесперспективности решения людьми все большего числа своих жизненных проблем;
  - трудовую, где мотивы содержательного труда уступили ведущее место мотиву низкой интенсивности труда, трудовая пассивность стала принципиальной позицией большинства, а инновационная деятельность на производстве лишилась престижа и поддержки;
  - этническую, где подрыв условий развития национальной самобытности многих этносов, особенно малочисленных, привел к угрозе самому их существованию, особенно вследствие хищнической политики ведомств;
  - экологическую, где угроза уничтожения биологических условий жизни нависла над уже большим и все увеличивающимся пространством, а нормальное для жизни пространство сжимается, как шагреневая кожа.
  Два кризиса - социальный и культурный - сложились в одном обществе и действовали в нем одновременно. Точнее, они взаимодействовали, но весьма специфически, воплощая своеобразие советского общества как социокультурной реальности.
  Возникло патологическое состояние общества, характеризуемое разладом между культурой и социальными отношениями, распадом всеобщности, культурного основания общественного воспроизводства. Это состояние в полной мере проявило себя в СССР во второй половине 80-х - начале 90-х годов XX столетия. Социокультурный кризис открывал несколько возможностей дальнейшего развития социальных отношений в стране: 1) через регулируемые государством рыночные отношения к гуманному социализму; 2) через шоковое самоутверждение рыночных отношений к капитализму; 3) через сочетание шоковых и регулируемых методов становления рыночных отношений к смешанной (многоукладной, многосекторной) экономике. Первая возможность сочеталась преимущественно с демократизацией общественной жизни; вторая и третья возможности предполагают глубокую социокультурную реформацию всего общества.
  С середины 80-х годов, в течение нескольких перестроечных лет, основные социально-политические силы страны стремились к тому, чтобы реализовать первую возможность. Перестройка представляла собой попытку вывести страну из социального кризиса, преодолеть тотальное отчуждение человека, не меняя радикально отношений собственности, типа общества. Начав с позднейших исторических пластов отчуждения, она стала вскрывать и снимать следующие, более глубокие его пласты, освобождать массовое сознание и социальное бытие от отчужденно-превращенных их форм.
  Новые законы, либерализовавшие хозяйственную инициативу, позволили легализовать многие области теневой экономики Началось утверждение правового государства, защищающего права человека. Утвердилась гласность, восстановлены ключевые звенья исторической правды, хотя до полной правды еще далеко. Иными словами, неплохо перепаханы седьмой, шестой и пятый слои отчуждения.
  Но перестройка забуксовала, а затем и вовсе заглохла перед четвертым, фундаментальным пластом - отчуждением производства от потребностей населения. Лишь начальные шаги были сделаны в зонах третьего, второго и первого слоев отчуждения (раскрестьянивание, право наемных работников на цивилизованную долю дохода, преодоление самовластия номенклатуры).
  Это означает, что движение по первому, социально наиболее простому пути преодоления кризиса было остановлено менее чем на полпути. Произошло это в соответствии с механизмом инверсионной логики: активизация демократических сил возбудила противодействие правоцентристского блока и парализовала движение.
  В конце 80-х годов произошли изменения в структуре демократических сил страны. Усилилась их ориентация на осуществление второй и третьей из приведенных выше возможностей: через утверждение рыночных отношений к капитализму или к смешаной экономике. Были разработаны и на высоком государственном уровне одобрены несколько программ соответствующего перехода. Но еще более активизировали противодействие правые силы, овладевшие центром. Вновь возникла патовая ситуация: ни одна из программ не стала руководством к действию. Патологический кризис продолжался.
  Глава 5. Динамика кризиса и ценности
  Факт социокультурного кризиса становился все более очевидным, но оставался не измерен эмпирически и не осмыслен теоретически. Возникла настоятельная потребность определить стадии развертывания кризиса, конкретные его социальные и духовные параметры, механизмы, на основе которых формируются возможные варианты его разрешения. Иными словами - потребность в комплексе исследований совершающегося на наших глазах процесса, исследований экономических, социологических, политологических, социально-психологических, исторических.
  5.1. Эмпирические характеристики кризиса, его динамика
  В 1989 - 1991 гг. было проведено первое всероссийское исследование кризиса "Наши ценности сегодня"1. Основная его цель заключалась в том, чтобы через изучение актуализировавшихся ценностей выявить существенные социальные характеристики кризисного этапа развития российского общества, предложить вариантный прогноз динамики этого этапа. Программа исследования дана в конце главы в приложении 1. Здесь мы сразу перейдем к характеристике некоторых его результатов. Их анализ содержится также в главах 8 и 9 настоящей книги.
  Мы исходили из того, что в динамике кризиса различаются три новые стадии: 1) дестабилизация социального порядка; 2) острый конфликт; 3) разрешение кризиса. Исследование было нацелено на то, чтобы фиксировать, как минимум, первые две стадии кризиса, наблюдавшиеся одновременно, но в разных масштабах: дестабилизационную стадию, характерную в целом для российского общества середины 1990 г. и поэтому представленную основным массивом данных, репрезентативным для всей России; остро-конфликтную стадию, представленную данными из "горячих точек" социальной напряженности (массовые забастовки, столкновения с органами власти). Это позволило провести эмпирическое сопоставление двух стадий кризиса и дать прогноз характера перехода к третьей, разрешающей его стадии. Последнее особенно важно для понимания нынешней фазы кризиса нашего общества.
  Социальный портрет респондентов основного массива (973 человека) характеризовался следующими данными. Женщин оказалось около 51%, мужчин - 49%. Молодежь (16-29 лет) составила более 23%, первый (30-44 года) и второй (45-59 лет) зрелые возрасты - соответственно около 34% и 27%, лица пожилого возраста (60 лет и старше) - 16%. К коренной нации региона, в котором они проживают, отнесли себя 81,3% респондентов, к некоренной нации - 12,9%; остальные (5,8%) уклонились от ответа на такой вопрос. 28% живут в деревнях и селах, 13% - в рабочих поселках, примерно по 17% - в малых и средних городах, около 25% - в крупных городах. Из них около 40% считают себя коренными горожанами и свыше 30% - коренными селянами. Около 80% имеют родственников в том же населенном пункте, но у 20% нет здесь ни родственников, ни друзей.
  Преобладают лица семейные: их почти 73%, включая 10% состоящих в браке не первый раз. Свыше 13% - разведенные и вдовцы, столько же никогда не состоявших в браке. У 47% среди родственников есть убитые и раненые в различных войнах за годы советской власти. Каждый пятый непосредственно сталкивался с репрессиями: был репрессирован сам или кто-то из его родственников. Двое из каждых трех опрошенных не считают себя религиозными людьми. При этом 50,4% респондентов положительно относятся к верующим (им нравятся такие люди), 8,9% - отрицательно, 37,4% колеблются в своем отношении к данной группе.
  К рабочим отнесли себя 48% опрошенных, из них 2/3 - к потомственным рабочим, а треть - к рабочим в первом поколении. Около четверти респондентов - крестьяне, но среди них лишь 1,2% (12 человек) - крестьяне в первом поколении (предварительно отметим, что по своим ценностным ориентирам они существенно радикальнее, современнее потомственных крестьян). Немногим более 20% - интеллигенты, в том числе 8% считают себя потомственными интеллигентами. Около 6% респондентов не идентифицировали себя с какой-либо макросоциальной группой.
  Средний месячный заработок на основной работе, включая премии и надбавки, составлял в 1990 г. у 15% респондентов менее 100 руб., т.е. на грани и за чертой нищеты (в ценах 1990 г.). Половина опрошенных зарабатывала от 100 до 200 рублей, или существовали на грани прожиточного минимума. От 200 до 300 рублей, или ниже уровня, необходимого тогда для обеспечения достаточного стандарта жизни, зарабатывали еще почти 20%. В пределах этого стандарта и выше его находились заработки немногим более 10% респондентов: 9% - от 300 до 500 рублей и 1,5% - свыше 500 рублей. Около 5% респондентов не дали ответа на вопрос о заработке на основной работе. Для подавляющего большинства этот заработок был единственным, лишь 11% имели приработки на дополнительной работе от 60 до 150 рублей, редко выше этой суммы. Еще около 9% имели мелкие приработки (менее 60 рублей).
  Социальный портрет респондентов из "горячих точек" (Красноярск, Новокузнецк, Норильск - всего 445 человек) близок к портрету основного массива. Но имеются различия, обусловленные характером выборки. Здесь преобладают жители крупных городов, из них две трети - коренные горожане. Рабочие составляют около 54%, из них 4/5 - потомственные рабочие. Это в большинстве шахтеры, у которых зарплата выше среднероссийской; поэтому в "горячих точках" средняя зарплата от 300 до 500 рублей - у 18% респондентов, свыше 500 рублей - у 18,3%.
  Какие жизненные проблемы, касающиеся лично каждого человека и членов его семьи, наиболее беспокоили респондентов основного массива в середине 1990 г.? В таблице 3 приводится список из 14 проблем, ранжированных в соответствии с числом ответов (в %) по признакам "очень беспокоят" (ранг № 1) и "совсем не беспокоят" (ранг № 2).
  В таблице опущены графы "Не могу сказать точно" и "Не дали ответа", в силу чего сумма процентов в строках меньше 100.
  Таблица 3.
  Вопрос: Насколько Вас беспокоят следующие проблемы
  Ранг № 1 очень беспо-коят беспо-коят не очень беспо-коят совсем не бес-покоят Ранг № 2 Загрязнение окружающей среды 1 63,9 22,9 9,0 3,3 13 Недостаток продуктов питания 2 52,0 31,5 12,2 3,6 12 Недостаток предметов первой необходимости 3 48,1 34,4 13,0 3,6 11 Недостаток товаров длительного потребления 4 47,1 38,4 10,9 2,4 14 Рост преступности 5 43,8 30,5 10,9 12,8 8 Угроза СПИДа 6 35,7 23,3 12,7 24,0 6 Качество школьного образования 7 35,1 34,0 11,1 12,6 9 Алкоголизм 8 33,6 23,7 21,2 18,8 7 Межнациональные конфликты 9 28,9 22,7 12,0 35,9 4 Наркомания 10 24,7 20,2 17,3 32,5 2 Проституция 11 21,9 15,7 20,2 35,9 1 Безработица 12 19,6 25,0 22,1 28,5 5 Транспортные проблемы 13 19,4 39,5 25,6 12,5 10 Антисемитизм 14 12,9 13,3 18,0 31,0 3 Структура проблем в "горячих точках" близка к приведенной. Здесь также на первом месте проблема загрязнения окружающей среды. Но на втором и третьем местах оказались иные проблемы: рост преступности и качество школьного образования. Ранги остальных проблем отличались всего на один-два пункта. И здесь список завершает проблема антисемитизма. В структуре проблем по рангу № 2 вообще нет различий более чем на два пункта.
  Следовательно, по структуре очень беспокоящих людей проблем нет резких различий между первой и второй стадиями кризиса: в этом отношении дестабилизационная стадия плавно превращается в остро-конфликтную. Вроде бы в структуре проблем не произошло существенных изменений - почти все, как и вчера, а тем не менее сегодня на улицах уже массовые демонcтрации, столкновения граждан между собой и с правоохранительными органами, вплоть до кровопролития.
  Но это так только на первый, самый общий взгляд. Грозным симптомом кризиса уже на дестабилизационной стадии стало выдвижение в первый эшелон целой батареи грубых, зримых материальных проблем: загрязнение среды, недостаток продуктов и товаров - как первой необходимости, так и длительного пользования. Подчеркнем, что самой беспокоящей, с отрывом от остальных более чем на 10 пунктов, оказалась экологическая проблема (очень беспокоит 63,9%, а всего - почти 87% опрошенных). Это и Чернобыль, и множество других фактов повседневного отравления среды обитания человека, ставших известными россиянам благодаря гласности. 83,5% респондентов полагали, что повторение Чернобыля возможно и в других местах России, а еще большее число (87,3%) - что загрязнение окружающей среды угрожает самому существованию нашей страны. Около 70% опрошенных отдали бы часть своих сбережений на охрану окружающей среды, если были бы уверены, что эти средства будут использованы по назначению.
  Проблема недостатка продуктов и товаров в 1990 г. - прежде всего проблема почти тотального их дефицита в государственной торговле. Это вело к значительным тратам времени населения в очередях. 44-50% опрошенных вынуждены были часто приобретать многие продукты и товары на черном рынке, из-под прилавка, по знакомству и иными способами, переплачивая при этом немалые деньги. Половина респондентов считала, что в 1990 г. они и их семьи стали жить хуже, чем год назад, а свыше трети ожидали, что в следующем году будут жить еще хуже, в том числе 14% - значительно хуже. Этому соответствует высокая неудовлетворенность россиян доступностью качественных потребительских товаров и обслуживанием потребителей (80-85% в основном массиве, на 5-7% выше в "горячих точках").
  Приведенные данные характеризуют тенденции первой, дестабилизационной стадии кризиса. Одним из индикаторов перерастания кризиса в следующую, остро-конфликтную стадию можно считать отмеченное выше выдвижение в регионах "горячих точек" из второго эшелона в первый двух весьма разнородных проблем: телесно-кровавой (рост преступности) и духовной (качество школьного образования). Если в основном массиве незащищенными от организованной преступности и хулиганских групп чувствовали себя 55-58% респондентов, то в "горячих точках" это чувство распространилось уже на 75-76%, т.е. увеличилось более чем на треть. Соответственно усилилась и неудовлетворенность защитой от преступности (с 62% до 80%). Менее ясно, какой конкретный смысл заключает в себе проблема "качества школьного образования". К сожалению, на эту тему в нашем интервью больше не было вопросов. Можно лишь предположить, что суть проблемы связана не столько с уровнем знаний, сколько с выходом из-под контроля школы вопросов воспитания подростков, все сильнее попадающих под влияние улицы с ее криминогенными группами. Тогда становится понятно, почему проблема качества школьного образования оказалась в тандеме с ростом преступности и служит одним из индикаторов остро-конфликтной части кризиса.
  За счет этого тандема в "горячих точках" понизился на один-два пункта ранг большинства проблем из приведенного выше списка. Кроме транспортных: их ранг, напротив, повысился на два пункта. Это еще один индикатор, указывающий на быстрый рост мобильности населения и снижение возможностей транспортного обслуживания при перерастании кризиса в более острую стадию: если в основном массиве эти проблемы очень беспокоили около 20% опрошенных (а всего - около 60%), то в "горячих точках" - около 28% (всего - около 70%).
  Уже на первой стадии кризиса широко распространились ощущения различных угроз и незащищенности индивидов. Несмотря на достижения перестройки в области гласности и прав человека, у немалой части россиян сохранилось чувство незащищенности от преследований за политические убеждения (15%) и по национальному признаку (12%). Четверть населения испытывала чувства одиночества и заброшенности, страдала от ощущения, что жизнь зашла в тупик. Около 30% испытывали незащищенность от бедности и бездомности, от различных опасностей в сфере труда, а около 40% - на территории проживания. Наименее защищенными люди ощущали себя от организованной преступности и хулиганских групп (55-58%), а особенно - от экологической угрозы (71%). В "горячих точках" чувства незащищенности почти по всем позициям распространены среди населения больше на 10-20%.
  Картина усугублялась тем, что люди не видели реальной заботы о себе со стороны властей, прежде всего от местных. "Властям все равно, что будет с нами", - считали свыше 50% респондентов (в "горячих точках" 64%), а "такие люди, как я, не могут влиять на деятельность властей" (65%). Поэтому 68% опрошенных (в "горячих точках" 72%) никогда не обращались в местные органы власти или к влиятельным лицам за решением возникавших вопросов, хотя надобность в этом была, и 82% не участвовали в работе общественных групп, создававшихся для решения тех или иных проблем. Такова мера самоотчуждения человека от власти.
  Отчуждение от власти выражалось в недоверии граждан важнейшим ее институтам: КПСС, правительству СССР, милиции и судам, профсоюзам и комсомолу (недоверие выразили от 40 до 60% респондентов, в "горячих точках" - 64-75%). Центр этого недоверия составляло монопольное положение КПСС в структуре власти: против такой монополии, за многопартийность высказывались около 50% опрошенных, а в "горячих точках" около 65%. В этой монополии большинство респондентов видели нарушение принципов демократии, причину существования номенклатуры, неподотчетной низам, что приносит больше вреда, чем пользы (лишь 5% усматривали в наличии номенклатуры больше пользы). Общее падение авторитета властей и доверия к ним отметили 56% респондентов, а в "горячих точках" - 70%.
  Относительным доверием населения пользовались в 1990г. два общественных института: вооруженные силы (56%) и церковь (60%). Однако в "горячих точках" доверие к армии оказалось ниже почти на треть (37%), а к церкви - на 7%. Своеобразным символом политического доверия населения России тогда служило отношение к Б.Н.Ельцину: 73% респондентов основного массива определенно доверяли ему как политическому лидеру, являвшемуся тогда Председателем Верховного Совета РСФСР. Но в "горячих точках" это доверие оказалось немного ниже (70%). Это свидетельствовало о достигнутом к середине 1990 г. максимуме доверия, полученного Б.Н.Ельциным благодаря четким позициям-обещаниям. Дальнейшая судьба этого кредита доверия зависела от того, в какой мере за обещаниями следовали дела, практические решения политических и экономических задач, жизненно значимых для населения России.
  В целом к 1990 г. интерес к политике возрос у 62% респондентов, в том числе значительно возрос у трети (в "горячих точках" соответственно у 75% и 44%). Прежде всего у этой трети сформировалось убеждение, что следует объединяться с единомышленниками, искать свое широкое движение, свою политическую партию (в "горячих точках" число таких респондентов достигало 40%). Произошла политизация значительной части общества, престиж политических деятелей, в том числе парламентариев, поднялся весьма высоко.
  В исследовании "Наши ценности сегодня" зафиксирована высокая степень осознания респондентами уже в 1990 г. факта кризиса экономики и всего общества (в основном массиве 58%, в "горячих точках" - 69%), а также кризиса, остановки, попятного хода перестройки (соответственно 50% и 57%). Интегральным показателем универсальности и глубины кризиса на индивидуальном уровне может служить тот факт, что жизнью в целом были неудовлетворены 54.6% респондентов, в том числе "совсем неудовлетворены" 8,6%. В "горячих точках" эти показатели еще выше: соответственно, 68,6% и 13,3%. Экзистенциальный характер кризиса еще резче характеризует такой показатель, как неудовлетворенность качеством медицинского обслуживания: 66% в основном массиве и 80% в "горячих точках".
  Респонденты основного массива повсеместно отметили такие индикаторы первой, дестабилизационной стадии кризиса, как метания органов властей из крайности в крайность. Вместе с тем, они подтвердили быстрое нарастание конфликтов, что соответствовало наблюдаемому увеличению числа массовых забастовок, митингов в различных регионах страны. Эти и другие данные, частично приведенные выше, позволили заключить, что в 1990 г. кризис перерастал из первой стадии во вторую - остро-конфликтную. Те 10-20%, на которые постоянно отличается ситуация в "горячих точках" от основного массива, составляют как бы "точку кипения", где кризис превращается из одного состояния в другое.
  Еще лишь предстоявшую тогда третью, разрешающую стадию кризиса мы представили при разработке программы исследования как перекресток двух кризисных дорог, или "осей": (1) вертикальная ось "Y" обозначает альтернативу социально-политических целей - утверждение демократического социального порядка или восстановление тоталитаризма а той или иной его форме; (2) горизонтальная ось "X" обозначает альтернативу нормативно-правовых средств, способов достижения целей - конституционно-правовые, законные действия или "политически-целесообразная" вседозволенность. В качестве наиболее вероятных вариантов разрешения кризиса мы заложили в инструментарий исследования следующие четыре:
  а) конфликты в обществе будут и впредь, но примут конституционный характер и будут решаться только на основе закона (интитуционализируются), ради утверждения демократического социального порядка;
  б) на основе правовых норм, через диалог партий и движений непосредственно достигается согласие (консенсус) политических сил ради утверждения демократического социального порядка;
  в) возобладает вседозволенность, в условиях которой конфликты становятся неуправляемыми и перерастают в социальную катастрофу;
  г) незаконным путем осуществляется "откат назад", к тоталитарным порядкам, которые в итоге тоже оказываются дорогой к социальной катастрофе.
  Схематически эти варианты представлены на рис. 1.
 
  Рис 1. Перекресток кризисных дорог.
  Цифры без скобок на этом рисунке означают оценку вероятности каждого варианта, которую дали респонденты исследования "Наши ценности сегодня" летом 1990 г.: вариант "а" - 29%, вариант "б" - 34%, вариант "в" - 31%, вариант "г" -4% и 7%. Характерно, что в данном случае оценки респондентов основного массива и "горячих точек" практически совпали: они идентичны или отличаются на один пункт, за исключением варианта "г" (основной массив - 4%, "горячие точки" - 7%). Цифры в скобках - наша оценка, сделанная осенью 1990 г.2 Как видно, эти оценки не совпадают. Исследователь вообще не может не относиться критически к получаемым им эмпирическим данным. В рассматриваемом случае наибольшее различие заключается в оценке возможности "отката назад" (вариант "г"): респонденты не исключали возможности возврата к авторитарному режиму, но не ощущали реальной его опасности. У населения тогда еще не возник антитоталитарный иммунитет, это как раз и повышало вероятность осуществления авторитарного варианта. Но максимальной все же оставалась вероятность движения по пути институционализации конфликтов (вариант "б").
  Августовский путч 1991 г. означал вступление кризиса советского общества (в масштабах СССР) в третью, завершающую стадию. Программа ГКЧП ориентирована на возврат общества к тоталитаризму, т.е. представляла собой попытку разрешить кризис в соответствии с авторитарным вариантом. Объявление чрезвычайного положения в Москве, Ленинграде и некоторых других "местностях" угрожало перерастанием локальных конфликтов в гражданскую войну. Однако сопротивление путчистам, оказанное революционно-демократическими силами России, в особенности при защите Белого дома в Москве, привело к их быстрому поражению.
  Тем не менее, потрясение, вызванное путчем, оказалось достаточным для того, чтобы столкнуть СССР к политической, а затем и общей катастрофе. Разрешающая стадия кризиса приняла характер кризиса интеграции страны. Лавинообразно нарастая, политическая ее дезинтеграция завершилась в декабре 1991 г. самоутверждением России и других 14 союзных республик в качестве независимых государств. Затем пошла эскалация экономической, социальной и культурной дезинтеграции. Вскоре свершилось невероятное: могучая, но неспособная к интенсивному изменению моносистема перестала существовать.
  Итак, патологический социокультурный кризис СССР завершился катастрофой той социальной системы, в недрах которой он возник. Конституировавшие себя суверенные государства представляют собой качественно иные образования, чем прежние советские республики. Но социокультурный кризис распавшегося СССР остался с ними, в них: в каждой по-своему, сообразно ее особенностям. В этом смысле он продолжается, обретя свое инобытие в постсоюзных государствах. Его завершение в масштабах СССР стало началом целой системы кризисов - более локальных, но не менее грозных для каждой отдельной страны и для их совокупности. Подобную опасность наглядно продемонстрировали последствия распада Югославии.
  Российская Федерация - Россия, по-видимому, наиболее полно унаследовала от Союза ССР его универсальный кризис. Вместе с тем, переживаемый российским обществом кризис имеет две существенные особенности, отличающие его от прежнего, общесоюзного кризиса.
  Первая из них, более явная, состоит в следующем: в отличие от социокультурного кризиса СССР, сопровождавшегося лишь идеологическими и ограниченными политическими реформами (границей последних оказалась монополия КПСС на власть), кризис в современной России сопряжен с попытками действительно радикальных реформ всего общества, прежде всего - демократизации политической жизни и создания рыночной экономики. Иными словами, современное российское общество есть одновременно и кризисное, и реформируемое - кризисно-реформируемое общество. Реформы воздействуют на кризис, но не так, как ожидалось: они пока что способствуют его расширению и обострению, а не разрешению. Со своей стороны, кризис негативно влияет на реформы, вызывает непредвиденные их последствия. Словом, взаимодействуя, кризис и реформы искажают динамику друг друга, формируют неожиданные результаты. Это свидетельствует о том, что пока еще не возник механизм саморазрешения кризиса, т.е. кризис и в постсоюзной России сохраняет патологический характер.
  Подобное состояние общества можно достаточно корректно описать с позиций синергетики. По И.Пригожину, если система уходит далеко от равновесия и переступает порог устойчивости, она оказывается в хаотической области, для которой характерны множество точек бифуркации и сильные последствия слабых случайных флуктуаций3. В интерпретации российских синергетиков это означает развитие системы через неустойчивость "в режиме обострения", т.е. сверхбыстрого (асимптотического) нарастания процессов на основе нелинейной положительной обратной связи. При этом обнаруживается, что "неизбежный распад сложных быстроразвивающихся структур - одна из закономерностей мироустройства"4. Именно это и произошло с СССР на последнем этапе его универсального кризиса. Российское кризисно-реформируемое общество также находится в хаотической области и развивается через неустойчивость в режиме обострения... к чему? К распаду, вслед за СССР? Или же к переструктурированию в более желательное индивидам социо-культурное состояние? Или какие бы то ни было прогнозы относительно будущего системы, находящейся в хаотичной области, вообще невозможны?
  Согласно И.Пригожину, вблизи бифуркаций основную роль играют флуктуации или случайные элементы, а наличие множества точек бифуркаций в области хаоса не позволяет прослеживать отдельную траекторию системы и предсказывать детали ее развития во времени, - возможно только статистическое описание. С.П.Курдюмов и его коллеги развивают идею иного рода: число ветвящихся дорог ограничено; да, случайность работает, и имеют место "блуждания по полю путей развития". Но "не какие угодно, а в рамках вполне определенного, детерминированного поля возможностей"5.
  Конкретный, социально-политический и экономический (математики сказали бы "физический") смысл нелинейностей, описываемых синергетикой, того поля возможностей, в котором оказалось российское кризисно-реформируемое общество, можно представить, как и союзный кризис, в виде перекрестка постсоюзных дорог. На российской почве он превращается в социальную перепутицу, где разные пути-дороги спутываются, превращаются в сопряженные круги блужданий постсоюзной России по полю возможных путей своего изменения. Их сопряжение образует хаотическую область, правый верхний круг - область социальной реформации, а левый нижний круг - область социальной реставрации или деградации (см. рис. 2).
 
  Рис. 2. Сопряженные циклы эволюции,
 или "восьмерка блужданий" постсоюзной России.
  Обозначения: а) согласие (консенсус) политических сил;
  б) институционализация конфликтов;
  в) социальная катастрофа.
  Левый нижний цикл эволюции российское общество впервые совершило с 1989 до конца 1991 г.; августовский путч, означавший попытку отката к одной из форм тоталитаризма, привел к катастрофе союзной моносистемы. В 1992 г. началось новое движение к демократии и законности; однако в 1993 г. наше общество вновь оказалось в эпицентре хаотической области, среди множества бифуркаций, перед новым выбором, который и был сделан в сентябре-октябре опять-таки в пользу "политически-целесообразной" вседозволенности. Едва возникнув, демократическая система рухнула. Но, к счастью, не совсем, а тут же начала пересоздаваться в новую. С принятием новой Конституции и выборами Федерального Собрания (декабрь 1993 г.) начался третий цикл эволюции. Российское общество вновь оказалось перед выбором: или перейти на орбиту правого верхнего цикла и двигаться дальше по пути демократии, через институционализацию конфликтов и относительный консенсус политических сил к торжеству законности, - или вновь свалиться на орбиту левого нижнего цикла и воссоздать некую форму тоталитаризма с его циничной вседозволенностью. Время этого цикла определено Конституцией: до новых выборов Государственной Думы и Президента России, т.е. не позднее середины 1996 г. (вновь два - два с половиной года).
  Такова первая особенность нынешнего кризиса российcкого общества. Вторая его особенность связана с тем, что распад СССР предстает по отношению к исторической ретроспективе России как обвальная "деколонизация", перечеркивающая тысячелетнюю историю колонизации. Численность населения России в одночасье сократилось вдвое, а жизненно важные части ее геополитического пространства на западе и юге оказались "ближним зарубежьем". Там остались миллионы русских и иных "русскоязычных", близких россиянам по культуре. А внутри сузившегося российского пространства крепнет националистический, номенклатурный, мафиозный и иной местный сепаратизм, стремящийся выйти из-под государственной юрисдикции России. Он усугубляется разрывом большого числа хозяйственно-экономических связей, вплоть до первичных, дезинтеграцией социальных структур и институтов. Углубляется десоциализация личности, рушатся прежде надежные социальные ориентиры жизни индивидов.
  Для миллионов людей, живущих в России, возник вопрос: а что такое сегодня Россия? Есть ли у меня большая Родина как нечто целое, как стабильная большая социальная общность, а не дырявое и постоянно сужающееся "пространство"? Кризис интеграции, унаследованный от последней стадии союзного кризиса, перерос в кризис идентичности России и ее граждан как нравственных и политических субъектов.
  Эта вторая особенность кризиса российского общества изображена на рис. 2 в виде перекрестка из двух пунктирных осей. Ось "Бета" означает альтернативу идентичности страны как исторической цели: целостность России, идентичность ее граждан с этим целым, или территориальная ее раздробленность, утрата гражданской идентичности. Ось "Альфа" означает альтернативу политических средств решения проблемы исторической идентичности: федерализация территориально-государственного устройства, в различных ее формах, или суверенизация территорий по национальному или иным признакам.
  Вторая особенность кризиса взаимодействует с первой, накладывается на нее. Обе они имеют тенденцию усиливать друг друга, а вместе - расширять и углублять социокультурный кризис. Это консервирует его патологический характер: не обретая механизма саморазрешения, он получил дополнительный механизм самоподдержания и обострения.
  Но нет предзаданности путей эволюции России. Напротив, есть хаотическая область этой эволюции со множеством точек бифуркации. Эначит, есть множество возможностей выбора того или иного пути. Высока вероятность того, что действительностью станут очередные социальные превращения, а не действия граждан ради собственных интересов. Поэтому глубинный выбор, перед которым находится Россия, отнюдь не является только политическим или только экономическим. Этот выбор имеет универсальный, общецивилизационный стратегический смысл: принимает ли Россия в качестве главного, определяющего человеческое измерение своего развития или же она по-прежнему будет подчинять его измерение иным, безлично-институциональным параметрам?
  Что определяет стратегический, социокультурный выбор, делаемый рядовыми гражданами и теми, кто находится у власти? Очевиден общий ответ на этот вопрос, если следовать традиционной для нашего менталитета схеме: выбор путей развития общества определяют политические и экономические решения парламента и правительства, воплощающиеся ныне в радикальных реформах в России. Нет, мол, ясности лишь в том, какие именно решения, реформы следует принимать и осуществлять: из-за этого и скрещивают шпаги политические мушкетеры, находящиеся у власти и добивающиеся ее.
  Допустим, что это так. Тогда почему парламентские законы, президентские и правительственные указы, постановления, программы реформ не реализуются, а если и осуществляются, то не так и совсем с другими результатами? Говорят, дело в том, что в них отсутствует механизм реализации. Допустим, но почему не делается столь элементарное? К тому же, немало постановлений и программ включает разделы с описанием механизма их реализации, но это не помогает делу.
  Значит, дело в чем-то ином. Не в самих по себе решениях властей по ключевым проблемам, а в нетрадиционных для нас корнях совершающихся "здесь и теперь" процессов. В тех "корешках", которые мы до сих пор считаем "вершками" общественной жизни. Чтобы нащупать эти "корешки", следует поглубже вникнуть в общую структуру мотивов человеческих действий.
  Вслед за Вебером, будем различать четыре вида таких мотивов: традиции, аффекты (эмоции), цели, ценности6. Они мотивируют поведение людей не только сами по себе, но, с одной стороны, на основе совокупностей потребностей, которые направляют действия людей на соответствующие объекты, и, с другой стороны, через разнообразные нормы (правила, образцы, стереотипы) поведения. Интересы, при всем их значении, непосредственно определяют преимущественно целе-рациональные действия. Ценности же не только мотивируют ценностно-ориентированные действия, но одновременно служат фундаментальными нормами любых видов действий.
  Итак, глубинными регуляторами человеческих действий являются, в конечном счете, потребности и ценности. Их роль особенно значительна в условиях социокультурного кризиса, когда общество оказалось в хаотической области своей динамики. Согласно синергетическому мировоззрению, хаос на микроуровне служит необходимым элементом саморазвития системы, поскольку выводит ее на аттрактор, то есть на такую структуру, которая как бы притягивает систему к ее будущему, формирует его из наличного ее состояния7. На наш взгляд, роль таких структур - аттракторов - выполняют в обществе прежде всего ценности. Точнее, новые их структуры, формирующиеся в условиях кризиса.
  Обратимся к их анализу, опираясь на результаты исследования "Наши ценности сегодня". Будем при этом двигаться от эмпирических фактов и структур к обобщенным теоретическим выводам.
  5.2. Ценности и ценностные суждения
  Мир человеческих ценностей, затронутый бурными переменами, стал очень изменчив и противоречив. Кризис системы ценностей означает не их тотальное уничтожение, а изменение их внутренних структур. "Ценности культуры не погибли, - отметил в сходной ситуации Ортега-и-Гассет, - однако они стали другими по своему рангу. В любой перспективе появление нового элемента влечет за собой перетасовку всех остальных элементов иерархии"8.
  Ценности - это обобщенные цели и средства их достижения, выполняющие роль фундаментальных норм, которые обеспечивают интеграцию общества, помогая индивидам осуществлять социально одобряемый выбор своего поведения в жизненно значимых ситуациях, в том числе выбор между конкретными целями рациональных действий. Ценности служат социальными индикаторами качества жизни, а система ценностей образует внутренний стержень культуры, духовную квинтэссенцию потребностей и интересов индивидов и социальных общностей; она, в свою очередь, оказывает обратное влияние на социальные интересы и потребности, выступая одним из важнейших стимулов социального действия, поведения индивидов9.
  Ценности различают по их предметному содержанию (духовные и материальные; экономические, социальные, политические и т.п.), по роли в жизнедеятельности индивида (терминальные и инструментальные), по функциям в конкретной ситуации общества (интегрирующие и дифференцирующие) и по иным основаниям. Чем универсальнее ценность, тем выше интегрирующая функция стимулируемых ею массовых действий, а обособляющая, партикуляристская ценность вызывает углубление социальной дифференциации в обществе. Но одна и та же ценность выполняет разные функции на различных стадиях развития общества, в различных социальных ситуациях.
  В исследовании "Наши ценности сегодня" мы исходили из того, что каждая ценность имеет двуединое основание: в индивиде как самоценном субъекте и в обществе как социокультурной системе. Соответственно, состав изучаемых ценностей мы формировали по обоим основаниям. С одной стороны, их совокупность должна представить основные жизненные потребности индивидов - витальные, интеракционистские, социализационные, смысложизненные; она должна также представить оба типа ценностей, дифференцируемых по их значению для личности: терминальные ("дальние", целевые) и инструментальные ("ближние", служащие средствами по отношению к первым) ценности10. С другой стороны, эта же совокупность должна помочь выяснить социокультурную двойственность сознания россиян: общее раздвоение ценностей индивидов в условиях перехода от традиционной цивилизации к современной и специфически значимое для кризисного социума деление ценностей на преимущественно интегрирующие и дифференцирующие.
  Сформировать компактную совокупность ценностей, отвечающую всем этим требованиям - весьма сложная задача. Участники исследования посвятили много времени разработке и обсуждению различных вариантов ее решения. Вначале был проведен анализ зарубежной и отечественной литературы, обобщен имеющийся опыт. Далее, из всего многообразия ценностей были выделены те, которые в большей мере влияют на поведение индивида в кризисном обществе. Решению этой задачи помогло свободное интервью с 50 студентами, которым предлагалось в произвольной форме высказать наиболее значимые для каждого ценности. Обобщив полученные данные, участники проекта сформировали список ценностей, который оказался слишком большим. В связи с этим были сокращены синонимичные и идеологические понятия, сохранены только те ценности, которые соответствуют задачам исследования.
  Поскольку исследование ориентировано на выявление поведенческо-мотиворующих ценностей, большое значение приобретало разделение терминальных и инструментальных ценностей. Терминальные ценности - это отдаленные идеализированные цели или идеалы. Инструментальные же ценности обобщенно выражают способы достижения этих целей и идеалов; эти ценности можно также считать поведенческими.
  В итоге, были отобраны 7 терминальных и 7 инструментальных ценностей:
  терминальные ценности:
  1. жизнь человека как самоценность;
  2. свобода, в современном значении этого термина как "свободы для...";
  3. нравственность как качество поведения человека в соответствии с моральными и этическими нормами;
  4. общение в семье, с друзьями и другими людьми, взаимопомощь;
  5. семья, личное счастье, продолжение рода;
  6. работа как самоценность и как средство заработка;
  7. благополучие, доходы, комфорт, в их соотношении с некоторыми "постматериалистическими ценностями";
  инструментальные ценности:
  8. инициативность, предприимчивость, способность выразить себя, выделиться;
  9. традиционность, исполнительность, зависимость от обстоятельств;
  10. независимость, способность быть индивидуальностью, руководствоваться собственными критериями, противостоять внешним обстоятельствам;
  11. самопожертвование как готовность помогать другим, действовать в ущерб себе;
  12. авторитетность как способность оказывать влияние на других, осуществлять власть над ними, конкурировать и добиваться успеха, победы;
  13. законность как установленный государством порядок, который обеспечивает безопасность индивида, равноправность его отношений с другими;
  14. вольность как архаичная "свобода от..." ограничений волеизъявлению индивида, тяготеющая к вседозволенности, но не тождественная ей.
  Чтобы повысить надежность эмпирических данных, было решено операционализировать ценностные понятия в виде ценностных суждений, с помощью которых можно зафиксировать конкретные аспекты ценностного сознания в его поведенческом бытии. При этом одно суждение может заключать в себе аспекты разных ценностей. Так, суждения заботы о детях и стариках содержат аспекты ценности жизни человека и ценности семьи.
  В процедуру операционализации ценностей был заложен ряд методичесих принципов:
  1. Принцип необходимой полноты: основные аспекты ценностей должны быть представлены в соответствующих ценностных суждениях, раскрывающих сущностное содержание ценностей;
  2. Принцип бытийности: суждения должны выражать формы реального бытия ценностей, каждое должно входить в одну из четырех подсистем потребностей индивидов: витальную, интеракционистскую, социализационную, смысложизненную;
  3. Принцип социокультурной альтернативности: каждый аспект ценностей должен быть представлен в виде альтернативной пары ценностных суждений, одно из которых выражает преимущественно интегрирующую, а другое - преимущественно дифференцирующую функцию на данной стадии кризиса; при этом оба суждения каждой пары следовало сформулировать в позитивной форме, поскольку речь идет о том, что люди ценят;
  4. Принцип дополнительности: поскольку суждение может выражать один аспект, входящий в содержание различных ценностей, то оно может характеризовать не одну, а несколько ценностей; следовательно, суждения могут работать как источники информации о ценностях не только изолированно, а дополняя друг друга.
  В результате тщательной, трудоемкой работы по операционализации ценностей в ценностные суждения авторский коллектив исследования сформулировал 22 альтернативные пары суждений. Они образовали четыре подсистемы: витальную, интеракционистскую, социализационную и смысложизненную (приложение II).
  Первая, витальная, является исходной для всех подсистем. В нее вошли суждения, выражающие ценностные аспекты, без которых человечество не смогло бы поддержать свое существование: забота о своем здоровье, о самовыражении, о личной безопасности, о детях и стариках, о бедных и нищих.
  В интеракционистской подсистеме ценностных суждений нашли отражение коммуникативные потребности личности, без которых невозможны передача и обмен информацией, взаимоотношения между людьми. Это суждения относительно власти и спокойной совести, равенства возможностей и условий жизни, путей разрешения спорных вопросов.
  В социализационной подсистеме представлены такие ценностные суждения, которые характеризуют предприимчивость, индивидуальность, соотнесение личной жизни с жизнью поколения, выбор страны проживания и др.
  Четвертую, смысложизненную подсистему образовали суждения с ключевыми словами, выражающими ценность жизни, доброты, красоты, свободы и работы.
  Переходя к анализу полученных эмпирических данных, прежде всего рассмотрим распространенность ценностных суждений среди двух совокупностей респондентов (основной массив и "горячие точки"). (См. Приложение III).
  Распространенность - это процент респондентов, одобривших данное суждение. В качестве критерия степени распространенности было принято деление 100%-й шкалы на равные 4 интервала. Ценностные суждения, соответствующие первому интервалу распространенности (1 - 25%), назовем суждениями явного "меньшинства". Второму интервалу (26 - 50%) соответствуют суждения влиятельной "оппозиции". Далее следуют "доминирующие" суждения (51 - 75%), характерные для большинства респондентов. Наконец, четвертый интервал (76 -100%) образуют "общепринятые" суждения. "Оппозиционные" суждения неустойчивы и способны стать либо доминирующими, либо суждениями меньшинства.
  Различным стадиям кризиса соответствуют различия в распространенности ценностных суждений. На дестабилизационном этапе, непосредственно следующим за стабильным состоянием общества, "общепринятыми" являются такие ценностные суждения как спокойная совесть, гарантия личной безопасности, забота о стариках и детях. На второй стадии, остро-конфликтной по общественной напряженности, число "общепринятых" суждений увеличивается: кроме отмеченных, к ним добавляются значимость жизни и свободы, интересная работа, диалог. Это смысложизненные и интеракционистские аспекты ценностей.
  В числе "доминирующих" находятся суждения из всех личностных подсистем, они выражают аспекты как целевых, так и инструментальных ценностей.
  На первой стадии "доминируют" ценностные суждения с ключевыми словами: жизнь, добро, правда, красота, свобода, интересная работа, продолжение рода. Большинство доминирующих суждений относятся к смысложизненной подсистеме. При нарастании напряженности значимость хороших отношений снижается. Доминирующими становятся равенство возможностей для проявления способностей, предприимчивость, оценка жизни по собственным критериям. "Общепринятые" и "доминирующие" суждения относятся преимущественно к интегрирующим.
  Из исследуемых 44 ценностных суждений 9 составляют "оппозиционные". Их количество почти не изменяется с обострением обстановки, но видоизменяется качественный состав. На обеих стадиях среди оппозиционных представлены такие суждения: соотнесение своей жизни с жизнью поколения, следование традициям и обычаям, ложь во спасение, отсутствие веры в действенность красоты. Вместе с тем, изменяется статус ряда ценностных аспектов. Возможность лишить человека жизни в зависимости от обстоятельств теперь признают уже не 23,4%, а 35,5% респондентов. Любая работа ради заработка получает меньше поддержки (снижается с 35,4% до 27,2%). Равенство возможностей для проявления способностей становится "доминирующим" (возрастает с 37% до 57%). Это свидетельствует о том, что в кризисных ситуациях каждый человек вынужден в большей мере полагаться на самого себя. Возрастает стремление индивида утвердиться: переходят в число "доминирующих" суждения инициативы, предприимчивости (с 50% до 56,8%), желания оценивать личную жизнь по своим критериям (с 44,9% до 61,6%).
  "Оппозиционные" ценностные суждения по определению являются преимущественно дифференцирующими. Среди них преобладают социализационные суждения, в которых получают отражение инструментальные ценности. С нарастанием напряженности повышается дифференцирующая роль ценностных аспектов, операционализированных в суждениях, где ключевыми словами являются: лишение жизни по своей воле, ложь во спасение, красота не поможет. Будучи дифференцирующими по отношению к большинству населения, эти ценностные аспекты образуют ядро смысложизненных аспектов, свойственных влиятельному меньшинству - оппозиции.
  В число суждений "меньшинства" (одобряют 1 - 25%) респондентов) вошли аспекты эгоизма и индивидуализма. С переходом кризиса во вторую стадию число таких суждений сокращается, но многие из них повышают свое влияние, становятся "оппозиционными". Одинаковой на двух стадиях является распространенность суждений с ключевыми словами: человек по природе зол; благополучие, а не свобода; жить для себя, а не для потомков; успех; власть; состязательность; борьба до победы в разрешении спорных вопросов, а не диалог; равенство положения; жить как все. Если распределить суждения меньшинства по подсистемам потребностей и по социальным функциям, то на первой стадии мы обнаруживаем 4 смысложизненных суждения, 2 витальных, 5 интеракционистских, 2 социализационных; причем все они, за исключением двух, - дифференцирующие. На второй стадии: 3 смысложизненных, 5 интеракционистских и 1 социализационное; из них лишь одно интегрирующее (по определению). Дифференцирующие ценностные суждения в категории меньшинства являются специфическим интеграционным ядром, объединяющим субъектов меньшинства, их поведение и деятельность.
  Следующим шагом нашего анализа стало выявление качественного отношения респондентов к ценностным суждениям - одобрения или отрицания тех или иных суждений. Есть суждения, которые принимаются почти единодушно, но существуют и отрицаемые большинством, значимые для явного меньшинства. По результатам исследования суждения были разделены на две категории: "одобряемые" и "отрицаемые" (См.Приложение III). Использованная при анализе полученных данных 11-ти бальная шкала была преобразована в 3-х бальную. В категорию "одобряемых" были отнесены суждения, по которым имеется не менее чем 5%-ый перевес числа респондентов, определенно выразивших согласие с суждением (с 9 по 11 градацию шкалы), по сравнению с выразившими несогласие (с 1 по 3 градацию). Соответственно, в категорию четко "отрицаемых" вошли суждения, относительно которых "против" высказалось большее количество респондентов, чем "за" (число отметивших с 1-ой по 3-тью градации превышает на 5% число отметивших с 9-ой по 11-ю градации). Что касается средних значений шкалы (с 4 по 8), то они выражают недостаточно определенную позицию; поэтому в данном анализе они не рассматриваются.
  Из исследовавшихся 44 ценностных суждений одобряются в основном массиве 72,7%, в "горячих точках" - 70,5%; отрицаются соответственно 27,3% и 29,5%. На первой стадии кризиса (дестабилизационная стадия, представленная основным массивом респондентов) в группу одобряемых попали суждения с ключевыми словами: значимость жизни, свободы, заботы о ближних и слабых, обладание спокойной совестью, решение спорных вопросов путем диалога, взаимопомощь, - всего 32 ценностных суждения, охватывающие все 4 подсистемы (Приложение IV). Преобладающее число одобряемых суждений являются по своим социальным функциям интегрирующими.
  В группу отрицаемых на первой стадии кризиса попали суждения из смысложизненной подсистемы с ключевыми словами: лишение жизни по обстоятельствам; зло; благополучие, а не свобода; жить для себя, а не для потомков. В витальной подсистеме отрицаются эгоистические суждения заботы только о своем здоровье и благополучии; поиска и самовыражения даже в ущерб своему здоровью; комфорта лишь для себя. Значимость власти, трудовой состязательности, борьбы до победы, равенства положения, входящие в интеракционистскую подсистему, также отрицаются. Социализационное суждение "жить как все" также не принимается большинством опрошенных. На второй, остро-конфликтной стадии ("горячие точки") отрицаемыми суждениями пополняются смысложизненная (работа ради заработка) и интеракционистская (добиваться общественного признания и успеха) подсистемы. Витальная, наоборот, дополняется одобряемыми; здесь по-прежнему отвергается первенство заботы о своем здоровье и благополучии.
  О высокой динамичности и противоречивости суждений в кризисном обществе свидетельствует наличие слоя суждений, почти в равной мере "отрицаемых" и "одобряемых" (различия не превышают 5%). Причем с нарастанием напряженности в обществе количество таких суждений уменьшается, но при этом меняется их качественный состав, что, возможно, является фактором повышения осознания кризисности, ресоциализации.
  Деление ценностных суждений на "одобряемые" и "отрицаемые" можно соотнести с типологией по критерию распространенности. В результате получим представления о наполняемости первого типа суждениями второго. Эта соотнесенность представлена в таблице 4.
  По определению, все "общепринятые" и "доминирующие" суждения одобряются. "Оппозиционные" суждения принимаются на первой стадии кризиса, с переходом кризиса в остро-конфликтную фазу три из них переходят в "отрицаемые". Суждения "меньшинства" составляют основную категорию отрицаемых ценностных аспектов. Но как быть с тем фактом, что в разряд "одобряемых" попадают суждения, санкционирующие лишение человека жизни? Полученные данные свидетельствуют о кризисе ценности жизни. Нелогичным является и вхождение в одну и ту же категорию ряда суждений, которые по своему содержанию исключают друг друга. На поведенческом уровне выбор полярных по смыслу суждений ведет к противоположным ценностным ориентациям, что, вероятно, и соответствует кризисному сознанию.
  Таблица 4.
  Распространенность и одобряемость ценностных суждений.
  распространенность одобря-емость "мень-шинст-ва" "оппо-зицион-ные" "доми-нирую-щие" "обще-приня-тые"
 Всего одобряемые 2/- 13/10 12/12 5/9 31/31 отрицаемые 12/10 -/3 -/- -/- 12/13 всего 14/10 13/13 12/17 5/9 44/44 (1-ая цифра - первая стадия кризиса,
 2-ая - вторая стадия кризиса) Ценности обладают возможностью интегрировать индивидов, объединяя их по типу деятельности, а также дифференцировать, способствуя расслоению общества. В этом заключается альтернативный характер социальных функций ценностей в конкретных исторических условиях. На дестабилизационной стадии самую значимую альтернативную пару представляют суждения: спокойная совесть и обладание властью. В сознании людей власть несовместима со спокойной совестью. На второй стадии особую контрастность приобретает пара: обеспечение личной безопасности законом и забота самого индивида о своей жизни. С переходом в остро-конфликтную стадию возрастает альтернативность восприятия суждений. В результате начинает прослеживаться противоположность суждений интересной работы и работы ради заработка: большой заработок начинает отрицаться. Обнаруживается и альтернативность между ценностными суждениями: заботиться о своем здоровье и быть индивидуальностью даже в ущерб своему здоровью. На первой стадии оба эти суждения отрицаются, с переходом кризиса во вторую стадию повышается интерес к своему здоровью, тем самым проявляется антонимичный смысл ценностей. Что касается разделения ценностных суждений на "одобряемые" и "отрицаемые", трудность для анализа исследователей состоит в том, что оба значения одной и той же альтернативной пары одобряются.
  Итак, наблюдается переход от прежней моносистемы ценностей к иной, плюральной системе естественных человеческих ценностей. Аспекты различных ценностей, представленные в предложенных респондентам суждениях, сильно переплетаются в сознании индивидов, предстают в дробном виде. Дробность выступает как одна из характеристик ценностного сознания. Этим обусловлены его неустойчивость, переходы из одной крайности в другую, функциональная нечеткость. Наряду с этим, повышение альтернативности суждений на остро-конфликтной стадии свидетельствует об осознании кризиса и начале формирования значимых для каждого ориентиров. Это является фактором ресоциализации индивидов, выработки ими конкретных установок своего поведения. Наряду с дроблением кризисного сознания между элементарными ценностными позициями постепенно формируются более устойчивые ценностные макропозиции.
  5.3. Ценностные позиции
  Будем понимать под ценностной позицией совокупность взаимосвязанных ценностей и их аспектов, имеющую поведенчески-мотивирующий и (или) социально-функциональный смысл. При этом целесообразно различать элементарные позиции и макропозиции.
  Элементарная ценностная позиция - это несколько взаимосвязанных ценностных аспектов, совокупность которых определенным образом мотивирует поведение индивидов. Факторный анализ степени согласия - несогласия респондентов с предложенными им суждениями (всего их 44) обнаружил значительную дробность кризисного сознания, его разделенность между многими элементарными позициями: в основном массиве респондентов это 11 факторов - позиций (См. Приложение IV), в "горячих точках" - 13; кроме одного фактора, все они предcтавляют именно элементарные ценностные позиции. Охарактеризуем наиболее значимые из них: второй, третий и четвертый. Первый же фактор рассмотрим ниже, в контексте макропозиций.
  Второй по влиянию фактор на дестабилизационной стадии кризиса (основной массив) можно квалифицировать как позицию "потребительского эгалитаризма": здесь максимально полно представлена ценность "благополучие для себя". На конфликтной стадии ("горячие точки") этот фактор столь же весом, центральное место в нем занимает та же ценность личного благополучия, но без эгалитаристского аспекта (равенство доходов), что позволяет определить ее как "потребительский эгоизм". Ключевая для обеих позиций ценность благополучия является преимущественно отрицаемой (с тремя из четырех ее аспектов больше респондентов не согласны, чем согласны).
  В третьем факторе на дестабилизационной стадии достаточно полно представлена ценность следования традициям в сочетании с убеждением, что человек должен жить в той стране, где родился, - позиция "патриотичного конформизма". На конфликтной стадии в третьем факторе традиционализм оказывается в сочетании с эгалитаризмом, что позволило охарактеризовать его как позицию "эгалитарного конформизма".
  В четвертом факторе на дестабилизационной стадии сочетаются предприимчивость и такие цивилизационные ценностные аспекты, как готовность помочь бедным, вести равноправный диалог с оппонентом - это "цивилизованная предприимчивость" В конфликтной же ситуации нравственная предприимчивость оказывается менее значимой (эдесь это фактор 7), а четвертый фактор заключает в себе существенно иную позицию - "достижительный индивидуализм".
  Кроме того, на дестабилизационной стадии выявлены такие позиции: прагматичный псевдогуманизм, экстравертный максимализм, властолюбивая достижительность, криминогенный негативизм и др. На конфликтной стадии обнаруживаются сходные позиции, но с более выраженным энергетическим оттенком: агрессивная конформность, агрессивное правдолюбие, стоический индивидуализм и т.п.
  Вводя такого рода наименования, необходимо учитывать, что тем самым каждая элементарная позиция характеризуется лишь как некое идеальное качество, к которому отнюдь не сводится реальная позиция конкретных социальных субъектов. Фактически в сознании последних представлены многообразные комбинации различных ценностных качеств, или элементарных позиций. Такого рода плюральность или, возможно, дробность ценностного сознания наблюдается и в стабильные периоды развития общества, но особенно характерна она для кризисного его состояния. Чтобы понять динамику этого состояния, важно знать: происходит ли лишь дробление сознания субъектов между элементарными позициями или же, наряду с этим, подспудно осуществляется интеграция этого сознания, формируются макропозиции, которые упорядочивают сознание субъектов, консолидируют их в группы сознания, инициируют регенерацию общества, выход его из кризиса.
  Ценностная макропозиция - это совокупность взаимосвязанных ценностей, имеющая прежде всего макросоциальный смысл: функциональный или дисфункциональный, интегрирующий или дифференцирующий. Путем структурно-корреляционного анализа одобряемых и отрицаемых суждений удалось выявить11 четыре макропозиции, обобщенно представленные на рис. 3. Сопоставимые структуры обнаружены и в "горячих точках".
  Три из четырех макропозиций - одобряемые, т.е. существуют на основе одобряемых ценностных аспектов (суждений), одна - отрицаемая. Среди одобряемых макропозиций одна (МП-1) является по своей социальной функции интегрирующей, а две другие (МП-2 и МП-3) - дифференцирующими: они разделяют население на группы сознания, ни одна из которых не составляет абсолютного большинства. Отрицаемая макропозиция (МП-4) является резко дифференцирующей. С нее мы и начнем более подробную характеристику макропозиций.
 
  Рис. 3. Ценностные макропозиции (МП): основной массив респондентов.
  Обозначения:
 1 - жизнь человека; 2 - свобода; 3 - нравственность;
 4 - общение; 5 - семья; 6 - работа;
 7 - благополучие; 8 - инициативность;
 9 - традиционность; 10 -независимость;
 11 - самопожертвование;
 12 - авторитетность; 13 -законность; 14 - вольность.
  Основное ее содержание образуют две переплетающиеся друг с другом инструментальные ценности: "авторитетность" и "вольность", сочетающиеся с терминальной ценностью "благополучие для себя". Ключевыми здесь служат такие слова оцениваемых суждений: "оказывать влияние на других, иметь власть", "бороться до победы", "добиваться максимального комфорта для себя", "можно самому посягнуть на жизнь другого". Все это позволило определить данную макропозицию как "властолюбивый эгоизм". Можно сказать, что это характерная для прежней России позиция: упование на авторитарную личность, принципом деятельности которой является вседозволенность. Но, вопреки расхожим представлениям, ныне это отнюдь не одобряемая, а четко отрицаемая позиция: составляющие ее аспекты отрицают 33 - 39% респондентов, одобряют лишь 18 - 23%. Правда, по ряду аспектов еще больше тех, кто занял промежуточную позицию, которая в зависимости от обстоятельств может повернуться как в одну, так и в другую сторону. В "горячих точках" в пользу различных аспектов ценности "вольность" высказались уже 32% респондентов. Реалии общественно-политической жизни России после 1990 г., когда были получены анализируемые эмпирические данные, позволяют заключить, что вирус эгоистического властолюбия с тех пор еще шире проник в политически активные слои россиян. Что же противостоит ему в ценностном сознании населения?
  Прежде всего две одобряемые, но тоже дифференцирующие макропозиции: "потребительский конформизм" (МП-3) и "предприимчивый нонконформизм" (МП-2). Входящие в них ценности одобряют в основном массиве 41-42% респондентов; в "горячих точках" сохранилось такое же одобрение ценностей МП-3, а ценностей МП-2 - повысилось до 50-51%.
  Макропозиция потребительского конформизма "заквашена" на инструментальной ценности следования традициям ("жить как все") в сочетании с предпочтением хорошего заработка перед содержанием труда и готовностью принять "ложь во спасение". Ключевое суждение здесь: "Таким, какой я есть, меня сделали обстоятельства жизни". Эта макропозиция интегрирует три элементарных позиции: потребительский эгалитаризм, патриотический конформизм и ложный нонконформизм. Свыше половины составляющих ее аспектов получили больше промежуточных оценок, чем четких одобрений, хотя одобрений больше, чем отрицаний. По-видимому, это вообще промежуточная макропозиция: она служит резервом роста властолюбивого эгоизма, но может быть резервом и для иных позиций. Все зависит от динамики этих позиций, выступающих для конформистов как обстоятельства жизни, влияющие на их собственную позицию.
  Явной противоположностью ей выступает макропозиция предприимчивого нонконформизма. Ядро этой позиции образуют три ценности: независимость, инициативность, нравственность. Ключевой характер имеют суждения: "я сам сделал себя", "главное - инициатива, предприимчивость", "быть готовым к равноправному диалогу с оппонентами". В основном массиве респондентов корневой для данной макропозиции служит элементарная позиция цивилизованной предприимчивости. Кроме того, она вкраплена еще в семь элементарных позиций. В "горячих точках" она интегрирует аспекты десяти элементарных позиций: нравственная предприимчивость, самодостаточный нонконформизм и др. Широкая элементная база предприимчивого нонконформизма свидетельствует о высоком интеграционном потенциале этой макропозиции. Если на дестабилизационной стадии кризиса она выполняет по преимуществу дифференцирующую функцию (распространенность ее ценностей составляла в среднем 45%), то на конфликтной стадии ее функции становятся в равной мере дифференцирующими и интегрирующими (распространенность ее ценностей повышается до 50-51%).
  Безусловно интегрирующей на обеих стадиях кризиса является МП-1 - "повседневный гуманизм". Основу этой макропозиции составляют 4 ценности, весьма полно представленные и тесно связанные друг с другом: законность, семья, нравственность, жизнь человека. Этот их состав и порядок (по убыванию их распространенности) сохраняется на обеих стадиях кризиса. В среднем их одобряют на первой стадии 56%, на второй - 63,5% респондентов. Самой распространенной является инструментальная ценность законности (65% на первой стадии, 80% на второй). Три другие ценности являются терминальными; их каркас образуют суждения с ключевыми словами: "спокойная совесть", "хорошие отношения", "забота о детях и стариках", "добро", "правда", "красота". Еще 6 ценностей представлены в данной макропозиции в виде отдельных аспектов: терминальные - свобода, общение, работа; инструментальные - традиционность, независимость, самопожертвование. Узел связи между большинством суждений образует суждение с ключевыми словами "спокойная совесть".
  Макропозиция повседневного гуманизма составляет нравственную основу жизнестойкости всех народов России (различия между коренными и некоренными нациями находилось в 1990 г. в пределах 5-8%), предпосылку сохранения российского общества как целого. Ее интегрирующий потенциал огромен. Он образуется прежде всего за счет самого весомого фактора 1, который имеет, по сути, статус макропозиции и потому также назван повседневным гуманизмом. Кроме того, МП-1 вкраплена в 5 факторов основного массива и в 7 факторов "горячих точек". Вместе с фактором 1 их совокупная доля в общей дисперсии составляет в первом случае около 35%, а во втором - свыше 45%. Но эти цифры не должны рождать иллюзию, будто кризисное российское общество - самое гуманное в мире. Речь идет о некоторой глубинной предпосылке, общем ценностном фоне, который может активно влиять на другие макропозиции, но может и оставаться втуне. Многое зависит от общей динамики ценностей как компонентов социокультурной эволюции.
  5.4. Ценности как компоненты социокультурной эволюции
  Приведенные выше результаты анализа эмпирических данных позволяют сформировать обобщенные представления о месте исследуемых ценностей в социокультурной эволюции российского общества. Соответствующая информация по двум массивам респондентов приведена в таблицах 5 и 6.
  Как видим, в сознании респондентов обоих массивов терминальные (целевые, дальние) ценности занимают верхнюю часть рангового ряда распространенности, следовательно, более высокое положение в общей иерархии ценностей, чем инструментальные. Это соответствует природе данных типов ценностей. Однако наблюдаются два исключения: инструментальная ценность законности потеснила всех и заняла лидирующую позицию (ранг № 1), а терминальная ценность благополучия оказалась в аутсайдерах (ранг № 13). О смысле этих исключений скажем немного ниже, а сейчас попытаемся вникнуть в общую конфигурацию ценностей по их цивилизационной принадлежности (генезису).
  Из всего списка обследованных ценностей к собственно традиционным, генетически связанным с обществами традиционного типа, на наш взгляд, можно отнести следующие три ценности: традиционность, самопожертвование, вольность. Первые две выражают включенность индивида в социальную общность, подчиненность ей; третья же, напротив, протест индивида против такой зависимости, выражаемый в форме архаичной "свободы от" ограничений любым его волеизъявлениям, тяготеющей к вседозволенности, вольнице. Напротив, свобода как "свобода для" представляет собой ценность современной цивилизации; к той же группе относятся ценности: жизнь человека, независимость и инициативность индивида, законность социального порядка и действий всех субъектов. Наряду с этим, почти половину обследуемых ценностей можно считать универсальными, характерными для любой цивилизации и культуры: общение, семья, нравственность, работа, благополучие, авторитетность.
  Современные ценности занимают верхнее и среднее положение в иерархии распространенности ценностей в российском обществе. Универсальные ценности расположены в верхней и нижней частях рангового ряда. А ценности, принадлежащие традиционной цивилизации, находятся в нижней его половине, но не на самом низу. Такой характер конфигурации ценностей побуждает соотнести ее с теми системными образами структуры ценностей, которые возникли в нашей социологической литературе еще в 70-х и 80-х годах.
  Одним из результатов исследования диспозиционной структуры личности, проведенного в 70-х годах В.А.Ядовым и его коллегами, стало обоснование представления о разделении терминальных ценностей на достаточно стабильное "ядро", образуемое ценностями высокого ранга, и менее устойчивую "периферию". В "ядро" тогда вошли такие ценности: мир и хорошая обстановка в стране (абсолютно доминирующее положение в ценностной иерархии), семья, работа, здоровье, жизнь, полная удовольствий. На "периферии" оказались: жизненная мудрость, красота, любовь, свобода, творчество и др.12
  Опираясь на этот подход, Н.Ф.Наумова по результатам своих исследований, выполненных с 1968 по 1982 гг., увидела в "ядре" приоритетные ценности, используемые предпочтительнее (чаще) других. В контексте труда (работы) человека это оказались: доброжелательное отношение, независимость, творчество, надежное будущее, хороший заработок. Около ядра располагается периферия, составляющая резерв ценностей, к которым индивид обращается реже, чем к первым: уважение людей, польза обществу, долг перед ним, не слишком тяжелый труд, профессиональное совершенствование.
  Наконец, "хвост" реже всего используемыхценностей - ценностный резерв второго эшелона, или, по другой авторской гипотезе - те ценности, которые никогда не попадут в ядро: организаторские способности, чистая, спокойная, самостоятельная работа, не требующая большого умственного напряжения13.
  Образы ядра и окружающей его периферии были достаточны для характеристики системы ценностей стабильного советского общества 70-х и начала 80-х годов. Движение общественных процессов тогда имело попреимуществу характер циркулирования, воспроизводства существующих структур. Современное кризисно-реформируемое российское общество переживает распад прежнего круговорота и возникновение аттракторов, ориентирующих социум на движение к новому состоянию. В сфере сознания наблюдается, как свидетельствуют почти две трети респондентов, утрата прежних, идеологизированных общих целей, рост пессимизма, озлобленности и других негативных настроений. А что сохраняется в глубинных его слоях? Что образует терминальное, целеориентирующее ядро нынешнего кризисного сознания?
  Как видно из таблицы 3, на дестабилизационной стадии кризиса преобладают те терминальные ценности, которые одновременно являются универсальными, общечеловеческими, принадлежат разным типам цивилизаций. Это ценности общения, семьи, нравственности. А чуть впереди них - современная инструментальная ценность законности: не в абсолютно-правовом, а в конкретно-экзистенциальном ее смысле - как установленный государством порядок, который обеспечивает безопасность индивида, равноправность его отношений с другими (напомним, что и в 70-х годах "хорошая обстановка в стране", т.е. экзистенциально значимый порядок, занимала доминирующее положение в иерархии ценностей). Преобладание этих ценностей выражается в том, что их одобряют свыше половины респондентов, хотя и не более двух третей. Это означает также, что все эти ценности выполняют интегрирующую социальную функцию. В целом их можно охарактеризовать как интегрирующе-терминальное ядро ценностей на первой стадии кризиса общества.
  Резервом этого ядра служат такие терминальные ценности как жизнь человека, свобода, работа. Они выполняют на данной стадии двойственные функции: преимущественно интегрирующие, но
  Социокультурные параметры ценностей
  Ценности, Распростр., ранги Типы ценностей исходные номера обобщ. спец. % одоб. термин. инстр. Законность (13) доми- 1 65,3 + Общение (4) ниру- 2 65,1 + Семья (5) ющие 3 61 + Нравственность (3) 4 51 + Работа (6) 5 50 + Жизнь человека (1) 6 47 + Свобода (2) оппо- 7 46 + Самопожертвование (11) зици- 8 44 + Традиционность (9) онные 9 41 + Независимость (10) 10 40 + Инициативность (8) 11 34 + Вольность (14) мень- 12 23,3 + Благополучие (7) шин. 13 23,1 + Авторитетность (12) 14 18 + Итого: 7 7 Обозначения:
  Ранги (распространенность) ценностей: обобщ. - обобщенные для групп ценностей; спец.- специальные для каждой ценности; % одоб - % респондентов, одобряющих данные ценности.
  Типы ценностей: термин. - терминальные; инстр. - инструментальные.Цивилизационная принадлежность ценностей: традиц. - традиционные; универ. - универсальные; соврем. - современные.
  Таблица 5.
  ( основной массив респондентов )
  цивилизац. принадл. соц. функции ценностей место ценностей в традиц. универ. совр. диффер. двойст. интегр. соц. - культ. эволюции + + Интегрир.- + + термин. + + ядро + + + + Термин. + + резерв + + + + Инструм. + + дифференц,. + + + + + + Традиц. + + "хвост" + + 3 6 5 6 4 4 Социальные функции ценностей: диффер. - дифференцирующие;
  двойст. - двойственные;. интегр. - интегрирующие;
  Интегр.-термин. ядро - интегрирующе - терминальное ядро.
  Термин. резерв - терминальный резерв.
  Традиц."хвост" - традиционалистский "хвост".
  Меньшин. - ценности меньшинства.
  Социокультурные параметры ценностей
  Ценности, Распростр., ранги Типы ценностей исходные номера обобщ. спец. % одоб. термин. инстр. Законность (13) обще-
  прин. 1 80 + Общение (4) 2 67 + Семья (5) доми- 3 65 + Свобода (2) ниру- 4 58 + Нравственность (3) ющие 5 57 + Жизнь человека (1) 6 52 + Независимость (10) 7 51 + Работа (6) оппо- 8 49 + Инициативность (8) зици- 9 45 + Самопожертвование (11) онные 10 44 + Традиционность (9) 11 40 + Вольность (14) мень- 12 32 + Благополучие (7) шин. 13 23 + Авторитетность (12) 14 20 + Итого: 7 7 Обозначения:
  Ранги (распространенность) ценностей: обобщ. - обобщенные для групп ценностей; спец.- специальные для каждой ценности; % одоб - % респондентов, одобряющих данные ценности.
  Типы ценностей: термин. - терминальные; инстр. - инструментальные.Цивилизационная принадлежность ценностей: традиц. - традиционные; универ. - универсальные; соврем. - современные.
  Таблица 6.
  ( горячие точки )
  цивилизац. принадл. соц. функции ценностей место ценностей в традиц. универ. совр. диффер. двойст. интегр. соц. - культ. эволюции + + + + Интегрир.- + + термин. + + ядро + + + + + + + + Инструм. + + дифференц,. + + + + + + Традиц. + + "хвост" + + 3 6 5 4 4 6 Социальные функции ценностей: диффер. - дифференцирующие;
  двойст. - двойственные;. интегр. - интегрирующие;
  Интегр.-термин. ядро - интегрирующе - терминальное ядро.
  Термин. резерв - терминальный резерв.
  Традиц. "хвост" - традиционалистский "хвост".
  Меньшин. - ценности меньшинства.
  в ряде существенных аспектов - дифференцирующие. Соответственно такой двойственности, эти ценности получают одобрение около половины респондентов. Поскольку две из них являются современными, а третья - универсальной, они имеют возможность перешагнуть 50-ти процентный рубеж поддержки, избавиться от двойственности и стать однозначно интегрирующими.
  Это и наблюдается на второй, конфликтной стадии кризиса: почти все терминальные ценности повышают свой уровень распространенности и становятся интегрирующими. В состав ядра входят ценности свободы и жизни человека. Одновременно резко поднимается статус экзистенциальной законности, которая теперь становится безусловно доминирующей в иерархии ценностей, общепринятой (80% одобрения). Резерв слился с ядром, но не целиком: в ближайшем резерве осталась работа, ее статус даже немного понизился.
  Итак, на конфликтной стадии происходит расширение интегрирующе-терминального ядра ценностей. Хотя, казалось бы, следовало ожидать обратного - дифференциации этого ядра, поскольку в "горячих точках" наблюдается более высокий уровень социальной напряженности, чем в основном массиве. Все дело, однако, в характере напряженности в этих "точках": это шахтерские районы, охваченные забастовками как способом давления на правительство в центре. Понятно, что такая напряженность сопровождается ростом интеграции населения в данных регионах, что и проявляется в расширении интегрирующего ядра терминальных ценностей.
  Что касается инструментальных ценностей, то все они (кроме законности) на обеих стадиях кризиса подразделяются на две устойчивые по составу группы. Первую из них можно назвать инструментальным дифференциалом ценностей. Она включает две пары ценностей: традиционные (самопожертвование и традиционность) и современные (независимость и инициативность). На первой стадии кризиса они выполняют преимущественно дифференцирующую социальную функцию (их одобряют 34-44% респондентов). Но направленность этой дифференциации у каждой пары своя: традиционалистская пара ценностей группирует вокруг себя тех, кто не одобряет современные ценности, оказывается в оппозиции к ним. Напротив, модернистская пара оппонирует традиционалистским ценностям: как тем, которые расположены выше ее в иерархии распространенности (одобряемости), так и тем, которые находятся ниже ее. На второй стадии кризиса модернистская пара существенно поднимает свой статус в этой иерархии и оказывается выше традиционалистской пары, одной ногой перешагивает 50-ти процентный рубеж одобрения. Это сопровождается изменением ее социальной функции: из строго дифференцирующей она становится двойственной, включает интегрирующие аспекты.
  Вторая группа инструментальных ценностей представлена также парой: традиционалистская вольность и универсальная авторитетность. На обеих стадиях кризиса их социальная функция однозначно дифференцирующая, их отрицают больше респондентов, чем одобряют (это отрицаемые ценности). Их можно обозначить как традиционалистский хвост ценностной иерархии. Временами он может усиливаться (на второй стадии кризиса число одобривших вольность возросло с 23% до 32%), но в целом ему суждена роль обратного вектора, указывающего исходный пункт социокультурной эволюции, более того - роль тормоза этой эволюции.
  Неожиданно в этом хвосте оказалась и терминальная ценность благополучия. Как объяснить, что эта универсальная ценность, имеющая жизненное значение для каждого человека, на обеих стадиях кризиса получила одобрение лишь 23% респондентов? Следует учитывать, что все четыре суждения, с помощью которых получена информация по данной ценности, требовали от респондентов осуществить весьма сложный выбор между альтернативами ("Добиваться максимального комфорта для себя, а другие пусть заботятся о себе сами"; "Нужно благополучие, а свобода - это второй вопрос для человека" и т.п.). Многие респонденты заняли промежуточную позицию на грани между "согласен" и "не согласен"; в основном массиве таких респондентов оказалось по всем суждениям данной ценности больше, чем высказавшихся определенно "за" или "против". Следовательно, можно полагать, что низкий процент одобрения данной ценности связан с предложенным пониманием ее как "благополучия для себя", с нежеланием делать выбор между благополучием и свободой и т.п. Это - низкое одобрение благополучия как эгоистически-материалистической ценности, а не вообще благоприятных условий жизни (последнее было бы весьма странным).
  Таким образом, анализ динамики ценностей по социокультурным параметрам (цивилизационная принадлежность и социальные функции) позволяет заключить: ныне российское общество находится отнюдь не в начале, а примерно в середине своего движения к современной (модернистской) системе ценностей или уже во второй половине этого пути. Универсальным и современным вектором движения служит интегрирующе-терминальное ядро ценностей, подкрепляемое терминальным резервом и модернистским инструментальным дифференциалом. Движению в этом направлении оппонируют традиционалистские инструментальные ценности, особенно их хвост, который еще пытается управлять ядром и его резервом, находящимися в голове движения.
 
 
  Приложение I.
  Программа всероссийского исследования
 "Наши ценности сегодня"
  Из основной цели исследования - через изучение ценностей выявить характеристики кризиса - вытекали следующие задачи:
  (1). Зафиксировать наиболее значимые в настоящее время поведенчески-мотивирующие ценности населения России14, их структуру и объективные функции на современном этапе социального развития России. Гипотезы: ценности поляризованы и осознаются как таковые; значительному числу людей свойственны настроения пессимизма, тупиковости дальнейшего движения, что соответствует кризисному этапу развития общества.
  (2). Обнаружить реальных носителей этих ценностей путем сопоставления, с одной стороны, социально-профессиональных групп, а с другой - социально-исторических групп15. Гипотеза: в настоящее время актуализировались, более значимы социально-исторические группы как субъекты поведенческо-мотивирующих ценностей.
  (3). Предложить вариантный прогноз динамики нынешней структуры ценностей. Гипотеза: или эскалация социальных напряженностей, вызываемых полярностью ценностей, ведущая к углублению общего кризиса советского общества; или усвоение культуры диалога между социальными группами, отстаивающими полярные ценности, и формирование на этой основе новых ценностей, открывающих путь к новому ценностному консенсусу народа.
  Этот замысел конкретизировался в виде концептуальной блок-схемы исследования, включающей два типа исследуемых параметров: а)эмпирически фиксируемые характеристики объекта - виды объектов, структура тотального отчуждения, типы ценностей, социальных групп и деятельности; б) аналитико-прогнозируемые характеристики объекта (см. таблицу 7).
  После обсуждения на семинарах авторского коллектива исследователей этот замысел был развернут в концептуально-методическую схему исследования, где в качестве исходных независимых переменных принималась совокупность видов и состояний тотального отчуждения человека, обусловившая отчуждение советского общества от развития и вызвавшая его общий кризис. Была определена следующая структура вопросника (бланка интервью), с помощию которого должны быть получены основные эмпирические данные:
  Блок № 1: "Объективка". Он включает стандарные вопросы о социально-демографическом составе респондентов, их социально-профессиональном составе и актуальных видах их занятий (трудовых и общественно-политических). Нестандартную его часть составляют индикаторы потенциальных социально-исторических групп (специальный подблок).
  Блок № 2: "Виды и состояния отчуждения". В качестве базовых принимаются 7 видов отчуждения, зафиксированных ранее в "Концептуальной блок-схеме исследования". Каждый из них желательно отобразить в трех измерениях: а) конкретные эмпирические проявления; б) динамика этих состояний за последние два-три года (стало лучше или хуже); в) оценки возможностей субъекта преодолеть эти проявления (фиксация состояний отчуждения).
  Таблица 7.
  Концептуальная блок-схема исследования
  А. Эмпирически фиксируемые характеристики ОБЪЕКТЫ
 
 Все типы поселений ( в т.ч. деревни ), с учетом степени социальной напряженности в них. Случайная районированная выборка. ОТЧУЖДЕНИЕ ОТ:
 1.власти
 2.результатов труда
 3.самоорганизации труда
 4.структуры производства от потребностей населения
 5.самосознания
 6.личной безопасности
 7.части производства от законных структур
 Итог: отчуждение общества от развития ЦЕННОСТИ
 
 интегрирующие (универсальные) дифференцирую-щие (партикуля-ристские)
 
 СОЦ. ГРУППЫ
 ( субъекты ценностей и деятельности ) социально-демографические социально-профессиональные социально-исторические ТИПЫ ДЕЯТ-ТИ
 
 ( поля приложения сил ), желаемые субъектами: гос. предприятия,
 респ. предприятия, местные предпри-ятия, кооперативы, индивидуальное совместительство,"левая" работа, общественные организации ( тра-диционные ), неформальные организации, региональные организации, другие Б. Аналитически прогнозируемые характеристики I.ДИАЛОГ
 как способ понимания, взаимодействия или
 II.КОНФЛИКТ (забастовки и др.):
 а) регулируемый
 б) стихийный НОВЫЕ ЦЕННОСТИ
 Свобода как ценность и реальное условие активности
 
 Демократия как тип отношений (общения), соответствующий
 принципам свободы Блок № 3: "Состояния кризисного сознания". Необходимо зафиксировать эмпирические проявления состояний сознания по трем основным стадиям развития кризиса как социального процесса: 1) дестабилизация, предконфликтное состояние (распространяются ощущения безысходности, тупиковости жизни на всех уровнях - от индивида до общества); 2) остро-конфликтное состояние (каждая сторона сформировала свой "образ врага" и знает, что следует делать для нанесения ущерба противоборствующей стороне); 3) разрешения, исходы кризиса: а) неуправляемое движение к катастрофе; б) стабилизация через институционализацию конфликтов как способа управляемого развития; в) нормализация путем диалога и достижения нового консенсуса; г) "откат" назад, к исходному, докризисному состоянию.
  Блок № 4: "Альтернативные ценности". Следует в позитивно-альтернативной форме зафиксировать два наиболее значимых для целей исследования типа ценностей: преимущественно интегрирующие и преимущественно дифференцирующие. Их дихотомия пронизывает четыре основные группы ценностей: смысложизненные, витальные, интеракционные, социализационные.
  Блок № 5: "Предпочитаемые типы занятий". Это заключительный блок вопросника. В нем речь идет о том, какие виды занятий предпочитают респонденты не вообще, а в конкретной нынешней исторической ситуации, в условиях новых возможностей, открываемых перестройкой (но именно в той мере, в какой эти возможности действительно открываются). Необходимо зафиксировать предпочтения относительно занятий в четырех областях: 1) труде; 2) общественно-политической деятельности, в том числе в связи с выборами в республиканские и местные Советы; 3) рекреации; 4) другие.
  Структура получаемых эмпирических данных представлена в таблице 8.
  Кроме того, были сформулированы Указания к получению необходимых статистических данных и к последовательности аналитической работы со всеми эмпирическими данными, т.е. сформулирован эскиз программы их теоретического анализа. Эта программа включала несколько стадий описания реальности
  (реконструируюий анализ) и прогноза вариантов ее ближайших изменений (прогностический анализ).
  Эта подготовительная работа была завершена в декабре 1989 г. Затем, в январе - мае 1990 г., велась методическая работа по созданию самого вопросника (бланка интервью).
  Первоначальный замысел предполагал разработку компактного вопросника: 25-30 вопросов, не считая "объективки". Но это оказалось нереальным. Изложенная выше структура бланка интервью потребовала свыше 200 вопросов - на грани возможного для такого жанра опроса как интервью.
  Центральным и наиболее сложным при подготовке бланка интервью стал блок № 4 "Альтернативные ценности" - та специфическая призма, сквозь которую авторы как раз и намеревались выявить социально-духовные грани кризиса советского общества. Для этой цели недостаточны существующие, известные в литературе перечни ценностей и их типологии: их построение по сферам общественной жизни или областям интересов людей (экономика, политика, наука и т.д.); их деление на терминальные (целевые) и
  инструментальные и др. Поскольку речь идет об общем кризисе, сущность которого составляет тотальное отчуждение человека, то сам набор ценностей представлялось формировать с учетом таких универсальных оснований поведения человека, связанных с его потребностями, как витальные, интеракционистские, социализационные, смысложизненные ценности. Для понимания социетальных аспектов кризиса весьма значимо деление ценностей на интегрирующие (универсальные) и дифференцирующие (партикуляристские) поведение людей в обществе. Очень существенно также выяснить, какие ценности одобряются, какие преимущественно отрицаются, а какие оказываются промежуточными (маргинальными) в кризисном социуме, на разных стадиях кризиса. Для этого недостаточно ориентироваться на чисто эмпирическое распределение ответов ("согласен", "не согласен", "колеблюсь"), необходимо ввести теоретически обоснованные альтернативные пары ценностных суждений, при этом каждое суждение должно иметь позитивную формулировку.
  Эти и другие вопросы построения ценностного блока детально и неоднократно обсуждались авторским коллективом. Поэтому сформулированный список альтернативных ценностных суждений (см. Приложение II) является результатом творчества всего коллектива. Наиболее значительный вклад в создание этого блока вопросов внесли: Г.М.Денисовский, П.М.Козырева (выдвижение альтер
  Структура получаемых эмпирических данных
  Р Е А Л Ь Н О С Т И Территориаль-ные общности, их социальные состояния Социальные группы как субъекты деятельности Актуальные социально-организаци-онные типы деятельности Виды и состояния отчуждения человека 1 2 3 4 А.
 Село (деревня). Районный центр (поселок). Малый город. Средний город. Большой город.
  Б.
 Стабильное. Дестабили-зация. Острый конфликт. Разрешение кризиса: катастрофа, консенсус, институциона-лизация конф-ликтов, откат к тоталитаризму А.
 Традиционные:Соц. - демогр.
 Соц. - профес.
 Соц. - квалиф.
  Б.
 Новые
 Социально -исторические А.
 Трудовые:
 госпредпри-ятие, арендное, акционерн., колхоз, кооператив, бюджетная организация, крестьян. хоз-во, индивид. трудовая деятельность, "левая" работа (теневая экономика)
  Б.
 Обществ. -политические: правящая, оппозиция, другие.

<< Пред.           стр. 2 (из 6)           След. >>

Список литературы по разделу