<< Пред.           стр. 2 (из 7)           След. >>

Список литературы по разделу

 
 Рис. 1. Средние значения душевых действительного и субъективно нормального доходов в разных доходных группах, 1996 г.
 
  Примечание: Распределение душевого действительного дохода дробиться на 25 групп, а последняя группа делится еще на десять подгрупп. Для всех групп и подгрупп рассчитывается средние значения ДДД и ДСНД.
 
  Такая же картина характерна и для предыдущих двух опросов. Предположение о том, что среди наиболее обеспеченных (25-ая группа) низким соотношением ДСНД:ДДД отличаются те, кто попал сюда из низких статусных групп, не успев изменить представления о величине нормального дохода, подтвердилось отчасти. Действительно, респонденты совершившие значительную восходящую мобильность по доходу, отличаются низким уровнем притязаний (среди них у трех пятых величина ДСНД ниже или примерно равна величине ДДД). Но одновременно такая же картина характерна и для тех респондентов, которые сохранили очень высокий статус по доходу в течение года. То есть большинство индивидов с устойчиво высоким доходным статусом утверждают, что нормально можно жить при более низком уровне обеспеченности, чем их собственный.
  Субъективно нормальный и действительный доходы: сила взаимосвязи. Коэффициент корреляции Спирмана для количественных переменных, в данном случае душевых субъективно нормального и действительного доходов, равный 0.492, 0.480 и 0.457 (соответственно в 1994, 1995 и 1996 г.г.), говорит о наличии зависимости этих переменных: повышение действительного дохода предполагает повышение притязаний в абсолютных выражениях. Более детальное представление дает анализ таблицы сопряженности ранговых переменных (Табл. 4).
 
  Таблица 4. Сопоставление объективной и субъективной иерархии по доходам в 1996 г.
 
 Группы по действительному душевому доходу Группы по субъективно нормальному душевому доходу (доля от среднего значения распределения) Всего (доля от средн. значения распределения) 1 2 3 4 5 6 7 1 (менее 0.25) 14.5 40.4 17.5 14.5 7.9 3.9 1.3 100.0 2 (0.26 - 0.5) 7.6 34.0 18.0 18.5 11.7 4.6 5.6 100.0 3 (0.51 - 0.75) 2.1 33.8 19.9 25.5 7.4 6.0 5.3 100.0 4 (0.76 - 1.00) 2.1 18.0 18.7 28.3 14.8 8.8 9.2 100.0 5 (1.01 - 1.25) 3.6 8.2 19.0 32.7 14.3 8.8 13.6 100.0 6 (1.26 - 1.75) 8.8 9.4 28.1 17.5 14.0 22.2 100.0 7 (больше 1.76) 0.4 6.3 7.5 15.4 14.2 18.8 37.5 100.0 Вся совокупность 4.4 24.5 16.5 22.6 11.8 8.4 11.7 100.0 Анализ таблиц сопряженности подтвердил предыдущий вывод: менее обеспеченные респонденты указывают субъективно нормальный доход из первых групп распределения. Например, половина респондентов из самых бедных семей указала субъективно нормальный доход в два раза меньше среднего, а две пятых респондентов из самых богатых семей выбрали субъективно нормальный доход из последней, самой богатой, группы. Соответственно, средний размер дохода предполагает и средний размер притязаний в абсолютных величинах. Свидетельством тесной связи ранговых переменных - объективной и субъективной доходных иерархий - является значение коэффициента ранговой корреляции Спирмена: 0.446 в 1996 г. (0.436 в 1995 г. и 0.447 в 1994 г.).
  Сопоставление вышеописанных подходов к анализу связи дохода семьи и субъективно нормального дохода позволяет сделать следующий вывод: какой высокой ни была бы относительная разница между желаемым и действительным доходами, место семьи в субъективной иерархии по доходу в большинстве случаев близко к месту в объективной иерархии. Как бы много респонденты ни желали (в рамках нормальности, характерной для того социального статуса, который респондент занимает), выбор значения субъективно нормального дохода ограничен действительным доходом.
  Статусная обусловленность представлений о нормальном доходе. Необходимо учитывать, что количественные оценки даются индивидами, потому эти оценки не только имеют в своей основе реальные характеристики дохода, но и испытывают влияние личностных особенностей индивидов. Из всего множества и разнообразия последних в данной работе были выбраны объективные характеристики социального статуса респондента: кроме душевого дохода, в анализ были включены размер личного дохода респондента (заработная плата, приработки, вознаграждения, пенсии, пособия, стипендии и т.п.), а также возраст, образование, место проживания респондента, основное занятие и тип собственности предприятия, на котором он/она работает. Важно было проверить исходное предположение о том, оказывают ли статусные различия непосредственное влияние на величину желаемого дохода или это влияние опосредуется доходом, который имеют семьи респондентов разного социального статуса.
  При рассмотрении влияния на величину СНД как действительного дохода, так и статусных характеристик респондента предполагалось, что характеристики статуса могут выступать самостоятельными факторами предпочтений. Например, индивиды с одинаковым доходом, но с разным уровнем образования, будут называть разные величины субъективно нормального дохода.
  Поскольку переменные "субъективно нормальный доход семьи", "действительный доход семьи", "личный доход респондента" и "размер семьи" количественные, для каждого квинтиля по совокупному доходу домохозяйства был проведен регрессионный анализ, который выявил тенденцию снижения значимости размера семьи и увеличения значимости действительного дохода в определении размера СНД с ростом материального положения семьи. Очевидно, и это подтверждено данными, более высокий совокупный доход имеют более многочисленные семьи. Обнаруженная тенденция может свидетельствовать о том, что при определении денежного эквивалента нормальной жизни респонденты из больших семей ориентируются скорее не на достигнутый уровень потребления каждого члена семьи, а в большей мере на размеры потребления всего домохозяйства.
  Одномерный дисперсионный анализ показал, что различия в величинах душевого субъективно нормального дохода, называемых респондентами разных рангов всех частных статусных иерархий, значимы. Действительно, более высокое образование, более молодой возраст, большая степень урбанизации места жительства предполагает и большую величину ДСНД. Например, если принять средний душевой доход, который хотели бы иметь респонденты старше 70 лет в 1996 г. за единицу, то нормальный доход лиц до 30 лет будет равен 1,8. Субъективно нормальные доходы закончивших школу и имеющих высшее образование соотносятся как 1:1,8. Для жителей Москвы и Санкт-Петербурга нормальным считается доход, в два раза превышающий ДСНД жителей сельской местности. В среднем притязания к нормальному доходу работающих на государственном предприятии в 1,8 раз меньше притязаний работающих на собственном предприятии. Нормальный доход в представлении пенсионеров в 1,6 раз меньше нормального дохода работающих и в 2,6 раз меньше, чем в представлении предпринимателей.
  Наибольшие различия проявились в притязаниях к нормальному доходу респондентов разного материального положения. Средний ДСНД, названный наиболее обеспеченными (из высшего квинтиля по ДДД), в 2,64 выше ДСНД, названного наименее обеспеченными. Сравнение стандартизованных, то есть приведенных к одной сравнимой величине, коэффициентов корреляции и F-отношений13 показало, что хотя различия в величине ДСНД связаны со статусными характеристиками, связь с действительным доходом гораздо сильнее.
  Но является ли влияние характеристик социального статуса непосредственным или оно выражается через величину действительного дохода, которая обеспечивается социальным положением?
 
  Таблица 5. Различия в величине среднего душевого субъективно нормального дохода респондентов разных социальных статусов и статуса по душевому доходу (в руб., 1996 г.; в паре сравниваемых значений меньшее принято за 1).
 
 Характеристики социального вниутриквинтильная
 дифференциация межквинтильная
 дифференциация статуса I квинтиль V квинтиль I квинтиль V квинтиль Москва, Санкт-Петербург
 Сельские поселения* 1.5
 1.0 1.6
 1.0 1.0
 1.0 1.9
 1.8 Пенсионеры
 Работающие 1.0
 1.2 1.0
 1.8 1.0
 1.0 1.5
 2.2 Образование ниже среднего
 Высшее 1.0
 1.4 1.0
 1.4 1.0
 1.0 1.7
 1.8 До 30 лет
 61 год - 70 лет 1.1
 1.0 1.9
 1.0 1.0
 1.0 2.5
 1.5
  Выяснилось, во-первых, что более высокий размер субъективно нормального дохода указывают члены той статусной группы, которая имеет более высокий средний действительный доход. Во-вторых, представления о нормальном доходе респондентов одного уровня материальной обеспеченности, но разного социального статуса, различаются слабее, чем представления индивидов одинакового статуса, но стоящих на разных ступенях иерархии по доходу (Табл. 5).
  Во мнениях более обеспеченных респондентов больше дифференциации, чем во мнениях менее обеспеченных. Это подтвердил и одномерный дисперсионный анализ (Табл. 6).
 
  Таблица 6. Дифференциация душевых субъективно нормального и действительного доходов в крайних квинтилях в зависимости от статуса респондента (F-отношения; в скобках указаны число степеней свободы и уровень значимости)
 
 Характеристики социального Душевой субъективно нормальный доход Душевой действительный доход статуса I квинтиль V квинтиль I квинтиль V квинтиль 1994 Образование 0.394 (3; 0.757) 4.619 (3; 0.003) 0.621 (3; 0.602) 0.297 (3; 0.828) Степень урбанизации населенного пункта
 4.710 (4; 0.001)
 4.303 (4; 0.002)
 11.636 (4; 0.000)
 0.742 (4; 0.564) Характер экономической активности 0.995 (7; 0.434) 2.843 (7; 0.006) 3.108 (6; 0.005) 7.796 (6; 0.000) Возраст респондента 1.674 (5; 0.139) 7.142 (5; 0.000) 3.865 (5; 0.002) 4.199 (5; 0.001) Форма собственности предприятия - места работы респондента
 
 
 1.945 (4; 0.101)
 
 3.247 (4; 0.012)
 2.200 (4; 0.068)
 1.430 (4; 0.223) (Продолжение таблицы 6.)
 Характеристики социального Душевой субъективно нормальный доход Душевой действительный доход статуса I квинтиль V квинтиль I квинтиль V квинтиль 1995 Образование 1.010 (3; 0.388) 0.491 (3; 0.689) 1.648 (3; 0.178) 1.480 (3; 0.219) Степень урбанизации населенного пункта
 0.534 (4; 0.711)
 2.780 (4; 0.026)
 5.935 (4; 0.000)
 1.234 (4; 0.296) Характер экономической активности
 0.966 (7; 0.455)
 3.315 (7; 0.002)
 4.715 (5; 0.000)
 20.298 (6; 0.000) Возраст респондента 0.875 (5; 0.498) 3.600 (5; 0.003) 3.719 (5; 0.000) 2.611 (5; 0.024) Форма собственности предприятия - места работы респондента
 
 2.030 (4; 0.089)
 
 2.186 (4; 0.069)
 0.509 (4; 0.729)
 1.169 (4; 0.324) 1996 Образование 3.368 (3; 0.018) 2.352 (3; 0.071) 1.717 (3; 0.162) 1.315 (3; 0.269) Степень урбанизации населенного пункта
 2.014 (4; 0.091)
 7.539 (4; 0.000)
 3.272 (4; 0.011)
 1.766 (4; 0.134) Характер экономической активности
 0.973 (8; 0.456)
 5.004 (8; 0.000)
 2.278 (7; 0.027)
 4.228 (7; 0.000) Возраст респондента 0.430 (5; 0.828) 6.002 (5; 0.000) 1.382 (5; 0.230) 1.040 ( 5; 0.393) Форма собственности предприятия - места работы респондента
 
 1.198 (4; 0.310)
 
 6.774 (4; 0.000)
 2.006 (4; 0.092)
 5.983 (4; 0.000) При достаточно высокой вариативности действительного дохода в зависимости от статуса внутри первого квинтиля величина субъективно нормального дохода от социальных характеристик не зависит. У респондентов с высоким достатком мнение о величине нормального дохода варьирует во всех опросах в зависимости от возраста, места жительства, характера занятости и форм собственности предприятий, на которых они работают. И степень дифференциации мнений выше степени дифференциации действительного дохода. Все это указывает на то, что бедность уравнивает мнения людей разного образования, занятия и разных поколений.
  Однако притязания характеризуются не только абсолютной величиной субъективно нормального дохода, но и отношением данной величины к действительному доходу (уровнем притязаний). В среднем субъективно нормальный доход в статусной группе тем выше, чем выше в ней средний действительный доход. Как выяснилось раньше, по мере увеличения действительного дохода снижается соотношение ДСНД:ДДД, однако по мере увеличения средних значений ДДД на разных ступенях частных статусных иерархий линейного снижения не происходит. То есть внутри каждого ранга колебания индивидуальных уровней притязаний к нормальному доходу велики. Исключение составило изменение уровней притязаний в разных возрастных группах: наблюдается тенденция, устойчивая во всех трех опросах: с достаточно высокой величины (5,9 в 1996 г.) уровень притязания молодежи до 30 лет поднимаются еще выше (до 7,4) у респондентов более старшего возраста и начинает снижаться у респондентов старше 51 года, достигая минимальной отметки в ответах лиц старше 71 года (3,1 в 1996 г.). При этом самый высокий уровень притязаний обнаруживают те группы, которые в среднем наиболее обеспечены (Рис. 2), то есть те, в которых следовало бы ожидать более низкого уровня притязаний.
  Таким образом, можно утверждать, что возраст респондента выступает значимым самостоятельным фактором формирования притязаний. Рассмотрение количественных показателей обеспеченности предметами длительного пользования, транспортными средствами и недвижимостью показало, что наибольшими запросами отличаются как раз те возрастные группы, которые имущественно более обеспечены, то есть факт накопления имущества не снижает притязаний к нормальному доходу.
 
 Рис.2. Соотношение действительного и субъективно нормального доходов
  в разных возрастных группах
 
  Субъективно нормальный доход отражает потребительский потенциал респондентов как готовность увеличить потребление при увеличении дохода (потребление как текущее, так и направленное на обновление имущества). Более молодой возраст предполагает не только более быстрое усвоение новых стандартов материального потребления, но и в целом более активное отношение к окружающей действительности и стремление утвердиться в ней, что проявляется среди прочего в повышенном "потребительском темпераменте": молодые респонденты охвачены "азартом потребления", тогда как более старшим респондентам многого "уже не надо".
 
  Данные панельного обследования, фиксирующие характеристики одной и той же совокупности респондентов через определенный временной интервал, позволяют решать задачи, неразрешимые при других видах исследований. Выше уже показано, как изменялся доход у индивидов разного достатка на протяжении двух лет, что можно было рассчитать только на основе панельных данных. Но целью второго этапа проекта является рассмотрение прежде всего динамики субъективно нормального дохода.
  Снижение индексированных действительных душевых доходов между первым и вторым опросами произошло у 70,7% рассматриваемых домохозяйств, увеличение - у 29,3%. Между второй и третьими опросами соотношение изменилось: уменьшение зафиксировано у 45,2% домохозяйств, повышение - у 54,8%. Экономическая ситуация в стране, выражающаяся на индивидуальном уровне изменением реальных доходов, оказалась мощным фактором изменение притязаний к нормальному доходу: в период общего снижения доходов снижение притязаний произошло во всех квинтилях, даже в высшем, где реальный доход увеличился. И наоборот, в период общего повышения дохода увеличение притязаний произошло также во всех доходных группах, в том числе и в тех, где реальный доход уменьшился (см. табл. 2). Приведенные данные подтверждают зависимость индивидуальных притязаний к нормальному доходу от макросоциальных явлений.
  Масштабы снижения или увеличения реального душевого дохода в разных семьях различны. Размер его изменения отражается на величине изменения субъективно нормального дохода. Была рассчитана "предельная склонность к нормальному доходу", которая показывает изменение величины ДСНД на единицу изменения ДДД. Полученные данные подтвердили обнаруженные ранее тенденции (Табл. 7).
  Судя по знаку медианных значений предельной склонности к нормальному доходу в разных группах, в первый период величина субъективно нормального дохода снизилась при любом изменении реального дохода. Но если при максимальных приростах реального дохода представления о нормальном доходе изменились минимально (практически остались на том же уровне, что и год назад), то максимальная склонность к снижению представлений о нормальном доходе присуща группам с небольшой величиной изменения реального дохода.
  Во втором опросе максимальное снижение реальных доходов вызвало лишь сохранение притязаний на прежнем уровне, тогда как во всех остальных группах наблюдается увеличение представлений о нормальном доходе.
  Таблица 7. Медианные значения изменения величины душевого субъективно нормального дохода на единицу изменения душевого субъективно нормального дохода
 
 Изменение индексированного действительного душевого дохода (в руб.) Изменение индексированного субъективно нормального дохода на единицу изменения ДДД 1994-95 гг. 1995-96 гг. Снижение на 500 тыс. руб. и более 0.5741 0.0368 Снижение от 250 тыс. до 499тыс. руб. 0.6980 0.0430 Снижение от 0 до 249 тыс. руб. 1.6299 -0.3178* Увеличение от 1 до 250 тыс. руб. -1.1735 0.6222 Увеличение от 251 тыс. до 500 тыс. руб. -0.0844 0.5335 Увеличение на 501 тыс. руб. и более -0.0336 0.3638
  При описанной зависимости связь размера абсолютного изменения реального душевого дохода в семье и размера изменения субъективно нормального дохода оказывается не очень сильной: коэффициент Спирмена, отражающих зависимость величин изменений доходов с 1994 по 1995 гг., равен 0,188, а с 1995 по 1996 гг. - 0,133. Можно предположить, что эта связь сильнее в подгруппах, где налицо условия для стабильного материального положения, то есть его неизменности или устойчивого роста или снижения. В период проведения исследования основным фактором мобильности домохозяйств в доходной иерархии являлась нерегулярность выплаты заработной платы. Исходя из того, что представления о нормальном доходе не только являются функцией действительного дохода, но и испытывают влияние личностных особенностей респондента, индикатором наличия задолжностей по оплате труда в семье выступало наличие задолжностей у респондента.
  Действительно, при постоянстве выплат заработной платы изменения субъективно нормального дохода в большей мере связаны с изменением реального дохода, чем при нерегулярности оплаты труда. Но параметры уравнений регрессий указывают и на тот факт, что представление о нормальном доходе выступает отчасти как самостоятельная величина: обнаруживается сильная зависимость притязаний в текущем году от притязаний в предыдущем. И величина эта стремится к равновесию: низкий субъективно нормальный доход в начале периода предполагает большее его изменение за год, и наоборот, высокий субъективно нормальный доход претерпевает незначительные изменения (Табл. 8).
  Иными словами, анализ динамики представлений о денежном эквиваленте нормальной жизни выявил их самостоятельный, социально обусловленный характер, что проявляется во-первых, в слабой зависимости от изменений реального дохода на уровне домохозяйства и в большей зависимости от изменения уровня жизни в целом в стране и во-вторых, в более тесной связи представлений в разные годы между собой по сравнению со связью с действительным доходом в эти годы.
  Однозначную оценку этому явлению дать трудно. С одной стороны, это более слабая "привязка" к индивидуальному доходу открывает больше возможностей для формирования притязаний населения. Но с другой стороны, это свидетельствует об унифицированности представлений о нормальной жизни, что затрудняет субъективную адаптацию к материальным условиям жизни на каждом уровне материальной обеспеченности.
  Другая группа задач анализа представлений о нормальном доходе в динамике была нацелена на рассмотрение возможности достижения того дохода, который указывался как нормальный. Иными словами, величина субъективно нормального дохода выступает как притязание, что подразумевает наличие как желаемого объекта, так и стремления к нему14. В анализ были включены лишь те индивиды, у которых соотношение СНДС:ДДС (то есть семейных доходов - тех величин, что указывал респондент) было больше или равно единице, а это предполагает сохранение
 
  Таблица 8. Параметры уравнений регрессии, отражающие связь изменения реального и субъективно нормального доходов для разных групп работающих (по наличию задолжностей в оплате труда).
  Переменные уравнения регрессии 1994 - 1995 1995 - 1996 Группы по
 наличию Зависимая переменная: душевой субъективно нормальный доход в конце периода задолжностей в Независимые переменные оплате труда по основному месту работы Изменение реального дохода за период (на тыс. руб.) Душевой субъективно нормальный доход в начале периода Изменение реального дохода за период (на тыс. руб.) Душевой субъективно нормальный доход в начале периода Долг в время двух опросов 0.012 (0.834) 0.392 (0.000) 0.062 (0.229) 0.445 (0.000) Долг в первый год - 0.079 (0.314) 0.561 (0.000) 0.082 (0.344) 0.740 (0.000) Долг во второй год 0.085 (0.303) 0.282 (0.001) 0.017 (0.767) 0.446 (0.000) Долга нет 0.088 (0.035) 0.493 (0.000) 0.120 (0.023) 0.330 (0.000) Все работающие 0.057 (0.053) 0.439 (0.000) 0.087 (0.004) 0.388 (0.000) Зависимая переменная: изменение субъективно нормального дохода за период (на тыс. руб.) Независимые переменные Изменение реального дохода за период (на тыс. руб.) Душевой субъективно нормальный доход в начале периода Изменение реального дохода за период (на тыс. руб.) Душевой субъективно нормальный доход в начале периода Долг в время двух опросов 0.010 (0.834) - 0.705 (0.000) 0.044 (0.229) - 0.765 (0.000) Долг в первый год - 0.079 (0.314) - 0.613 (0.000) 0.123 (0.334) 0.007 (0.959) Долг во второй год 0.081 (0.303) - 0.376 (0.000) 0.019 (0.767) - 0.140 (0.032) Долга нет 0.075 (0.035) - 0.664 (0.000) 0.118 (0.023) - 0.371 (0.000) Все работающие 0.050 (0.053) - 0.609 (0.000) 0.085 (0.004) - 0.423 (0.000) либо повышение реальных доходов за год. Сохранение или повышение реальных доходов может осуществляться либо за счет усилий респондента (реальный - индексированный согласно индексу цен - личный доход респондента увеличился, а доход остальных членов семьи сохранился или уменьшился); либо за счет усилий других членов семьи (реальный личный доход респондента не увеличился, а суммарный реальный доход остальных членов домохозяйства повысился); либо за счет всех членов семьи, в том числе и респондента (неуменьшение реального дохода произошло у всех членов семьи). Соответственно, все домохозяйства были разделены на шесть типов:
 I. В текущем году субъективно нормальный доход семьи предыдущего года достигнут, при этом реальный доход семьи увеличился или сохранился за счет респондента или всех членов семьи (подразумевается участие респондента).
 II. Реальный доход семьи в текущем году превышает субъективно нормальный предыдущего года; материальное положение семьи улучшилось или не изменилось за счет респондента или всех членов домохозяйства.
 III. В текущем году достигнут субъективно нормальный доход семьи предыдущего года, но реальный доход семьи увеличился или не изменился за счет только других членов семьи.
 IV. Реальный доход семьи в текущем году превышает субъективно нормальный предыдущего года, однако материальное положение улучшилось или сохранилось за счет других членов семьи.
 V. Материальное положение семьи не понизилось, но субъективно нормальный доход предыдущего года не достигнут.
 VI. Реальный доход семьи снизился.
  Число домохозяйств, попавших в первые четыре типа в 1994-1995 гг. очень мало, и представить достоверные статистические данные проблематично, поэтому вся информация касается 1995-1996 гг. За это время 8,3% домохозяйств достигли или превысили доход, который их члены сочли нормальным год назад (1,9; 3,6; 1,0; 1,8 соответственно для первых четырех типов), 47,2% не ухудшили свое материальное положение, но не достигли субъективно нормального дохода, и в 44,5% домохозяйств суммарный реальный доход снизился. Закономерен вопрос: за счет чего происходит достижение СНДС, если он рассматривается как цель экономической деятельности домохозяйства?
  Респонденту, чтобы способствовать достижению дохода, который он сам счел нормальным, необходимо проявить большую трудовую активность: полностью сменить статус по занятости, так и сменить место работы (Табл. 9).
 
  Таблица 9. Основные характеристики домохозяйств, в разной мере приблизивших реальный доход 1996 г. к субъективно нормальному доходу 1995 г. (доля в каждом типе).
  Типы домохозяйств За счет респондента или всех членов семьи За счет остальных членов семьи Материальное положение не
 Материальное СНДС достигнут (I) СНДС превышен (II) СНДС достигнут (III) СНДС превышен (IV) Ухудшилось, но СНДС не достигнут (V) Положение ухудшилось (VI) С 1995 по 1996 гг. появилась дополнительная работа
 0.0
 6.9
 0.0
 0.0
 4.2
 1.6 В 1996 г. вышел на работу *
 8.6
 11.9
 0.0
 9.1
 5.4
 4.8 За год сменил работу
 16.7
 29.7
 0.0
 20.8
 20.4
 15.4 Не имел долгов по оплате труда на основном рабочем месте в 1995 и 1996 гг.
 66.7
 57.1
 42.9
 14.3
 36.4
 30.8 Имел долги по оплате труда в 1995 г.
 6.7
 14.3
 14.3
 0.0
 7.7
 6.5 Имел долги по оплате труда в 1996 г.
 13.3
 10.7
 28.6
 28.6
 21.5
 31.3 Имел долги по оплате труда в 1995 и 1996 гг.
 13.3
 17.9
 14.3
 57.1
 33.7
 31.1 Соотношение СНДС:ДДС в 1995 г. <1.1 8.6 9.2 10.5 9.1 0.1 3.9 1.1 - 2.0 60.0 52.3 47.4 63.6 19.2 29.9 2.01 - 3.00 22.9 16.9 21.1 15.2 26.4 25.8 3.01 - 4.00 2.9 9.2 10.5 3.0 14.9 12.6 4.01 - 5.00 2.9 3.1 5.3 3.0 9.3 8.3 > 5.00 2.9 9.2 5.3 6.1 30.1 12.4 в среднем 1.97 2.75 2.31 2.21 6.33 3.48
  Сравнение с семьями, лишь улучившими материальное положение, показывает, что регулярность в оплате труда является непременным условием достижения желаемого дохода. То есть только в ситуации стабильности финансовых поступлений в домохозяйство возможно целенаправленное осуществление стремлений улучшить свое материальное положение.
  Как видно из характеристик типов IV и V, слабая трудовая мобильность респондентов и появление долгов в оплате их труда не всегда служит препятствием для увеличения реальных доходов семьи: усилия остальных членов семьи могут компенсировать слабость финансовых поступлений, обеспечиваемых респондентом.
  Обращает на себя внимание тот факт, что у индивидов из семей, достигших за год субъективно нормальный доход предыдущего года, относительно низкий уровень притязаний в начале периода: соотношение СНДС:ДДС равно 2-2,5. Как будет показано дальше (Табл. 10), это скорее показатель не того, что лишь при низком уровне притязаний легче достичь желаемого, а того, что более низкий уровень притязаний характерен для тех респондентов, кто не имеет долгов по оплате труда.
 
  Таблица 10. Соотношение СНДС:ДДС в разных группах в зависимости от наличия долгов в оплате труда*
 Наличие долга в оплате труда по Соотношение СНДС:ДДС в разных группах в зависимости от наличия долгов в оплате труда Основному месту работы респондента
 менее 1.1
 1.1 - 2.0
 2.01-3.00
 3.01-4.00
 4.01-5.00
 Выше 5 1994 г., все респонденты "Анкеты взрослого члена семьи" Долг есть 11.3 22.2 19.8 12.5 7.4 26.8 Долга нет 9.9 31.0 23.6 11.4 7.6 16.5 1994 г., в том числе все респонденты "Анкеты семьи" Долг есть 10.3 23.6 19.6 12.1 7.2 27.2 Долга нет 11.2 30.4 23.6 10.8 6.8 17.3 1995 г., все респонденты "Анкеты взрослого члена семьи" Долг есть 9.6 19.4 20.1 10.6 9.5 30.8 Долга нет 9.6 27.2 25.4 11.9 8.5 17.4 1995 г., в том числе все респонденты "Анкеты семьи" Долг есть 9.2 21.4 21.6 9.9 8.6 29.3 Долга нет 10.1 24.4 25.8 11.6 8.6 19.5 1996 г., все респонденты "Анкеты взрослого члена семьи" Долг есть 8.0 19.4 16.4 15.0 8.4 32.8 Долга нет 9.4 30.2 23.3 13.4 8.1 15.5 1996 г., в том числе все респонденты "Анкеты семьи" Долг есть 8.8 20.5 14.9 13.8 8.6 33.5 Долга нет 9.3 28.8 23.9 13.8 9.1 15.1
  По мере того как инфляционная составляющая изменения реальных доходов уменьшает свое влияние (наблюдается снижение темпов инфляции за два года, прошедших между первым и третьим опросами), задержки в выплате заработной платы становятся все более значимым фактором ухудшения материального положения семьи. Осознание этого проявляется в том, что параллельно растет зависимость уровня притязаний от наличия долга в оплате труда: если он есть, разница между действительным и желаемым доходами гораздо выше. Драматичность ситуации заключается в том, что высокий уровень притязаний не стимулирует конструктивной трудовой активности: за последующий год меняют место работы или находят дополнительную работу одинаковая доля индивидов во всех группах по уровню притязаний. Соотношение субъективно нормального и действительного доходов скорее отражает ориентацию на невыплаченные деньги, ожидание их получить, что свидетельствует о пассивности экономического поведения домохозяйства. Приспосабливаясь жить в отсутствии регулярной зарплаты на скудные денежные средства или на продукция личного подсобного хозяйства, при выплате денег домохозяйство действительно улучшает на время свое материальное положение, и в результате такой способ абсолютной мобильности по доходу может рассматривается как единственный из возможных. Более всего это вероятно в сельской местности, монофункциональных и малых городах, где предложение рабочих мест ограничено.
 
 * * *
 
  Обобщая все изложенное выше, можно сделать следующие выводы:
 * Выбор величины субъективно нормального дохода ограничен действительным материальным положением: какой высокой ни была бы относительная разница между желаемым и действительным доходами, место семьи в субъективной иерархии по доходу в большинстве случаев близко к месту в объективной иерархии.
 * Действительный доход задает рамки ограничения субъективно нормального дохода, но внутри этих рамок последний предстает относительно самостоятельной величиной: он теснее связан с представлениями о нормальном доходе в другие годы, чем с действительным доходом в этом же году и практически не зависит от динамики реального дохода.
 * Сокращение относительной разницы между действительным и субъективно нормальным доходами по мере улучшения материального положения домохозяйства позволяет предположить, что существуют пределы роста величины нормального дохода. Такими ограничениями могут выступать как сам факт того, что при высоком доходе человек уже живет нормально, так как удовлетворены его потребности в питании, жилье и т. п., так и господствующий в обществе стандарт потребления, достигнутый уровень потребления в целом.
 * О социальной зависимости представлений о нормальном доходе говорит тот факт, что при масштабных изменениях реальных доходов в обществе представления меняются в очень слабой зависимости от изменений доходов на индивидуальном уровне и денежный эквивалент нормальной жизни в равной мере снижается или повышается в группах с разной степенью изменения дохода.
 * Дифференциация представлений о нормальном доходе в зависимости от статуса среди малообеспеченных респондентов практически отсутствует несмотря за статистически значимую дифференциацию действительных доходов: бедность уравнивает во мнениях людей разного образования, занятия и разных поколений.
  Задержки выплат заработной платы являются неотъемлемой характеристикой российской действительности в середине 1990-х гг. Их наличие затрудняет осуществление конструктивной трудовой активности: высокой уровень притязаний отражает не ориентацию на смену рабочего места или поиск дополнительной работы, а ориентацию на невыплаченные деньги и ожидание выплаты долгов. А так как достижение за год нормального дохода, названного за предыдущий год, наиболее вероятно при стабильности денежных поступлений в семью, целенаправленное улучшение материального положение затруднено при масштабных невыплатах зарплаты.
 
 
 О.А.Александрова
 СОВРЕМЕННЫЙ ИДЕЙНЫЙ КОНТЕКСТ СТАНОВЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО СРЕДНЕГО КЛАССА
 
 Проблема
 
  Н
 аличие и положение среднего класса в обществе является одним из индикаторов уровня развития экономики и характера политической системы. Значительный средний класс свидетельствует об относительном благополучии страны и, в свою очередь, способствует ему. Формирование массового среднего класса на всех этапах реформ в России декларировалось как одна из целей преобразований.
  Однако в результате реформ одна часть бывшего "советского среднего класса" утратила материальный и социальный статус и (в значительной степени) возможности для его восстановления. Другая часть, хотя и сохранилась экономически (в основной массе - с потерей или резким снижением профессионально-квалификационного уровня), по-прежнему не является значимым субъектом политического процесса и не влияет на принятие властных решений.
  Наличие в российском обществе значительной массы атомизированных индивидуумов, относимых к среднему классу по ряду существенных признаков, не привело к формированию "среднего класса" как интегрированного субъекта, выполняющего в обществе специфическую экономическую и социально-политическую роль.
  Что же препятствует превращению атомизированной массы индивидуумов в нечто целое, объединяемое понятием "средний класс"?
  При попытках ответить на этот вопрос чаще всего речь идет об одной стороне процесса - формировании экономических основ среднего класса. Однако история становления обществ с сильным средним классом и его кризисов говорит о достаточно самостоятельной роли, которую играет в его судьбе и другая - идейная - основа1.
  Специфика данного исследования состояла в том, что основное внимание было обращено как раз на идейный контекст, в котором проходило становление российского среднего класса.
  Важным признаком последнего в плане возможности исполнения его специфической общественной функции является ориентация относимых к нему индивидуумов на личные достижения в равной конкурентной борьбе. Такая установка является интегрирующей, присущей значительному числу тех, кто не может рассчитывать на изменения "правил игры" персонально в их пользу.
  Потому идейный фон изучался на предмет представленности и выраженности в нем идей и сведений о способах реализации интересов тех групп индивидуумов, которые объединены подобной ориентацией.
 
 Методика исследования
  Анализ основных факторов, способствовавших становлению среднего класса и преодолению его кризисов в развитых странах Запада2, позволил очертить круг специальных вопросов, требующих особого внимания при изучении идейного контекста становления российского среднего класса. Они были сформулированы следующим образом:
 - отношение к участию в политическом процессе и к основным политическим институтам;
 - отношение к проблеме контроля за властью и к необходимости и возможности социального контроля в обществе в части исполнения требований общественного договора;
 - представления об индивидуализме и солидарности и ряд других.
  Выбор метода исследования идейного контекста был продиктован следующими соображениями. Известно, что начавшиеся более 10 лет назад социально-экономические и политические реформы не были инициированы снизу. Следовательно, можно предполагать, что в обществе, к началу преобразований не вызрела достаточно цельная система взглядов, касающаяся фундаментальных основ иного общественного порядка. В такой ситуации весьма серьезное значение в процессе формирования массового сознания приобретает информация, получаемая через средства массовой коммуникации. Поэтому идейный контекст, в котором все годы реформ находился потенциальный российский средний класс, изучался посредством контент-анализа материалов СМИ с апреля 1989 по сентябрь 1998 г.
  К кодированию текстов были привлечены профессиональные социологи и политологи - аспиранты Института социологии и Института Европы Российской Академии Наук.
  Временной интервал, в рамках которого производилась случайная выборка исследуемых изданий, был разделен на два периода, результаты исследования по которым сопоставлялись между собой.
  Первый начинается с романтической эпохи первых демократических выборов в союзный парламент (апрель 1989 года) и заканчивается декабрем 1991-го - преддверием российских реформ. Второй начинается со стартом радикальной реформы (январь 1992) и продолжается до августа 1998. Ограничение именно этой датой связано с тем, что разразившийся кризис вызвал всплеск полных рефлексии публикаций, что очевидно могло оказать серьезное искажающее воздействие на результаты анализа по периоду в целом.
  Что касается выбора исследуемых изданий, а таковыми стали ежедневная газета "Известия", еженедельники "МН" и "АиФ", то он осуществлялся на основе следующих соображений. Во-первых, эти издания выходили на протяжении всего исследуемого периода. Во-вторых, интерес представляли издания так называемой "демократической ориентации": показательным для данного исследования является то, какие идеи пропагандируются именно такими СМИ. Кроме того, за исследуемый период эти издания выступали, хотя и в разной степени, в роли как оппозиционной, так и лояльной сменяющимся режимам прессы. В третьих, все эти издания являются достаточно массовыми.
  Аудитория этих изданий вполне может считаться "среднеклассовой".
  Выборка за каждый из двух исследуемых периодов состояла из 96 газет (по 32 номера каждого издания). Поскольку выбранные для сопоставления периоды имеют разную продолжительность, процедура выбора изучаемых изданий устанавливалась различная для каждого из периодов. Кроме того, для снижения искажающего воздействия на результаты экстраординарных событий при расчете выборки был предусмотрен необходимый временной сдвиг между изданиями.
  Рассмотрим полученные результаты.
 
 Отношение к участию граждан в политическом процессе
  Предполагалось, что характерная для СМИ в первом периоде тенденция побуждающего, поощряющего отношения к участию граждан в политическом процессе сменилась на втором этапе тенденцией создания негативного отношения к интересу и участию в политике, поощрения политической индифферентности, поощрения политической апатии.
  Задачей здесь стало выявление суждений, выражающих позитивное3, либо негативное4 отношение к участию в политике.
  Результаты исследования подтвердили гипотезу. Так, во втором периоде зафиксировано троекратное уменьшение числа указаний на участие в политике как на необходимое условие реального функционирования демократии (в "Известиях" - с 14 до 4, в "АиФ" - с 13 до 4, в "МН" - с 31 до 19, причем 7 из 19 подобных суждений пришлись на публикации, вышедшие в "МН" в преддверии апрельского референдума 1993-го года).
  Примерно таково же снижение во втором периоде числа упоминаний об интересе к политике и участии в ней как составляющих позитивного образа представителя "среднего класса".
  Что же касается побуждений к участию в виде указаний на наличие в этом прагматического смысла, то исследование показало отсутствие во всех трех изданиях выраженной тенденции к изменению ("Известия": 8 в первом периоде и 7 во втором, "АиФ": 5 - 5, "МН": 13 - 11).
  По другим категориям анализа, характеризующим позитивное отношение к участию граждан в политическом процессе значимых результатов, общих для всех трех изданий, не выявлено.
  Обнаруженные тенденции изменений в категориях поощряющего отношения коррелируют с результатами, полученными при анализе изменений показателей, характеризующих отношение негативное. Особенно ярко выраженные тенденции проявляются в категории "указания на политику как на совершенно отдельную и далекую от жизни большинства граждан сферу, не имеющую к их жизни непосредственного отношения" в "Известиях" (0 к 5) и "МН" (1 к 10).
  Столь же однозначный результат обнаружен и в категории, связанной с темой политического участия в образе "среднего класса". Если "аполитичность" в позитивном образе представителя "среднего класса" вовсе отсутствовала в "Известиях" за первый период, то во втором было обнаружено 5 подобных суждений; в "МН" соответственно 3 суждения и 12.
  "АиФ" не дают выраженной картины по каждой из несущих отрицательное отношение категорий. Но при суммировании результатов по всему блоку показателей негативного отношения к участию в политическом процессе здесь также обнаруживается достаточно явная тенденция к возрастанию во втором периоде негативно заряженных суждений: от 3 к 14. Аналогичны суммарные показатели для "Известий" - 6 к 19, для "МН" - 26 к 55.
  Таким образом, во всех рассматриваемых изданиях зафиксирована выраженная тенденция изменения пропагандируемого отношения к участию граждан в политическом процессе с позитивного в 1989-1991 гг. на негативный в 1992-1998 гг.
 
 Отношение СМИ к основным политическим институтам
  Была выдвинута гипотеза о принижении СМИ значения институтов представительной демократии, и даже их дискредитации, и одновременном гипертрофировании положительной роли исполнительной власти. Для ее проверки был разработан весьма детальный кодификатор.
  В результате в разделе "Общественная значимость институтов власти" установлено изменение отношения на противоположное во всех трех рассматриваемых изданиях по показателю "указание на важную государственную и общественную функцию института (ветви) власти". Сначала однозначным преимуществом в акцентировании такой роли обладали органы законодательной власти, а затем - с той же пропорцией 1 к 2 или 1 к 3 исполнительной власти. (В "Известиях" за первый период было зафиксировано 15 суждений, подчеркивающих важность первой и 6- в отношении исполнительной власти, во втором же периоде картина противоположная; "АиФ" дают соотношение 9 к 3 в пользу представительной власти в первом периоде, и 4 к 9 в пользу исполнительной - во втором; "МН" соотвественно 14 к 4 и 10 к 23.)
  Обнаружена тенденция преимущественного пропагандирования деятельности и достижений исполнительной власти (параметр "указания на достижения и положительные результаты деятельности или самого факта существования института"). Причем диспропорция в освещении деятельности двух ветвей власти во второй период гораздо выше. (Сначала на положительные результаты деятельности законодательных органов власти "АиФ" указывали 15 раз, а на достижения исполнительной - 8, а потом на 11 положительных высказываний о деятельности исполнительной власти приходится лишь 1 суждение в пользу институтов представительной демократии; у "Известий" соответственно 20 к 20 - в первом периоде и 2 к 20 - во втором; в "МН": от 19 к 19 в первом периоде и 8 к 23 - во втором).
  По параметру "указания на обязательное наличие аналогичных институтов в развитых странах, на примеры эффективности их деятельности" постоянство приоритета по отношению к институтам исполнительной власти установлено в "МН": 6 к 26 в первый период и 3 к 15 - во второй. Относительно "Известий" и "АиФ" сделать какие-либо выводы на этот счет оказалось невозможным в силу малого количества попавших в выборку суждений.
  В смысловом блоке "Вес и влиятельность" обнаружена выраженная тенденция к акценту на приоритете исполнительной власти в категории "обязательность для исполнения решений органов одной из ветвей власти, наличие у них рычагов для проведения своих решений в жизнь" (в "Известиях" за первый период оказалось 11 суждений в пользу обязательности и уверенности в исполнении решений органов законодательной власти и 4 суждения - в пользу решений власти исполнительной, за второй соотношение стало 1 к 8; в "АиФ" за первый период соотношение 7 к 4, второй - 4 к 7; для "МН" - 7 к 4 и 0 к 11.)
  Аналогичная явная тенденция для "МН" и "Известий" выявлена и по параметру "указания на важность решений ветви власти". (Если сначала в "МН" было обнаружено 7 суждений о решениях законодателей, и 3 - исполнительной ветви власти, то позже соотношение стало 9 к 19; в "Известиях": в первом периоде счет 18 к 7 в пользу законодательной ветви власти, во втором - 2 к 23 - в пользу исполнительной; в "АиФ" - 4 к 7 и 1 к 5.)
  По параметру "указание на важность результатов выборов в органы каждой из ветвей власти" о переносе внимания аудитории на значение исполнительной власти можно уверенно говорить применительно к "МН" (в них зафиксировано 6 суждений, указывающих на "судьбоносность" результатов выборов в законодательные органы власти и 1 - в исполнительные, а позже соотношение оказалось 9 к 23 в пользу выборов исполнительной власти; Об "АиФ" в силу малого количества случаев говорить о тенденции можно лишь с оговорками: в первом периоде соотношение было 3 к 0, во втором - 0 к 2).
  В категории "указания на наличие у ветви власти значимых неформальных рычагов воздействия на другую ветвь власти" ярко выраженная тенденция усугубления приоритета исполнительной власти выявлена у "АиФ" и "МН" (выборка "АиФ" в первом периоде содержит 5 суждений о наличии таких рычагов в руках законодателей и 7 - в руках исполнительной власти, во второй период 11 против 2 в пользу исполнительной власти; аналогичная пропорция и в "МН" - 5 суждений в пользу представительной власти и 8 - исполнительной; во второй преимущества явно на стороне исполнительной власти - 10 к 2 в пользу законодательной; "Известия" показали примерно равные возможности у каждой из ветвей власти в течение всего исследуемого интервала времени).5
  Что касается категории "профессионализм и компетентность", то во всех трех изданиях зафиксировано существенное усугубление во второй период тенденции пропагандировать профессионализм и компетентность исполнительной власти и ее представителей и отказ в этом власти законодательной (в первый период в "Известиях" соотношение было 7 к 10, а позже не оказалось ни одного суждения, позитивно оценивающего уровень компетентности законодателей, а таких суждений об исполнительной власти оказалось 15; в "МН" профессионализм исполнительной власти упоминается в 2 раза чаще; во второй период на 1 такое суждение о законодателях приходится 29 суждений в пользу исполнительной власти; в "АиФ" соотношения 2 к 5 в пользу профессионализма исполнительной власти, позже счет уже 2 к 15).
  Ярко выраженная тенденция изменения отношения СМИ к исполнительной и законодательной ветвям власти при сравнении двух периодов прослеживается и при анализе результатов в категории "Методы деятельности". Так, по параметру "соответствие заявлений и действий органа власти (его представителей), четкость и однозначность решений, открытость" сравнение идет явно не на пользу институтам представительной демократии (в "Известиях" за первый период было 7 суждений в пользу законодателей и 9 - в пользу исполнительной власти, во второй - 1 к 17 в пользу исполнительной власти; аналогичная картина выявляется и в "МН": 11 к 15 и 0 к 18 не в пользу законодателей).
  Что касается категории, связанной с превалирующими мотивами в деятельности органов власти и их представителей, то прежде всего обращает на себя внимание количество попавших в выборку суждений, касающихся мотивации деятельности исполнительной власти: от минимума в 20 суждений в "АиФ" за второй период до 174 суждений, отмеченных в "МН" в первый период. В целом мотивация исполнительной власти - как позитивная, так и негативная - упоминается в два и более раз чаще, чем мотивация деятельности представительной власти, что связано, по-видимому, с большим числом публикаций, посвященных исполнительной власти.
  Во всех трех изданиях зафиксировано снижение оценки человеческой состоятельности применительно к представителям обеих ветвей власти. Наиболее ярко выражена эта тенденция в отношении представительной власти (если в первом периоде в "МН" оказалось 16 высказываний, оценивающих представителей законодательной власти как людей по-человечески состоятельных, то во втором периоде - лишь 1; число указаний на человеческую ущербность позже возросло с 7 до 15; в первый период и в "Известиях", и в "АиФ" было зафиксировано 5 суждений о человеческой состоятельности, во втором - только 1; суждений, говорящих о человеческой ущербности, в обоих изданиях - 3 в первом и 12 - во втором периоде).
  В отношении исполнительной власти тенденция в оценке человеческой состоятельности ее представителей негативная, но значительно менее ярко выраженная.
  Можно говорить о том, что акцент на целесообразности преобладающей роли парламента сменился признанием пользы баланса властей. Но по важным характеристикам властных институтов такой баланс в содержании СМИ отнюдь не наблюдается. Поэтому можно предположить его скорее декларативно-демагогический характер. Наибольший рейтинг среди обоснований целесообразности для современной России примата исполнительной власти во всех изданиях получила категория "специфика определенного исторического периода или текущего момента".
  Таким образом, в целом исходная гипотеза нашла свое подтверждение: изучавшиеся СМИ продемонстрировали тенденцию к принижению значения в жизни общества и государства институтов представительной демократии и к их дискредитации.
 
 Отношение СМИ к демократическому контролю за властью
  Была выдвинута следующая гипотеза: темы, связанные с демократическим (внешним) контролем за властью и информация о его результатах не являются доминирующими в содержании СМИ, называющих себя демократическими и либеральными. Более того, предполагалось, что эти СМИ транслируют негативное отношение к необходимости и возможности осуществления демократического (внешнего) контроля за властью.
  Нам не удалось выявить выраженную тенденцию по отдельным категориям позитивного6 и негативного7 отношения к демократическому контролю. Причину можно усмотреть в явно малом количестве попавших в выборку случаев. Тем не менее при сравнительной стабильности показателей позитивного отношения к демократическому контролю во всех изданиях, выраженной оказывается тенденция роста показателей, характеризующих негативное отношение к демократическому контролю и его институтам. Что же касается числа суждений, несущих негативное отношение к демократическому контролю и его институтам8, то сначала в "Известиях" было зафиксировано только 1 подобное суждение, а позже - уже 19; в "АиФ" - соответственно 3 и 8 суждений; в "МН" - 6 и 14. Особенно "урожайными" на негативное отношение оказывались номера газет, совпадавшие с моментами, когда парламент предъявлял исполнительной власти обвинения в коррупции.
  Таким образом, в целом гипотеза нашла подтверждение: тема демократического контроля за властью не является доминирующей или хотя бы занимающей серьезное место в содержании изучавшихся СМИ. И это при том, что весь второй период в стране происходил массовый процесс перераспределения собственности, оказавшейся, таким образом, вне этого контроля.
 
 Отношение СМИ к социальному контролю
  С темой демократического контроля за властью связана и тема социального контроля в обществе в части исполнения требований общественного договора. Поэтому и гипотеза, высказанная по этой проблеме, была аналогичной9.
  К сожалению, никаких выраженных тенденций, кроме малого количества суммарных упоминаний в рамках обозначенной темы (максимум 22 по сумме разнонаправленных упоминания) обнаружить не удалось. Хотя неразвитость этой темы в СМИ при переходе к демократии и рынку является сама по себе показательной.
 
 Формируемые СМИ представления о роли государства в рыночной экономике
  Гипотеза заключалась в следующем: в обществе длительное время пропагандировалось противопоставление рыночной экономики и свободы гражданина с одной стороны, и сильного государства - с другой. При этом в СМИ происходило смешение разных и даже противоположных понятий: сильного государства как имеющего право на произвол10 и сильного государства как выполняющего (способного исполнять) базисные функции, обеспечивающее единство "правил игры", жестко карающее за их нарушение11.
  Зафиксировано отсутствие тенденции в плане позитивного отношения к государству. В то же время имеется постепенное снижение показателей отрицательного отношения к нему (в первый период в "МН" сумма суждений в категориях "Сильное государство несовместимо с правами и свободами человека, с рыночной экономикой" (58) и "сильное государство - государство, имеющее право на произвол" (9) составляла 67, то во второй период - 25 (19 и 6). В "Известиях" соответственно 26 в первый период и 6 - во второй. Резко превышены показатели негативного отношения к роли государства над позитивным в "МН")
 
 Отношение к индивидуализму и солидарности
  Была сформулирована следующая гипотеза: в обществе пропагандируются представления об индивидуализме как безусловно позитивном качестве, которое должно отличать современного человека от человека советского ("совка"). При этом, во-первых, индивидуализм подается как склонность и способность решать все свои проблемы исключительно в одиночку, причем не путем выстраивания механизмов безличного, формализованного отношения с властью, а путем установления с ней (властью) неформальных индивидуальных отношений. Во-вторых, индивидуализм противопоставляется солидарности, несущей негативный оттенок как качество деструктивное, свойственное слабым и неспособным.
  С учетом высказанных гипотез, содержание СМИ анализировалось с целью определить соотношение в них, во-первых, суждений: а) подчеркивающих, увязывающих "индивидуализм" со стремлением индивидуума к автономизации, суверенизации своей личности, защиты своих прав и интересов путем создания механизмов безличных, формализованных отношений с властью; и б) увязывающих "индивидуализм" со стремлением и способностью адаптироваться и стать успешным за счет установления неформальных личных взаимоотношений с властью, и даже игнорирования норм общества; и во-вторых, соотношение суждений, несущих позитивную и негативную оценку индивидуальных и коллективных действий при их сопоставлении или противопоставлении.
  Однако малое число попавших в выборку суждений не позволило сделать какие-либо достаточно надежные выводы.
 
 * * *
 
  Несмотря на то, что задача создания многочисленного среднего класса неоднократно декларировалась российской властью, выполнить эту задачу, по признанию самих реформаторов, не удалось12. Ошибки, по мнению А.Чубайса, состояли в том, что в ходе приватизации не был установлен надлежащий контроль за участвующими в приватизации финансовыми институтами.
  Казалось бы, речь идет о проблемах с ресурсной предпосылкой формирования среднего класса. Однако на самом деле состояние экономической основы среднего класса детерминировано состоянием другой - социокультурной предпосылки: общество не научилось создавать и использовать механизмы, заставляющие власть действовать в интересах большинства граждан. И, судя по полученным в исследовании данным, оснований рассчитывать на это пока нет.
  Как и предполагалось, тема демократического контроля за властью не является доминирующей или хотя бы занимающей сколь-нибудь серьезное место в содержании изучавшихся СМИ. Налицо также усиление негативного отношения к институтам демократического контроля. Да и осмысленный политический выбор избирателей возможен только при наличии у них всесторонней информации о деятельности власти, обеспечивать которой общество и призваны институты демократического контроля.
  Обнаружилась в исследуемых, числящих себя демократическими СМИ, и явная тенденцию к принижению значения в жизни общества и государства институтов представительной демократии и их дискредитации.
  Не удивителен на этом фоне и другой, впрочем, ожидавшийся результат: во всех изданиях зафиксировано изменение пропагандируемого СМИ отношения к участию граждан в политическом процессе с позитивного в период 1989-91 годов на негативный в период с 1992 по 1998 годы. Особенно примечательной является проявившаяся во втором периоде резкая смена параметра "активное политическое участие" на параметр "аполитичность" в позитивном образе представителя "среднего класса".
  Трудно при этом не вспомнить слова П.Хатбера, автора книги "Закат и падение среднего класса и как вернуть все назад", о том, что "ничто не может быть более фатальным для интересов как среднего класса, так и страны в целом, чем тот тип известного цинизма или утомленной индифферентности, который отказывается заинтересоваться политическим процессом". Потому что, продолжает Хатбер, если, оправдывая свою отстраненность, достаточно часто повторять, что политики либо глупы, либо продажны и своекорыстны, то это все меньше становится неверным13.
  Одним из решающих факторов становления российского среднего класса является создание условий для превращения его из дезориентированного объекта манипуляций в действительно самостоятельный субъект политики. Но это требует изменения системы управления СМИ. Необходимый подход к этому вопросу хорошо сформулирован А.Панариным: "Если мы осознаем, что СМИ - это власть, значит к ней приложима вся проблематика, связанная с новоевропейским дискурсом о власти". То есть законодательное регулирование деятельности СМИ должно отвечать на вопросы: насколько эта власть демократична и соотвествует принципу пропорционального (адекватного) представительства; насколько реализуется принцип "сдержек и противовесов"; каковы механизмы защиты от возможных злоупотреблений власти14.
 
 
 Ю.А. Зеликова
 СТРАТЕГИИ СОЦИАЛЬНОГО ПРОИЗВОДСТВА И ВОСПРОИЗВОДСТВА НОВОГО ОБЕСПЕЧЕННОГО КЛАССА РОССИИ: ЗАПАДНОЕ ОБРАЗОВАНИЕ ДЕТЕЙ
 
 Введение
 
  Т
 рансформация российского общества сопровождается социальным расслоением и формированием слоя обеспеченных людей, которые не скрывают, а наоборот, демонстрируют свое материальное благополучие.
  Новый социальный слой, состоящий из обеспеченных людей, которые сделали свое состояние в условиях экономических реформ, является предметом пристального журналистского и научного интереса, о чем свидетельствует значительное число публикаций, появившихся в течение последних лет во всех публицистических и социологических журналах. Этот новый социальный слой вызывает не только потому, что представляет собой новое социальное явление, но и в связи с тем, что среди экономической и политической элиты общества все чаще стали появляться представители именно этой социальной группы. А от того, кто играет или будет играть в обществе роль элиты, во многом зависит дальнейшее развитие страны.
  Слой "новых богатых" является одним из наиболее противоречивых социальных феноменов в современной России. С одной стороны, его представителей обвиняют в криминальном прошлом, в не менее криминальном настоящем, плохом образовании и низком уровне культуры. С другой стороны, так как большинство из них достигло успеха именно благодаря экономическим реформам, с ними связывают развитие рыночной экономики, необратимость политических преобразований (исследователи электорального поведения отмечают, что представители этой группы на выборах поддерживают политические силы реформаторской и демократической направленности и культурное возрождение России (представители данной социальной группы являются спонсорами и устроителями фестивалей искусств, театральных постановок и кинофильмов).
  В свете этих противоречивых суждений, стремление представителей нового слоя обеспеченных людей дать своим детям западное образование, не имеет в обществе однозначной оценки. Какую "прибыль" рассчитывают получить "новые богатые", заплатив за дорогое западное образование своих детей? Чем их привлекает западное образование? Какое значение западное образование имеет для формирования новой социальной группы?
  Эти и другие вопросы рассматриваются в данной статье, основанной на анализе 22 глубинных интервью с представителями нового обеспеченного класса, самостоятельно оплачивающих образование своих детей за рубежом.
 
 Немного о терминологии
 
  Новую социальную группу, состоящую из богатых людей, часто называют "новыми русскими". Этот термин, вполне вероятно, впервые появился в 1992 году в газете "Коммерсант". В то время, по мнению этой газеты, так можно было назвать молодых людей, занимающихся предпринимательской деятельностью и достигнувших в ней определенных успехов, это люди которые "взяли на себя нелегкую задачу возрождения России"1. Со временем, этот журналистский штамп получил широкое хождение, и оброс таким количеством отрицательных коннотаций, мифов и анекдотов, что сегодня уже невозможно понять, о ком идет речь, когда говорят "новый русский".
  Более того. На вопрос "кто такие новые русские?" я часто получала ответ, который содержал негативное отношение к этому социальному слою, несмотря на то, что исходил от людей, явно к нему относящихся. "Новый русский - это новый богатый человек, с низкой культурой и сильно развитым хватальным рефлексом".
  Иными словами, термин "новые русские" является настолько перегруженным, противоречивым и негативно окрашенным, что им невозможно пользоваться в научных целях, по крайней мере, в целях данного исследования.
  В социологических исследованиях, людей, принадлежащих к новому обеспеченному слою, часто называют просто предприниматели. При этом, данному термину дают совершенно разные определения. В одном случае, так называют людей, которые "самостоятельно оперируют собственностью в сфере производства, обмена, обращения"2. В другом - деловых, находчивых, творчески мыслящих, действующих в хозяйственной сфере3; к предпринимателям иногда относят не только владельцев собственных предприятий, но и высокооплачиваемых наемных работников, как российских, так и западных фирм, менеджеров, управляющих банками и т.д., имея в виду всех людей связанных с бизнесом и имеющих достаточно высокий доход4.
  Совершенно очевидно, что во всех приведенных примерах, по сформулированным определениям можно составить разные группы людей, которые пересекаются друг с другом, но не совпадают.

<< Пред.           стр. 2 (из 7)           След. >>

Список литературы по разделу