<< Пред. стр. 36 (из 43) След. >>
Список литературы по разделу
Не ищи мира и покоя. Мир, который тебя
породил, который есть ты, станет твоим
только благодаря твоим порокам. Без глу-
бокой извращенности ты будешь похожа на
скалолаза, уснувшего рядом с вершиной, ты
упадешь от тяжести, устанешь. Во-вторых,
знай, что ни один вид сладострастия не
стоит того, чтобы его желали, - за
исключением самого желания сладострастия.
Тем не менее, опыт, на который тебя толкают
молодость и красота, мало чем отличается от
представлений сладострастников и священни-
ков. Чего стоит жизнь распутницы, если она
не открыта всем ветрам и прежде всего
пустоте желания? Пьяная от удовольствия
сука испытывает тщетность удовольствия
более глубоко, чем нравственный аскет.
Тепло от ужасной гадости, которую она дер-
жит во рту, для нее - лишь повод возжелать
мерзостей еще больших.
Это не значит, что тебе надо отказаться
от продолжения. Тщетность удовольствия
является основой вещей; ее не удалось бы
258
достичь, знай мы о ней с самого начала.
Непосредственная видимость - вот
удовольствие, которому тебе следует
предаваться.
Трудность, на которую ты наткнулась не
такова, чтобы отпугнуть. Избегать того, что
им представлялось тщетным, людей прошлого
побуждал недостаток мудрости и
нравственности. В настоящее время легко
понять ничтожность такого образа действия.
Все - тщетно, все - обман, сам Бог -
сотрясение пустоты, если мы вступаем на
путь желания. Желание пребывает в нас как
вызов миру, который постоянно лишает
желание его объекта. Желание в нас подобно
смеху: обнажаясь, без конца предаваясь
желанию желать, мы надсмехаемся над миром.
На эту непостижимую судьбу нас обрекает
отказ принять судьбу (или невозможность это
сделать). Нам остается пуститься на поиски
знаков, за которые крепится пустота,
поддерживающая желание. Мы можем
существовать только на гребне волны, цеп-
ляясь за обломки потерпевшего крушение
корабля. За малейшим расслаблением -
бесцветное удовольствие или скука. Мы можем
дышать лишь на пределе, где раскрываются
тела - вызывающая желание нагота там
непристойна.
Другими словами, единственная
возможность, которая нам остается, - это
невозможность. Во власти желания ты
расставляешь ноги, выставляя напоказ
грязные места. Как только ты перестанешь
ощущать эту позу как запретную, умрет
259
желание, а вместе с ним возможность
удовольствия.
Прекращая поиск удовольствия, отказываясь
увидеть в очевидном обмане исцеление от
страданий и выход, ты перестаешь быть
обнажаемой желанием. Ты уступаешь
нравственному благоразумию. От тебя
остается угасшая, вышедшая из игры форма.
Пока идея удовольствия злоупотребляет
тобой, ты отдаешься пламени желания. И
здесь не забывай, сколь жестокой тебе надо
быть. Иначе ты не сможешь вынести горького
чувства, которое жаждущий испытывает от
удовольствия быть жертвой своей жажды.
Благоразумие посоветовало бы тебе
отказаться. Только порыв святости, безумия
может поддержать в тебе мрачный огонь
желания, который во всех отношениях
превосходит тайный оргиастический разгул.
В лабиринте, который является результатом
игры, где ошибка неизбежна и должна без
конца возобновляться, ничто не пригодилось
бы тебе так, как детская наивность.
Конечно, у тебя нет причины быть наивной и
счастливой. Нужно, однако, набраться
мужества и держаться. Чрезмерное
напряжение, которого требуют
обстоятельства, изнурительно, а у тебя для
усталости нет свободного времени. Усталая,
ты не более как мусор. Исключительная,
ангельская радость - ничего притворного,
ничего лживого - нужна на пределе
удовольсвия.
Жестокое испытание, падающее на долю тех,
кого ничто не останавливает: необходимость
260
выразить невыразимый ужас. Они могут лишь
смеяться над этим ужасом: они и испытали
его, чтобы над ним посмеяться, точнее,
чтобы им насладиться. Тебе не следует
удивляться, если эти люди не выдержат в то
самое мгновение, когда, казалось бы, все
кончено. Такова двусмысленность всего
человеческого. Явленность ужаса тем быстрее
ведет к радости, что ему чужда всякая
сдержанность. Все во мне растворяется в
чрезмерной, сладостной жажде жизни,
выразить которую способно лишь отчаяние.
Только детская непосредственность помогает
вынести эту возможность овладения, эту
повелительную необходимость ничему не
ставить границ?
То, что я от тебя ожидаю, так же выходит
за пределы мудрой решимости, как отчаяние и
ничто. Из избытка ясности тебе нужно
извлечь ребячливость, которая о ней
забывает (так каприз превращает ясность в
ничто). Тайна жизни, без сомнения, за-
ключается в просто душном разрушении того,
что должно убить в нас вкус к жизни. Таково
детство - без долгих слов оно торжествует
над препятствиями, противостоящими желанию;
таков бешеный темп игры; такова тайна
уединенной комнаты, где тебе, еще девочке,
приходилось иногда задирать юбку.
II.
Если у тебя забилось сердце, вспомни о
непристойных минутах детства.
В детстве отдельные моменты разделены:
простодушие,
веселые игры,
261
грязь.
Взрослый связывает эти моменты: через
грязь он достигает простодушной радости.
Грязь без детского стыда, простодушие без
страстного движения - комедия, к которой
сводится серьезность взрослых. Итог: худшая
форма бессилия.
Нагота грудей, непристойность полового
органа как бы осуществляют то, о чем
девочкой ты могла лишь мечтать, не в силах
ничего сделать.
Объят ледяной печалью, ужасом жизни. На
грани ожесточения. Я нахожусь у края
пропасти. У предела худшего, невыносимость
счастья. И с этой головокружительной высоты
я пою аллилуйя, самое чистое и мучительное
аллилуйя, какое ты только можешь услышать.
Одиночество несчастья - это нимб, одежда,
чтобы покрыть свою собачью наготу.
Слушай. Я говорю тебе на ухо, шепотом.
Пойми, наконец, мою нежность правильно. В
тоске, нагая, пойди этой ночью до поворота
тропинки.
Засунь пальцы во влажную складку. Будет
приятно почувствовать в себе острый,
клейкий запах - влажный, пресный запах
счастливой плоти. Сладострастие сожмет
жадно открытые губы. В пояснице, дважды
обнаженной ветром, ты почувствуешь хрящевые
переломы, которые заставляют глазные белки
скользить между ресниц.
В одиноком лесу, вдали от оставленной
одежды, ты присядешь на корточки, мягко,
как волчица.
Хищный запах грома и проливные дожди -
спутники непристойного томления.
262
Теперь вставай и беги: ребячливая,
потерявшая голову, хохоча от страха.
IV.
Настало время твердости, мне нужно стать
каменным. Существовать во времени
несчастья, под угрозой...; непоколебимо
встречать обезоруживающие случайности;
распасться изнутри, быть каменным; что
лучше этого соответствует чрезмерности же-
лания?
Чрезмерное сладострастие опустошает
сердце, вынуждая его быть жестоким. Угли
желания делают сердце бесконечно муже-
ственным.
Наслаждаясь что есть сил, до смерти
опьяняя себя, ты изгоняешь из своей жизни
малодушные промедления.
Страсти не благоприятствуют слабости.
Аскеза - отдых по сравнению с лихорадочным
движением плоти.
Ты только вообрази: огромные угрожающие
пространства и никакого прибежища. Тебя
ожидают голод, холод, жестокое обращение,
смерть... Представь страдание, отчаяние,
нищету. Думаешъ, тебе удасться этого
избежать? Перед тобой проклятая пустыня:
вслушайся в крики, которые никто никогда не
услышит. И не забудь: теперь ты - сука,
преследуемая волками. Эта нищенская постель
- твоя родина, единственная настоящая
родина.
263
Спутницы удовольствия, фурии со змеиными
волосами, приведут тебя за руку - и
накачают алкоголем.
Монастырская тишина, аскеза, покой сердца
- удел несчастных, которые стремятся найти
прибежище. Для тебя немыслимо никакое
прибежище.
Монастырь удаляет от мирской суеты (но
когда-то и у монахини было неистовое
желание расставить ноги).
С одной стороны, погоня за удовольствием
связана с трусостью. Поиск умиротворения.
Желание, напротив, жаждет никогда не найти
удовлетворения.
Фантом желания обманчив. Выдаваемое за
желание носит маску. Иногда маска спадает,
тогда обнажается тоска, смерть, ис-
чезновение всего живого. По правде говоря,
ты устремляешься к ночи, но нужно пройти
окольным путем. Получение удовольствия,
которое предрекает фигуры желания, сводится
к обезоруживающему обладанию, к смерти. Но
смерть не может быть предметом обладания:
это она экспроприирует. Поэтому место
сладострастия есть место разочарования.
Разочарование - основа, окончательная
истина жизни. Без изнуряющего опыта
разочарования, когда отказывает сердце, ты
не узнаешь, что жажда наслаждения
представляет собой экспроприацию смерти.
Поиск удовольствия не только не слабость,
но передовая позиция в жизни, отважный
бред. Это - хитрость, к которой прибегает в
нас ужас быть удовлетворенным.
264
Любить - несомненно, самая отдаленная
возможность. Препятствия без конца похищают
любовь у ярости любить.
Желание и любовь перемешиваются: любовь
есть желание объекта в соответствии с
тотальностью желания.
Бессмысленная любовь обретает смысл,
продвигаясь к любви еще более
бессмысленной.
У любви есть одна дилемма: ее объект
ускользает от тебя или ты ускользаешь от
него. Если бы любовь не убегала от тебя, ты
бежала бы от нее.
Любовники находят друг друга при условии,
что рвут друг друга на части. Они жаждут
страдания. Желание в них желает не-
возможного. В противном случае оно было бы
удовлетворено и умерло.
В той мере, в какой побеждает
неутоленное, нужно удовлетворить желание,
лишиться чувств от невыразимого счастья.
Такое счастье есть условие возрастания
желания, а утоление - источник его вечной
молодости.
<< Пред. стр. 36 (из 43) След. >>
Список литературы по разделу