<< Пред.           стр. 2 (из 4)           След. >>

Список литературы по разделу

  К этим основным теоретическим направлениям переводческих исследований примыкает и ряд прикладных переводческих проблем, связанных с самим переводчиком, с проблемой соотношения переводческих и иных речевых действий, а в связи с этим и вопрос о месте перевода в системе обучения иностранным языкам.
  Многие ученые и переводчики сам процесс перевода рассматривают как лингвистический акт коммуникации, опираясь на различные типы межъязыковых соответствий. При переводе мы имеем дело не с языком вообще, а с конкретными речевыми произведениями. Речь - такая же лингвистическая сущность, как и языковая система, и также может быть полноправным объектом лингвистического исследования. В любом акте речи имеет место общение между Источником (И) сообщения и ее Рецептором (Р). Причем каждое сообщение существует как бы в двух формах, которые не вполне тождественны: сообщение, переданное отправителем, и сообщение, воспринятое получателем. Более того, мы имеем дело не просто с речевыми произведениями, но с деятельностью по преобразованию речевого произведения с одного языка на другой, при сохранении плана содержания. В этом случае будет иметь место межъязыковая (двуязычная) коммуникация, которая носит непосредственный характер.
  Если категории мышления универсальны, то и схемы представлений у носителей разных языков должны быть схожи, языковая реализация различна и зависит от возможностей того или иного языка. Например, высказывание: "Вышло так, что я оказался вне общества" имеет в английском языке следующую реализацию: "Something estranged me away from society". Лексическая и синтаксическая реализация совершенно разные, а компоненты смысловой структуры сохранены. Или, эквивалентным переводом английской пословицы A rolling stone gathers no moss - будут русские фразы "Кому на месте не сидится, тот добра не наживет" и "Под лежачий камень вода не течет", которые имеют ту же эмотивную установку и максимально воспроизводят стилистическую (поэтическую) функцию оригинала (форму пословицы).
  Но передача смысла - не единственная задача переводчика. Всякое речевое произведение оказывает на получателя некоторое эмоциональное воздействие. Перевод средствами иного языка должен построить такую речевую структуру, которая оказывала бы не получателя такое же эмоционально-психологическое воздействие, как и исходная речевая структура, то есть передавала бы ту же информацию и вызывала бы такую же реакцию, неважно какими именно средствами. Например, It's a dig at me. - Это камешек в мой огород; Он - белоручка. - He is a cat in gloves; Ты сулишь златые горы. - You promise the moon; That's a pretty thing to say. - Постыдился бы! Или Хорошенькое дельце!
  Перевод должен передавать ту же информацию и оказывать такое же воздействие (смысловая и эстетическая функции), а речевая структура, через которую они выражены, претерпевают некоторые изменения. Это объясняется тем, что любое высказывание, помимо смысловой и эстетической функций, обладает установкой на получателя, так как речевое произведение принимает во внимание осведомленность, получателя, его культурный уровень и психологический настрой.
 
  ЛИТЕРАТУРА
 1. Миньяр-Белоручев Р.К. Общая теория перевода и устный перевод. М.: Воен.издат, 1980. 237 с.
 2.Цит. по: Федоров А.В. Основы общей теории перевода (Лингвистические аспекты). - М.: Высш.шк., 1983. - С.26.
  3. Комиссаров В.Н. Теория перевода. - М.: Высш.шк., 1990. - 253 с.
 
 
  ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ КОЛОРИСТИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ В СТИХОТВОРНОМ ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ О.А. Данилова
 
  Изучение роли и функциональных особенностей определенной лексико-семантической группировки в границах текста представляет собой один из важных вопросов в составе общей проблематики лингвистики текста. Исследования, осуществляемые в этом направлении, в новом и необычном ракурсе вскрывают семантические характеристики текста, его структурные и фактурные свойства. Одним из аспектов соответствующего круга проблем, подлежащих изучению в этом отношении, можно считать участие семантически связанной группы слов в воспроизведении в тексте его внеязыкового денотата.
  Основная цель настоящей статьи заключается в определении тех участков внеязыковой действительности, которые при отображении ее в поэтическом тексте получают цветовое оформление. Отдельным вопросом при этом следует считать характер этого оформления, а именно использование тех или иных цветонаименований, выражающих локальные цвета или же нюансировку цвета, зависимость цвета от освещения, удаления или каких-либо других факторов, традиционное употребление цвета, его случайный характер или же, напротив, исключительно значимая роль в текстовом фрагменте. При ответе на эти вопросы наиболее оправданным представляется обращение к понятию текстовой номинации, поскольку оно позволяет трактовать все отмеченные цветом явления и объекты как соответствующие фрагменты внеязыковой ситуации, отобранные поэтом в силу тех или иных причин. В данном отборе существенно, однако, выделять собственно лингвистические основания, мотивирующие заложенные в том или ином языке способы передачи внеязыкового содержания, и индивидуальный, авторский отбор, проявляющий себя явно в рамках последних. В лингвистике текста вопрос текстовой номинации изучается, как правило, в целостном, не подразделяемом на отдельные аспекты состоянии (1), хотя их существование не вызывает сомнения. Очевидность этого явления отчетливо обнаруживается, в частности, при сличении оригинала стихов и их перевода. Переводчик явно пытается представить себе описываемую ситуацию в тех или иных конкретных образах, но при переводе упоминает совсем другие детали, фрагменты и признаки ситуации, хотя в целом ему удается верно передать содержание и настроение стихотворения. Если сравнить английский и русский тексты фрагмента стихотворения Джарелла, то можно констатировать, с одной стороны, наличие в последнем целого набора деталей, отсутствующих в подлиннике ( сумерки, монотонно, шуметь и т.д.), а, с другой, изъятие из него некоторых признаков ситуации, в том числе и цветового: Once after a day of rain I lay longing to be cold; and after a while I was cold again, and hunched shivering Under the quilt's many colours, gray With the dull ending of the winter day (Jarrell) ; Однажды в сумерках монотонно Дождь шумел. Я возмечтал простудиться И простудился. Залез с ногами Под одеяло. Давила меня Тоска уходящего зимнего дня (Перевод Р.Сефа).
  В переводе цвет отсутствует полностью, и как названный прямо (gray), и как передаваемый опосредованно (colours). Подобная ситуация изъятия цветового признака, которая в переводе наблюдается достаточно часто, есть, в сущности, удобный повод для рассмотрения особенной роли цвета в художественном и особенно в поэтическом тексте. Если при ее рассмотрении обратиться к интрасемиотическим сопоставлениям, то можно провести такую аналогию: цветные и лишенные цвета стихи воспринимаются так же, как кадры цветного и черно-белого кино. Цвет -это информация, и его наличие или отсутствие небезразлично для информационного объема произведения. Поэтому можно с уверенностью заявить, что в "обесцвеченных" стихах будет полностью отсутствовать соответствующий блок информации, что, следовательно, отразится и на текстовой семантике.
  Если теперь перевести речь на тему о том, как выражается в тексте цвет, то следует вспомнить о лексико-семантическом поле со значением цвета. Рассмотрение лексики со значением цвета с позиции текстовой номинации и референции явится не чем иным, как установлением законов, регулирующих ее появление в тексте. Цвету в данном случае следует придать статус признака какого-либо предмета, явления или сущности окружающего мира. Текстовая ситуация, отображающая тот или иной участок внешнего мира, представляется в терминах текстовой номинации как набор подобных предметов, явлений или же сущностей (называемых далее фрагментами ситуации). Собственно текстовый анализ цветовой лексики предполагает, таким образом, установление закономерностей отображения в поэтическом тексте тех или иных фрагментов ситуаций и маркировки их цветовым признаком.
  Теоретически можно предположить, что в поэтическом тексте цветом могут помечаться самые разные объекты и явления, однако, как показало исследование, в их цветовой фиксации присутствует достаточно определенная закономерность. Весь массив цветных зарисовок, несмотря на их чрезвычайную обширность, чрезвычайно легко подвергается идеографической классификации, группирующей их по таким разделам: природа (пейзаж, включая флористические зарисовки), фауна, человек (включая одежду), неодушевленные предметы и отвлеченные сущности. Некоторые более мелкие тематические единицы вполне могут быть включены в перечисленные разделы. Внутри отмеченных делений обнаруживаются свои закономерности: некоторые представляют собой открытые множества, другие достаточно легко исчисляемы или хотя бы обозреваемы. В наибольшей мере цветом окрашены пейзажные и флористические зарисовки, несколько менее портретные, далее в порядке убывания идут такие фрагменты ситуаций, как различные представители фауны, неодушевленные предметы, в том числе и вещества, абстрактные и отвлеченные сущности. Что касается последних, то для их изображения цвет используется исключительно своеобразно: он либо прилагается к разного рода отвлеченным явлениям, либо мыслится как некая самостоятельная субстанция.
  Вопросы номинативного анализа цветовых аспектов поэтического текста никоим образом нельзя отрывать от их референциальной отнесенности, а именно их принадлежности какому-либо миру действительности, в котором располагается само художественно-поэтическое произведение. Таких миров в границах стихотворного поэтического текста настоящим исследованием устанавливается три: реальный мир, когда изображаемая ситуация либо происходила (или происходит) в действительности, либо могла (может) потенциально произойти, воображаемый, сказочный мир, представляющий собой фантазийное и фантастическое сочетание различных аспектов реального бытия и индивидуально-образный мир, в котором главным становится авторское видение и осмысление тех же самых фрагментов реального мира. В нем можно установить подтипы: (1) необычное представление какого-либо явления, предмета, которые видятся поэту не так, как они видятся другим, когда цветовой признак не является типичным или привычным, а возможно и выделяется впервые (рыжий парус, голубые девушки, пурпурноствольная малина и т.д.) и (2) реальная ситуация, описываемая через призму различных микрообразов, создаваемых тропеическими средствами и, главным образом, метафорой. Надо заметить, что в чистом виде все отмеченные художественные миры редко удается выделить, и мы постоянно имеем дело с проникновением этих миров друг в друга. Самым существенным в их комментировании является то, что все они представляют собой лишь различное совмещение вполне реальных, известных человеку по его жизненному опыту подробностей окружающей действительности, что и должно быть вскрыто первоначальным рассмотрением всех имеющих цветовое оформление фрагментов текста только в аспекте номинации. При этом, если исходить из собственно текстового анализа цветовой лексики, то небезынтересно определить, как ее использование диктуется всем текстом. Это означает установление трех особенностей, вскрываемых при ответе на вопросы: (1) какие фрагменты окружающей действительности, обладающие цветовым признаком, избираются для отображения в поэтическом тексте, (2) каков характер цвета, а именно выделен ли он интуитивно, намеренно, семантичен ли он, или, напротив, случаен, упомянут лишь попутно, и вместо него мог быть отмечен либо другой цвет, либо вовсе другой признак, (3) как участвует в этих двух процессах референциальная соотнесенность отображаемой в тексте ситуации.
  Отмеченные направления анализа, несмотря на их конкретную приложимость к собственно цветовому оформлению поэтического текста, а вместе с тем и к функционированию лишь одной ЛСГ в текстовом пространстве, способны послужить некоторым ориентиром в исследовании того, как семантически или тематически связанная группировка слов реализует свои текстообразующие свойства.
 
  ЛИТЕРАТУРА
  1. Тураева З.Я. Лингвистика текста. М.: Просвещение, 1986. 127с.
 
 
  К ВОПРОСУ ОБ ИСПОЛЬЗОВАНИИ СТРАНОВЕДЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ В РАЗВИТИИ КОММУНИКАТИВНЫХ НАВЫКОВ СТУДЕНТОВ М. Долби
 Не подлежит сомнению тот факт, что развитие коммуникативных навыков при обучении иностранному языку наиболее целесообразно осуществлять на базе учебного материала, самым тесным образом смыкающегося с информацией страноведческого характера. Именно в данном случае речь обучаемых обретает коммуникативную привязку к реальной ситуации общения и становится вполне естественной как по используемым языковым структурам, так и по чисто прагматической направленности. Наибольший интерес для студентов высших учебных заведений России представляют материалы, не только содержащие факты из жизни их зарубежных сверстников, но и переданные ими самими. Приводимый ниже текст, автором которого является студент Оксфорда, может послужить прекрасной основой для разработки целого ряда методических упражнений и рекомендаций по развитию навыков устной речи. Наиболее ценным при их составлении явится учет особенностей непосредственной живой речи монологического характера, типичной для современной молодежи, обучающейся в британских университетах.
 
  OXFORD UNIVERSITY
 
  Oxford University is split up into roughly 30 undergraduate colleges: nowadays only one of these is single-sex, St. Hilda's, an all-female college, and one of them only accepts mature students, Harris Manchester. The size of the colleges varies quite dramatically: the smaller may only have about 30 students while the biggest may take up to 450. The elder colleges were founded in the 13th and 14th centuries, and as a result the city has built up around the university, with almost all of the colleges being situated on the main roads in the very centre of Oxford.
  In Oxford the majority of courses lasts for three years: the exceptions to this rule are languages, geology, engineering and biochemistry, all of which last for 4 years. Each year is divided into 3 terms, all of which have traditional names: Michaelmas (in the autumn / winter), Hilary (in the Spring) and Trinity (in the Summer). Each term lasts for just 8 weeks, and students are expected to consolidate each term's work and prepare for the next one in the holidays. Because of this exams are often set the start of a term, and these are known as collections.
  For Arts students, the timetable tends to be quite light: at most 10 hours per week of scheduled lectures and classes. The most important part of an Oxford education is the tutorial, and on average students have one of these a week. For this an essay must normally be written, consisting of six or seven sides of A4, and the student will read this out and then discuss it for an hour with his tutor. Due to the fairly undemanding timetable, it is expected that students will do a considerable amount of work in their free time: in the case of languages this means reading literature and literary criticism and doing translations.
  The opposite is true for Scientists: on the whole they have a heavy schedule of lectures, practicals and coursework which means they spend much of the day in the faculty, but tend to have more free time in the evenings.
  Some colleges in Oxford are rich enough and big enough to be able to offer every student his own room for every year of his course, but most have annexes in the suburbs to house some of the undergraduates. In a few of the poorer, smaller colleges some students have to rent accommodation for a year or maybe even two: others choose to because they prefer to share a house or a flat with their friends.
  Entry to Oxford costs nothing. Any student wishing to go to the University has at first to fill in an application form and send in some relevant pieces of work; for example if a student wishes to read languages, he should send in an essay on a piece of literature and a translation from English into the foreign language. If the professor is impressed and thinks that the applicant may be a potential Oxford student he will be invited to Oxford to sit some written tests and a series of interviews. On the basis of these the University rejects the applicants it does not want and makes offers to the rest: an offer simply sets a target for the student by telling him what the University wants him to get in his A-levels. If the student achieves those grades, he goes to the University.
  Although entry to Oxford costs nothing, going to University in England is quite expensive nowadays. The Government has recently introduced tuition fees, i.e. money which goes towards the wages of teachers and professors at the University and the other costs of the student's education, and the level of these fees is currently set at (1500 per year.
  These used to be a grant system in England, whereby the Government would offer up to (1800 per year towards the cost of rent, books, food and general living expresses. The amount received depended on the income of the student's parents, but the Government has recently decided to abolish this .
  As a result all the financial help that is now left is the student loan. Each year a student can borrow up to (1785 to help pay for their living expenses: these loans have to be paid back over a five-year period when the student leaves University and begins to work. Almost all students also have an overdraft with their bank, interest-free, and these overdrafts can be as large as (1500 or (20 00.
 
 
  УВЕЛИЧЕНИЕ ОБЪЕМА ИНФОРМАТИВНОСТИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ (НА МАТЕРИАЛЕ АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА) Л.А. Долбунова
 
  Рассматривая понятие информации и ее количественной характеристики - объема, мы опираемся на концепцию интерпретации текста, данную И.Р. Гальпериным, (1: 20-21, 27), несколько иначе, однако, трактуя понятия "содержание", "смысл", "информативность". В качестве иллюстративного примера ниже приводится вводный абзац из рассказа С.Моэма "The Happy Man", представляющий собой рассуждение автора.
  Мы считаем, что семантика текста есть всеобъемлющая смысловая структура, включающая сложение содержания на всех уровнях: денотативном, коммуникативном и прагматическом (2). Следовательно, смысл является понятием более высокого уровня, выводимым из содержания всего текста. Информативность необходимо понимать как текстовую категорию, непосредственно связанную с объемом информации в тексте. Она включает как лингвистический, так и экстралингвистический типы информации и может трактоваться с позиций и автора (адресанта), и читателя (адресата). Задачей адресата, как интерпретатора, является как можно точнее выявить ту информацию, которая заложена в тексте автором. Естественно, что поля их информативности будут неравнообъемными. Извлекаемое из произведения поле информативности адресата будет зависеть от его социально-культурных, психологических, умственных и личностных характеристик, т.е. его концептуальной структуры, сложившейся в ходе жизненного опыта, и экстралингвистических параметров (возраст, пол, и пр.). В процессе интерпретации текста происходит проекция концептуальной структуры (КС) адресата на КС автора. Адресат в качестве интерпретатора и критика, если он служит таковым, может привносить в толкование текста нечто субъективное, что не входило в замысел автора. Таким образом, происходит столкновение двух концептуальных миров.
  Содержание денотативного уровня представлено базовой предикативной структурой, номинирующей основную линию ситуации-события, а также релятивной структурой, номинирующей дополнительную линию события. В целом предикативно-релятивный комплекс (1: 73) или базовая и дополнительная макропозиции, отражает содержательно-фактуальную информацию (СФИ) (1: 27-29) в тексте. Данная информация всегда выражена эксплицитно в логико-предметных значениях языковых единиц, и трудность заключается лишь в проведении границы между базовой и дополнительной пропозициями. В указанном тексте базовая макропропозиция выражена сквозной цепочкой микропропозиций, приводимых далее в виде отдельных предикатов: "It is a dangerous thing to order the lives of others..., I have always hesitated to give advice..., I know little of myself: I know little of others..., And life... is something that you can lead but once..., Life is a difficult business..., I have not been tempted to teach my neighbour..., But there are men who flounder at the journey's start..., I have been forced to point the finger of fate... .
  Естественно, такое выделение довольно субъективно. Однако антропоцентрический характер языковых значений, как пишет А.Вежбицкая (2), отражает общие свойства человеческого мышления, что позволяет надеяться на некоторую объективность вычленения базовой информации, обозначающей логику развития мыслей (событий).
  Именно релятивная (дополнительная) макропозиция, передающая мнение автора по данному вопросу how to lead one's life, ее противопоставление мнению других людей, ее иллюстрация, ведет к увеличению объема информации в линеарной плоскости. В поверхностной структуре текста она представлена простым увеличением длины текста за счет введения дополнительных предложений, сочинения, подчинения, оборотов, вводности и др.
  Предикативно-релятивный комплекс несет в тексте не только СФИ, но и содержательно-концептуальную информацию (СКИ) (1: 28-29; 38), которая сообщает об авторском отношении к предмету сообщения. Она, по преимуществу, связана с коммуникативным и прагматическим аспектами семантики текста, т.е. лежит в супралинеарной плоскости. Именно СКИ и подлежит тщательному декодированию со стороны адресата. Вполне очевидно, что идея автора может быть уяснена только исходя из глобального смысла всего произведения, однако, каждый композиционный отрывок несет свою идею, и тем более это касается авторского рассуждения.
  Толкование СКИ складывается из анализа информативности всех лексических, синтаксических, стилистических, грамматических средств, информативности формы, композиционного членения, используемых автором для воплощения своего коммуникативного намерения.
  Так, в указанном отрывке текста денотативная пропозиция обогащена предикатами размышления, выраженными глаголами умственного действия в 1 лице единственного числа настоящего времени: I have wondered, I have hesitated, we can guess, I have found it hard, и содержащими приращенную сему осторожного (неохотного) отношения автора к событийной пропозиции, подкрепляющими основную идею, которая, по нашему мнению, выражена в микропропозициях It is a dangerous thing to order the lives of others... Mistakes are irreparable...
  Темпоральная структура отрывка (настоящее время) характерна для рассуждения. Она подчеркивает некоторую отстраненность данного композиционного абзаца от нарратива произведения, неизменность авторской позиции по данному вопросу.
  Нежелание автора давать совет how to lead one's life подтверждается подбором языковых единиц с подобной эмоциональной нагрузкой: heaven knows, unfortunately, unwillingly, confused, hazardous.
  Выбранные стилистические приемы, как риторические вопросы (...for how can one advise another unless one knows that other as one knows himself? ...and who am I that I should tell this one and that how he should lead it?), метафорические сравнения (life как journey, neighbours как prisoners in a solitary tower, to flounder, to be wrapped in the dark cloak of Destiny) усиливают авторскую идею о сложности и непредсказуемости жизни, о непознаваемости души человека, ответственности за свой совет.
  Некоторые языковые единицы в определенном контексте могут приобретать дополнительный смысл. Так, слово suchlike приращивает коннотацию отрицательной оценки: I have always wondered at the self-confidence of the politicians, reformers and suchlike who are prepared to force upon their fellows measures...
  Сложность синтаксических структур в данном тексте противостоит относительной простоте синтаксиса нарратива, что можно связать со сложностью и путанностью мыслей о такой теме как жизнь.
  Таким образом, мы сделали попытку еще раз обратить внимание на сложность и многоплановость такой категории текста, как информативность, на субъективность ее трактовки, особенно в коммуникативном и прагматическом плане. Объем информативности напрямую зависит от глубины раскрытия (со стороны автора) и глубины познания (со стороны читателя) замысла произведения. В создании объема информативности участвуют все языковые средства (линеарная структура) и имплицитные средства (супралинеарная структура), относящие нас к экстралингвистическому миру (идеальному и предметному) и требующие определенных умственных усилий по их экспликации.
 
  ЛИТЕРАТУРА
  1. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования.
  М., 1981. С. 20-21, 27.
  2. Wierzbicka A. A cross-cultural pragmatics: The semantics of human interaction. Berlin, N.Y., 1991.
 
 
  К ПРОБЛЕМЕ ОПТИМИЗАЦИИ ПЕРЕВОДЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ А.Н.Злобин
 
  Сложившаяся концептуальная картина мира современного человека помогает ему в осуществлении им познавательных процессов, в том числе и перевода как одного из видов профессиональной деятельности. Вместе с тем, рассматриваемая с когнитивной точки зрения переводческая деятельность должна реагировать на социальные преобразования и научно-технический прогресс в разных областях знания и, главное, постоянно воспроизводиться и адаптироваться к нуждам и потребностям современного человека, способствуя тем самым объективации новых структур знания.
  Именно необходимость постоянного воспроизводства данного вида деятельности, как считает Н.Л.Галеева, заставляет разрабатывать и оптимизировать её способы и процедуры, изучать структуру деятельности. Проблема воспроизводства в отношении перевода многоаспектна - это касается как воспроизводства переводчиков (педагогический аспект), так и воспроизводства самой деятельности (филологический аспект), которая не просто повторяется и воспроизводится, но и требует наиболее оптимальных механизмов и процедур (1:28), заданных используемыми человеком когнитивными структурами (моделями).
  Перевод как наука должен задавать рациональный способ деятельности. Ориентация на переводческие "озарения", "вдохновения ", "чутьё" и т.п. иррациональна, поскольку она не способна улучшить качество перевода и не даёт инструмента действия в разнообразных переводческих ситуациях. Тем не менее анализ рассмотренных работ показывает, что среди предпринятых попыток моделирования процесса перевода чаще всего используется интроспективный подход, когда моделируется своя переводческая интуиция, которая объективируется с помощью разных моделей перевода, прежде всего субститутивно-трансформационных. При этом выделяются одни элементы, как, например, mikrolinguistische Beschreibung (2) и опускаются, затемняются другие.
  В когнитивной науке известны различные типы структур представления знаний: мыслительные образы, схемы, фреймы и сценарии. Оптимизации механизмов и процедур переводческой деятельности способствует, на наш взгляд, их интеграция в теорию фреймов (3), дающая возможность перевода интуиции в рациональные формы и позволяющая по-новому, с когнитивных позиций, взглянуть на процесс письменного перевода прежде всего художественных текстов. Для этого необходимо построить своего рода "трансляционную теорию фреймов", в рамках которой процесс перевода получает системное (структурное и функциональное) определение, а фрейм выступает как инструмент моделирования перевода.
  Фреймовая модель или модель представления знаний представляет собой по мнению О.Н.Чирухиной систематизированную в виде единой теории психологическую модель памяти человека и его сознания (4: 8). Её особенность заключается в том, что она моделирует деятельность человека, осуществляемую часто в неформальном виде и определяемую спецификой той или иной предметной области. Следует, однако, подчеркнуть, что для оптимально организованной деятельности важно именно конструирование (моделирование) оптимальных механизмов деятельности, а не повторение или модернизация того, что было или содержится где-то в психике человека и должно быть из неё извлечено. Учитывая тот факт, что фреймы являются единицами, организованными "вокруг" некоторого концепта, т.е. содержат типичную информацию, ассоциированную с тем или иным концептом (5: 16), это конструирование предполагается осуществить за счёт построения и активизации сложных концептуальных структур типа трансляционных фреймов и сценариев (статических и динамических ТФ).
  Объектом моделирования при этом становятся ментальные процессы, определяющие понимание, переработку ИТ и выбор языковых средств для адекватной его передачи. ТФ даёт возможность довести до формального уровня анализ процесса работы переводчика, детализировать механизм его памяти, выводов понимания и представления. Рассматриваемые в ТФ субъекты (переводчики) "проявляют себя" в активной переводческой деятельности, т.е. непосредственно создавая "свой предмет труда". Такой подход позволит максимально эксплицировать в ТФ протекание процесса перевода.
  Кроме того, мы считаем, что моделирование процесса перевода с когнитивных позиций сможет опровергнуть точку зрения тех лингвистов, которые полагают, что описать этот процесс с помощью моделей невозможно в силу того, что процесс перевода носит творческий (эвристический) характер (6: 175). Динамический характер ТФ способствует фиксации собственно художественного проявления творческих возможностей конкретного переводчика, раскрытию и оптимизации самого процесса творчества. ТФ строится с таким расчётом, чтобы путём изменения в нём отдельных деталей сделать его пригодным для симуляции в блоке воспроизведения деятельности переводчика при решении конкретной задачи. В ТФ ещё на этапе понимания предпринимается попытка осознанного построения некоторой содержательной программы, по которой в дальнейшем переводчик осуществляет перевод, избирая в зависимости от неё средства и пути действия. Таким образом ИТ продуцируются с определённой целью для конкретного получателя, т.е. представляют собой "деятельность", опосредующую интеракцию и коммуникацию. Доминантой трансляции является цель (скопос) (7).
  Актуальная деятельность личности осуществляется, как известно, по образцам, где воплощён опыт общества. Поэтому ТФ является попыткой создания воспроизводяще-обучающей модели, способствующей усвоению прежде всего начинающими переводчиками той когнитивной информации, которая необходима для оптимизации переводческой деятельности.
 
 ЛИТЕРАТУРА
 
 1.Галеева Н.Л. Основы деятельностной теории перевода. Тверь, 1997.
 2. J(ger G. Translation und Traslationslinguistik, Halle (Saale), 1975.
 3. Минский М. Фреймы для представления знаний. М ., 1979.
 4. Чирухина О.Н. Фреймовые модели содержательной структуры слова // Материалы Всероссийской научной конференции "Русский язык: прошлое, настоящее, будущее" часть 2. D . Компьютеризация лингвистических исследований. Альманах "Говор", 1996. С. 6-15.
 5. Дейк ван Т.А. Фреймы знаний и понимание речевых актов // Язык. Познание. Коммуникация. М.: 1989. С. 12-40.
 6. Цвиллинг М.Я. Эвристический аспект перевода и развитие переводческих навыков // Чтение. Перевод. Устная речь. Методика и лингвистика. Ленинград: 1977. С.172-180.
 7. Фесенко Т.А. Этно-культурная специфика речевого мышления в аспекте проблем перевода // Связи языковых единиц в системе и реализации. Когнитивный аспект. Вып.2: Межвуз. сб. науч. тр. Тамбов: 1999. С. 176-184.
 
 
  СЕМАНТИКО-СИНТАКСИЧЕСКИЕ КОНФИГУРАЦИИ "CONVINCE/PERSUADE" Ю.П. Зотов, Т.Н. Исаева
 
  К концу ХХ века семантико-центрическая идея в лингвистике стала основополагающей, и лингвистический мир пришел к осознанию мысли о том, что все должно "вращаться" вокруг семантики. Поэтому семантика уже больше не рассматривается как "золушка" лингвистических изысканий и определяется как исследование человеческих взаимоотношений посредством коммуникации. Приоритет, таким образом, отдается интеграционным семантико-прагматическим и коммуникативным процессам.
  В данной статье исследуются семантические и синтаксические отношения английских глаголов с общим компонентом значения 'persuade' или 'convince'. На основании данных 20 семиотических и толковых словарей было выделено 16 подобных глаголов: argue into, assure, bring round, coax, convince, induce, lead, persuade, prevail (up)on, reason, satisfy, sell on, talk into, tempt, urge, win over.
  Необходимо оговориться, что глагол "sell on" употребляется в значении "persuade" лишь в американском варианте английского языка, а слова 'bring round', 'win over', 'coax', 'tempt into/to' редко встречаются в данном значении.
  Словари выделяют два основных значения глагола 'persuade':
  1. (into/out of) to make (someone) willing to do smth by reasoning, arguing, repeatedly asking, etc.
  2. (of) to cause to believe or feel certain; convince. (1)
  Значение глагола 'convince' совпадает со вторым из указанных значений. По данным словарей он не может употребляться в словосочетании 'to convince to do smth', которое было бы эквивалентно первому значению 'persuade'. Но следующий пример доказывает несправедливость этого утверждения: Desmond came in the front door an hour later, and they besieged, him and finally he convinced her to come out and pose for a few pictures with him... (Steel)
  Этот факт дает возможность предположить, что 'convince' постепенно увеличивает сферу своего употребления и в перспективе может совпасть полностью со значением глагола 'persuade'.
  С первым значением глагола 'persuade' совпадают значения таких глаголов, как argue into, bring round, coax, convince, induce, lead, prevail (up)on, reason, sell on, talk into, tempt, urge, win over. Второе значение объединяет assure, convince, satisfy.
  'Persuade' входит в оба синонимических ряда, в одном из которых этот глагол является доминантой, а в другом нет. Доказательством того, что 'persuade' в ряду 'assure, convince, persuade, satisfy' не является доминантой, может послужить тот факт, что 'convince' обладает большей частотностью употребления. В дополнение к этому 'persuade' имеет стилистическую окраску; во втором значении он чаще употребляется в формальном контексте, тогда как 'convince' стилистически нейтрален.
  В словаре Хорнби глагол 'convince' имеет следующее толкование: 'make (smb) feel certain; cause (smb) to realize'. Одно из значений слова 'assure' толкуется практически идентично, а именно: 'cause (smb) to be sure, to feel certain'. Это означает, что между этими глаголами существует непосредственная семантическая связь. Значение 'persuade' объясняется через глагол 'convince', а значит оба слова обладают определенной семантической связью. Толкование 'satisfy' дается как через глагол 'convince', так и через глагол 'persuade'.
  В результате сопоставления мы получили следующие результаты: семантический компонент (СК) 'convince' входит в сему 3-х глаголов: 'persuade, satisfy, assure'; СК 'persuade' - 'convince, satisfy'; СК 'satisfy' - 'convince, persuade'; CK 'assure' - 'convince'. Самым большим количеством СК обладает 'convince', самым меньшим - 'assure'.
  Так как отношение к приведенным выше 16 глаголам в разных словарях различное, то мы взяли за основу их толкования данные трех словарей: Webster's Third New International Dictionary. 1993; English Larousse. 1968; Webster's New World Thesaurus. 1975
  Ниже приведем список глаголов, с помощью которых толкуются синонимы в названных словарях:
 
 Aeaaieu Naiaioe?aneea eiiiiiaiou Induce Persuade, Prevail, Convince, Urge Prevail Persuade, Induce, Convince, Urge Bring Persuade, Induce, Convince Convince Persuade, Induce, Bring, Win, Argue Talk Persuade, Induce, Bring Urge Persuade, Induce, Prevail, Talk, Coax Win Persuade, Prevail, Bring, Talk Argue Persuade, Induce, Reason Lead Persuade, Induce, Prevail, Bring Coax Persuade, Urge Reason Persuade, Prevail, Argue Tempt Persuade, Induce, Coax Sell Persuade
  Глагол 'induce' обладает семантической связью с глаголами 'persuade, prevail, convince, urge'. В то же время глаголы 'bring, talk, argue, lead, tempt' трактуются через глагол 'induce', поэтому мы можем предположить, что между ними и 'induce' также существует семантическая связь. Та же операция осуществляется и с остальными глаголами.
  Для данного синонимического ряда доминантным является глагол 'persuade'.
  Представляется целесообразным рассмотреть наиболее частотные синонимические конфигурации глаголов, входящих в разные синонимические ряды.
  Convince
  "All well and good", said Robert, "But who is going to convince him?" (Dreiser)
  Persuade
  "You won't persuade me of that by refusing to discuss them." (Nash)
  Induce
  "Nothing could induce her to be disloyal to him."(Collins)
  Argue into/out of
  "She argued him into leaving his job."(Ludlum)
  Urge
  "They urged us to give our support."(Collins)
  Reason into/out of
  "Try to reason him out of that idea."(Steel)
  Assure
  "We booked early to assure ourselves of good seats."(Follet)
  Talk into/out of
  "He refused at first but I managed to talk him into it."(Steel)
 
  Таким образом каждый из приведенных глаголов имеет хотя бы одну формулу дистрибуции, общую с глаголом 'persuade' и мы можем утверждать, что каждый из них является синонимом глагола 'persuade'.
 
  ЛИТЕРАТУРА
  1. Longman Dictionary of English Language and Culture, 1992.
 
 
  ЛОКАТИВНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ СВЯЗОЧНОЙ МОДЕЛИ Е.М. Зубкова
 
  Категория локативности довольно широко представлена в лексике английского языка. К морфологизованным средствам выражения данной категории относятся : 1) дейктические единицы, передающие идею пространства - указательные местоимения this / that и наречия here / there ; 2) предлоги и предложные наречия, передающие идею пространства той ситуации, о которой идет речь; 3) идея пространства безотносительно ситуации общения, выражена вопросительным словом where.
  В современной лингвистике локативные предложения выделяются как особый тип наряду с посессивными и бытийными. Сторонники ситуативной семантики относят локатив к одному из "глубинных падежей" (Ch. Fillmore) или семантических ролей (Почепцов Г.Г.) (1). М.Я. Блох, полагая, что "в семантических ролях предложения следует видеть не раз навсегда зафиксированные денотаты реальных ситуаций, а элементы семантической структуры членов предложения", предлагает называть их пропозитивными "номинантами" и включать в их число не только предметы событийных ситуаций, но и действия (процессы) событийных ситуаций (2: 105). Данный автор выделяет локатив - местонахождение как отдельный вид. Наша статья посвящена анализу предложений, содержащих локатив - местонахождение.
  Как показал анализ фактического материала, следует различать пять типов локативных предложений связочной модели.
  Первый тип состоит из предложений с глаголом to be, выполняющим роль семантической связки. В данных предложениях обязательным является наличие предлогов, с помощью которых и передается локативное отношение. К этому же типу можно отнести предложения с локативными связками типа to lie, to stand и др. (The table stands in the corner), а также с локативными прилагательными situated и located (The house is situated in charming surroundings).
  Второй тип представлен предложениями, в которых локативное отношение выражено дейктическими прилагательными right, left, far, near, opposite и др. (My office is quite near).
  К третьему типу относятся предложения, в которых локативное отношение выражается наречиями (When asked why he climbed Everest, Mallory just said "Because it was there").
  Четвертый тип включает предложения с локативными отношениями, передаваемыми предикативным существительным (He is from Swansea; He lives in Swansea).
  В предложениях пятого типа идея пространственного отношения передается существительным place и/или союзным словом where. В предложениях данного типа конкретное локативное значение может уточняться предлогами (This is the place where the accident happened).
  Рассмотренные виды локативных предложений включают в свою структуру глаголы пространственной ориентации (to stand, to stay, to lie, to be и др.) и имеют в своих ролевых структурах локатив - местонахождение.
  ЛИТЕРАТУРА
  1. Иванова И.П., Бурлакова В.В., Почепцов Г.Г. Теоретическая грамматика современного английского языка. -М., 1981.
  2. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. М., 1986.
 
 
  СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ МОДЕЛЬ ВЫСКАЗЫВАНИЯ. О.В. Ивлев
  В аспекте прагмалингвистики высказывание является реальной единицей речевого общения, функционирование которой зависит от целого ряда прагматических факторов. Их переосмысление может иметь актуальное значение при построении и анализе социокультурной модели высказывания.
  Научный интерес в решении поставленного вопроса представляет работа английского ученого Б.Бернстайна, занимающегося проблемами социальной психологии и языка, который выдвинул гипотезу о наличии двух речевых кодов - развернутого и ограниченного (1). В своих работах ученый исследовал соотношение между этими кодами и компонентами социальной структуры общества. Отметив, что коды можно рассматривать как глубинную структуру коммуникации, мы предлагаем следующую схему: Схема 1.
 
 
  Аналогичный подход к изучению речи прослеживается в работах немецкого социолингвиста В.Штейнига (2), считающего выделение "развитого" ,"развернутого" в терминах Б.Бернстайна и ограниченного кодов оправданным фактом. "Развитый" и "ограниченный" коды анализируются немецким ученым на трех уровнях: семантико-стилистическом, текстуально-стилистическом, прагматическом. Как следствие этого "нормированная" социокультурная модель высказывания также могут быть проанализированы на трех уровнях:
  на семантико-стилистическом с учетом признаков "развернутого" - "ограниченного" кодов таких как точное/неточное выражение, отсутствие, наличие сленговых выражений, нестандартный/стандартный подбор слов, богатый/бедный вокабуляр;
  на текстуально-стилистическом: красочный ,бледный рассказ, дифференцированный/примитивный язык, свободное использование лексических средств, наличие стереотипов, вариативность грамматических структур, связь предложений, умение/неумение выбрать нужный стиль для общения, использование/неиспользование элементов высокого стиля ;
  на прагматическом: непринужденная манера общения, уверенность/неуверенность, проявление заинтересованности к предмету высказывания, равнодушие к сказанному, сохранение/отсутствие дистанции к тому, о чем идет речь.
  Mодель В.Штейнига. Схема 2.
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
  Отдельного рассмотрения заслуживает " этнографическая" модель высказывания, выделение которой возможно на основе анализа речевой коммуникации. Исходя из концепции американских этнографов речи о том, что коммуникация- двухступенчатый процесс, на первом этапе которого говорящий воспринимает стимулы окружающей среды, оценивает их и отбирает последние на основе своего социокультурного опыта, а на втором этапе ориентируется на коммуникативные нормы для конкретной ситуации, которая обусловливает выбор коммуникативных ресурсов, мы можем отметить, что анализ " этнографической" модели высказывания возможен лишь в тесной взаимосвязи, а точнее в рамках культуры конкретного общества.
  Принимая за основу концептуальные положения Б.Бернстайна и В.Штейнига, мы предлагаем социокультурную модель высказывания, включающую в себя в дополнение к известным компонентам интенциональный компонент и эффект воздействия.
  Социокультурная модель высказывания. Схема 3.
  Культурный контекст
 
 
  ЛИТЕРАТУРА
  1.Bernstain B/ Elaborated and Restricted codes // The ethnography of communication. L.,1964. Vol. 16, № 6. Pt. 2. P. 55-69.
  2.Steinig W. Soziolekt und soziale Rollen: P(dagogisches Verlagswesen. D(sseldorf: Schwan, 1976. 299 S.
 
  РЕЧЕВАЯ КОММУНИКАЦИЯ, КУЛЬТУРА И ИЗУЧЕНИЕ ИНОСТРАННОГО ЯЗЫКА О.М. Киушкина
 
  Проведение анализа коммуникативных актов в их соотнесенности с культурой поведения носителей различных языков, представителей тех или иных социальных слоев конкретного общества, их ролевого поведения в конкретном ситуативном контексте имеет большое значение не только для теоретиков, сознающих необходимость проведения таких исследований, но и для многих педагогов-практиков. Данный факт не является случайным, и в связи с этим следует отметить, что среди педагогов, непосредственно вовлеченных в процесс обучения иностранным языкам, вряд ли найдется тот, кто не признает важность социокультурного подхода к речевой коммуникации.
  Лингвистическое поведение, как и любая другая категория социального поведения, регулируется определенными правилами. Многие исследователи указывают на важность учета социальных норм по отношению к культуре и языку. Социальные нормы, которые определяют, что соответствует конкретной ситуации, а что нет, являются руководством для определенных групп людей. Нормы определяют КТО ДЕЛАЕТ ЧТО В ДАННОЙ КОНКРЕТНОЙ СИТУАЦИИ, что же касается лингвистического поведения, то по отношению к нему эта фраза будет звучать по-другому, а именно, КТО ГОВОРИТ ЧТО в данной конкретной ситуации. Поскольку язык является очень важной частью культуры, то в тех ситуациях, когда меняются ее нормы, меняется и язык. Если изменяются особенности и нормы поведения, то соответствующие изменения происходят и в лингвистических привычках. Даже то, как, один человек обращается к другому, со всей наглядностью обнаруживает не только его принадлежность определенному социальному классу, но и его непосредственное отношение к слушающему, характер взаимоотношений говорящего, и слушающего.
  Американские исследователи указывают на важность и особенности "коммуникации в маленьких группах" ("small group communication"). Их исключительное значение для жизни человеческого коллектива объясняется тем, что человек проводит много времени именно в таких группах во время учебы, работы, а также на отдыхе, развлекаясь, путешествуя и т.д. Важной составляющей такой группы является обратная связь, без которой взаимодействие внутри группы невозможно. В то же время само взаимодействие внутри такой группы является более сложным, чем в других коммуникативных ситуациях из-за количества участвующих в ней людей. Каждый новый член группы увеличивает число каналов, по которым осуществляется коммуникация. Например, в группе из 3-х членов существует три канала, по которым осуществляется коммуникация, в группе из пяти человек таких каналов уже десять. Чем их больше, тем быстрее могут возникнуть предпосылки для конфликта, так как членами такой группы могут оказаться люди, принадлежащие к разным социальным группам, с разными нуждами, целями, языковыми привычками и т.д. Человек в своей жизни играет много ролей в разных жизненных ситуациях или, как отмечают некоторые авторы (Г.А. Борден, Р.В.Грег, Т.Г.Гроув) он "носит много шляп". Когда возникает непонимание или даже конфликт между ним и другими членами группы (с двумя, тремя или большим количеством участников), то он должен быстро "поменять шляпы" и носить не одну, а сразу несколько, чтобы уладить возникшие конфликты. Человек должен уметь ясно выражать свои мысли, чтобы другие члены группы могли составить о нем правильное впечатление, о его личности, способностях, социальной адаптабельности. Для изучающего иностранный язык важным здесь является то, что он должен знать ЧТО СКАЗАТЬ КОМУ в данной конкретной ситуации, чтобы конфликты возникали только тогда, когда он сам этого хочет по какой-либо причине, а не из-за простого непонимания, которое может возникнуть даже из-за такого по мнению изучающих английский язык "пустяка", как мелодический контур высказывания. В качестве иллюстрации подобной ситуации можно сравнить низкий ниспадающий тон в интонационной системе русского языка и тот же самый тон в английском языке. В итоге станет понятным, по какой причине составители учебников английского языка (как, например, в одной из книг для учителя учебника серии "Matters") просят преподавателей предупреждать студентов, что низкая монотонная интонация может быть интерпретирована носителями английского языка как грубая, выражающая незаинтересованность, скуку.
  Не могут не вызвать интерес курсы английского языка, составленные преподавателями, осознающими важность данной проблемы, хотя приходится отметить, что и здесь дело не обходится без крайностей. Так например, гречанка Мария Мави, работающая в Афинах, учила своих студентов общению на английском языке только через изучение социальных норм, норм речевого и неречевого общения, свойственных только американцам. Она обучала тех, кто уже учил английский в течение шести лет, и задачей курса было научить их свободно общаться на английском языке. На первом этапе они выбирали интересующие всех темы, причем список тем был достаточно разнообразен, затем изучали историю, культуру, реалии повседневной жизни, социальные нормы и тому подобное. Студенты практиковали все свои умения и навыки на английском языке, используя только аутентичный материал (американские деньги, марки, журналы, одежду и т.д.) для получения которого они обращались в библиотеки, бюро путешествий, на телевидение, в американское посольство. С одной стороны, курс дал положительный результат, поскольку появился высокий уровень владения языком, интерес к самостоятельной работе, к чтению, однако, как и следовало ожидать, они заинтересовались только Америкой, стали регулярными читателями американской библиотеки в Афинах, все запланировали на ближайшее время поездку в Америку. Не вызывает сомнения тот факт, что если бы греческая преподавательница проводила обучение студентов через изучение реалий, характерных только для Великобритании, или только для Австралии, то студенты стали бы настоящими австралийцами или англичанами, но в итоге - результат также оказался бы забавным.
  Следующий пример являет собой ситуацию совершенно другого характера. В курсе обучения английскому языку как иностранному в одном из колледжей Англии выделяется несколько аспектов (говорение на английском языке, работа над произношением, чтение, письменная речь и т.п.), при этом целью является достижение нужной беглости и правильности речи, понимания английской речи, при обучении которой студентов знакомят с разными акцентами. Кроме этих аспектов включены такие как: 1. американские и английские обычаи, этикет (работы над этим аспектом включая в себя ролевые игры, различные тексты о повседневных реалиях американцев и англичан; студенты изучают социальные нормы, этикет, обычаи этих стран, а также то, как организовать какое-то мероприятие и т.д.); 2. американский и английский язык и культура, воспринимаемая через фильмы (студенты смотрят учебные фильмы, которые призваны помочь им в изучении грамматики, ритмики и мелодических контуров, идиоматических выражений). Поскольку фильмы помимо прочего знакомят студентов с английским и американским обществом, то на занятиях также проводятся дискуссии, в ходе которых, студенты говорят о том, что им понятно, а что нет, что нравится, а что не вполне нравится в Америке или в Англии.
 
 
  ОСОБЕННОСТИ ПРОЦЕССОВ ТЕРМИНООБРАЗОВАНИЯ В КОН ТЕКСТЕ СОВРЕМЕННОЙ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ Е.А.Комков
 
  В связи с характерным для современного этапа ростом и усложнением научно-технической информации терминоведение, давно приобретшее статус самостоятельной отрасли языкознания, получает новые и исключительно благодатные возможности для своего дальнейшего развития. Как известно, термины являются одной из самых информативно значимых лексических групп языка. Их использование в научных текстах как самого емкого средства передачи информации обеспечивает им статус ведущего признака научного языкового стиля.
  Процессы терминологизации, происходящие в области электронно-вычислительной техники, предоставляют богатейший материал для их лингвистического осмысления и обоснования. Основная грань лингвистической проблематики в данном случае просматривается в достаточно узкоспециализированной области терминоведения, а именно в его сопоставительной сфере, заставляющей исследователя принимать к сведению разнообразные системные процессы, происходящие в двух различных языках. В этом плане можно даже заявить о наибольшей значимости для изучения электронно-вычислительной терминологии именно проблематики сопоставительного терминоведения. Как справедливо отмечает Ф.А. Циткина, лишь сопоставительное изучение внутренних и внешних отношений в структурах разноязычных терминологий помогает глубже понять сущность каждой терминологической системы, установить межъязыковые корреляции терминов на всех уровнях сопоставляемых языков, создать адекватное терминологическое обеспечение для систем автоматизированного перевода, двуязычных терминологических банков данных и прочее [1: 46; 2].
  Основной узел вопросов, подлежащих разрешению, образуется в данном случае в связи с целесообразностью заимствования сложившейся в английском языке компьютерной терминологии и ее усвоения русскоязычными пользователями. По этому поводу небезынтересно заметить, что проблема заимствований всегда была одной из самых противоречивых в лексикологии. Этот момент особенно явно проявляется в оценке заимствований: одни авторы считают рост числа заимствованных терминов в русском языке ненормальным явлением, засоряющим русский язык и препятствующим развитию его словообразовательных возможностей, другие говорят, что заимствование расширяет состав русской лексики, и не только не подавляет развитие языка, но ведет к развертыванию и совершенствованию собственных ресурсов заимствующего языка.
  В том, что касается англоязычной компьютерной терминологии, вошедшей в практику русскоязычных пользователей, а заодно и в тексты научной литературы по компьютерной технике, то здесь, видимо, имеет смысл констатировать со всей определенностью следующее. Пытаться заменить русскими эквивалентами многие термины компьютерной области знаний бесполезно и не нужно, поскольку такие термины помогают ее развитию и прежде всего потому, что содействуют международному общению специалистов. В данном случае заимствования не приводят к "порче" языка и только чрезмерное увлечение ими может таить в себе известную опасность. Собственно языковой аспект проблемы представляется в этой связи как усвоение структурой русского вокабуляра достаточно обширной зоны иноязычной лексики, имеющей жесткую прагматическую обусловленность. Исследование процессов терминообразования при таком положении вещей определяется и направляется фактором оптимальности передачи нового понятия именно через заимствование, в пользу чего свидетельствуют следующие факторы:
  А. Заимствование как один из способов сознательного формирования терминологии должно основываться на моделировании естественных процессов, происходящих в языке. Важно не забывать при этом, что значение термина изменяется в связи с развитием или изменением обозначаемого им понятия, гораздо легче, чем его форма. Учитывая это, можно рекомендовать при заимствовании обращать больше внимания на форму, а не на семантические особенности заимствуемого термина, так как при заимствовании полисемантичного прототипа сохраняется только одно из его значений. Данный факт, как представляется, является свидетельством того, что язык в ситуациях жесткой прагматической обусловленности испытывает необходимость в первую очередь в материальных формах, чем и объясняется значительное преобладание в русском языке материальных заимствований над калькированием, дающем зачастую довольно громоздкие формы, ср.: interface - "граница между двумя системами/приборами" vs "интерфейс".
  Б. При решении вопроса о собственно материальной форме, которая должна придаваться терминам в процессе их заимствования, следует учитывать фактор предпочтительности их транслитерирования перед транскрибированием. В пользу этого свидетельствует то обстоятельство, что заимствование терминологии, как отмечалось выше, в настоящее время происходит чаще всего письменным путем. В дальнейшем же широкий обмен научно-технической информацией, скорее всего, будет происходить также письменным путем, в связи с чем предпочтение, видимо, следует отдать транслитерированию, позволяющему обеспечить подобие письменного облика термина в разных языках, напр., acceptor - "акцептор"; utility - "утилита".
  В. При заимствовании того или иного термина полезно учитывать опыт передачи того же самого понятия в родственных языках. В ряде случаев термины западноевропейских языков целесообразно заимствовать в русский язык через посредство одного из славянских языков, где эти термины уже прошли стадию освоения. Сказанное в особенности относится к заимствованиям из английского и французского языков, так как освоение транслитерированных терминов из этих языков вызывает определенные трудности. Подобные процессы наблюдаются в следующих случаях: cycle (англ., фр.) - cyclus (чешск.) - циклус (сербск.) - цикл (русск.).
  Г. Для обеспечения более быстрого и легкого вхождения в лексическую систему заимствуемых терминов следует учитывать уже имеющиеся наблюдения относительно изменений, происходящих в процессе их освоения другими языками. Это дает возможность как предусмотреть возможные трансформации форм заимствуемых терминов, так и сразу же попытаться придать им оптимальные формы. При этом в ряде случаев можно ставить вопрос об упрощении формы, поскольку более простой по форме термин легче и вероятней приживается в заимствующем языке, как, например, software - "программное обеспечение" = "софт", представляющий собой практически полноправный термин в профессиональной среде и используемый в популярных изданиях.
  При любом из этих способов можно говорить о большей или меньшей научной обоснованности созданного термина, которая обусловлена следующим. Чтобы правильно построить научно-технических термин, надо отчетливо представить содержание самого понятия, его физическую сущность, его техническую идею. Для этого необходимо точно установить место данного понятия среди других, что с наибольшей точностью и достоверностью определяется классификационной схемой. В свою очередь, классификационная схема зависит, или, по крайней мере, должна зависеть, от задачи соответствующей дисциплины, а также от правильности и прогрессивности научного мировоззрения. В пользу классификационной схемы, которая должна применяться при определении понятий, говорит также то обстоятельство, что только четкая классификация предоставляет возможность отличить признаки случайные от неслучайных, по самой своей природе присущих тому или иному понятию.
 
  ЛИТЕРАТУРА
 1. Циткина Ф.А. Сопоставительное терминоведение. Вопр. языкознания. № 4, 1987.
 2. Циткина Ф.А. Дефиниции и структурно-семантические модели терминов. Воронеж, 1992, С. 35-41.
 
 
 
  ПРОПОЗИТИВНЫЙ КОНТЕКСТ КАК СПОСОБ АКТУАЛИЗАЦИИ ЗНАЧЕНИЯ КОНСТИТУЕНТОВ Н. Д. Кручинкина
 
  Общеизвестна роль контекста в актуализации лексического значения составляющих его единиц. Однако причины этой актуализации, позволяющие слушающему однозначно воспринимать коммуникативные единицы, а говорящему соответственно кодировать сложные по своей структуре пропозитивные знаки, еще предстоит раскрыть до конца в многочисленных исследованиях фактического материала. Мы ставим задачей настоящего анализа на примере конкретных лексических единиц показать роль лексико-семантической дистрибуции и семантического согласования в реализации лексико-семантических вариантов их значений. Эта проблема интересует нас в рамках исследования вариативности выражения пропозитивных парадигм с определенным категориальным значением и закономерностей их формирования.
  Мы считаем первичной семантической базой формирующихся пропозитивных номинантов субстантивные компоненты, поэтому процесс актуализации их семантических характеристик представляет несомненный интерес. Наш анализ существительных с некоторыми типами разновидностей семантической деривации может быть использован для описания других подобных существительных.
  Во французском языке, как, собственно, и в любом другом языке имеется немало существительных, лексико-семантические варианты которых развиваются по метонимической модели. Посмотрим на примере некоторых из них, каким образом пропозитивный контекст раскрывает прямое или вторичное, метонимизированное значение. Рассмотрим, в частности, существительные, которые в своем первичном значении содержат название предмета (дискретной субстанции), а во вторичном значении или одном из производных значений - название учреждения, заведения.
  Существительное cafe в своем первичном значении называет а) растение, б) зерна растения: а) Dis-moi dans quels pays on cultive le cafe? [1]; б) Pense ( cheter un paquet de cafe, il n'y en a plus [1]. Вторым значением лексемы является обозначение напитка, приготовленного из смолотых зерен растения: Tu veux bien nous faire du cafe? [1]. В номинанте Pense ( acheter un paquet de cafe, il n'y en a plus лексема cafe в дистрибуции с лексемой paquet реализует значение "зерна кофейного дерева", так как лексема paquet содержит функциональную сему 'для нежидких субстанций'.
  В пропозитивных номинантах с глаголами servir, faire и prendre, которые в комбинации с вещественными субстанциями имплицируют лексемы с названием блюда, напитка, реализуется соответствующее значение лексемы cafe: Anne... servit le cafe aux deux jeunes hommes... (Troyat). Servez-nous deux cafes [3]. Tu veux bien nous faire du cafe? [1]. Je ne supporte pas le cafe au lait , alors le matin, je prends une tasse de cafe noir [1].
  Существительное minist(re в значении правительственного учреждения проявляет себя в пропозитивном номинанте Un vote de l'Assemblee nationale peut renverser le minis(tre [4]. Актуализатором этого значения выступают l'Assemblee nationale и renverser. Существительное bureau имеет предметное значение при реализации семы 'вид стола'. Deposez le courrier sur mon bureau [4].
  Метонимические значения названных выше, совершенно разных по первичным значениям, существительных развиваются по одной метонимической модели - "содержимое - содержащее". В качестве содержащего выступает название здания заведения или учреждения: Rendez-vous ( midi au cafe qui est au coin de la rue [1]. Nous nous sommes rencontres devant le minist(re des Finances [4]. Le directeur re(oit dans son bureau [4].
  В соответствии с законом семантического согласования метонимическое значение лексем с локативными семами реализуется в контекстах с локативными указателями: Le minist(re de l'Education nationale est situe rue de Grenelle [ 5]. Tous les jours ils prennent l'aperitif au cafe du coin [2]. Les cafes du boulevard sont trop bruants, on ne peut pas y (tre tranquilles [3].
  Употребление лексем, обозначающих организацию, учреждение в позиции грамматического подлежащего или в группе подлежащего в комбинации с глаголами, которые в этих контекстуальных условиях могут приобретать антропонимичные значения, позволяет им в соответствии с законом семантического согласования иметь персонифицированное значение и называть персонал организации или учреждения : Les bureaux sortent ( midi [4]. La reunion du minist(re est presidee par le chef de l'Etat [5]. Les Bureaux trouv(rent ces conditions exorbitantes (Balzac).
  Рассмотрим контекстуальные условия актуализации значений существительных livre, lettre, которые могут быть объединены тем, что обозначены в словарях и как содержащие значение а) предмета, и как содержащие значение б) содержания этого предмета. Сосуществование этих сем в парадигме семем связано со спецификой самих предметов (артефактов). Оба имени (livre, lettre) обозначают предметы с содержательной функцией. Фактический материал показывает, что в разных контекстуальных условиях иерархическая структура семного состава таких существительных меняется : ср. а) Les livres scolaires sont gratuits en classe de sixi(me [1]. Ouvrez le livre ( la page dix [1]. Fran(oise prit la lettre qu'elle avait laissee sur l'appui de la fen(tre et la tendit а Madeleine (Troyat); б) Ce professeur a ecrit de nombreux livres sur les animaux [1]. Cette deuxi(me lettre de rupture la blessait plus que la premi(re (Troyat).
  Значение livre, lettre развивается по метонимической модели и обозначает как разновидность созданных человеком письменных документов, так и содержание этих документов. Предметная сема в глагольном окружении в соответствии с законом семантического согласования позволяет актуализировать соответствующую сему и в субстанциональном семном поле существительных livre, lettre. Определяющим контекстом для реализации первого компонента значения данных лексем является их сочетаемость с глаголами физического действия: Mme Redan lui enveloppa le livre dans un papier bleu (Troyat). Les "Fables" de La Fontaine sont reparties en douze livres [4]. D'un geste rapide Franзoise lui arracha la lettre des mains et la dechira (Troyat). Si tu as des lettres ( mettre ( la poste, donne-les-moi, j'y vais [1].
  Второй конституент значения выше названных лексем проявляет себя как стоящий в иерархической вершине парадигмы сем в комбинации с глаголами или другими пропозитивными компонентами "содержательной", информативной семантики: Balzac a ecrit de nombreux livres [4]. Cette deuxiиme lettre de rupture la blessait plus que la premiиre (Troyat). Так, в первом предложении определяющим контекстом является имя писателя Balzac, в семантическом согласовании с которым глагол ecrire получает "содержательное" значение, а лексема livres, в свою очередь, значение литературного произведения.
  В реализации той или иной составляющей семной парадигмы лексемы играет роль и функциональная позиция субстантивного компонента пропозитивного номинанта: Так, лексема lettre только в позиции грамматического подлежащего в сочетании с глаголом blesser, который в других лексико-семантических контекстах может иметь конкретное значение (например, blesser le criminel, se blesser la main), приобретает значение содержания документа, а глагол blesser значение не физической, а эмоциональной травмы. Но так как оба конституента значения лексем неразрывно связаны, то часты случаи их последовательной эксплицитной актуализации: Madeleine replia la lettre. Rien de surprenant l(-dedans (Troyat). Justement la deuxi(me lettre est de sa m(re. Je viens de la lire. Lis-la, toi aussi! (Troyat). Apr(s une seconde d'hesitation, Madeleine tendit la lettre ( la jeune fille et dit: - Tu devras la lire , Fran(oise. Elle est pleine de chaleur pour toi (Troyat). J'ai re(u le matin une lettre de Catherine, les nouvelles sont bonnes [1].
 
  СЛОВАРНЫЕ ИСТОЧНИКИ
 
  1. Dictionnaire du fran(ais langue etrang(re. Niveau 2 / Sous la direction de J. Dubois. Paris: Larousse, 1979.
  2. Dictionnaire de fran(ais / Sous la direction de J. Dubois. Paris: Larousse, 1994.
  3. Le Robert Methodique. Dictionnaire methodique du fran(ais actuel. Paris: Le Robert, 1983.
  4. Davau M., Cohen M., Lallemand M. Dictionnaire du fran(ais vivant. Paris: Bordas, 1976.
  5. Dictionnaire de la langue fran(aise. Lexis. Paris: Larousse, 1994.
 
 
  ИНФОРМАЦИЯ ПРЕДЛОЖЕНИЯ КАК ЯЗЫК ЗНАКА С.И.Лягущенко
 
  При чтении художественного произведения читатель не может не воспринимать особого рода информацию, обусловленную той или иной формой коммуникативной организации сообщения. К разряду такой информации относится прежде всего то неявное ощущение какого-либо настроения, характера звучания самого текста, которое обеспечивается его развертыванием через отдельные предложения. В лингвистической литературе неоднократно высказывались замечания относительно того, что сама форма предложения уже обладает определенной информацией, хотя приходится отметить, что обобщение такого рода наблюдений и тем более их развитие в рамках лингвистики текста еще не было предпринято.
  Рассматривая этот вопрос, можно сконцентрировать внимание как на форме, типе предложения, его длине, так и на внутренней структуре, определяемой, в первую очередь, инверсией. По замечанию М.И.Попова, наличие инверсии, особенно в сочетании с лаконизмом изложения, служит созданию динамичного, интенсивно-напряженного стиля произведения, что способствует усилению сопереживания реципиента, то есть читателя (4; 222-223). Массив коротких предложений создает эффект легкости и прозрачности изложения благодаря их координации по ритмике и мелодике (3; 21-22). Одной из разновидностей коротких предложений являются номинативные односоставные предложения, имеющие большой экспрессивный потенциал, поскольку существительные, являющиеся их главным членом, совмещают в себе образ предмета и идею его существования (1; 188). С другой стороны, увеличение состава предложения путем последовательного сочинения, напоминающего нанизывание однородных членов по одной линии, создает ровный, размеренный ритм и соотносится с внешне спокойной ситуацией (2; 68). Неторопливость, спокойствие повествования создается прежде всего синтаксисом текста: развернутыми сложными предложениями - периодами, преимущественно однотипной структуры, с последовательной связью между предложениями, равномерным размеренным ритмом (3; 124).
  Приведенные высказывания убеждают в необходимости учета фактора информации, порождаемой чисто языковыми средствами, в познании сущности текстовой организации. Если признать, что основным назначением текста является его информативная ценность как передача с его помощью какого-либо внеязыкового содержания, то принятие к сведению информации, образующейся как бы попутно, как побочный продукт основного коммуникативного процесса является в высшей степени необходимым. Сообщение внеязыковых сведений и чисто языковая информация действуют в унисон, расставляя нужные акценты, сопровождая и дополняя друг друга в тех или иных точках текстовой структуры.
  Изучение взаимодействия двух обозначенных информативных потоков может осуществляться в любом месте текста. Однако учитывая наибольшую значимость сильных позиций текста, одной из которых является текстовое начало, целесообразно рассмотреть соотношение внеязыковой и языковой информации именно в пределах текстового начала. Вполне допустимо обозначить языковую информацию как семиотическую, принимая в расчет то, что она является информацией языкового знака.
  Наиболее характерными примерами соотнесения семиотической и внеязыковой информации в текстовом начале являются два следующих случая. Первый можно обозначить как элементарное ситуативное начало, чрезвычайно короткое по протяженности и формулируемое , как правило, в рамках одного предложения: They got out of the car and went in the front door of Mr. Hoddy's house (R.Dahl "Mr. Hoddy"). Поскольку в плане структуры настоящий зачин представляет собой одно простое распространенное предложение с однородными группами сказуемого, в нем сконцентрирована крайне лаконичная информация о двух действиях персонажей, обозначенных неопределенным местоименным подлежащим "they", что способствует динамическому описанию, пояснению и уточнению (2; 49). Второй тип информативной соотнесенности встречается гораздо чаще. Его приметой является вынесение на первое место рассказчиком, ведущим повествование от первого лица, логического объекта повествования и упоминание себя в виде местоимения "I" только во втором или третьем предложении. Данный тип многообразен по способу развертывания информации через какой-либо вид предложений, однако первое из них, называющее логический объект, всегда бывает коротким и почти всегда нераспространенным: The little marble nude was so lovely. She was the loveliest thing I had ever seen. In the corner of my grandmother's dim, austere living room she stood on a pedestal like a small, bright ghost (K. Hurlbut "Eve in Darkness"); Ash had fallen. Perhaps it had fallen the night before or perhaps it was still falling. I can only remember in patches. I was looking at it two feet deep on the flat roof outside the bedroom. The ash and the silence. Nobody talked in the street, nobody talked while we ate, or hardly at all. I know now that they were all frightened. They thought our volcano was going up (J.Rhys "Heat").
  В настоящем зачине описываются события, способные вызвать страх у любого человека: обстановка перед извержением вулкана. Автору удается емко воссоздать картину происходящего посредством использования различных выразительных средств. Краткие отрывистые предложения создают эффект прерывности, зловещего отношения того, что в любую минуту все живое может быть погребено под слоем раскаленной лавы. Однако кульминация напряжения достигается в пятом предложении, которое является номинативным односоставным, имеющего большой экспрессивный потенциал - "The ash and the silence". Писатель не разъясняет, что творится в душах людей - это читатель должен додумать сам. Такое использование предложения в информативном развертывании текста вносит большой блок информации, емко и компактно передающей ту часть текстового содержания, которое при его самостоятельном вербальном изложении заняло бы достаточно много места и, возможно, не было бы таким экспрессивным.
  Изложенное убеждает, что изучение различных видов текстовой информации оказывается гораздо более эффективным при опоре на то содержание, которое в состоянии продуцировать используемые для его выражения собственно языковые средства.
  ЛИТЕРАТУРА:
  1. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. М., 1990. 300 с.
  2. Домашнев А.И., Шишкина И.П., Гончарова Е.И. Интерпретация художественного текста. М.: Просвещение, 1983. 192 с.
  3. Индивидуально-художественный стиль и его исследование. Под общ. ред. В.А.Кухаренко. Киев - Одесса, 1980. 168 с.
  4. Попов М.И. Семиотическая установка художественного текста в свете его прагматики // Сб. научн. Трудов. Вып. 208. М.: 1983. С. 216-230.
  МОДАЛЬНОСТЬ КАК СРЕДСТВО ДИАЛОГИЗАЦИИ СЛОВОСОЧЕТАНИЯ, ПРЕДЛОЖЕНИЯ И ТЕКСТА. Н.П. Макарова
 
  Общеизвестно, что текстовые отношения есть не что иное, как иерархические семантико-ситаксисические отношения. Известно также, что в любой иерархии должна быть точка отсчета: она и есть тот критерий, который фиксирует положение каждого конкретного уровня в иерархически организованной структуре (1) .
  Традиционно синтаксис рассматривается как учение о трех объектах- словосочетании, простом предложении и сложном предложении, которые или непосредственно конституируют сообщение, или являются элементами образующей его конструкции. Дифференциальные признаки этих единиц определяются по их соотнесенности с ситуацией и наличием/отсутствием оценки говорящего. Так, непредикативность характеризует словосочетание, монопредикативность - простое предложение, бипредикативность или полипредикативность - сложное.
  Широкие перспективы открываются перед синтаксисом в последнее время благодаря его выходу за рамки предложения и обращению к более сложному построению - тексту, который отличается структурно-грамматическим ( лексико-грамматическая когезия, видо-временные корреляции и т.п.), семантическим ( тематическим) и прагматическим ( ориентация на общие условия общения) единством. Текст как лингвистически актуализованная коммуникативная единица получил сегодня статус полноправного объекта грамматического исследования. Он входит в ту же иерархическую систему, что и интегрирующие ее элементы, но принадлежит высшему уровню. Это можно представить в виде восходящей последовательности уровней, которая складывается в следующую четырехчленную схему отношений: словосочетание простое предложение сложное предложение текст. В пределах синтаксического уровня сложного предложения коррелируют две единицы - паратаксис и гипотаксис, которые, функционируя на одном и том же уровне, с одной стороны, соотносятся друг с другом, с другой - с единицами соседствующих уровней систематизации (согласно принципу соподчинения).
  Поскольку описание текста как определенного уровня предполагает изучение всей совокупности отношений, связывающих его элементы, мы можем видоизменить представленную выше схему межуровневых отношений, вернее, способ ее представления: словосочетание простое предложение сложное предложение текст, и единицы каждого уровня оказываются связанными зависимостями, направленными как вверх - в парадигматическом плане, так и вниз - в плане синтагматики. Отмеченные характеристики не перечеркивают друг друга, а находятся между собой в тесном взаимодействии.
  Сказанное имеет прямое отношение к изучаемой нами категории модальности (КМ): она представляет собой уровневое явление, причем с усложнением грамматической структуры объекта исследования усложняется и КМ (2: 10).
  В лингвистике существует различение трех основных уровней КМ: простого предложения, сложного ( в обеих его формах) и КМ на уровне текста как наиболее высокоорганизованной иерархической единицы. Но перечисленные уровни реализации КМ не исчерпывают радиуса ее действия: она способна функционировать и на уровне словосочетания как низшей синтаксической единицы.
  Организация на уровне словосочетания имеет дело с характером модальности, создаваемой модальными словами. Относясь к одному из второстепенных членов предложения, они распространяют его, образуя модальное словосочетание. КМ словосочетания локализуется, таким образом, как бы на периферии, в стороне от предикативного узла предложения. Поэтому можно интерпретировать ее как периферийную модальность отдельных членов предложения. КМ же предложения в целом, регистрируемую в его предикативном узле, - как стержневую, ядерную. Важно при этом то, что периферийная модальность, действуя на уровне словосочетания в рамках единицы более высокого уровня - предложения, участвует в осуществлении его коммуникативной функции.
  Следовательно, мы предлагаем различать четыре уровня реализации КМ: (1) словосочетания, (2) простого предложения, (3) сложного предложения, (4) текста, каждый из которых обслуживается определенными средствами организации данного языкового образования. При этом КМ уровней (1), (2), (3) вносит известный вклад в конституирование КМ на уровне (4), т.е. верхней ступени иерархии - текста.
  Предложенное разграничение не лишено некоторой доли условности. Ведь словосочетание, реализуясь как независимая коммуникативная единица, может выступать в роли предложения. Простое и сложное предложения при конкретных условиях функционируют как текст, а тот, в свою очередь, в единичное предложение ( его можно трансформировать в единичное предложение, если оно отвечает тем признакам, которые присущи двум или нескольким предложениям, находящимся в смысловой связи и структурирующим единое коммуникативное намерение). Поэтому КМ текста может быть охарактеризована через те же самые параметры, которые определяют и КМ предложения, если учитывать его способность функционировать как автономное коммуникативное образование.
  Предложение как текстовое событие есть высказывание, последнее же есть не что иное, как предложение, включенное в контекст или ситуацию речи. Следовательно, КМ реализуется и идентифицируется либо на фоне микроконтекста - единичного предложения - высказывания, функционирующего как текст, либо макроконтекста, вбирающего в себя упорядоченную последовательность взаимосвязанных в семантико-коммуникативном и структурном отношении предложений-высказываний.
  Но не следует смешивать контекстный подход к анализу КМ, который осуществляется в традиционной лингвистике с целью ее объективации в пределах изолированного предложения, с подлинно текстовым подходом, когда главным объектом изучения является не предложение как таковое, а единица более высокого ранга. Предложение же в данном случае трактуется в качестве компонента этой единицы. С этой точки зрения важно разграничивать предложение - высказывание как особый вид текста, само способное действовать как текст, и предложение - конституент высказывания - текста (3: 132).
  Изучение КМ в рамках предложения должно быть прежде всего направлено на ту роль, которая принадлежит ей в создании КМ текста. Лишь с помощью такой ориентации можно выявить модальные закономерности, "работающие" на суперсинтаксическом уровне.
  ЛИТЕРАТУРА
 1. Беляева Е.И. Грамматика и прагматика побуждения. Воронеж: ВГУ, 1992. 168с.
 2. Трунова О.В. Природа и языковой статус категории модальности. Барнаул-Новосибирск: БГПИ, 1991.
 3. Москальская О.И. Проблемы системного описания синтаксиса. Изд.2-ое. М.: Высш.шк.,1981.
 
 
  ИКОНИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ СИСТЕМЫ СКЛОНЕНИЯ В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ В. А. Моисеенко
 
  Во многих отраслях науки и практической деятельности поиск оптимальных способов представления информации закономерно приводил к созданию соответствующих двумерных моделей - географической карты, архитектурного и машиностроительного чертежа, радио- и микросхем, диаграмм, описывающих поведение элементарных частиц и т.д. Основное достоинство этих моделей (по сравнению с линейным текстовым представлением) - в возможности отобразить существенные взаимосвязи между элементами описываемого объекта или явления оперативно и не загромождая это описание избыточностью естественного языка.
  В лингвистике такого рода модели не получили широкого распространения (за исключением, пожалуй, лишь самой элементарной их разновидности - таблиц). Встречающиеся же схемы, графы, стрелки и соединительные линии не играют, как правило, самостоятельной роли и лишь уточняют и разъясняют текстовое изложение.
  Нами была выдвинута идея создания двумерных объектов (могущих быть однозначно отображенными на плоскости), чьи пространственные и структурные характеристики - в совокупности с графическими атрибутами отдельных элементов (цвет, обводка и т.д.) - дают полноценное описание того или иного грамматического явления, присущего конкретному языку или группе языков. В дальнейшем будем именовать такой подход к описанию грамматических явлений иконическим (от греч. eikon - изображение, подобие), а саму методологию лингвоиконикой [1].
  Ранее нами уже была предложена иконическая интерпретация структуры латинского глагола [2]. Здесь будет дано основанное на аналогичных принципах отображение системы латинского склонения.
  Несмотря на то, что взаимное расположение ячеек, соответствующих отдельным падежам, в принципе может быть произвольным, постараемся соблюсти два принципа: а) симметричность и б) niiinoaaeiinou с падежными системами других индоевропейских языков (рис.1).
  В связи с изображенными на рисунками схемами сделаем несколько существенных, на наш взгляд, замечаний:
 
  Рис. 1. Пространственная интерпретация падежных систем
  в индоевропейских языках
 
  1. При генерации подобных схем целесообразно придерживаться той последовательности в перечислении падежей, которая выработана грамматической традицией.
  2. Отмирающие падежи могут включаться в схему, но при этом ячейки с их изображением должны иметь хорошо читаемые отличия (в данном случае - пунктирный контур для звательного падежа: lupus - lupe, meus filius - mi fili; отец - io?a, князь - княже).
  3. Падежи одного языка, выполняющие функции, присущие падежам другого языка, желательно размещать таким образом, чтобы при наложении схем они перекрывались (ср., напр., творительный и предложный падежи русского языка с аблативом латинского).
  4. Сходство некоторых элементов схемы (например, крестообразных структур) с соответствующими сакральными символами не обусловлено какой-либо вне-грамматической тенденцией и существует помимо используемых терминов "иконика" и "иконический".
  Представленные на рис. 1 схемы (в дальнейшем будем называть их элементарными) полезны для получения лишь самого общего представления о падежной системе языков. В процессе же преподавания и обучения возникает потребность в более развитых схемах, на которых отображена конкретная парадигма склонения. При этом, если в языке различается несколько склонений и чисел, то в качестве заготовки удобно использовать не одну элементарную схему, а большее их число N. В данном случае N = 5 * 2 = 10, т.е. равно количеству склонений (с I ii V), умноженному на количество чисел (ед., мн.). Результирующая схема представлена на рис. 2.
 
 
  Рис.2. Падежные окончания латинского языка
 
  Вновь сделаем ряд замечаний:
  1. Поскольку представленные схемы служат прежде всего практическим целям, падежные окончания берутся зачастую вместе с окончанием основы.
  2. Ради большей компактности окончания на рисунке записываются как am, erum и т. д., а не -am, -erum и т. д.
  3. Каждая элементарная схема склонения для множественного числа располагается вправо от соответствующей схемы склонения для единственного числа.
  4. При отображении парадигмы на элементарных схемах уже не обязательно указывать названия падежей - для этого служит "предваряющая" схема, представленная на рис. 1.
  5. Поскольку окончания звательного падежа совпадают (за исключением единственного числа II склонения) с окончаниями именительного падежа, соответствующие ячейки на элементарных схемах отсутствуют.
  6. Одинаковые окончания для разных падежей в рамках элементарной схемы могут "обслуживаться" одной-единственной записью, наложенной на общую границу соответствующих ячеек (см., напр., дательный падеж и аблатив множественного числа).
  7. Если в том или ином падеже окончание среднего рода отлично от окончания мужского e женского рода, то для его размещения используется белый скругленный квадрат, примыкающий к соответствующей ячейке или частично наложенный на нее (см., напр., именительный и винительный падежи II - IV склонений, а также дательный падеж ед. ч. IV склонения). Для этих случаев существенно также замечание, сделанное в пункте 6.
  8. Различные варианты падежных окончаний могут быть указаны через запятую, а в случае трех разновидностей III склонения эти окончания (или их фрагменты) заключаются еще и в фигурные скобки, внутри которых соблюдается заявленная при схеме последовательность: окончание согласной разновидности, затем смешанной и, наконец, гласной.
  На протяжении нескольких лет иконический подход к описанию грамматических явлений осуществляется автором статьи в преподавании латинского языка студентам гуманитарных факультетов Мордовского государственного университета. На каждом занятии плакаты с иконической интерпретацией систем склонения и спряжения, степеней сравнения прилагательных и т. д. вывешиваются в аудитории и служат основой для подачи теоретического материала и оперативного разъяснения возникающих вопросов. Опыт преподавания свидетельствует, что студенты уже на самых первых занятиях осознают преимущества иконического отображения материала и охотно используют схемы при переводе текстов.
 
 ЛИТЕРАТУРА
 1. . Моисеенко В. А. Резервы лингвоиконики // Материалы IV научной конференции молодых ученых. Саранск, 1999. - С. 212-214.
 2. . Моисеенко В. А. Иконическая интерпретация структуры латинского глагола // Материалы IV научной конференции молодых ученых. Саранск, 1999. - С. 214-218.
  ГИПЕРТЕКСТ КАК ИНФОРМАЦИОННАЯ ОСНОВА ДИСТАНЦИОННОГО ОБУЧЕНИЯ ИНОСТРАННЫМ ЯЗЫКАМ ЧЕРЕЗ INTERNET Е.Д. Пахмутова

<< Пред.           стр. 2 (из 4)           След. >>

Список литературы по разделу