3. Итоги церковно-государственных отношений IV в. в оценках историков конца XIX - начала XX в.

  К концу IV в. в общих чертах завершилось создание той системы церковно-государственных отношений, основы которой были заложены при Константине Великом. Церковно-политическая деятельность двух императоров обозначила важнейший этап становления православной христианской империи, в рамках которого Константин был «альфой», а Феодосий - «омегой» церковной политики.
  Ярким фактом, подтверждающим завершение процесса христианизации Римской империи, стало крещение Феодосия, по-новому осветившее церковный статус императора. Не случайно, оценивая результаты церковно-политической деятельности Феодосия, В.В. Болотов важное значение придавал его отношениям с епископами Асхолием и Амвросием, оказавшим серьезное влияние на мировоззрение и политику императора.
  В.В. Болотов подчеркивал, что епископ Амвросий не признавал вмешательства императора во внутренние дела церкви, но ставил ему в прямую обязанность защиту и поддержку православия. Такие сюжеты отношений императора и епископа, как публичное покаяние Феодосия за избиение жителей Фессалоники, указание Амвросием места императору в храме («порфира делает людей царями, а не иереями»), можно считать характерными именно для данного периода отношений церкви и государства, когда император стоит «в церкви, но не выше церкви». Независимо от степени достоверности этих сюжетов, они отражают определенные изменения, которые претерпело общественное сознание Римской империи под влиянием христианства на протяжении IV в.
  В рамках церковно-канонической концепции, представленной в работах Ф.А. Курганова, И.И. Соколова, И.С. Бердникова, П.В. Гидулянова, иером. Михаила, формы отношений между церковью и государством, установленные при Феодосии связывались с влиянием епископов Асхолия и Амвросия. Их истоки коренились в иерократическом идеале империи Константина Великого, теоретически обоснованном в сочинении Августина Блаженного «О граде Божием». Развивая в церковно-государственной сфере Евангельскую заповедь о разделении Божьего и Кесарева, христианская империя к концу IV в. не только преобразовала, но полностью устранила римскую языческую идею «имперского господства и миро державшСЦ». С учреждением церкви полномочия государства в сфере религии перешли к ней как учреждению, установленному Самим Богом. Государство же является лишь необходимой формой человеческого общежития, хотя и выражает действие воли Божией в истории. Все это, по христианскому представлению, делало невозможным смешение церковного и государственного институтов, но в случае принятия государством христианской веры заставляло его сотрудничать с церковью в деле обеспечения общественного блага. Тот факт, что первенствующие христиане не могли сразу отказаться от привычки обожествления государственной власти, есть только невольная уступка времени. На деле христианский государь не приобрел никаких прав в церкви, так как свои мирские отличия он оставлял за порогом храма. Понимание же государственной власти в смысле служения церкви и Богу не прибавило, а умалило то величие, которым она обладала в язычестве. Как «охранитель и защитник церкви», император должен был заботиться о распространении истинной веры и единстве церкви, чего так добивался Феодосий Великий. Его деятельность с канонической точки зрения оценивалась как безупречная: императорские законы его кодекса касаются исключительно внешне правового положения церкви и не пытаются проникнуть в сферу канона. Церковь при Феодосии полностью сохраняет внутреннюю автономию, поскольку в области внутренней жизни свободно управляется каноном.
  С правлением Феодосия Великого церковные историки и канонисты связывали важный этап формирования оцерковленного государства, «православного царства», где отношения церкви и государства осуществляются в форме союза, «без подчинения одной власти другой». Один из главных признаков этого союза получил утверждение в царствование Феодосия: «господство церковного канона над гражданским законом, власти церковной над светской, учения церковного над принципами общественно-политической жизни». Государство, по словам И.И. Соколова, на протяжении IV в. преобразуется в «теократическую монархию, в котором государственный принцип становится действенным лишь в той мере, в какой проникается учением церкви, а носитель светской власти не может стоять впереди представителя власти церковной».
  Религиозно-философские аспекты проблемы отношений церкви и государства рассматривались в начале XX в. Л.П. Карсавиным. Основываясь на противопоставлении Царства Божьего, где идеи церкви и государства совпадают, и «эмпирического мира» с его разделением «Божьего» и «кесарева», Карсавин главной целью «эмпирического государства» называл его оцер- ковление. С этой точки зрения симфония церкви и государства мыслится состоянием идеальным, но не идиллическим, поскольку моменты наибольшего приближения к ней существовали в истории. Таким образом, приведенные высказывания отражают общехристианский взгляд на взаимоотношения церкви и государства.
  В трудах Н.Ф. Чернявского, А.В. Карташева, Ф.И. Успенского, А.А. Васильева представлена иная оценка итогов церковно-государственных отношений в раннехристианской империи. Используя сравнительно-исторический подход, историки находили в них своеобразную христианскую трансформацию римской государственной системы. Феодосий Великий придерживался типичного древнеримского взгляда на религиозно-политическое единство как опору могущества государства. Отсюда - борьба за ортодоксию против ересей и язычества. Подчеркивались сугубо прагматические, политические мотивы религиозной политики императора. Значение же христианской церкви и религии при этом определялось только мерой ее соответствия указанному идеалу единства и целостности. Влияние христианской идеологии в общем виде отмечалось в придании идее Римской империи провиденциального, вселенского характера и предназначения. Характерно, что суждения указанных церковных историков и византинистов здесь практически совпадали.
  Справедливо отмеченная связь политического строя имперской государственности с требованием унификации религиозной жизни, возможно, под влиянием зарубежных исследователей, у некоторых авторов упрощенно трактовалась как прямое приложение юридических норм и обычаев языческой империи к организации христианского государства (П. Лашкарев, К.Н. Успенский, Б.М. Мелиоранский). Христианство, по их мнению, всего лишь заняло в империи то место, которое некогда принадлежало римскому государственному культу. Как следствие, христианская церковь при Феодосии полностью подчиняется государству (цезарепапизм), высокие идеи христианства подвергаются профанации и преследование иноверия ведется теми же методами, как некогда преследовались христиане. Описание механизма отношений между церковным и государственным институтами, таким образом, исчерпывалось изучением мотивов, методов и результатов религиозной политики христианских императоров. При таком положении церкви и ее представителям отводилась пассивная роль, что, конечно, не соответствовало историческим реалиям.
  Большинство отечественных историков опровергали определение церковно-государственных отношений в Восточной Римской и Византийской империи как «цезарепапизм». Это положение западной историографии считали основанным на ложных посылках (католическом идеале отношений церкви и государства) и не соответствующим действительности. Доказывалось, что отождествление церковной и государственной власти императора, а церковной иерархии с церковью было противно не только христианским представлениям, но и духу римского права, которое отличало государство от носителя государственной власти.
  В современной историографии ситуация повторяется. Одни историки воспроизводят «архаическую» концепцию «цезарепапизма», другие доказывают ее несоответствие исторической реальности раннехристианской империи. Наиболее авторитетное современное научное мнение усматривает в политической теории ранней Византии синтез трех компонентов: антично-эллинистических традиций, римской государственности и христианства. Константин Великий соединил римско-эллинистическую монархическую идею с христианством, а государство с церковью. В этой системе возобладал римский взгляд на императора как неограниченного правителя, но не собственника империи. Христианство же освятило не столько личность императора, сколько его власть, и только в этом смысле - самого императора, но кроме него - и политические права народа как «божьего народа». Форма государственности ранней Византии определяется виднейшим современным ученым Г.Л. Курбатовым как «христианская монархия с элементами конституционных начал». Государство проникается христианскими идеями «царства Божьего» и «богоизбранности» Римской империи, но о подчинении церкви государством речи не идет. Таким образом, современный взгляд на систему церковно-государственных отношений в раннехристианской империи не только не противоречит положениям, развитым церковной историографией рубежа XIX-XX вв., но и отчасти согласуются с ними.
  Известное противостояние историко-критического и канонического направлений в отечественной историографии второй половины XIX - начала XX в., мы уже отмечали на примере оценок церковной политики Константина Великого. Политика Феодосия Великого в этом плане была менее дискутируемым вопросом, но в целом образ политики первого христианского императора проецировался на эпоху Феодосия. Однако в рассматриваемом случае противоречие между указанными направлениями было все же относительным. Дело в том, что их представители делали акцент преимущественно на одной из сторон религиозной политики Феодосия. Церковные историки и канонисты, изучая соотношение канона и закона и роль императора в «охранении» единства христианской церкви, несколько идеализировали его политические замыслы. Церковные историки начала XX в. и светские авторы в большей или меньшей степени политизировали историю христианства, отказывая императору в искренних религиозных пристрастиях.
  Роль Феодосия Великого как основателя православного государства, признавали все историки, независимо от их отношения к результатам его политики. Поставив никейскую веру как православную своим знаменем, Феодосий Великий всю общественную жизнь империи подверг реформе в ее интересах. В этом смысле он первым из христианских императоров создал религиозную политику в строгом смысле этого слова, выстроив законосообразную программу действий, проникнутую одной определенной идеей. Эта программа установила известное отношение высшей государственной власти к делам церкви и определила формы поступательного развития последней. Н.Ф. Чернявский выражал принцип политической программы Феодосия Великого в следующей формуле: «церковь и государство как две взаимно уславливающие друг друга силы». Определяя грани отношений церкви и государства, император выражал заботу о церкви, руководствуясь государственным долгом. Как видно из его собственных высказываний, благочестие церковное, без которого нет Спасения и в котором одинаково нуждается государь и его народ, понималось им в форме строгого православия, что выражает характерный для христиан его времени провиденциальный взгляд на церковно-государственное строительство, историю в целом. Взаимосвязь и тесная взаимообусловленность религиозной и политической жизни империи, как мы видели, были характерным явлением первых веков становления христианской государственности. Отсюда вполне естественен «прагматический» интерес императоров к христианской религии. Благо веры и государства мыслилось ими нераздельно. В своей политике Феодосий Великий выступает как здравый, христиански мыслящий государь, для которого нет ничего важнее, как упрочить государство и дать церкви одно догматическое учение. Таким образом, «языческие» представления о связи церкви и государства уже не являлись таковыми по своей сути, хотя их законодательное и практическое осуществление имеет близкую аналогию с нормами римского права.
  Необходимо подчеркнуть и тот факт, зачастую упускаемый современными историками, что царствование Феодосия Великого в церковно-каноническом отношении обнимает не только то, что сделал сам император в этой области, но и все, что находила необходимым совершить церковь для улучшения своего правового положения и утверждения православия. Политика Феодосия Великого не была отвлеченным продуктом его гения, она имела твердые исторические основания в предыдущей практике церковно-государственных отношений и напрямую обусловливалась потребностями эпохи. Именно общность интересов церкви и государства обеспечила верховной власти незыблемый протекторат в церковных делах, что и явилось характерным признаком так называемого византинизма. Венцом религиозно-политической деятельности Феодосия стало завершение процесса, начатого другими христианскими императорами: формирования автокефальной Восточной православной церкви как государственной.
  Итак, важнейшим историческим итогом IV в. явилось формирование церковно-государственных оснований будущей Восточной империи как христианской. С завершением эпохи Феодосия Великого заканчивается IV в. и начинается история Византийской империи. Процессы религиозные, политические и экономические поразительным образом совпали к этому рубежу. После победы христианства над язычеством на Западе кризис империи становится неотвратимым, и никакие попытки императоров V в. не в состоянии были предотвратить крах античного мира. По словам современного историка, «старая религия гибла вместе со старой империей, новая религия победила раньше, чем погиб старый мир, но в недрах его она готовила новые порядки, новый образ жизни и мысли».
  Византийская культура стала великим синтезом, в который включились все творческие традиции прошлого. Это был «новый» эллинизм - христианизированный, как бы «воцерковленный». Причем совершение органического синтеза культур, по мысли Л.П. Карсавина, с необходимостью сопровождалось разрушением, так как только «через страдание дается понимание разрушаемого». В этой борьбе прошло первых четыре века христианства, завершившихся к концу IV в. серьезным преобразованием как духовных, так и политических оснований Римской империи. С этого момента начинается стремительный рост могущества православной церкви, которая становится в культурноисторическом плане хранительницей того, что было ей воспринято от античного мира. С падением Западной Римской империи на Византию были перенесены исторические права Рима, это окончательно укрепило представление о ее особом провиденциальном предназначении и определило ее место во всемирной истории.