<< Пред.           стр. 18 (из 43)           След. >>

Список литературы по разделу

 вещей в направлении первообраза, каковым
 первообразом полагают они Бога. Итак,
 каждая фаза этого внутреннего приращения
 ценности вещей, творимых любовью, всегда
 есть также и станция - сколь бы то ни было
 удаленная, опосредованная станция на пути
 мира к Богу. Всякая любовь есть еще неза-
 вершенная, нередко замирающая или
 ____________________
 * Гёте. Западно-восточный диван.
  Тефкирнаме. Книга размышлений / Перевод
  В.В.Левика - прим. пер.
 
 126
 
 увлекающаяся, словно бы делающая привал на
 своем пути любовь к Богу. Любит ли человек
 некую вещь, некую ценность, как, например,
 ценность познания, любит ли он природу в
 том или ином ее образе, любит ли он
 человека как друга или же как еще что-то: -
 это всегда означает, что в своем личностном
 центре он выступил за пределы себя как
 телесного единства и что он соучастен в
 акции чуждого предмета, соучастен благодаря
 ей в этой тенденции чуждого предмета ут-
 верждать собственное совершенство,
 содействовать ей, поощрять ее,
 благословлять ее.
  Поэтому любовь была для нас всегда
 одновременно и тем первоактом, посредством
 которого сущее, не прекращая быть данным
 ограниченным сущим - покидает себя самое,
 дабы как сущее интенциональное так
 участвовать в ином сущем, чтобы оба они
 все-таки не стали каким-то образом
 реальными частями друг друга. Бытийственное
 отношенне, которое мы называем "познанием",
 всегда предполагает, таким образом, этот
 первоакт: акт покидания себя и своих
 состояний, своих собственных "содержаний
 сознания", трансцендирования их, чтобы
 вступить по возможности в переживающий
 контакт с миром. А то, что мы называем
 "реальным", действительным, - это прежде
 всего предполагает акт реализующего воления
 некоторого субъекта, а данный акт воления -
 предшествующую ему, дающую ему направление
 и содержание любовь (Lieben). Итак, любовь
 всегда есть пробудительница познания и
 воления - она есть даже мать самого духа и
 разума. Но это Одно, что участвует таким
 образом во всем, без чьего воления ничто
 
  127
 
 реальное не может быть реальным и чрез что
 неким образом (духовно) участвуют друг в
 друге и солидарны друг с другом все вещи -
 то Одно, что создало их и к чему они
 совокупно друг с другим устремляются в
 сообразных и предписанных им границах: это
 Одно есть вселюбящий, а потому так же и
 всепознающий и всеволящий Бог - личностный
 центр мира как Космоса и целого. Цели и
 сущностные идеи всех вещей вечно предлюбимы
 и предмыслимы в нем.
  Итак, ordo amoris есть сердцевина
 миропорядка как порядка божьего. В этом
 миропорядке находится и человек. Он
 находится в нем как достойнейший служения и
 свободнейший слуга божий, и лишь как
 таковой может он также называться и
 господином творения. Лишь та часть ordo
 amoris, которая принадлежит ему,
 свойственна ему, должна быть здесь принята
 в расчет.
  Человек, прежде чем он есть ens cogitans*
 или ens volens**, есть ens amans***.
 Полнота, ступенчатость, дифференциация,
 сила его любви устанавливает пределы
 полноты, функциональной спецификации, силы
 его возможного духа и возможной для него
 широты контакта с универсумом. Ему
 сущностно доступна лишь часть всего, что
 может быть любимо, чьи сущности априорно
 устанавливают пределы доступных его
 постигающей способности фактических благ.
 Эта часть определяется ценностными
 качествами и ценностными модальностями,
 ____________________
 * Сущее познающее (лат.).
 ** Сущее волящее (лат.).
 *** Сущее любящее (лат.).
 
 128
 
 которые человек вообще может постигнуть, в
 том числе и в каких-либо вещах. Не те вещи
 и их свойства, которые способен познать
 человек, определяют и ограничивают его
 ценностный мир, но именно его ценностно-
 сущностный мир устанавливает пределы и
 определяет доступное его познанию бытие и
 словно остров поднимает его из моря бытия.
 К чему льнет его душа, там всякий раз и
 оказывается для него "сердцевина" так
 называемой "сущности" вещей. И всякий раз
 будет для него "мнимым" и "производным" то,
 что отдаляется от этого предмета. Его
 фактический этос, т.е. правила предпочтения
 одних ценностей и отодвижения на задний
 план других, определяет также структуру и
 содержание его мировоззрения, его познания
 мира, его мышления о мире, а к тому же -
 его волю к самоотдаче вещам или к
 господству над ними. Это имеет силу для
 индивидов и рас, наций, культурных кругов,
 народов и семей, партий, классов, каст,
 сословий. Внутри общезначимого
 человеческого порядка ценностей каждой
 особой форме человечности предназначены
 определенные качественные сферы ценностей,
 и только их гармония, их смыкание в
 строении общей мировой культуры способно
 изобразить все величие и широту
 человеческой души.
  Пусть с точки зрения божественной
 вселюбви достойное любви создается актом
 этой любви и носит на себе ее печать: лю-
 бовь человека не запечатлевается на
 достойном любви и не создает его. Она
 должна единственно только признавать его
 предметное требование и подчиниться
 существующей в себе, но в себе "для"
 
  129
 
 человека, устроенной в виду его особой
 сущности субординации достойного любви.
 Любовь, характеризуемая как подлинная и
 ложная имеется лишь потому, что фактические
 склонности и акты любви человека могут
 согласоваться с субординацией достойного
 любви и противоречить ей - мы даже можем
 сказать, что они могут ощущать и сознавать
 себя в единстве или разладе и противоречии
 с той любовью, какою Бог уже любил идею
 мира, соответственно, и его содержания,
 прежде чем он создал его, и какою он
 продолжает сохранять его каждую секунду.
 Если человек в своей фактической любви или
 в порядке строения своих актов любви, в
 предпочтении и небрежении, ниспровергает
 этот существующий в себе порядок, то он - в
 отношении себя - одновременно
 ниспровергает, по интенции, самый
 божественный миропорядок. И где бы он его
 таким образом ни разрушал, всюду с
 необходимостью рушился следом и его мир как
 возможный предмет познания и как поле
 действия, воздействия и воли.
  Здесь не место говорить о содержании
 субординации царства того, что достойно
 любви. Довольно будет сказать кое-что о
 форме и содержании этого царства.
  Начиная с первоатома и песчинки и вплоть
 до Бога царство это есть одно царство. Это
 "единство" не означает замкнутости. Мы
 сознаем, что ни одна из данных нам его
 конечных частей не способна исчерпать его
 полноты и его протяженности. Если хотя бы
 раз у нас был опыт того, как рядом с одним,
 что достойно любви, внезапно всплывает в
 том же самом или другом предмете что-то
 еще, или как внезапно над тем, что в
 
 130
 
 определенной ценностной сфере казалось нам
 "в высшей степени" достойным любви,
 оказывалось еще нечто более высокое, то,
 значит, нам знакома сущность продвижения
 или проникновения в это царство, у
 которого, как мы понимаем, не может быть
 определенных границ. Лишь поэтому ясно
 также, что для всякого удовлетворения
 какого-нибудь любовного побуждения через
 его исполнение адекватным ему предметом
 существенна неспособность быть
 окончательным. Точно так же, как для
 определенных мыслительных операций,
 самозаконно производящих собственные пред-
 меты (например, для вывода из n - n+1),
 существенно, что их применению не может
 быть положена граница, так и для акта
 любви, находящего свое исполнение в том,
 что достойно любви, существенна возможность
 продвигаться от ценности - к ценности, от
 вершины - к более высокой вершине. "Наше
 сердце слишком просторно", - говорит
 Паскаль. - Пусть даже наша фактическая
 способность любви весьма ограничена и пусть
 мы даже знаем об этом - но мы одновременно
 знаем и чувствуем совершенно точно, что эта
 граница не пролегает в достойных любви
 конечных объектах, ни в сущности акта любви
 как такового, но может пролегать лишь в
 нашей организации и в том, как она
 обусловливает совершение и включение
 (Auslusung) акта любви. Ибо это включение
 связано с нашей телесной жизнью влечений и
 тем, как она задействуется возбуждающим
 объектом. Но вне связи с этим остается то,
 что мы тут постигаем как собственно
 достойное любви, а также и форма и
 
 
  131
 
 структура того царства, членом которого
 представляется для нас это достойное любви.
  Любовь любит и смотрит в процессе любви
 (im Lieben) всегда несколько дальше, чем
 только на то, что у нее в руках, чем она
 владеет. Включающий ее импульс влечения
 может утомиться - сама она не устает. Это
 "sursum corda"*, составляющее ее сущность,
 может принимать принципиально различные
 формы на разных высотах ценностных сфер.
 Простого сластолюбца все быстрее убывающее
 удовлетворение от наслаждения приятными для
 него объектами толкает, при наличии такого
 же и даже убывающего импульса влечения, все
 быстрее от одного объекта к другому. Ибо
 такова уж эта влага: чем больше пьешь, тем
 больше жажда. И наоборот: все быстрее
 увеличивающееся и все более глубокое - по
 природе своей - удовлетворение того, кто
 любит объекты духовные, будь то предметы
 или любимые личности, дает при таком же или
 даже убывающем импульсе изначально
 направленного на них влечения, так сказать,
 все новые обещания; оно понуждает движение
 любви устремить взор немного дальше, за
 границы данного. Движение [любви] - в
 предельном случае любви личностной - в
 принципе безгранично развертывает личность
 именно таким образом в свойственном ей
 направлении идеальности и совершенства.
  Но в обоих случаях, и при удовлетворении
 одним лишь наслаждением, и при наивысшей
 личностной любви, это один и тот же
 сущностно бесконечный процесс, который
 проявляется и тут и там, всюду препятствуя
 появлению характера окончательности, хотя и
 ____________________
 * Выше сердца (лат.).
 
 132
 
 по прямо противоположным причинам: тут - в
 виду снижающегося удовлетворения, а там -
 увеличивающегося. Ни один упрек не может
 быть столь болезненным и оказаться столь
 сильным стимулом, воздействуя на самую
 сердцевину личности для продвижения ее в
 сторону замысленного совершенства, как со-
 знание любимого человека, что он полностью
 или только отчасти не удовлетворяет тому
 идеальному образу любви, который предъ-
 являет ей влюбленный, но который у нее же
 им и заимствован. В сердцевине души тут же
 возникает мощный порыв к тому, чтобы войти
 в этот образ: "Я буду светиться мнимостью,
 пока не свершу становления"*. То, чем в
 одном случае является усиленная смена
 объектов как выражение этой сущностной
 бесконечности процесса, то в другом есть
 усиленное углубление в нарастающую полноту
 одного объекта. И если там эта
 бесконечность ощущается как умножающееся
 беспокойство, безостановочность, горячка и
 мука этих состояний, т.е. как модус
 устремления, при котором все новое и новое
 становится истоком как бы бессильных все
 новых и новых обращений, - то здесь
 счастливое продвижение от одной ценности в
 предмете к другой сопровождается
 нарастанием покоя, удовлетворенности и его
 устремление имеет ту позитивную форму,
 когда новое притяжение предчувствуемой
 ценности всякий раз заставляет оставить
 позади ценность на тот момент данную. Все
 ____________________
 * Начальная строка Песни Миньоны из
  "Вильгельма Майстера" Гёте. Ее
  многосмысленность теряется в поэтических
  переводах - Примеч. пер.
 

<< Пред.           стр. 18 (из 43)           След. >>

Список литературы по разделу