<< Пред.           стр. 5 (из 8)           След. >>

Список литературы по разделу

 Можно предположить, что в своей основе отношение понятий «индивидуальность» и «личность» есть отдельная проекция бесконечного спора о сущности человека, о том, под каким углом зрения следует рассматривать реальность человеческой жизнедеятельности. Очевидно, что вне зависимости от возможных его решений, есть смысл использовать данные понятия, не споря о том, какое понятие какому «подчинено». Гораздо важнее – формирование способности множественного восприятия реальности конкретного субъекта, умение вжиться в его внутреннюю диалогичность, представленную здесь рассматриваемыми понятиями.
 В этом плане автономия индивидуальности служит определенным гарантом существования границ допустимого вмешательства в жизнь человека, границ влияния и воздействия на личность, границ экспериментирования на человеке и «преобразования» его самого и его внутреннего мира. А определенная автономия понятия личности всегда отстаивает бесспорное значение выхода субъекта за пределы своего непосредственного бытия, значение соци­ального вклада человека, умножающего доставшееся ему в наследство богатство культуры.
 Таким образом, в своем органическом единстве понятия индивидуальности и личности рельефно и достаточно полно раскрывают целостность человеческого существования и позволяют наметить типологию личности.
 3. Типология личности
 В основе различных классификаций личности, так называемых типологий, лежат самые различные критерии. Так, например, существуют типологии социально исторические, социально-классовые, социально-демографические, социально-этические, социально-профессиональные, а также социально-ролевые.
 Социально-ролевая классификация строится с помощью выделения тех общественных функций, которые индивиды выполняют в силу их общественного положения и повседневного образа жизни. Недостаток этой классификации состоит в том, что личность рассматривается как воплощение некоторой общественной функции. Нельзя сказать, что принадлежность индивида к касте чиновников или военных не сказывается на его характере, привычках, внешнем виде и т.д., но тем не менее выполняемая индивидом роль не выражает его сущности, которая лишь в конечном счете определяется системой общественных отношений, носителем которых он и является. А кроме того, любой индивид в жизни вынужден играть ряд ролей и под влиянием обстоятельств перевоплощается в их исполнении.
 Общепсихологический анализ личности акцентирует внимание, с одной стороны, на тех моментах человеческой жизнедеятельности, которые зависят от общественной природы психики человека, а с другой, – напротив, имеют целью выявление индивидуально-психических личностных свойств, обусловленных специфическими условиями формирования и развития личности.
 Среди различных критериев и личностных показателей, лежащих в основе классификации личности, одно из принципиальных мест занимают эмоциональные особенности. И это не случайно, ведь человеческие поступки далеко не только результат логических рассуждений и выводов. Многие наиболее важные решения принимаются под непосредственным влиянием чувств. Знание, подкрепляемое чувством, превращается в убеждение; чувства служат двигателем, ведущим от убеждения к поступку.
 Исходя из этого, всех людей, в частности, можно подразделить на категории в зависимости от их установок на те или иные переживания, характеризующие человеческую индивидуальность. Такие установки могут быть основаны на следующих чувствах:
 — чувстве, возникающем на основе потребности в общении;
 — чувстве, связанном с потребностью в самоутверждении и славе;
 — постоянном переживании своей деятельности, ее успешности или неуспешности, трудностей в ее осуществлении и завершении;
 — чувстве, происходящем от потребности в преодолении опас­ности, на основе которой позднее возникает интерес к тяжелым испытаниям, напряженной борьбе;
 — чувстве, связанном с удовлетворением потребности в телесном и душевном комфорте;
 — постоянном стремлении к новой информации, а также к ее систематизации и обобщению;
 — радости созерцания красоты и гармонии мира, а также ощу­щении гармонии личности с ее окружением;
 — чувстве, связанном со стремлением ко всему необычайному, таинственному, с ожиданием каких-то необыкновенных событий, которые окажут влияние на судьбу;
 — чувстве, связанном с потребностью в содействии, помощи, покровительстве другим людям.
 Преобладание одного из перечисленных чувств в характере личности делает ее или коммуникабельной, или честолюбивой, или рефлексивной, или героической, или гедонистической, или интеллектуальной, или эстетствующей, или романтической, или альтруистической.
 Общая эмоциональная направленность существенно определя­ет круг повседневных интересов, стиль общения, некоторые осо­бенности творческого процесса и пр. При этом она, как ведущая характеристика личности, не препятствует переживанию всего богатства других чувств, но своеобразно окрашивает их, проявля­ясь во всех без исключения стремлениях личности.
 Известный современный философ Э. Фромм выделяет в качестве особого типа личность с рыночной ориентацией. «Ориентацию характера, для которого свойственно глубинное отношение к себе и к другим людям как к товару, ценность которого определя­ется меновой стоимостью, — пишет Фромм, — я буду называть рыночной ориентацией» (71. С. 66).
 В условиях буржуазных отношений для своего успеха и благополучия личность «должна иметь спрос». «Поскольку успех в большой степени зависит от умения продать себя, постольку человек ощущает себя товаром или одновременно и продавцом, и това­ром. Человек более не заинтересован ни в собственной жизни, ни в собственном счастье, он озабочен только тем, чтобы не утратить способность продаваться».
 Естественно, что Фромм осуждает личность, жизненный прин­цип которой сводится к убеждению: «Я таков, каким вы хотите меня видеть». Но он сознает, что ситуация, делающая личность рыночной, не контролируется отдельными индивидами. Этой ситуации можно лишь в определенной степени противостоять. В конечном счете, общество не заинтересовано в утрате людьми чувства самоуважения и независимости. Оно заинтересовано в личности, способной самоидентифицироваться и реализовать себя. Только такой человек способен творить и обогащать культуру.
 Личность с рыночной ориентацией – продукт совершенного индустриального общества, порождение культа массового потребления. И одним из проявлений кризиса этого общества является снижение удельного веса творческой личности. Творческая личность и личность с рыночной ориентацией — это выражение противоречивых тенденций развития современного общества. Они символизируют собой разные системы общественных отношений и являются носителями противоположных систем ценностей.
 В философско-психологической литературе получило широкое распространение разделение людей на интровертов и экстравер­тов. Интроверт сосредоточен на своем внутреннем мире, он более настойчив, последователен, более строг в соблюдении правил и инструкций, ему чаще свойственно аналитическое, дробное вос­приятие мира. Экстраверт больше ориентирован на внешний мир, его целостность, синтетичность и «часто в незнакомой ситуации предпринимает рискованные начинания с беззаботной уверенностью» (80. С. 11).
 Как правило, люди сочетают в себе черты и экстравертированной и интровертированной личности.
 Выражением общепсихологического подхода к типизации лич­ности является выделение циклоидов и шизоидов. Циклоиды об­щительны и добродушны. Их темперамент ориентирован на оси «грусть — веселость». Причем никогда не бывает полного преобладания одного из этих полюсов настроения. Одни из циклоидов более веселы, подвижны, склонны к юмору, другие — меланхолики, склонны к грусти, часто пассивны, уступчивы. И те, и дру­гие живут насыщенной эмоциональной жизнью.
 Шизоидный тип, несовместимый с развитым чувством юмора, тоже объединяет довольно разных людей, но сориентированных по оси «возбудимость — холодность». Это и застенчивые, тонко чувствую­щие любители природы и книг, и равнодушно-тупые, бесстрастные исполнители. Если у циклоидов переходы настроения плавные, то у шизоидов смены резкие, подвержены внезапным сдвигам.
 У тех индивидов, для которых характерно «замыкание в себе», эта черта иногда проявляется как преувеличенное чувство собст­венного достоинства, равнодушный эгоизм, убежденность в своей способности указать людям путь ко всеобщему благоденствию. При этом любовь к человечеству у них всегда больше, чем любовь к конкретным людям.
 В дополнении к шизоидам и циклоидам можно выделить и груп­пу «исторических личностей» — людей, особенностью которых является безудержное стремление во что бы то ни стало обратить на себя внимание. Им необходимо, чтобы о них говорили, и для этого они не брезгуют никакими средствами. Они не выносят равнодушия и пренебрежения, часто защищают нелепые взгляды и вкусы, разыгрывают обиженных и несчастных, злопамятны и мстительны.
 Конечно, ни одна из известных и возможных типологий не охватит личность в целом, но только описывает какие то важные ее стороны. Конкретная личность находится «на пересечении» многих типологий. И в этой связи должна пониматься как определенный вариант объединения характерных стремлений, особенностей темперамента, врожденной предрасположенности к тем или иным настроениям, направлениям эмоциональных переживаний, а также социальных ролей, особенностей социальной активности, отношений с окружающими и т.п.
 4. Развитие личности
 Личность – субъект исторического процесса, общественного поведения, общения, познания, труда и творчества. Она развивается, самореализуясь в труде, общении, познании и творчестве. Ее развитие – это прежде всего совершенствование ее способностей и возвышение потребностей. Социальное развитие личности ведет за собой ее психическое совершенствование. Но и изменение ее психики оказывает сильнейшее влияние на ее социальное развитие, предвосхищает ее будущее развитие. При этом психологические характеристики оказываются наполненными социально-историческим содержанием.
 Так, интеллектуальная зрелость личности выступает прежде всего как ее гражданская зрелость, как устойчивость убеждений, интересов и склонностей человека, связанных с судьбами других людей, коллектива и общества. Установки, мнения, взгляды ближайшего социального окружения интеллектуально зрелый человек преобразует в свою индивидуальную форму: уникальность его субъективности выявляет новое содержание в общественно принятых установках и предписаниях, дополняет и развивает их.
 И эмоциональная зрелость личности формируется под решающим воздействием ее социальной активности. Эта зрелость отчетливее всего обнаруживается в реальном отношении индивида к действительности, в ее способности к самоконтролю, в устойчивости чувств, способности успешно переносить неудачи и невзгоды. Социальная зрелость предполагает доброжелательность по отношению к другим людям, выработку собственной линии поведения и в то же время способность жить и работать в коллективе.
 В психологии сформулирован принцип единства и взаимной переклички биологического, психологического и социального раз­вития личности. Но полностью оценить его значение можно лишь в связи с положением о доминирующем значении социального развития личности. Сама размеренность развития личности опре­деляется темпами общественно-исторического процесса. При этом личностное развитие человека часто имеет качество незавершен­ности: жизнь может оборваться, но не завершиться и не закон­читься, совпадая в конечном этапе своего биологического цикла с началом нового периода жизни индивида как личности.
 Развитие личности включает в себя переход от зависимого по­ложения ребенка к самостоятельности, от подчиненного положе­ния в семье — к равенству, от беспечности — к пониманию своей ответственности, от примитивных интересов — к сложным. Очень важен переход от неглубокой временной перспективы к масштабу лет и десятилетий, от импульсивных поступков — к поведению, которое определяется долгосрочными и глубоко продуманными задачами. При этом вырабатывается умение подавлять импуль­сивные побуждения, отказываться от немедленного исполнения желаний ради достижения сознательно намеченных рубежей в грядущем.
 Важнейший элемент становления личности — ее нравственное созревание. Вначале в своих суждениях о «добре и зле» ребенок ориентируется лишь на поощрения и наказания. Затем понятия «хорошо» и «плохо» связываются с удовлетворением или неудов­летворением той или иной потребности; становится доступным понятие взаимовыгодного сотрудничества: сделать другому приятное, чтобы получить взамен что-то от него. Утилитарные сооб­ражения при этом дополняются поисками одобрения, похвалы. Более высокий этап — формирование понятия долга, когда поведение начинает строиться с учетом общепринятых нравственных ценностей и правил, хотя происхождение и смысл этих ценностей и правил могут быть и не до конца поняты. Конечно, предпочти­тельнее сознательное освоение выработанных обществом принципов свободы, справедливости, уважения к человеческому достоинству. Осознанное исполнение долга связано с понятием чести, без которого невозможно самоуважение.
 По мере того, как личность развивается, она все более выступает как субъект не только своего поведения, но и своего внутрен­него мира, своей психической жизни, создавая все более замет­ную альтернативу той психической жизни, которая протекает на инстинктивном, неосознанном уровне, на уровне свободного тече­ния ассоциаций, непроизвольных «движений души».
 В целом в развитии личности можно выделить три важнейших уровня. На первом уровне субъект недостаточно адекватно осоз­нает свои истинные побуждения, он не учитывает качество и сте­пень своего воздействия на ситуацию и тем самым препятствует успешности собственных действий. На втором уровне личность выступает как субъект, сознательно соотносящий цели и мотивы действий, намеренно формирующий ситуации своего поведения, стремящийся предусмотреть прямые и косвенные результаты соб­ственных действий, способный к переделке стихийно сложивших­ся психических свойств, к соотнесению собственных возможнос­тей с социальными задачами и требованиями. На третьем уровне личность становится субъектом своего жизненного пути, который она сознательно измеряет масштабами своей исторической эпохи. На первый план здесь выступают качества индивидуальности, не­повторимости в их общественно-историческом значении.
 Исторически значимый размах активности субъекта на этом уровне обеспечивается тем, что предложенный им способ истори­ческого действия возникает как обобщение решений (и их попыток) собственных жизненных проблем многочисленными его со­временниками. Историческая личность, оставившая потомкам вы­дающиеся материальные и духовные ценности, обретает социаль­ное бессмертие, идеальная форма которого оказывается реальной силой общественного развития.
 Здесь проблема личности как субъекта поведения и действия тесно связана с проблемой свободы воли и детерминации ее по­ступков. Отметив в этой связи, что все поведение личности детер­минировано, важно видеть, что, выступая в качестве субъекта, личность своими действиями постоянно создает новые системы детерминации. Поэтому, чем более развита и активна личность, тем большей свободой она обладает. Однако высота развития лич­ности определяется все же не ее свободой, а тем, насколько ее жизнедеятельность соотносима с решением стоящих перед обще­ством задач.
 В своем развитии личность способна самоопределяться по от­ношению к внешним условиям. При этом высшие личностные об­разования — сознание, зрелость и т д. выполняют функции организации, регуляции, обеспечения целостности жизненного пути конкретного индивида. Личность — субъект своей жизни, т.е. ис­точник и движущая сила жизненной динамики. В этом качестве она также выбирает и осуществляет избранное направление жиз­недеятельности, объединяющей индивидуально-биографические и социально-типические черты. Особенность развитой личности как субъекта жизни состоит в ее способности разрешать жизненные проблемы, изменять соотношение добра и зла, даже соотношение жизни и смерти.
 Жизнь всегда проблема для человека, в ней столько противо­речий: между правдой и ложью, справедливостью и ее отрицани­ем и т.д., столько сплетающихся в судьбе каждого соотношений добра и зла, что невозможно найти алгоритм на все случаи и без­ошибочно, без риска ошибиться распутывать хитросплетения на жизненном пути. Поэтому личность есть субъект жизни и в смысле принятия конкретных решений, за которые она ответственна перед людьми и собой. Под ответственностью личности понимает­ся не только возможность осознать все последствия содеянного, но и ответственность за упущенные возможности. При этом ответ­ственность личности предполагает нечто большее, нежели верность абстрактному долгу, – верность самому себе, доверие к нравст­венности собственных чувств («не могу и не хочу иначе»).
 Смысл жизни личности как одна из самых глубоких ее харак­теристик состоит в осознании ею своих задач, возможностей и места в жизни. В качестве ценностно-эмоционального образова­ния он проявляется в принятии и реализации определенных идеалов, в борьбе за эти идеалы на всем протяжении жизни и при всех обстоятельствах. Смысл жизни отвечает одной из высших лич­ностных потребностей – в самовыражении, а также выявляет притязания личности, ее стремления и интересы. С другой сторо­ны, смысл жизни личности возникает и как подтверждение ее ре­альных достижений, реальной способности выразить себя в своей деятельности. Поэтому смысл жизни — это не только будущее, не только перспектива, но и мера уже достигнутого по существенным для самой личности критериям.
 Утрата смысла жизни часто происходит в силу недостаточно раз­витых притязаний личности, недостатка способностей в самовыра­жении, т.е. по причине неразвитой индивидуальности. Развитая личность не есть социальная маска, сросшаяся с ней и стершая ее собственные индивидуальные черты характера. Интересно, что у этрус­ков, живших по соседству с древними римлянами, слово «личность» обозначало сначала именно маску, маску, которую надевал актер, а затем — самого актера и его роль. Но сегодня ясно – сведение личности к «маске», к социальной функции несовместимо с возмож­ностью стать личностью, субъектом собственной жизни.
 Завершая знакомство с развитием личности, рассмотрим, как общество регулирует этот процесс, какой вклад оно вносит в ее формирование.
 Понятно, что общество не может безразлично относиться к раз­витию личности, и поэтому оно на каждой ступени своего собственного развития задает формирующейся личности общие прин­ципы восприятия и интерпретации мира, определяя значение тех или иных аспектов жизни и форсируя усвоение индивидами опре­деленных ценностей. Оно также дает знать, какие эмоции, в ка­ких ситуациях ценятся или же одобряются, какие нормы и прави­ла поведения оно поддерживает.
 В связи с этим, в обществе постоянно идет работа над опреде­лением идеалов, понимаемых как образцы, на которые должна равняться личность. Наряду с идеалами, в обществе функциони­руют многочисленные «частные» модели личности, в которых учи­тываются, в частности, профессиональные достоинства работни­ков, как их понимает данное общественное мнение. Помимо них, складываются и «реальные» модели человека, модель усреднен­ного Джона, Жака или Фрица. В большинстве случаев всякий нормативный тип личности отвечает объективным требованиям и возможностям общества на определенной стадии его развития.
 Разные типы моделей предъявляют к человеку различные по степени жесткости требования. Возможны ситуации, когда чело­век не может выполнять возложенные на него функции или одномоментно изменять привычные формы поведения. Но социальные требования, присутствующие в различных моделях личности, человек обязан учесть и воспроизвести. Здесь действуют уже социально обусловленные санкции, вплоть до юридических.
 Как правило, границы общественных норм в той или иной степени размыты, что позволяет развивающейся личности уже на ранних этапах своего жизненного пути активно формировать соб­ственные индивидуально-личностные эквиваленты этих норм.
 Таким образом, формирование личностных качеств человека зависит не только от положения человека в обществе, но и нахо­дится в тесной связи с его индивидуальным самосознанием, зави­сит от индивидуального отношения человека к своему положе­нию. Это объясняет тот факт, почему в условиях одной и той же социальной среды могут существовать различные социальные типы личности. Поведение конкретного человека, его отношение к сво­им социальным ролям и функциям зависит от его индивидуально­го сознания, понимания смысла жизни, его способностей и по­требностей.
 Итак, в рамках общественных отношений бытие каждого человека индивидуализировано. Индивид — представитель человечес­кого рода и личностью он не рождается, а становится. Личность не только продукт и объект общества, но и субъект исторического процесса. Именно в качестве субъекта индивид и поднимается на уровень личности, реализующей себя в общении, труде, познании и творчестве. И чем больше воздействие индивида на окружающую среду, тем заметнее он проявляет себя как личность.
 Тема IX. СОВРЕМЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ И ФОРМИРОВАНИЕ ИНФОРМАЦИОННО-ТЕХНИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА. РОЛЬ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ В РАЗВИТИИ ОБЩЕСТВА
 Социокультурная ценность философии состоит не только в том, что она входит в цивилизационную основу бытия человека, но и в том, что она помогает людям критически воспринять эту основу. Уже в прошлом веке философы высказали ряд критических соображений в адрес науки и техники. Их рациональность относи­тельная и должна рассматриваться в контексте исторической эпо­хи. Современной философской мысли принадлежит заслуга в по­исках более глубокого понимания рациональности как культурной ценности.
 1. Понятие цивилизации. Основные принципы цивилизационного подхода к истории общества
 В современной социальной философии прослеживаются три концептуальных подхода к истории общества: культурологичес­кий, формационный и цивилизационный.
 Культурологический подход отмечен работами Н. Я. Данилев­ского, О.Шпенглера и П. Сорокина.
 Исторический процесс, по мнению Сорокина, есть смена культуры, социальных отношений и совокупности личностей в их взаимо­действии. Личности взаимодействуют в рамках культуры в соответ­ствии с принятой системой ценностей и норм. Принятая система цен­ностей и норм определяет представления людей о природе, потребностях человека, способах и степени их удовлетворения.
 Сорокин полагает, что возможны три типа культуры. Первый из них «чувственный», в котором преобладает непосредственное восприятие действительности. Второй («идеациональный») характеризуется рациональным мышлением. В третьем («идеалистичес­ком») типе господствует интуитивный вид познания.
 С переходом от одного типа культуры к другому радикально трансформируются социальные отношения. Несовместимость различных типов культуры – причина войн, кризисов, катастроф и прочих катаклизмов а истории (62).
 Маркс разработал периодизацию истории человечества на основе смены способов производства и общественно-экономических формаций. Формация – своеобразная социально-экономическая форма общественно-производственной деятельности. Она как закон определяет тип и строение общества. И человечество с необходимостью должно пройти путь от первобытного строя до коммунизма.
 Наряду с учением об общественно-экономических формациях в трудах Маркса содержатся положения о техническом базисе общества и исторических типах личности. Он различает ремесленные орудия труда и машины. Система «работник производства – ремесленное орудие» выражает производительную силу общества, в зависимости от которой формируются социально-экономические и политические отношения. Переход об­щества к системе «работник производства — машина» вызывает коренные изменения в общественном производстве и социально-экономических и политических отношениях. Грядущее использование автоматизированной техники, по мысли Маркса, обязано детерминировать следующее изменение общественных отношений.
 Что касается исторических типов экономических отношений и типов личности, то Маркс, как известно, также говорил всего лишь о трех разновидностях: отношения личной зависимости; личная независимость, основанная на вещной зависимости, и свободная индивидуальность.
 Если эти два положения Маркса и не противоречат его учению о пяти общественно-экономических формациях, то, во всяком случае, они и не вписываются непосредственно в это учение.
 Наряду с формационным подходом к истории в социальной философии существует и цивилизационный подход к развитию общества. Значительный вклад в него внесли Сен-Симон, О. Конт, М. Вебер и А. Тойнби.
 Но что такое цивилизация? Чем отличается понятие цивилизации от понятия формации? И в чем существо цивилизационного подхода к истории?
 Понятие «цивилизация» появилось в XVIII вв. тесной связи с понятием «культура». Французские просветители называли цивилизованным общество, основанное на началах разума и справедливости. В XIX вв. ходу было употребление этого слова для обозначения высокого уровня культуры народов Западной Европы и даже в качестве характеристики капитализма.
 В настоящее время цивилизация рассматривается в трех аспектах. В первом аспекте понятия культуры и цивилизации трактуются как синонимы. Они используются для обозначения сообщества воспитанных и образованных людей, отношения между которыми регулируются гражданскими законами и моральными правилами и жизнь которых всецело зависит от имущественного положения и разделения труда.
 Многие в основу культуры и цивилизации кладут совокупность религиозных ценностей. Не государство, не политические институты, а именно религиозные ценности образуют тот «наименьший блок исторического материала», без учета которого нельзя понять историю любой страны. Цивилизация — это вид общества, переживающего фазы рождения, роста, надлома и падения А. Тойнби полагает, что в настоящее время существуют пять цивилизаций Западная, Восточно-православная, Исламская, Индуистская и Дальневосточная (66. С. 99, 102, 133-134).
 Во втором аспекте, когда культура определяется как принятая сообществом программа поведения человека, закодированная в материальных ценностях и закрепленная в социальных институтах, понятия культуры и цивилизации не совпадают. Культура — духовный феномен, совокупность философских, моральных, правовых, религиозных и художественных идеалов, нормативно-ценностных правил, а цивилизация – овеществление культуры, совокупность вещественно-технических и социально-организационных инструментов, обеспечивающих людям достойную их социально-экономическую организацию общественной жизни, относительно высокий уровень потребления и комфорта.
 Для Шпенглера цивилизация упадок и деградация культуры. В ней духовная деятельность омертвляется и подавляется вещественно-техническими формами (83).
 И в третьем аспекте цивилизация рассматривается как историческая ступень развития человечества. «Цивилизация, – пишет Энгельс, — является той ступенью общественного развития, на которой разделение труда, вытекающий из него обмен между отдельными лицами и объединяющее оба эти процесса товарное производство достигают полного расцвета и производят переворот во всем прежнем обществе» (44. Т. 21. С. 173—174).
 Как известно, этот вывод Энгельса подготовлен трудами Моргана, проделавшего огромную работу по изучению первобытного общества. Цивилизации предшествуют дикость и варварство, которые основываются на присваивающей технологии (собирательство и охота). Цивилизация появляется вместе с преобразующей технологией. Ее возникновение связывается с выделением скотоводческих племен, с отделением ремесла от земледелия и вытекавшими из этого товарно-денежными отношениями. Рынок становится регулятором производства и распределения продуктов и труда, а в экономической сфере появляется собственность. Собственность возникает на основе ограниченности продуктов труда. Стражем собственности становится государство.
 Таким образом, в основе становления цивилизации лежит развитие производства и экономических отношений.
 Отмеченное понимание цивилизации как ступени в истории общества, сменившей дикость и варварство и основанной на разделении труда и товарно-денежных отношениях, характеризует цивилизационный подход к историческому процессу.
 Наиболее существенные положения цивилизационного подхода следующие.
 Во-первых, цивилизационный подход базируется не на выделении уровня производительных сил и экономического базиса как совокупности производственно экономических отношений, а на определении преобладающего вида хозяйственной деятельности и господствующей системы ценностей в жизни общества.
 Во-вторых, в нем отсутствует абсолютизация социально-экономических законов, якобы стоящих над людьми и предписывающих им образ жизни. Принимается во внимание сложное переплетение технического, экономического, политического, религиозного и других социокультурных факторов в реальной деятельности людей.
 В-третьих цивилизационный подход, не отвергая единство исторического процесса, отказывает в его абсолютизации и предполагает право каждого народа на собственный социально-исторический эксперимент, на реализацию своей культурной программы.
 В-четвертых, этот подход не исключает учета исторических условий, в которых совершается социально-исторический эксперимент и которые объективно сближают социокультурные построения различных народов в исторические типы. Так, при всех много численных вариациях на первой ступени цивилизационного развития практически все народы вынуждены считаться с ведущим значением аграрного труда.
 В пятых, цивилизационный подход не исключает разнообразия концепций в осмыслении исторического процесса. Такое разнообразие основывается на приоритетном значении какого либо фактора прогресса. Так, в своих работах «Экономическое развитие мира» и «Грядущий подъем» Г. Кан на первое место ставит экономику. Он различает сельскохозяйственную, индустриальную и постиндустриальную цивилизации.
 Другой представитель американской социологии Д. Белл в работе «Социальные рамки информационного общества» говорит о переходе от индустриальной к информационной цивилизации.
 Американский футуролог О. Тоффлер говорит о цивилизации трех волн: сельскохозяйственной, индустриальной и «третьей волны». Он полагает, что такие названия третьей цивилизации, как «информационное общество», «постиндустриальное общество» не отражают существо происходящих в мире изменений.
 Американский социолог и экономист У. Ростоу отдает предпочтение технике в определении цивилизации и периодизации человеческой истории. Он автор так называемой теории «стадий роста».
 В его понимании первая стадия – это «традиционное общество» с примитивным сельскохозяйственным производством. Накопления здесь незначительны и расходуются непроизводительно.
 Вторая стадия – «переходное общество». На ней формируют­ся предпосылки для «сдвига»: рост производительности сельскохозяйственного труда, увеличение капиталовложений в расчете на душу населения, возникновение централизованного государства и т.д.
 Третья стадия — период «промышленной революции», характеризующийся мобилизацией внутренних накоплений и инвестированием более 10 процентов национального продукта в производство, быстрым ростом основных отраслей промышленности и радикальным изменением методов производства.
 Четвертая стадия — «путь к зрелости». Она, по Ростоу, началась в Англии в 1850, в США - 1900, в Германии - в 1910, в СССР – в 1950 г. Индустриальное общество отличается бурным развитием промышленности, возникновением новых отраслей производства, повышением уровня капиталовложений до 20 процентов национального дохода, широким внедрением достижений науки, ростом городского населения до 60—90 процентов, увеличением доли квалифицированного труда, изменением структуры занятости. По мнению, Ростоу, для достижения зрелости необходимо 50-60 лет.
 Пятая стадия — «высокое массовое производство». Основными проблемами общества становятся проблемы потребления, а не производства; основными отраслями народного хозяйства – сфера услуг и производство товаров массового потребления.
 Такова в основных чертах концепция Ростоу, как одно из по­рождений цивилизационного подхода к истории.
 Во всех своих вариациях цивилизационный подход к истории более гибкий, чем формационный. Рассматривая преобладающую отрасль народного хозяйства и господствующую систему ценностей в качестве основы исторического типа общества, сторонники цивилизационного подхода избавляются от жесткой необходимости искать в развитии различных народов первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный и буржуазный строй. Цивилизационный подход не знает и жесткой детерминации хода истории законами единства производительных сил и производственных отношений и соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил. Акцент в этом подходе делается на анализе исторической деятельности различных народов, которая, естественно, протекает в определенных географических, социально-экономических и культурных условиях.
 Методологически правильно Тойнби указывает, что цивилизации — это «движение, а не состояние, странствие, а не убежище». «Они надламываются и распадаются тогда, когда встречают вызов, на который им не удается ответить» (66. С. 48, 49).
 В качестве важного методологического следствия цивилизационного подхода к истории следует указать естественность в различии развития стран Запада и Востока. Отпадает мучительная не­обходимость икать рабство и феодализм на Востоке, подгонять под формационную схему конкретно исторические данные. Впрочем, цивилизационный подход не исключает формаций в развитии западноевропейских стран. Однако сами формации перестают быть обязательными ступенями в развитии человечества.
 2. Традиционное и индустриальное общество как два исторически сформировавшихся типа цивилизации
 Традиционное общество – следствие неолитической, или аграрной, революции, которая завершилась, приблизительно, в III тысячелетии до н.э. Суть ее в том, что земледелие повлекло за собой оседлый образ жизни, жилищное и хозяйственное строительство, производство разнообразного сельскохозяйственного инвентаря и посуды, изобретение прядения и ткачества. А это кардинально изменило весь образ жизни человека, детерминировало становление традиций и нравов, обеспечивавших стабильность воспроизводства периодически повторявшихся сельскохозяйственных работ.
 Все разновидности традиционной цивилизации, возникавшие на основе аграрной революции, имеют некоторые общие черты. В них преобладают: хозяйствование на основе эмпирически найденных технологий и рутинных производственных навыков; использование ремесленных орудий труда, приводившихся в движение главным образом за счет физической силы и мастерства работников производства; земледелие и земледельческая община; незначительность накоплений и непроизводительное их расходование; государственная собственность при второстепенной роли частной; авторитарный, деспотический режим, раболепие низших слоев перед высшими; строгий моральный стандарт, религиозно-нравственные ценности, ориентировавшие общинников на соблюдение интересов общины и божественное спасение; общая застойность и социально-экономическая стабильность.
 Социальной основой традиционной цивилизации была сельская община, которая дополнялась государственной организацией. Коллектив общинников традиционно владел землей. Община возглавлялась старейшинами. Над общиной находилось государство, которому она выплачивала традиционную ренту-налог. Между государством и общинами поддерживались патриархальные отношения.
 Перераспределяя получаемые от общин средства, государство не было заинтересовано в развитии рыночных отношений и усилении частной собственности. Хотя и рыночные отношения, и частная собственность имели место, община, как правило, тяготела к натуральному хозяйству. Она приглашала и ремесленников и воинов, и подсобных рабочих, и строителей, оплачивая им услуги в соответствии с традицией. Автономия общин уважалась государством, которое собственно и существовало за их счет и не было заинтересовано в новшествах.
 В рамках общин совершался технический прогресс, появлялись новые ремесла, но никогда он не был результатом целенаправленных исследований и не рассматривался как общественная ценностью. В качестве высших ценностей считались общинный образ жизни, выполнение раз установленных обычаев и обрядов, моральное совершенство и религиозная благочестивость.
 В традиционной цивилизации индивид ценился лишь как член определенной социальной группы, и вне этой группы ею жизнь постоянно подвергалась опасности. Жизнь индивида проходила или в деревне, в которой он родился, или в ремесленном цехе к которому, так сказать, были приписаны его родители. У индивидов не было практически выбора в определении своей жизни решении личных проблем.
 В работе «Хозяйственная этика мировых религий» М. Вебер пишет «Крестьянам, тесно связанным с природой и во всем своем хозяйственном существовании зависившим от элементарных природных сил, была настолько близка магия – заклинание духов, пребывавших в силах природы или над ними, или простое обретение расположения божества, что вырвать их из этой исконной формы религиозности могло лишь глубокое преобразование всей жизненной ориентации, произведенное либо другими слоями общества, либо мощными пророками, легитимизированными в качестве колдунов благодаря совершенным ими чудесами» (15. С. 58).
 На особенности традиционного общества существенно влияли природные условия, этногенез и культурные традиции. Особое значение имела культура, именно от нее зависит культурно-исторический тип цивилизации (китайский, индийский, иранский и т.д.). В отличие от цивилизационных основ, сближающих различные народы, культура подчеркивает их неповторимые, индивидуальные черты, что, разумеется, не исключает взаимовлияние культур друг на друга.
 Клановый уклад жизни в Китае стал возможным лишь в атмосфере конфуцианско- даосистской культуры с ее установкой на почитание общинниками императора как сына Неба и отца народа. В Индии кастовый строй поддерживался бразманизмом. Индийская община нейтрализовала буддизм как попытку пересмотреть кастовые порядки и укрепила свой традиционный образ жизни с помощью индуизма, вобравшего в себя как положения брах манизма, так и буддизма.
 От восточных общин существенно отличались порядки в Древней Греции. Здесь крестьянская община никогда не занимала господствующего положения в обществе. Преобладали небольшие города, население которых занималось ремеслом и торговлей. Это предопределило развитие товарного производства, ориентированного на рынок и частнособственнические отношения.
 Развитию товарного производства и частнособственнических отношений способствовал демократизм. Он давал свободным гражданам древнегреческих общин право заниматься своим хозяйством, проявлять инициативу и гарантировал им защиту личного достоинства и свободы. Античная Греция не знала бюрократического управления.
 В Древней Греции стали формироваться и особые социокультурные принципы. Среди них на первом месте были частнопредпринимательская деятельность и свободомыслие.
 В их русле осуществлялись технические новшества и научные изыскания. Достаточно отметить работу Архимеда, которая не знает себе равных в древности. Его открытие законов рычага, статической подъемной силы и центра тяжести на многие столетия определили прогресс в механике.
 Древнегреческая цивилизация занимает уникальное место в истории. Ее достижения легли в основу становления индустриального общества.
 Термин «индустриальное общество» вошел в общественную науку с легкой руки Сен-Симона. Его поддержали Конт, Спенсер, Дюркгейм. В XX в. сформировалась теория индустриального общества, представители которой рассматривают капитализм как начальную стадию индустриализации, характерную лишь для ряда стран Западной Европы.
 Индустриальное общество имеет ряд характерных признаков. Оно основано на машинном производстве, товарно-денежных отношениях, предпринимательстве и наемном труде, получении прибыли, значительных накоплениях общественного богатства и крупных инвестициях в народное хозяйство, а также на научной организации труда, техническом, экономическом и политическом рационализме.
 В современном индустриальном обществе господствующее положение занимают промышленные корпорации и банки; промышленные корпорации и банки — акционерный, коллективный капитал; во главе их стоят менеджеры, специалисты; их социальное положение определяется не собственностью, не наследованием капитала, а профессиональной подготовкой, место классов занимают профессиональные группы заинтересованные в сотрудничестве; среди общественных институтов резко возрастает роль выс­ших учебных заведений, где готовятся специалисты и накапливается научно-техническая и социально-экономическая информация; государство становится не столько репрессивным, сколько танирующим и регулирующим органом социально-экономической жизни; в самой социально-экономической жизни утверждаются мобильность, демократизм, равенство возможностей и рационализм.
 Цивилизационный фундамент индустриального общества закла­дывается постепенно.
 Во-первых, значительных успехов достигает земледелие. В западноевропейских странах сельскохозяйственное производство ориентируется на рынок, и землевладельцы заинтересованы в технических новшествах. К тому же в этих странах систематически ощущается нехватка рабочей силы, и технические усовершенствова­ния были желательны, так как повышали производительность труда и компенсировали нехватку рабочих рук.
 Во-вторых, в западноевропейских странах получают широкое распространение городские поселения. В них проживали ремесленники и торговцы. Города превращались в центры экономических отношений, финансовых операций, ремесленного производства и образования.
 Вебер отмечает ряд особенностей горожан, которые оказались чрезвычайно полезными для становления индустриального общества. «Общим для бюргерского слоя была тенденция в сторону практической рационализации жизненного поведения, что вытекало из типа их жизнедеятельности, относительно далекой от воздействия сил природы. В основе всего их существования лежал расчет и стремление господствовать над природой и людьми, пусть даже с помощью самых примитивных средств» (15. С. 58).
 В-третьих, товарно-денежные отношения и рынок стимулируют развитие частнособственнического предпринимательства, расширение как торговых операций, так и производственной деятельности. В свою очередь, экономическая конкуренция требовала технических новшеств, снижение издержек производства. Обогащение становится лейтмотивом интересов западноевропейских горожан.
 В-четвертых, технические новшества способствуют рационализации производственной деятельности, углублению разделения труда и специализации работников в отдельных сферах производства. Ветряная и водяная мельницы становятся прообразами машины, стимулируя поиск более совершенных передаточных механизмов и универсальных источников энергии.
 В-пятых, знание природных свойств и законов становится общественной ценностью. Естествознание теснит религию, христианские догмы. Ценность последних падает.
 Бэкон и Декарт закладывают мировоззренческие основы инструментального отношения человека к природе, связывая научные исследования с материальной выгодой.
 По Бэкону, ценность науки – не знание ради знания, а насыщение производства техническими новшествами. Цель же изобретений – полезность, улучшение жизни людей, использование сил природы.
 В том же духе высказывается и Декарт – «Зная силу и действие... окружающих нас тел так же отчетливо, как мы знаем различные занятия наших ремесленников, мы могли бы точно такими же способами использовать их для всевозможных применений и тем самым сделаться хозяевами и господами природы» (27. С. 305).
 В-шестых, под влиянием все большего распространения предпринимательской деятельности складывается то, что часто называют «духом капитализма». Его существо – во взгляде на прибыль как на фундаментальную ценность. Прибыль — доказательство умения жить и богоугодности образа жизни. Прибыль становится смыслом существования благочестивого христианина.
 Путь к прибыли невозможен без экономического рационализма. «Фундаментальной особенностью капиталистического частного хозяйства является то, что оно рационализировано на основе строгого расчета, планомерно и трезво направленного на реализацию поставленной перед ним цели; этим оно отличается от хозяйства живущих сегодняшним днем крестьян, от привилегий и рутины старых цеховых мастеров и от "авантюристического капитализма", ориентированного на политическую удачу и иррациональ­ную спекуляцию» (14. С. 83—84).
 В-седьмых, постепенно складывается общественное мнение, что массовое производство и потребление вполне могут заменить религиозные надежды на духовное спасение. Изобилие предметов потребления, комфорт, развлечение и прочие земные удовольст­вия вполне стоят того, чтобы им посвятить свою жизнь и сделать их целью и смыслом своих хлопот и забот. Потребительство ста­новится культом массового сознания.
 Естественно, что данный цивилизационный фундамент нужда­ется в своем завершении в виде машинного производства. О машине Маркс пишет: «В качестве машины средство труда приобре­тает такую материальную форму существования, которая обуслов­ливает замену человеческой силы силами природы и эмпиричес­ких рутинных приемов — сознательным применением естество­знания» (44.Т. 23. С. 397).
 Техническая революция конца XVIII — начала XIX в. ознаменовала собой переход общества в царство машин.
 Появление технологических машин, использование сил приро­ды в промышленности завершается стандартизацией деталей и узлов различных механизмов, что сделало возможным массовое производство. Изготовление стандартных компонентов техничес­ких устройств и сборка из них различных изделий резко повыси­ли производительность труда и выдвинули промышленное произ­водство на первый план в народном хозяйстве. Индустрия стала господствующим сектором экономики.
 Индустриальное общество не только дало массовое производ­ство и потребление, но и вызвало к жизни ряд противоречий, которые в определенной степени оказались неожиданными для людей и разрушительными для основы их существования.
 В индустриальном обществе, если использовать хайдеггеровскую терминологию, техника превратилась в часть бытия челове­ка. Человек оказался затребованным техникой. Техническая сис­тема разрешает существовать только тем явлениям, которые принимают ее правила игры, ее требования, и исключает (или мини­мизирует) те явления, которые могут подорвать ее стабильность. В жертву технике приносятся здоровье людей, их наследствен­ность и психика, искусство и гуманизм. Дегуманизация труда и массовое потребление разъедают традиционные нравственно-ре­лигиозные устои человеческой жизни.
 Здесь же меняется и взгляд на человека. Раньше полагали, что в нем живет искра божья, а индустриальное общество низводит художника, музыканта, инженера на уровень выдрессированного животного. Если человек произошел от обезьяны, то и он подчинен власти формулы: «стимул – реакция». Так учили Уотсон и Скиннер. В книге «Бихевиоризм» Уотсон писал: «Доверьте мне десяток здоровых нормальных детей и дайте возможность воспитывать их так, как я считаю нужным, гарантирую, что, выбрав каждого из них наугад, я сделаю его тем, кем задумаю: врачом, юристом, художником и даже нищим или вором, независимо от его данных, способностей, призвания или расы его предков».*
 
 * Годфруа Ж. Что такое психология Т. 1. М., 1992. С. 87.
 
 Так индустриальное общество порождает свою идеологию, свое мировоззрение. От былого величия человека практически ничего не остается в этой идеологии и в этом мировоззрении.
 Таковы в общих чертах особенности индустриального общества, пришедшего на смену традиционной цивилизации.
 3. Рациональность как социокультурная проблема
 Индустриализация общества вызвала в общественном сознании, в философии и социологии глубокий интерес к рациональности. Что такое рациональность, в чем ее существо и насколько она важна для познания и практики? Является ли рациональность причиной машинной индустрии? Можно ли рациональность отнести исключительно к науке, рассматривая ее как воплощение разума, или же надо говорить о рациональности всех видов деятельности, в том числе и религиозной? Таковы некоторые аспекты проблемы рациональности.
 Обычно рациональность противопоставляют иррациональности, которую понимают как логическую невыразимость духовного опыта, эмоциональность или нормативность, а также как хаотичность функционирования техники, экономики и политики в обществе.
 В отличие от иррациональности рациональность определяют как совокупность процедур и инструментов интеллектуальной деятельности, обеспечивающую точность и достоверность результатов научного исследования. Это наиболее распространенное понимание того, что такое рациональность. Но ее же определяют и как способность к логически непротиворечивому, последовательно организованному на основе логических законов выражению духовной деятельности (нравственной, художественной, религиоз­ной, философской и т.д.). И, наконец, рациональность понимают как характеристику цивилизации, как существенную черту культуры. Механизм культурной программы поведения людей в той или иной цивилизации может основываться как на науке, так и на религиозно-нравственных, художественных нормах. Там, где в культуре преобладает наука, существует рациональная цивилизация. Для традиционных цивилизаций Индии и Китая характерно преобладание религиозно-нравственных и художественных норм функционирования общества, что часто истолковывалось как доказательство того, что эти культуры отличаются не рационализмом, а мистицизмом.
 Хотя все эти определения не тождественны и свидетельствуют о том, что понимание рациональности постоянно уточняется и развивается, в них содержится существенно общий подход к проблеме: рациональность связывается с целесообразностью и целенаправленностью человеческой деятельности.
 Прежде всего рациональность относится к средствам достижения цели. Научный анализ гарантирует выбор наиболее эффективного и кратчайшего пути к задуманному. Что касается самих целей, то нет научного способа определить, какая цель верна, а какая нет. Логика помогает очистить цель от несообразности, но не избавляет от риска.
 В принципе, цели определяются потребностями и системой ценностей. Они зависят от научно-технических, социально-экономических и политических условий. Такие условия, с одной стороны, подсказывают, чего следует добиваться, а, с другой, – дают реальные средства достижения цели. В зависимости от реальных средств формируется цель.
 Но полагать, что возможны такие условия, возможно такое общество, которое на сто процентов избавляет от риска при определении цели, иррационально. Иррационально и стремление «делать все возможное из любви к ближнему», – полагает А. Этциони, один из последователей М. Вебера (48. С. 304).
 Иррациональна и абсолютизация рационального. Разум должен видеть собственные границы. Они условны, подвижны, относительны, но они существуют. Рациональность исторична.
 Поскольку рациональность рассматривается как способность подвергать выбор средств в достижении цели логическому и эмпирическому анализу, постольку сам выбор оказывается относительным. Рациональное для одного человека, может быть иррациональным для другого, вынужденного согласовывать цель с несколько иной системой ценностей, нормативных соображений.
 Впервые проблема рациональности была поставлена в философии античного общества. Ее представители выделили разум как фундаментальную характеристику космоса и познания. Разум понимался ими как нечто божественное, стоящее над людьми, всегда тождественное самому себе, абсолютное и неизменное.
 В природе все целесообразно, учил Аристотель. И человек об­наруживает эту разумность, и сам становится разумным. Мышле­ние логично, подчинено правилам разума.
 Античные мыслители допускали, что люди могут поступать неразумно, иррационально, но это отступление от разума — ре­зультат заблуждения, и оно исправляется врожденной способнос­тью сознания двигаться к истине.
 Итак, абсолютный разум господствует над неизменной природой согласно вечным принципам. Эти принципы бытия открываются, по мнению Аристотеля, метафизике.
 В Новое время Галилей внес уточнение в понимание рациональности. Он говорил, что перед человеком лежит раскрытая книга природы, но написала она языком математики. Поэтому понять Великую книгу могут лишь те, кто знает математику.
 Для Аристотеля природа целесообразно устроена и ее рациональность можно понять с помощью обыденного опыта. Надо толь ко прислушиваться к рекомендациям философии.
 Галилей уточняет, что рациональность природы имеет специфику. Рациональность своей основой и своим выражением имеет математику. Непосредственно книгу природы не прочтешь. Необходимо овладеть математической символикой, чтобы читать книгу, написанную Богом. И для того, чтобы иметь уверенность в результатах познания, важно постоянно проверять свои выводы. Математически оформленные результаты опытного познания отличаются точностью и адекватностью действительности.
 Вслед за Галилеем относительно новое понимание рациональности предложили Ньютон и Декарт. Ньютон говорил, что он гипотез не измышляет, а руководствуется принципами разума. Для Декарта основой рациональности становится собственное мышление, мышление субъекта.
 И Галилей, и Ньютон, и Декарт рациональность оправдывали Богом, этой высшей ценностью тогдашнего общества. И одновременно они готовили крушение античного понимания рациональности. Декарт прямо связывал успехи познания с врожденными идеями Математика не выводится из опыта, а является свойством ума. Ум людей в своей сущности рационален.
 Спор между последователями рационализма и сенсуализма по поводу источника знаний носил не только теоретико-познавательный характер и не сводился к соперничеству материализма и идеализма. По существу, дискуссия шла по вопросам культуры мышления и ее роли в познании. Декарт и его сторонники защищали новое понимание рациональности, которое было закреплено в тезисе Лейбница: «Нет ничего в разуме, чего не было раньше в чувствах, за исключением самого разума» (41. Т. 2. С. 111).
 В свою очередь, успехи естествознания убеждали в том, что разумность образует существенную черту культуры ума, его логико-математической организации и что без нее научное познание невозможно.
 Изобретение технологических и энергетических машин и их использование в общественном производстве усиливали позиции тех, кто трактовал рациональность как важнейшую собственную черту научной и инженерной деятельности. А машинная индустрия воспринималась как, наконец, обретенное человеком царство разума.
 Со своей стороны буржуазные общественные отношения воплощали в себе экономическую рациональность. Она включала в себя точный подсчет расходов на оборудование и рабочую силу, учет рынка, его возможности поглощать товары определенного качества и в определенном количестве. Цепочка последовательных действий предполагала достижение целей в определенном порядке. При этом достижение ближайшей цели становилось средством продвижения к отдаленным. Конечной целью экономической рациональности было получение прибыли. Все лишнее, не адекватное достижению прибыли безжалостно отсекалось.
 Поскольку и развитие машинного производства, и укрепление буржуазных отношений сопровождалось применением научных знаний, постольку в общественном сознании наука воспринималась, оценивалась как воплощение рациональности, как совокупность логических и эмпирических средств безошибочного выбора путей и методов достижения цели.
 Но что же представляет собой такой разум? В чем его сила и есть ли границы для его применения? Эти вопросы вызвали значительные споры.
 Философский анализ рациональности убеждал, что содержание разума формирует сама практика использования науки. А эта практика состояла в четкой постановке проблемы, определении цели научного поиска, выборе методов достижения цели. Сами же достижения науки рассматривались в плане их применимости к технологии и экономике, в организации производства и общественной жизни. В конечном счете все это замыкалось на создании общества массового производства и потребления. Такое общество рисовалось вполне разумным, так как оно, с одной стороны, гарантировало получение прибыли, удовлетворение личных амбиций, а, с другой, – массовое потребление, общественное благополучие.
 Следствием классического понимания рациональности явилась ее методологическая интерпретация. Ее суть – в следующем. Поскольку наука — квинтэссенция рациональности, постольку должен существовать рациональный метод открытий. Открытие — это цель научного исследования, а к цели должны вести рациональные средства. В науке нет места для иррационального.
 В конечном счете методологическая интерпретация рациональности в науке вылилась в спор между индуктивистами и сторон­никами гипотетико-дедуктивного метода. Спор этот завершился признанием того, что ни индукция сама по себе, ни гипотетико-дедуктивный метод сам по себе не обеспечивают автоматического достижения цели и не выражают всей полноты науки.
 Наука не может обойтись без интуиции и творческого воображения. Исследователь не должен полагаться лишь на рациональные методы познания. Чувственные образы, игра фантазии, вдох­новение и даже сны сопровождают творческую работу ученого. В исследовании роли сознательного и подсознательного тесно переплетены, а грань между рациональным и иррациональным подвижна. В частности, то, что для одного рационально, для другого — иррационально.
 Вспыхнувший далее спор между интерналистами, признающи­ми только внутренние стимулы развития науки, и экстерналистами, бравшими науку в контексте социального развития, завер­шился обсуждением того: рациональна ли сама наука и можно ли культуру свести к науке? Естественно, что такой спор поставил проблему рациональности в центр культуры.
 Уже Ницше и Бергсон показали, что у разума относительная ценность. Для людей важное значение имеют воля и влечения, их биологическое начало. И сама нравственность не может быть построена исключительно на расчете. Гуманизм требует уважения человека, что заставляет вносить коррективы в рациональность. Нельзя игнорировать связь познания со страданием. Одним из фундаментальнейших духовных законов Тойнби называет положение, что «познание приходит через страдание» (66. С. 139).
 Социокультурное понимание рациональности, во-первых, предполагает подход к нему как к ценности, а не как к априорной характеристике человеческого сознания, тем более не как к выра­жению божественного порядка в мире. Во-первых, такое понима­ние ставит рациональность в круг общественно принятых ценностей и предполагает их сопоставление. И в-третьих, сама рациональность рассматривается исторически, как нечто обязательное соответствовать уровню развития производства и культуры. Выше своего времени рациональность не может подняться.
 Так, античная философия столкнулась с проблемой мифологического и рационального. Мифологическое мышление оперирует образами, конкретными нормами поведения, примерами, сосуществующими в пространстве и во времени вещами. Ему чужд анализ, поиск опосредствующих звеньев во временной последовательности событий. Поэтому для него характерны алогизмы, признание чудес, обращение к богам, магия. Но иррационально ли мифологическое мышление?
 С точки зрения культуры мифологическое вполне рационально для первобытного человека. Испытывая слабость перед природой, засухой, наводнениями, землетрясениями и т.д., родовой коллектив полагается на помощь духов. Для того времени это было вполне разумным действием с целью пережить страшные события и выжить. И магия, и колдовство – это прежде всего способ мобилизовать свои внутренние физические и духовные потенции, выстоять таким образом в борьбе с внешними напастями.
 С прогрессом общества в религиозном отношении к миру все явственнее расхождение между магическим и рационализированным. В магической религии на первом месте остается непосредственное обращение к духам, колдовство и заклинание. В рационализированных религиях достигается известное обобщение в понимании сверхъестественных сил, формируется известный осмысленный ритуал обращения к Богу, отбираются логические средст ва доказательства бытия Бога. Рационализированная религия начинает относиться к магии и колдовству как к иррациональному.
 Таким образом, рациональность формируется как некоторая культурная ценность, как разумность в осмыслении окружающего мира и логичность в выборе средств для достижения цели. Содержание этой ценности исторично, относительно, адекватно производственным и социально-экономическим условиям.
 Философский подход к рациональности требует ее выведения из социокультурных условий жизни людей. К таким условиям прежде всего относится производственная деятельность. Так, со­вершенствование земледелия, формирование ремесла и скотоводства вызывают необходимость рынка. Человек обладает многими потребностями, но в своих способностях он должен специализи­роваться, чтобы добиться нужной производительности труда и заработать столько денег, сколько требуется для приобретения разнообразных вещей. Специализация расширяет разделение труда и обмен продуктами деятельности. В таких условиях земледелие может ориентироваться или на непосредственное удовлетворение потребностей или на рынок. Что разумнее, что рациональнее? Все зависит от исторических условий. Для одних рациональным является непосредственное удовлетворение потребностей общинников, для других – производство на рынок. И в первом, и во втором случаях содержание рациональности определяется не самим разумом, а условиями жизни.
 Последствия ориентации земледелия на непосредственное потребление и на рынок различны. Исторически сложилось так, что в первом случае наблюдалась стагнация социальных форм, во втором – их развитие. Чем больше сработано для рынка, тем больше возможностей разнообразить потребности труженика. А удовлетворение разнообразных запросов человека стимулирует совершенствование его деятельности. Работа на рынок оказывается разумной, рациональной.
 И в случае становления машинной индустрии наблюдается аналогичная ситуация. Не рациональность порождает машинную индустрию, хотя, понятно, что без научного анализа, без достижений естествознания и техникознания индустриализация невозможна, а именно применение машин развивает рациональность. Машины требуют четкой организации труда. Технологическая дисциплина отсекает как иррациональное все, что мешает машинам исправно функционировать двадцать четыре часа в сутки. Хотя сам по себе ночной труд вреден для здоровья. Предприниматель принимает в расчет только то, что за машину заплачены большие деньги, и она должна окупить себя как можно быстрее. А окупаемость машинного оборудования предполагает экономический рационализм.
 Машина – это воплощение науки. Она рационально функционирует, одна часть машины служит средством для другой и взятые вместе все они и дают нужный эффект. Расход энергии и сырья должен быть минимальным, а коэффициент полезного действия максимально высоким.
 Наконец, технические новшества, как правило, дают экономическую выгоду. Предприниматель не может ждать, когда изобретатель набредет на нужную ему идею. Он содействует тому, чтобы изобретательство сменилось конструированием, а потом и проектированием техники на основе фундаментальных естественнонаучных законов. Интуиция слишком капризна, вдохновение — редкий гость, нужен строгий логико-математический аппарат, а так же запас технических и естественнонаучных сведений, чтобы систематически «выдавать на гора» все более совершенные устройства. Так рациональность приходит в сферу инженерного творчества, превращая его в научно организованный труд целой армии инженеров.
 Таким образом, рациональность — следствие изменений в производстве, а не причина этих изменений.
 Но формируясь под влиянием практической жизни, рациональность становится могучим фактором прогресса. Для мышления, поддерживающего индустриализацию, высокий уровень рациональности является фундаментальным свойством, преобладающим над всеми иными. Без рациональности научно-технический и экономический прогресс невозможен.
 Само же содержание рациональности, его конкретный вид и его соотношение с иррациональным — не абсолютны, не вечны. Оно детерминируется практикой научно-технического и экономического мышления.
 Свою ограниченность индустриальная цивилизация начала об­наруживать еще в конце XIX в., а в XX в. ее пороки стали очевид­ными.
 Во-первых, создаваемое для облегчения труда машинное обо­рудование связало рабочего новыми зависимостями. Технологи­ческое порабощение человека делает его рабом машин, придатком к технологическому процессу.
 Во-вторых, машинное производство вызывает дегуманизацию труда. Работник индустрии качественно отличается от ремеслен­ника, который вкладывает в изделие свое мастерство, опыт, талант, художественный вкус. Промышленный рабочий лишь обслуживает машину, а остальное машина делает своими орудиями. Вследствие этого личная жизнь рабочего начинается лишь за во ротами фабрики. Лишь в потреблении он может реализовать свою точность. В производстве он функционер, агент технологического процесса.
 В-третьих, массовое производство привело к всеобщей грамотности и развитию полиграфической индустрии. Появление газет, журналов, репродукции художественных произведений, музыкаль­ных пластинок и т.д. обернулось массовой культурой, всеобщим подчинением образа мыслей средствам рекламы и информации.
 В-четвертых, научная рационализация труда, строгая технологи­ческая дисциплина и высокая экономическая эффективность пред­приятий завершается кризисами перепроизводства. Зачем выпускать такую массу товаров, если они не находят сбыта и часто уничтожа­ются? Разумно ли такое научно организованное производство?
 В-пятых, блестяще организованное производство своей обратной стороной имеет массовую безработицу. Сама же безработица — нечто иррациональное для существа, возникшего в процессе труда. Труд создал человека для того, чтобы он стал... безработ­ным. Это полная бессмыслица, порок машинной цивилизации.
 И, наконец, превратив природу в инструмент технологического процесса, в средство достижения своих целей, человек индустриальной цивилизации породил экологический кризис, разрушая ту природную среду, которая составляет необходимое условие его жизни. Технологические факторы своим острием оказались направленными против биологической, генетической основы человеческого организма.
 Все перечисленное входит в состав кризиса классической рациональности, которая возвела науку, технологическую и экономическую рациональность в абсолютный фактор общественного прогресса, противопоставив разум иррациональному как чему-то такому, что закономерно вытесняется рациональностью и должно полностью уйти из социума
 Этот кризис рациональности – одно из выражений ущербности цивилизационных основ индустриального общества.
 Выход из данного кризиса мыслится в настоящее время в становлении информационно-технического общества и нового типа рациональности.
 4. Становление информационно-технического общества и нового типа рациональности
 Индустриальное общество пронизывает глубокое противоречие между человеком и техникой. Технология настолько овладевает обществом, настолько расширяется и углубляется, что начинает тяготиться человеком. Она буквально выталкивает его из своих недр. Он оказывается несовместимым с современными технологиями и как агент технологического процесса тормозит использование фундаментальных закономерностей в производстве.
 Со своей стороны и человек возмущен технологическими порядками, технологической дисциплиной и своей ролью агента технологического процесса. Технология разрушает его наследственность, угрожает его психике и здоровью.
 К глубокому противоречию между человеком и техникой добавляется экологический кризис, который грозит полным разрушением природной основы социума. Социально-технологический фактор как дамоклов меч угрожающе завис над хрупкой биологической организацией человека.
 Выражением глубокого противоречия между человеком и техникой и углубляющегося экологического кризиса становится эрозия ценностей индустриального общества, в том числе и классической рациональности. Такая ценность как достижение высокого уровня жизни и потребления перестает в полной мере удовлетворять людей. Она покупается слишком дорогой ценой, разрушением природной среды и не делает человека более счастливым, а его жизнь – более безопасной, одухотворенной и полной. И понимание рациональности как единственной основы культуры и сово­купности четкого, логически выразимого, точного и достоверного знания оказывается слишком узким.
 Рассмотрим последовательно, какими новыми тенденциями ознаменовалось развитие современного общества и в каком направлении возможно преодоление кризиса классической рациональности.
 В мире все решительнее звучит требование сократить разрыв между развитыми и развивающимися странами. Индустриальная цивилизация базируется на том, что небольшая группа капиталистических стран потребляет ресурсы всей планеты. Согласно статистике ООН, в 1991 г потребление нефти на одного среднестатистического жителя Земли составляло 554 кг. При этом в США на каждого человека приходилось 2614 кг, в Канале — 2415, в Индии 62, Эфиопии – 14, Бангладеш – 10. Если бы во всех странах мира потребление нефти оказалось на уровне США, то разведанных мировых запасов хватило бы всего на 7 лет. И так по всем сырьевым ресурсам.*
 
 * Литературная Россия. 1994. 20 мая. С. 6.
 
 Но кризисные явления индустриальной цивилизации затрагивают и внутренние структуры развитых стран. Критики этой цивилизации требуют уменьшить социальное неравенство, улучшить нравственный климат, гарантировать психологическое удовлетворение работой, возродить братские, бескорыстные отношения в обществе, перейти от равенства возможностей к равенству результатов, т.е. социальному обеспечению всех, вне зависимости от личных трудовых усилий, и достичь согласия с природой, покончив с ее разрушением. Все эти требования в своем единстве образуют идеологию «качества жизни».
 Отголоском оппозиционного отношения общественного сознания к индустриальной цивилизации является признание амери­канского футуролога Тоффлера: «В настоящее время все больше людей становятся пессимистами. Понимаете, до сих пор люди все время считали, что жизнь только улучшается. Но теперь это предположение оказалось под вопросом, что является для нашей страны большим драматическим сдвигом».*
 
 * Независимая газета. 1994. 7 июня. С. 5.
 
 Надежды на разрешение глубинного противоречия между человеком и техникой, а также на переход к ценностной ориентации на «качество жизни» связываются в общественном сознании развитых стран с научно-технической революцией, с переходом к информационно-техническому обществу.
 Рассмотрим сначала одну из программ социально-технической революции, а затем познакомимся с реальными процессами ста­новления информационно-технической цивилизации.
 Программа разработана французским социологом Ж. Эллюлем и опубликована в его работе «Другая революция». В ней он сфор­мулировал пять пунктов этой программы.
 1) полная перестройка производственных мощностей западно­го мира с целью безвозмездной помощи «третьему миру»;
 2) отказ от применения политической силы: «Это предполагает сознательный поворот в направлении меньшего потребления, не­которое снижения уровня жизни в пользу качества жизни для всех без исключения и уравнения всех членов общества по доле вкладываемого труда и получения дохода»;
 3) всестороннее развертывание способностей и диверсифика­ция занятий, т.е. разрушение специализации, односторонности в профессиональной подготовке;
 4) резкое сокращение рабочего времени, вместо 35-часовой ра­бочей недели два часа в день; разработка новых социокультурных ценностей, позволяющих по-новому осмыслить жизнь и свое место в цивилизации;
 5) общественный прогресс должен измеряться не «возрастани­ем числа производимых ценностей, а количеством сэкономленно­го человеческого времени. Отныне необходимо не рассчитываться за труд заработной платой, а равномерно распределять между членами общества (независимо от того, работают они или нет) ежегодный национальный продукт — богатство, производимое за год автоматизированными и информатизированными заводами» (48. С. 149-150).
 Данная программа интересна не своими отдельными конкрет­ными установками, а тем, что в ней передается суть формирую­щейся новой цивилизации. В отличие от индустриального общест­ва, в центре которого находилась техника и которое требовало подчинение человека технологическому процессу, информацион­но-техническое общество — культуроцентрично. И Эллюль обра­щает внимание на всестороннее развертывание способностей чело­века, т.е. на повышение уровня его культуры, образованности и духовности. А это несовместимо с голым индивидуализмом, по­требительством и рабским подчинением работника производства бюрократической и технологической дисциплине. Нужна новая система ценностей, исключающая раскол общества на массу ис­полнителей и потребителей и касту бюрократов и организаторов-технократов.
 На чем основана надежда Эллюля на становление новой циви­лизации полностью автоматизированных и информатизированных предприятий и новых социокультурных ценностей?
 Американский социолог Д.Белл отмечает, что уже в 40-х годах началось бурное развитие новых областей научного знания в виде информационной теории, кибернетики, теории принятия решений, теории игр, теории стохастических процессов. Наука обогатилась линейным программированием, статистической теорией решения, методом экстремальных стратегий и т.д., а инженеры получили возможность создать механизмы управления машинами. Автома­тизированные системы управления получили широкое примене­ние в производстве.
 Поскольку технология есть инструментальный способ рацио­нального действия, постольку применение в решении технологи­ческих задач достижений математики позволило найти алгоритмы для производственных процессов. «Эти алгоритмы, — продолжа­ет Белл, — могут быть материализованы в автоматической маши­не, выражены в компьютерной программе или наборе инструк­ций, основанных на какой-либо статистической или математичес­кой формуле, представляющей собой способ формализации суж­дений и их стандартного применения во многих различных ситуа­циях. Поскольку интеллектуальная технология становится основ­ным инструментом управления организациями и предприятиями, можно сказать, что она приобретает столь же важное значение для постиндустриального общества, какое для общества индустри­ального имела машинная технология» (48. С. 332).
 Интеллектуальная технология – ключ к пониманию информаци­онно-технического общества с его культуроцентризмом. Она основа­на на компьютерных программах и переработке информации в це­лях управления технологическими процессами и контроля над ними. В этом обществе преимущество у того, кто располагает самостоятель­но мыслящими и высокообразованными работниками, самой свежей научно-технической информацией, а также быстродействующими средствами ее переработки и применения в производстве.
 Что же касается самого производства, то автоматизированное предприятие, состоящее из множества станков общего назначе­ния, обслуживаемых роботами под присмотром компьютеров, спо­собно производить широкий набор деталей и собирать из них раз­личные изделия и в нужном количестве. Для этого требуются со­ответствующие программы, задающие направление в работе стан­ков и обслуживающих их роботов.
 Естественно, что автоматизированные предприятия более про­изводительны, чем механизированные. А это заставляет общество концентрировать свои усилия, свои ресурсы на развитии средств автоматизации, на приоритетном развитии электроники, телеме­ханики, информатики, компьютерной техники, лазерной техноло­гии, волокнистой оптики, средств коммуникации и т.д. На миро­вом рынке продукция отраслей, связанных с производством информации, выходит на первый план. В США 1 кг стали стоит 7 центов, 1 кг машины — 7 долларов, 1 кг самолета – 700 долларов, а 1 кг интегральных схем — 7000 долларов.
 Новые отрасли производства позволяют меньшими средствами получать больший экономический эффект, снижая энергоемкость и материалоемкость продукции. Так, 40 кг волокнистого кабеля могут передавать такой же объем информации, что и одна тонна медного кабеля К тому же на производство этих 40 кг требуется в 20 раз меньше энергии, чем на производство одной тонны медного кабеля.
 Естественно, что отрасли производства, связанные с информацией, переживают бурное развитие. Если информационная сфера США по числу работающих в 1880 г. охватывала 5%, а 95% приходилось на промышленность и сельское хозяйство, то в 1980 г. уже 45% работающих было занято в информационной сфере и 55% — в производстве и обслуживании. Уже в 1956 г., по данным Тоффлера, в США количество «белых воротничков» превысило общее число «синих».
 Становление информационно-технического общества вызывает глубокие перемены в техническом базисе. Телекоммуникация в сочетании с хранением и переработкой информации превращается во всеохватывающую отрасль народного хозяйства, задающую ритм всей жизни общества.
 Электронные средства становятся основным каналом распределения информации. На смену так называемой бумажной цивилизации приходит безбумажная, электронная.
 Расширение телевизионной службы с помощью кабельного телевидения меняет характер бытовых услуг, позволяет доходить до каждого потребителя научной, медицинской, общеобразовательной и социально-политической информации. Жизнь в так называемом электронном коттедже регулируется компьютером, программирующим работу всех органов жизнеобеспечения, начиная от отопления и кончая кухней и прачечной.
 Реорганизация хранения информации и систем ее запросов на базе компьютеров и интерактивной информационной сети открывает новые горизонты в организации умственного труда. В разви­тых странах широко используется так называемая домашняя индустрия, в которой большинство работников трудится дома. По­лучая соответствующую информацию из банков данных, исследователь может работать в домашней обстановке, отсылая результаты своего труда в свое научное учреждение.
 Правда, многие сомневаются в перспективности домашней индустрии. В ряде случаев работа научных сотрудников дома завершилась их возвращением в свое учреждение. Непосредственное обще­ние творческих людей ничем нельзя заменить. Именно в общении рождаются перспективные идеи, делаются научные открытия.
 Своим социальным следствием становление информационно-технического общества имеет и перестройку системы образования. И дело здесь не только в том, что меняется облик школ и высших учебных заведений. Смещаются акценты в образова­тельном процессе. Во-первых, резко возрастает значение домашнего образования. Кабельное телевидение открывает неограни­ченные возможности в получении разнообразных материалов по различным разделам современной науки. Во-вторых, информационное общество не может существовать без высококвалифицированных работников, постоянно занятых самообразова­нием и совершенствованием своих способностей. В условиях информационного общества вложение средств в человеческий капитал — самое прибыльное дело.
 Информационно-техническое общество вносит новые мотивы в проблему социального равенства. Высокая производительность труда, эффективная экономика гарантируют минимальный доход для всех, а также социальную защиту для тех, кто не способен по своему физическому состоянию трудиться на производстве, для лиц пожилого возраста, безработных и т.д. Другим направлением в социальном развитии должно стать выравнивание доходов, известное уравнение социальных групп в потреблении. Но в целом, и информационное общество сохраняет оплату по труду. «Ника­кая цивилизация, — пишет Тоффлер, — не вознаграждала все профессии одинаково и не должна делать этого. Сельскохозяйственная цивилизация, или цивилизация Первой волны, вознаграж­дала за определенные качества и способности, особенно за голую мускульную силу. Промышленная цивилизация, или цивилиза­ция Второй волны, платила за различные профессии. Цивилизация Третьей волны также будет платить за определенные свойства и способности лучше, чем за другие» (48. С. 259).
 Много внимания теоретики информационно-технического об­щества уделяют проблемам рынка и государства. Они полагают, что государство должно быть децентрализовано и резко повышена индивидуальная свобода. Децентрализация нужна вследствие того, что объем погребной для управления экономикой информации настолько возрос, что никакой административный центр не в состоянии ее переработать и распределить. С этим может справиться лишь свободный рынок научно-технических и социально экономических идей. И второе, что требует децентрализация управления, — это судьба информации. Если информация окажется в руках государства, то сложится тоталитарный режим. Еще в конце 70-х годов в США обнаружилось существование 858 банков данных, содержавших 1,25 млрд. записей на граждан страны. Правительственные банки данных располагали досье практически на каждого жителя США (48. С. 340).
 Но с другой стороны, теоретики информационно-технического общества выступают за регулируемую рыночную экономику. Без этого они не видят реальных путей становления новой цивилиза­ции, реиндустриализации, децентрализации экономики и защиты природной среды.
 Становление информационно-технического общества таит в себе еще много неизвестного, и в проектах такого общества не может не содержаться и большая доля утопии.
 Формирование информационно-технического общества влечет за собой становление нового типа рациональности.
 Как уже отмечалось, своим содержанием классическая рациональность имеет достижение логически оправданного, отчетливого, точного и достоверного знания и выработку научных рекомен­даций, как сделать технику, экономику и политику эффективны­ми, в том числе и за счет лучшего использования человека, его рабочей силы и гражданских качеств. Она обнаружила свою слабость не в выработке средств достижения цели, а в определении самой цели. Система ценностей индустриального общества оказа­лась ограниченной. Общество не может ориентироваться только на научные знания. Культура как регулятор функционирования и развития общества – это вся совокупность духовной деятельности и наука, и нравственность, и искусство, и религия, и филосо­фия, и право с политикой. При этом наука преимущественно инструментальна, а на вопросы, в каких целях и каким образом использовать достижения науки и техники, отвечают право, поли­тика, нравственность, искусство, философия и религия. И кроме того, нельзя ответственность ученого сводить только к получению логически обоснованного, ясного, точного и достоверного знания. Ученый ответственен и за использование его открытий, за применение технологий в народном хозяйстве. Культурный механизм включения достижений науки в цивилизацию распространяется и на науку и ее представителей.
 Кризис классической рациональности требует отказа от ее абсолютизации и уточнения самого понятия цели общественного прогресса.
 Во-первых, рациональность не может не быть относительной и не связанной с риском. Человек взвалил на свои плечи ответственность за свои решения и только ему решать, что делать и как поступать. А с его принципиально ограниченным умом нельзя избежать риска. Риск имманентен для процесса жизни. Если риск понимать как иррациональное, то тогда рациональность неразрывно связана с иррациональным. Одно не существует без другого. Это и есть одно из проявлений нового понимания рациональности.
 Поскольку риск неустраним, постольку рациональный анализ целей и средств их достижения должен заключаться в поиске наименьшего риска, в нахождении наиболее оптимального (значит, можно под страховаться) и несущего наименьшие потери решения.
 Но может ли общество сформулировать конечную цель своего развития? Может быть, у общества в принципе отсутствует конеч­ная цель? И всякое подчинение средства цели, какой бы желательной она не казалась, опасно?
 Видимо, такую цель как следствие естественной или социаль­ной необходимости сформулировать нельзя. В решении этой про­блемы приходится руководствоваться философскими соображе­ниями о диалектике цели и средства, а также достижениями обще­ственной духовной деятельности, взятой во всем ее объеме.
 В качестве основной ценности информационно-технического общества может стать сам человек. Можно было бы сказать, что высокий уровень производства и потребления – это лишь пред­посылка для всестороннего развития каждой личности. Однако каковы критерии этого всестороннего развития? Возвышенные потребности и развитые всесторонним образованием способности — это основное богатство общественного индивида? Расцвет личности, полная гуманизация социально-экономических отношений и полное удовлетворение людей самими собой? Их не будет угне­тать соседство обездоленных и эксплуатируемых, оскорбленных и угнетенных. Они смогут жить полной жизнью, наслаждаясь ра­достью своего существования.
 Можно ли считать этих самовлюбленных гедонистов высшей целью и ценностью? Ближе к истине представление о принципиальной открытости человека, его незавершенности, не позволяю­щей формулировать как цель достижение какого-то состояния личности. Человек разомкнут; он все время созидается, не имея ни ясных целей, ни каких-то предпочтений, ни определенной конечной модели совершенства. Человек принципиально свободен. Это значит, что человек — если он творческое начало, а он имен­но таков — всегда будет несчастлив, всегда будет в поиске, всегда будет не удовлетворен наличностью.
 Я жить хочу, хочу печали
 Любви и счастию назло.
 Так сформулировал этот парадокс поэт Хаос, иррациональ­ность, трагедия внутри человека и это предполагает новый тип рациональности, допускающей хаос и иррациональность.
 Развернутое понимание нового типа рациональности, на наш взгляд, включает в себя следующее:
 1) относительность разумности социально-практического спо­соба бытия человека и абсолютность мудрости природы, не допус­кающей саморазрушения;
 2) приоритет смысла существования человека над частной целью, общекультурных ценностей над техническими, экономическими и политическими средствами их обеспечения, общекультур­ной деятельности над ее частным выражением, научным исследованием и техническим проектированием, что предполагает соци­альную ответственность науки и ее представителей за последствия своей деятельности перед человечеством;
 3) в соответствии с техническими, экономическими и политическими возможностями обеспечение человеку его творческой роли;
 4) максимальная гуманизация труда и системы социально-эко­номических отношений;
 5) адекватность соотношения социального и биологического в человеке с целью сохранения его здоровья и культивирования его генофонда;
 6) гармонизация отношений человека с природой за счет со­хранения равновесия в ней и поощрения такой инструментализации природных процессов, которая укрепляет это равновесие.
 Такое содержание рациональности диктуется нынешним состо­янием производственного, социально-экономического и культур­ного развития общества.
 Тема X. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПЕРЕД ЛИЦОМ ГЛОБАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ
 Философия рассматривает общество не только как социально-практический способ бытия, но и как постоянно совершенствую­щуюся систему. Но что такое общественный прогресс и каковы его критерии? Зная закономерности развития общества, можно предвидеть и прогнозировать будущее. Перед лицом глобальных проблем общество особенно остро нуждается в научном предвиде­нии, в трезвой оценке своих перспектив и грозящих опасностей.
 1. Философские концепции исторического процесса
 В философии наблюдается многообразие концепций исторического процесса. В рамках, например, натурализма, осуществляется попытка отождествления человека с животным в объяс­нении истории законами природы. Так, английский философ Г. Спенсер считал основным законом истории выживание наиболее приспособленных индивидов и народов к условиям существования, «Весь исторический ход общественной жизни является ни чем иным, как прогрессирующим приспособлением че­ловека в его естественной живой среде». Происходящее при этом совершенствование рода человеческого основывается на выми­рании неприспособленных и выживании приспособленных (17. Т. 2. С. 373). Линию натурализма в настоящее время продол­жает социобиология.
 Идеалистический подход к обществу находим у Гегеля. Исто­рию определяет самодвижение мирового духа, которое завершает­ся его самопознанием.
 В историческом материализме, сформулированном в идеоло­гии марксизма, провозглашалась первичность общественного бы­тия по отношению к общественному сознанию и активность воз­действия общественных идей на бытие.
 В XX в. решающее значение материального производства, про­изводственной техники и экономики в общественной жизни ука­зывают американские мыслители Белл и Ростоу. Они полагают, что в зависимости от того, каким является материальное произ­водство, таким формируется тип цивилизации.
 Еще более сложным для философской мысли оказывается во­прос о содержании и направлении исторического процесса. Рас­смотрим некоторые, широко распространенные точки зрения по этому вопросу.
 Начало философскому анализу исторического процесса в ев­ропейской культуре положил Августин Блаженный. Он рассмат­ривал историю с позиций провиденциализма. Провиденциализм — это религиозное понимание истории как проявления воли Бога, осуществление заранее предусмотренного божественного плана «спасения» человека.
 Августин различал два вида человеческой общности: «град зем­ной», т.е. государственность, которая основана на «любви к себе, доведенной до презрения к Богу», и «Град Божий» — духовную общность, которая основана на «любви к Богу, доведенной до презрения к себе». Последняя, согласно Августину, и ведет чело­вечество по истории к обретению единства с Богом.
 «В основу периодизации истории человечества Августин поло­жил "Библию". Он разделил историю на шесть периодов. Пять периодов у него связаны с ветхозаветной историей. Шестой пери­од начался с первого пришествия Иисуса Христа. Он закончился "вторым пришествием", "Страшным судом"» (78. С. 445).
 Начиная с Возрождения и особенно в эпоху Просвещения, раз­вивается рационалистический взгляд на историю. Так, француз­ские просветители XVIII в. утверждали, что ход истории опреде­ляется идеями. Кант же полагал, что всемирная история есть реа­лизация «плана природы» при активном участии людей, направ­ляемых философским разумом.
 Развернутую объективно-идеалистическую картину исторического процесса нарисовал Гегель. Согласно ему, в истории общества реализуется содержание Мирового Духа. Моментами и ступенями развития мирового духа Гегель считал деяния отдельных народов. Дух не только «витает над историей, как над водами, но действует в ней и составляет ее единственный двигатель» (21. Т. 3. С. 370).
 Впервые в истории философской мысли Гегель поставил вопрос о наличии в историческом процессе объективной закономерности. Дело в том, что в понимании Гегеля «Разум», направляющий ход истории, — это обнаруживаемая в ней необходимость, не зависящая от сознательных целей участников исторических событий Гегель не считал источником этой необходимости ни Бога (его функции приписаны «Разуму», который только поэтому именуется «божественным»), ни природу, а связывал ее исключительно с деятельностью людей. Заявляя, что всемирно-исторический процесс совершается разумно, он считал «разумным» в нем то, что является «бессознательно для людей в итоге их действий» и что оказывается исторически существенным, «грандиозным», какие бы внешние «малые силы» не участвовали в его порождении. И Гегель делает вывод, что, хотя основная масса людей руководствуется в своих действиях сугубо личными интересами и страстями и в известной мере осуществляет их, все же в результате получается нечто отличное от их намерений.
 Согласно Гегелю, «Разум» (Бог) дает людям действовать как им угодно, не стесняет игру их страстей и интересов, а получается то, что именно он желает. «Во всемирной истории благодаря дей­ствиям людей вообще получаются еще и несколько иные результаты, чем те, к которым они стремятся и которых они достигают, чем те результаты, о которых они непосредственно знают и которых они желают» (22а. С. 79).
 Маркс и Энгельс разработали диалектико-материалистическую концепцию исторического процесса. Согласно ей, основой сущест­вования и развития общества является материальное производство. «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще» (44. Т. 18. С. 6).
 Способ производства — это конкретно-исторический способ добывания людьми средств к жизни. В структурном отношении он состоит из двух взаимосвязанных элементов — производительных сил и производственных отношений.
 Производительные силы и производственные отношения находятся в диалектическом единстве. В этом единстве главной стороной являются производительные силы. Каковы произво­дительные силы, таковы и производственные отношения. С из­менением производительных сил рано или поздно меняются и производственные отношения. В свою очередь, производственные отношения оказывают активное обратное воздействие на развитие производительных сил. Они могут стимулировать или тормозить их развитие.
 Диалектическое единство производительных сил и производственных отношений выражается в законе соответствия производственных отношений уровню и характеру развития производительных сил. Суть этого закона заключается в следующем: для бесперебойного, поступательного развития производительных сил – а они являются основой существования людей и удовлетворения их постоянно растущих потребностей — необходимо, чтобы производственные отношения соответствовали им, способствовали их развитию. Если это соответствие нарушается, если производственные отношения отстают в своем развитии, наблюдается замедление темпов роста производительных сил, нарастание кризисных явлений в экономике.
 Высшим проявлением несоответствия между новыми производительными силами и устаревшими производственными отношениями является конфликт между ними. Конфликт оказывает разрушительное воздействие на все стороны экономической жизни общества.
 Выход из кризиса требует приведения производственных отношений в соответствие с уровнем и характером развития производительных сил. Это осуществляется двумя путями. Во-первых, революционной ломкой устаревших производственных отношений, заменой их принципиально новыми производственными отношениями. Так, Великая Французская революция (1789 г.) ликвидировала господство феодальной собственности и утвердила буржуазную. И во-вторых, путем постепенной трансформации одной формы собственности в другую. Примером может служить отмена крепостного права в России (1861 г.), что стимулировало развитие капитализма в стране.
 Итак, материальное производство – основа существования общества на каждом данном этапе, а его диалектическое развитие обусловливает поступательное движение общества.
 Важное место во взглядах Маркса и Энгельса занимает учение об общественно экономических формациях. Общественно-экономическая формация — это исторически определенный тип общества, представляющий собой особую ступень в его развитии. Таких ступеней в истории общества Маркс выделил пять: первобытнообщинную, рабовладельческую, феодальную, буржуазную и коммунистическую. Правда, Маркс говорил и об особом, азиатском способе производства, но свои соображения на этот счет не оформил в виде учения об особой общественно-экономической формации.
 Ранее уже говорилось о недостатках и схематичности формационного подхода. Отметим в контексте темы лишь один аспект социально-исторического учения марксизма. Здесь отсутствует четкое различение синхронных (структурных, внутрифункциональных) и диохронных (собственно исторических) закономерностей. Отметив связь внутри социальной структуры между базисом и надстройкой (это открытие будет обобщено в рамках синергетики как принцип гармонизации подсистем сложных нелинейных систем), Маркс исторические последовательности попытался описать на основании функциональных зависимостей. Как следствие, собственно исторические закономерности оказались вне поля исследования, проявляя себя неким мистическим образом. Отметим, что в синергетике эти процессы описывает концепция бифуркации при наличии веера трендов эволюционного изменения сложной системы. Но это уже конец XX в., а в марксизме научный подход подменялся протаскиваемой «с черного хода» нормативностью т.е. идеологией, против которой так решительно выступал Маркс.
 Почему с конца XIX в. и в XX в. разрабатывается цивилизационный подход к истории. Так, Ростоу выдвинул теорию стадии экономического роста, которая получила значительное распространение в социально-экономической литературе. О ней уже говорилось в главе IX данного учебного пособия.
 Разновидностью цивилизационного подхода к истории стала и концепция пассионарного взрыва русского историка Л. Н. Гумилева, постепенно, уже после его смерти завоевывающая признание и понимание современников.
 2. Общественный прогресс, его критерии и границы
 Вопрос о направленности человеческой истории относится к числу тех, которые были и остаются предметом весьма острых дискуссий. И это вполне естественно, ибо общественная жизнь полна самых разнообразных свидетельств того, что в мире происходят необратимые изменения, а вопрос о характере этих изменений — регрессивных или прогрессивных – никогда не был безразличным для людей. Ведь ответ на данный вопрос призван не просто удовлетворять человеческую любознательность, но и дать практическую рекомендацию для повседневной жизни. Этот ответ вооружает людей определенными знаниями, в одном случае предлагает людям смириться перед роковыми последствиями регресса и приближением неминуемого краха, а в другом – воодушевляет их на борьбу за осуществление идеалов прогресса.
 В истории философии сложились два варианта решения вопроса о направленности человеческой истории: пессимистический и оптимистический.
 Представители первого утверждают, что человеческая история движется по пути регресса, т.е. такого типа развития, который означает деградацию, переход от высшего к низшему.
 Впервые эту точку зрения отчетливо сформулировал и обосновал древнегреческий поэт Гесиод (VIII в до н. э.). Он разделил историю на пять веков: золотой, серебряный, медный, бронзовый и железный. По Гесиоду, золотой век отличался высокими нравами, но от века к веку люди развращаются и в эпоху железа, под которой он имел в виду современное ему общество, полностью деморализуются. В результате общество погружается в пучину распрей и конфликтов, господства низменных желаний и страстей.
 Идея регрессивного развития общества нашла отражение во многих религиях. Христианство, например, считает, что самым совершенным было состояние Адама и Евы. После их «грехопадения» человечество постепенно деградирует, что завершится «концом света». На вопрос, какой признак «кончины века», Христос, если верить Матфею, сказал: «восстанет народ на народ, и царство на царство, и будут глады, моры и землетрясения по местам» (Мф. 24:7).
 Как отмечают составители «Краткой философской энциклопедии», ожидание гибели — «основной лейтмотив нынешней истории философии». «Крушение, катастрофа, закат, сумерки, конец – все эти слова встречаются в любом исследовании по истории культуры. Их связывают со старым общественным порядком, со старой системой хозяйства, со всей системой ценностей или, еще более общо – с культурой Запада». Наиболее ярко идею апокалипсиса выразил Ницше: «Вся наша европейская культура уже с давних пор дви­жется в какой-то пытке напряжения, растущей от десятилетия к десятилетию, как бы направляясь к катастрофе: беспокойно, насильственно, порывисто, подобно потоку, стремящемуся к своему исходу, но не задумываясь, боясь задуматься» (39. С. 315).
 Внушительную картину деградации западноевропейской куль туры нарисовал Шпенглер в книге «Закат Европы». Сравнивая ее с исчезнувшей древнегреческой культурой, автор предсказывает ее гибель в результате наступления цивилизации, которая, по его мнению, иссушит творческий порыв.
 Критически настроен по отношению к прогрессу и Ю. Бохеньский, представитель неотомизма. Он пишет: «какой-то прогресс происходит — и на уровне отдельной личности и на уровне целого народа, и к нему необходимо стремиться». Однако, по его мне­нию, «вера в постоянный прогресс человечества, идущего ко все более высокому, совершенному состоянию, к раю на земле, к "свету" и тому подобному — одно из самых вредных заблуждений, унаследованных от XIX в.» (8. С. 120).
 Следует отметить, что соотнесение идей общественного регресса с реальными условиями показывает, что они, как правило, разрабатываются в период глубоких социальных кризисов и потрясений.
 Представители оптимистического варианта оценки исторического процесса исходят из того, что в истории господствует про­гресс, т.е. такой тип развития, который означает переход от низ­шего к высшему, от менее совершенного к более совершенному состоянию.
 Впервые эту точку зрения отчетливо сформулировал и обосновал французский философ XVIII в. Кондорсэ. В своем труде «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума» он разделил историю на десять эпох, которые сменяют друг друга на основе совершенствования разума. Он верил, что наступит время подлинной свободы, когда восторжествует разум, а рабы и тираны будут существовать лишь на театральных подмостках.
 В XIX в. французский философ О. Конт разработал учение о трех стадиях развития человеческой культуры теологической, метафизической и позитивной. Закономерную смену этих стадий он рассматривал как поступательное развитие общества.
 Прогресс общества в XIX в., по мнению Конта, сдерживается конфликтом между теологической и метафизической философией. Ни обращение к Богу, ни ссылки на сущность исторического процесса не могут помочь людям. Будущее за положительной (позитивной) философией, которая избавит род людской от анархии и революций. И Конт призывал: «Завершая обширное умственное здание, начатое Бэконом, Декартом и Галилеем, создадим систему общих идей, которую положительной философии суждено поставить навсегда во главе рода человеческого, и революционный кризис, мучащий цивилизованные народы, будет совершенно закон­чен» (38. Т. 2. С. 501).
 Глубокой верой в поступательное развитие общества проникнута и философия Гегеля. Он различает восточную, греко-римскую и германскую фазы исторического строительства. Восточная фаза выражает свободу одного (деспотизм), греко-римская – свободу некоторых (аристократия и демократия), германская — всеобщую волю, абсолютную свободу. Германский дух в виде прусской сословной монархии и есть дух нового времени, цель которого заключается в самоопределении свободы в ее завершенной форме.
 Гегель не считает, что прогресс безграничен. Для него история заканчивается в германском духе», так как «мировой разум» находит в немцах свое адекватное выражение.
 В том же оптимистическом русле развивается и учение Маркса об историческом процессе как прогрессивном развитии. Прогресс не есть какая-то самостоятельная сущность или трансцендентальная цель исторического развития. Его понятие имеет смысл лишь применительно к определенному социально-экономическому про­цессу или явлению в строго определенной системе отсчета. Цели, стремления и идеалы, в свете которых люди оценивают историю, сами меняются под влиянием наличных технических, экономичес­ких и политических средств.
 Как отмечал Маркс, «так называемое историческое развитие покоится вообще на том, что новейшая форма рассматривает предыдущие как ступени к самой себе и всегда понимает их одно­сторонне, ибо лишь весьма редко и только при совершенно опре­деленных условиях она бывает способна к самокритике» (44. Т. 12. С. 732).
 Таким образом, не отрицая поступательное развитие человече­ства, Маркс акцентирует внимание на сложности, многогранности и противоречивости этого процесса.
 Прогресс никогда не выступает в чистом виде. Он всегда со­пряжен с потерями, попятным движением в определенном направ­лении, с утратой некоторой части возможного развития. Да, и в оценке прошедшего возможны ошибки и заблуждения — приня­тие за прогрессивное того, что не является таковым.
 И все же анализируя историю общества, можно с уверенностью сказать, что она — во всяком случае до сих пор — двигалась в целом по пути прогресса.
 Можно выделить следующие наиболее общие показатели исто­рического прогресса. От эпохи к эпохе происходит рост производительности труда на основе совершенствования средств и орга­низации труда; что в свою очередь влечет за собой совершенство­вание рабочей силы, вызывает к жизни новые производственные навыки и знания и меняет существующее разделение труда. Одно временно с прогрессом производительных сил идет увеличение объема научной информации. Наука превращается в непосредст­венную производительную силу общества. Под влиянием прогрес­са в общественном производстве возвышаются общественные по­требности, а также совершенствуются способы их удовлетворе­ния, образ жизни, культура и быт. Более высокому уровню раз вития производительных сил соответствует и более высокая форма производственных отношений и общественной организации в целом. Усиливается тенденция овладения обществом стихийными силами природы и освобождения людей из-под гнета стихийных социальных факторов. Происходит интернационализация обще­ственной жизни в планетарном масштабе, ведущая к формированию и функционированию общечеловеческих идеалов, норм и ценностей. Человечество постепенно превращается в единое целое.

<< Пред.           стр. 5 (из 8)           След. >>

Список литературы по разделу