Блок и Вл. Соловьев. Теургическая легенда о поэте

И.Машбиц-Веров

Блок стал заниматься Влсерьезным писаниемВ», как он сам признается, с 1898 года. Его первый цикл стихов, а затем ВлСтихи о Прекрасной ДамеВ» появились в 1903 тАФ 1904 годах. И необходимо отчетливо представить себе ту общую духовную атмосферу и тот круг людей, которые так или иначе влияли на Блока.

ВлВ ВлИстории философииВ» (издание Академии наук СССР) дана широкая картина тех многочисленных идеалистических течений, которые образовывали Влофициально господствующую философиюВ» России 90-х тАФ 900-х годов. Обосновывалась эта философия (гносеологически, онтологически, исторически) по-разному и выступала в разных обличиях: как психофизический параллелизм (Г. И. Челпанов), критическая философия (А. И. Введенский), персонализм (Л. М. Лопатин), интуитивизм (Н. О. Лосский), неокантианство различных оттенков (Н. Бердяев, П. Струве, С. Булгаков), наконец, как продолжение учения Вл. Соловьева (С. и Е. Трубецкие). Выступали в том же духе критики, публицисты, писатели: Д. Мережковский, М. Гершензон, Н. Минский, В. Розанов, А. Волынский.. Однако под какими бы модными названиями ни выступали эти мыслители, их идеалистическая философия, в отличие от философии идеалистов-классиков, уже не имела прогрессивного значения, а была переходом в единый реакционный фидеизм, в религию. И если Челпанов доказывал, что психология человека порождается не материальными причинами, а, в конечном счете, богом (Влидея бога в сознании человека существует первоначальноВ»), то Булгаков декларировал ту же ВлистинуВ», непосредственно апеллируя к религии: ВлВера в распятого бога и его евангелие.. тАФ полная, высочайшая и глубочайшая истина о человеке и его жизниВ».

Если М. Гершензон был, как указывает Плеханов, Влубежден, что нормально мыслящий человек не может обойтись без религииВ» и даже пытался найти религиозное обоснование русской революционной мысли, то Мережковский утверждал Влглубочайшую божественную основуВ» всего русского народа и всего мира (ВлБез веры в божественное начало мира нет на земле красоты, нет справедливости, нет поэзии, нет свободыВ»). Если С. Трубецкой, следуя за Вл. Соловьевым, объявлял ВлпервоосновойВ» мира Влабсолютно-сущееВ», ВлЖивой ЛогосВ», а реальную действительность тАФ производным от этого мистического абсолюта, то В. Розанов возводил в величайшее религиозное достоинство половые отношения: ВлПол есть гора светов: гора высокая-высокая, откуда исходят светы и распространяются на всю землюВ».

Г. Плеханов писал в статье ВлВоинствующий материализмВ»: ВлТеоретическая буржуазная реакция, которая совершается у нас под знаменем философского идеализма, производит теперь настоящее опустошение в рядах передовой интеллигенцииВ». Это писалось в период особенного увлечения так называемым ВлбогоискательствомВ». Но различные формы ВлбогоискательстваВ» и ВлбогоутвержденияВ» тАФ давняя традиция реакционной русской философии, особенно в 90 тАФ 900-х годах. Знаменитые ВлВехиВ» были органическим продолжением этой философии, нашедшей для себя в эпоху реакции хорошо подготовленную почву. Не случайно многие из названных выше писателей стали авторами ВлВехВ». Закономерность такого явления и его политический смысл прекрасно вскрыл В. И. Ленин. ВлНе случайно, но в силу необходимости,тАФ писал он в 1911 году,тАФ вся наша реакция вообще, либеральная (веховская, кадетская) реакция, в частностиВ», ВлбросиласьВ» на религиюВ». Традиционная помещичья религия оказалась уже устаревшей, и, чтобы Влукрепить религию, укрепить влияние религии на массыВ», потребовалась религия Влболее культурная, обновленная, более ловкаяВ». Таков объективный политический смысл всех этих течений.

Гейне, приведя спор пастора с раввином, утверждал, что Влоба воняютВ». Ленин назвал все эти формы ВлбогоискательстваВ» Влидейным труположствомВ». Так демократическая культура в лице марксистов продолжала борьбу, которую вел в свое время еще Чернышевский в статьях против Юркевича, религиозного философа 60-х годов.

Блок не занимался вопросами философии. Он признавал себя некомпетентным в этой области. Но он рос в духовной атмосфере, где учебники Челпанова по логике и психологии были программными для школ, где религиозным было все воспитание, в частности , и в высших учебных заведениях. В университете Блок слушал лекции профессоров А. И. Введенского, Е. А. Аничкова (для которого, как мы уже знаем, Влвысшее творчество тАФ мистическое, мистицизм свойствен нашей духовной сущностиВ»). На собраниях ВлРелигиозно-философского обществаВ», у Мережковского, в ВлбашнеВ» Вяч. Иванова Блок постоянно сталкивался с людьми, проповедовавшими в разных формациях ту же религиозную философию. Андрей Белый, бывший для Блока, особетнно в начале 900-х годов, высоким авторитетом и усиленно занимавшийся вопросами философии, встречался почти со всеми названными выше людьми, среди которых он отмечает как своих ВлучителейВ» Гершензона и последовательного философа-мистика А. Г. Рачинского.

Наконец, надо учитывать не только эту общеидейную атмосферу, господствовавшую в те годы, но и более непосредственное воздействие ближайшего окружения поэта, его родных и друзей.

Наибольшее влияние на поэта с ранних лет имела, несомненно, его мать, о которой он говорил: ВлМы с мамой тАФ почти одно и то жеВ», и его тетка М. А. Бекетова. Обе они тАФ женщины по тем временам высокой культуры, переводчицы художественной литературы с иностранных языков. Но мать Блока, по свидетельству ее сестры, еще с раннего детства была очень религиозна и Влчуждалась жизниВ». К тому же, как отмечают другие мемуаристы, она Влотличалась нервной неуравновешенностьюВ» и всегда Влверила в чистую силу сына своего, верила в силу креста лица его против нечистой силыВ». Глубоко религиозной была, как это видно из ее воспоминаний, и М. Бекетова.

Ближайшими друзьями Блока, еще со студенческих лет, были В. Пяст и Е. Иванов.

Из них Евгения Иванова особенно почитала семья Блоков. ВлВсеобщим нашим любимцем был этот добрый, умный, все понимающий, утешительный ЖеняВ», тАФ пишет М. Бекетова. Не случайно в момент острейшего кризиса во взаимоотношениях Блока и его жены Любови Дмитриевны, когда ее увлечение Андреем Белым грозило распадом семьи, она обратилась за советом к Е. Иванову.

И вот мы читаем недавно опубликованные ВлВоспоминанияВ» Е. Иванова. ВлС отроческих лет, тАФ пишет он, тАФ я носил Евангелие при себе. Оно лежало в моем боковом кармане у сердца.. В Евангелии есть тайное присутствие ЕгоВ». Свою близость с Блоком автор мемуаров и объясняет тем, что Влне во мне самом, а в носимом мною, если не знал, то чуял духом Александр Его.. Без этого тайного обращения Александра с вопросом о Христе тАФ Вла что Он скажет?В» нам не понять.. Ал. БлокаВ».

С самого первого знакомства с Блоком-поэтом, начавшегося с цикла стихов (в ВлНовом путиВ») ВлИз посвященийВ», Е.Иванов, как он пишет, Влпочувствовал нутром, что это не только посвящение кому, но и посвящение во что или в кого, что здесь не писательство, а ВлписаниеВ», ибо почуял ВлДух ГорнийВ», Влгорних ангелов полетВ».

Когда же Блок впоследствии выражал свои сомнения в Христе и в мистике, возражал против того, что его принимают за Влсветлого инокаВ», то Иванов настойчиво поддерживал в нем веру в его Влпостоянное тайное единение с ХристомВ». Цитирую одну запись Иванова тАФ его разговор с Блоком: ВлтАФ Женя, знаешь: кажется, ты и другие думают и говорят, что я ВлсветлыйВ». Это неправда, темный я, темный, Женечка! Мне тяжело, что меня все принимают за светлого..

тАФ Понимаю, но не оттого ли ты и светлый принимаешься, что себя считаешь темным. По стихам-то ты не темный, и они свидетели того, что под темным светит.. Может, ты и не знаешь светлого-то в себе и когда светелВ».

А когда Блок говорил о пробуждении в нем ВлдемонаВ», то Иванов и это объяснял с религиозных позиций: ВлДемон тАФ до времени ожесточенный, омраченный человек, в нем страдание человека.. Но кто же спасет? Сын человеческий.. Демон как бы имеет крылья нового предтечи Сына человеческого, приготовляет путь Ему в будущем.. и выводит его на свет ДеваВ».

Д. Максимов пишет, что ВлЗаписиВ» Е. И. Иванова помогают восстановить тот зыбкий идейный мир, который существовал рядом с Блоком, обтекал его творчество и в известной мере питал егоВ». Это верно. И характерно, что Блок хоть и высоко ценил Е. Иванова, но и спорил с ним, многого в нем не принимал.

Другой ближайший друг Блока тАФ Вл. Пяст. Учился он на математическом факультете, но помимо воли и разума, тАФ признается он, тАФ им овладело Влзаветное, Тайна, непомерноеВ». ВлТайнаВ» эта, тАФ объясняется далее, тАФ заключалась в трепетном касании иных миров, которое исходило от Блока, из его стихов, из него, как человекаВ». ВлМатериалисты, скептики, тАФ уверяет Пяст, тАФ попробуйте отрицать факт, что для Блока потустороннее тАФ родное, кровноеВ».

Впрочем, судя по ВлПоэме в нонахВ» Пяста, он стал отвергать реальный мир и приобрел Влнездешний умВ» еще в двенадцатилетнем возрасте. Учась, в частности, у Эдгара По, он стал Влносителем неземного огняВ» и понял, что вместе с любимой девушкой они тАФ ВлГосподни дети.. и все одним лучом тАФ нездешним тАФ залитоВ» и т. д.

Естественно поэтому, что для Пяста был приемлем лишь Блок-мистик. Когда же поэт обратился к реальному миру, к России, а тем более к революции, то ему это причиняло Влневыносимую, неизбывную, боль; какой же морок, какая мара заволокла его очи?В». После выхода ВлДвенадцатиВ» Пяст прекратил знакомство с Блоком, даже перестал подавать ему руку.

К ближайшему кругу друзей молодого Блока относилась еще группа московских поэтов тАФ ВлАргонавтовВ» во главе с А. Белым и С. Соловьевым. Об их неизменной преданности теургии говорить нет нужды: это хорошо известно и показано выше, в главе о творчестве Белого. К концу жизни А. Белый попытался в своих воспоминаниях представить дело так, что он, в противоположность Блоку, был всегда поэтом социальным, революционным и чуть ли не социалистом. Это совершенно неверно. Белый, по существу, всегда толкал Блока к ВлпоследовательнойВ» мистике, видя ВлкощунствоВ» и ВлизменуВ» уже в ВлНезнакомкеВ» (пьесе и стихотворении). И в этом ему активно помогали Эллис и особенно С. Соловьев, по совету которого, между прочим, как признается сам Блок, Влсо знакомыми раззнакомливаемся. Начинаются понемногу новые, и пока по принципу, формулированному тобой: ВлПодать сюда мистика!В» (из письма к С. Соловьеву от 8/10 1903 г.). М. Бекетова свидетельствует: ВлСоловьевы первые оценили стихи Блока. Когда же они были показаны Андрею Белому, то произвели на него ошеломляющее впечатлениеВ». А после первого посещения Блоков Белый сообщал М. Бекетовой: ВлВ вечер по приезде из Шахматова мы собрались на квартире С. М. Соловьева и возжигали ладан перед изображением Мадонны, чтобы освятить символ наших зорьВ».

Таков круг людей, среди которых рос Блок. К этому следует добавить, что с ранних лет поэта бережно ограждали от жизни и особенно от политики. ВлВ шестнадцать лет, тАФ рассказывает М. Бекетова, тАФ уровень развития Блока в житейском отношении подошел бы скорее мальчику лет двенадцатиВ». И даже когда Блок был уже студентом четвертого курса и у него стал собираться кружок друзей-поэтов, то отчим Блока, по свидетельству Пяста, Влперед собраниями приходил и брал с меня и Городецкого, как устроителей, честное слово, что политического характера собрание носить не будетВ». Таков был семейный уклад.

В отрочестве и ранней юности любимыми поэтами Блока были: Жуковский, Тютчев, Фет, Полонский, Майков. ВлСемейные традиции и моя замкнутая жизнь, тАФ пишет Блок в автобиографии, тАФ способствовали тому, что ни строки так называемой Влновой поэзииВ» я не знал до первых уроков университетаВ». Только в студенческие годы и Влв связи с острыми мистическими и романтическими переживаниями всем существом моим овладела поэзия Вл. СоловьеваВ». В это же время ясно сказалось увлечение Блока А. Белым и Вяч. Ивановым. О ВлДраматической симфонииВ» Белого Блок сочувственно писал в 1903 году, первая его статья была о поэзии Вяч. Иванова. В письмах, записных книжках, дневниках, статьях он постоянно цитирует поэтов-символистов, ссылается на них.

Самое большое влияние на молодого Блока оказал, однако, Вл. Соловьев. Многие, не только ранние произведения Блока, непонятны без знания Вл. Соловьева. Между тем исследователи трактуют этого философа и поэта нередко противоположно и произвольно.

Так, К. Чуковский утверждает, что Влсходство Блока с Вл. Соловьевым чисто внешнее и почти случайное, сходство лишь кажущеесяВ». И вот что, по мнению Чуковского, Влокончательно уничтожает легенду о влиянии Соловьева на БлокаВ». У Соловьева образ Софии, Вечной Подруги выражает метафизически-божественную сущность мира и это религиозная, Влмертвая и догматичная схема, схоластикаВ». У Блока же, Влесли расшифровать выспренные образы ВлСтихов о Прекрасной ДамеВ», получится бытовая (и вполне реалистическая) повесть о том, как один подросток столь восторженно влюбился в соседку, что создал из нее Лучезарную ДевуВ».

Вместе с тем, противореча себе, опровергая образ полного жизни, влюбленного юноши, каким предстает у Чуковского автор ВлСтихов о Прекрасной ДамеВ», критик тут же заявляет: ВлБлоку близки стихи Соловьева раньше всего аскетическим, монашеским пренебрежением к мируВ».

Современная исследовательница Блока 3. Г. Минц трактует связь Блока с Соловьевым прямо противоположно: по Чуковскому, Блоку был близок аскетизм Соловьева, Минц, наоборот, утверждает что Влиз всего наследия Соловьева важными для Блока оказываются мечты о неразорванной, гармонической жизни.. Облик ВлДуши мираВ» Блок конкретизирует, давая ему развернутую поэтическую характеристику, как образу высочайшего блага и высочайшей красотыВ». Да и вообще, считает критик, Блок находил в поэзии и философии Соловьева некий высший ВлсинтезВ», высшую ВлполнотуВ» жизни.

Очевидно, верное решение вопроса о связи Блока с Вл. Соловьевым требует обращения к первоисточнику.

В. С. Соловьев (1853тАФ1900) тАФ религиозный философ, большой эрудит в области истории религий, философии, филологии. Основной интерес его жизни тАФ взаимоотношения православия, католичества, протестантизма и утверждение необходимости создания ВлвселенскойВ» церкви. Однако эта сторона учения Соловьева нас меньше всего интересует, она и не отразилась в творчестве Блока. Для наших целей необходимо выяснить общефилософские взгляды Соловьева: его понимание сущности бытия, человека, исторического процесса, сущности искусства и любви.

Единственно истинным Соловьев объявляет религиозное сознание, и на этом строится воя его космогония, история мира, эстетика. Поэтому мы имеем здесь, по существу, религиозную сказку, религиозную метафизику, где все ВлдоводыВ», несмотря на внешнюю логику и постоянные ссылки на историю, даже на естественные науки, основываются на мистической вере. Даже идеалисты и откровенно буржуазные идеологи признавали концепцию Соловьева, мягко выражаясь, необоснованной. И. С. Аксаков, вождь славянофилов, говорил об этом учении, что оно Влсочинено и выдумано в просторной пустоте отвлеченной мыслиВ». П. Милюков оценивал его как Влдогматическое построение, соединение средневековой мистики со схоластической казуистикойВ».

С другой стороны, многие поднимали Соловьева на щит. Э. Радлов писал о нем в 1907 году как об Влоснователе русской философии, учителе жизни, постоянном идейном источнике для русской мыслиВ».

Недаром В. И. Ленин указывал, что реакция, стремясь ВлуничтожитьВ» Белинского, Чернышевского, Добролюбова и Влсо всей решительностью и во всей полноте восстановить религиозное миросозерцаниеВ», призывает возвратиться к учениям таких писателей, как ВлЧаадаев, Владимир Соловьев, ДостоевскийВ».

В какой же форме Вл. Соловьев восстанавливает религиозное миросозерцание, и какие стороны его учения связаны с символизмом и Блоком? Неоднократно повторяемый Соловьевым тезис ВлБог тАФ всё во всех, всё тАФ во всемВ» раскрывается им следующим образом. Основу мира составляет всеведущий и всеблагой ВлбогВ» тАФ Влбожественное начало, вечное и всеединоеВ». Но проявляется это начало по-разному. Главных же его проявлений тАФ два: ВлпроизводящееВ» и ВлпроизводноеВ». Производящее начало, как Влвысший мировой Разум, ЛогосВ», Влпребывает в абсолютном покое и неизменностиВ». Но это, так сказать, еще Влбог в себеВ»: Влсила абсолютной идеиВ», в которой Влвсе не обнаружилось еще во всехВ» (т. е. в жизни и в истории). В дальнейшем же, стремясь реализоваться в мировом процессе, божественный Логос и проявляется уже в ВлпроизводномВ»: в ВлСофии, Душе мираВ».

Так, по Соловьеву, Влпроисходит рождение вселенского организмаВ», который есть Влвоплощение божественной идеи в СофииВ» и где ВлМировая душаВ» выступает действующей: ВлОна восприняла божественное начало, но сообщила воспринятому материю тАФ для его развития, оболочку для его полного обнаруженияВ».

Почему ВлМировая душаВ» принимает именно женский образ Софии, Вечной женственности, Соловьев нигде не объясняет. Он просто декларирует: ВлПроизведенному единству мы дали мистическое имя СофииВ». Или: Влдля бога его другое [т. е. вселенная] имеет от века образ совершенной женственностиВ». Вместе с тем Влвесь мировой и исторический процесс есть процесс реализации и воплощения вечной Женственности в великом многообразии форм и степенейВ».

И здесь возникает один из самых сложных и трудных вопросов философии Соловьева, разрешаемый им, в сущности, весьма туманно. Вопрос этот заключается в следующем: если бог тАФ всеблагое начало, то откуда в мире, в действующей ВлМировой душеВ» появились зло и страдание? И еще: если материальный мир тАФ проявление в ВлдействииВ» Софии, божественной Мировой души; если различные формы и виды материального мира тАФ только Влоболочка для полного обнаруженияВ» Логоса, то почему материальное сплошь да рядом объявляется Соловьевым Влзлом, мерзостьюВ»?

На это философ отвечает так: зло тАФ Влбезобразное, чудовищные порождения, выкидыши и недоноски природыВ» тАФ имеет два источника. Во-первых, оно порождается тогда, когда обладающая известной свободой действующая ВлМировая душаВ» тАФ и прежде всего человек, как носитель мировой души, тАФ сознательно отторгает себя от божественного всеединства, проявляя своеволие, утверждая свою особность, индивидуализм, эгоизм. Такие Влзло и страдание имеют субъективное значение. Они суть состояния индивидуального существа.. его воли, утверждающей исключительно себя и отрицающей все другое; а страдание есть необходимая реакция другого против такой волиВ».

Во-вторых, зло в известной мере допускается также и волей бога: во имя ВлсвободыВ» личности и природы, для возможности свободного выбора между добром и злом. Ибо, объясняет Соловьев, Влесли все существующее (в природе или мировой душе) должно соединиться с божеством, и в этом цель всего бытия, то это единство.. должно идти не только от бога, но и от природы, быть и ее собственным деломВ». ВлСвободным актом мировой души объединяемый ею мир отпал от божества и распался сам в себе на множество враждующих элементов; длинным рядом свободных актов все это восставшее множество должно примириться с собою и с богомВ».

Здесь, стало быть, зло тАФ явление временное, объясняемое сложностью громадного процесса развития природы и человека для осуществления их ВлсвободногоВ» воссоединения с богом. Так выясняется сущность космогонического или общемирового процесса по Соловьеву. Заканчивается же этот процесс Влпорождением сознательного существа человеческого.. способного воспринимать божественное начало в себе самомВ». И это тАФ венец космогонии и вместе с тем Влсобственно-исторического процесса человечестваВ». Тогда Влв человеке творение совершенным образом, свободно и взаимно, соединяется с божествомВ»..

Особо важное место занимают в концепции Соловьева искусство и любовь. Искусство, естественно, предстает как средство выявления ВлбожественногоВ» в бытии. Это чувственная форма такого выявления. То, что в сфере разума достигается победой истины над ложью, в сфере нравственной тАФ добра над злом, в эстетической сфере достигается победой красоты над безобразием. ВлСовершенная красота, тАФ пишет Соловьев, тАФ это полное чувственное осуществление всеобщей солидарности или положительного всеединства, абсолютная солидарность всего существующего, бог тАФ все во всехВ». Отсюда и Влвысшая задача искусства: совершенное воплощение духовной полноты в нашей действительности, осуществление в ней абсолютной красоты или, создание вселенского духовного организмаВ». Правда, признается Соловьев, этого искусство еще не достигло; оно покуда только Влсхватывает проблески вечной красоты в нашей текущей действительностиВ».

Свою трактовку любви Вл. Соловьев подробно раскрыл в статье ВлО сущности любвиВ». И Соловьев полностью признает Влисключительное, незаменимоеВ» значение любви половой, плотской. ВлПлоть есть необходимый предмет любвиВ». Он ставит плотскую любовь выше всех других проявлений любви: к детям, к отечеству, к народу, к науке и т. п. Величайшая сила и ценность половой любви заключается, по Соловьеву, в том, что в ней непосредственно проявляется божественное начало всякой любви, преодолевая эгоизм и разрозненность, господствующие в ВлзлойВ» действительности. По Соловьеву, именно черев половую любовь рождается ВлбогочеловекВ». ВлВ половой любви, истинно понимаемой и истинно осуществляемой, тАФ пишет Соловьев, тАФ божественная сущность получает средство для своего окончательного крайнего воплощения в индивидуальной жизни человека, это способ самого глубокого и вместе с тем самого внешнего реально ощутительного соединения с нимВ». И такое Влокончательное воплощениеВ» превращает мужчину и женщину, при сохранении их плотского, реального образа, в непосредственное орудие бога. Тогда ВлмужВ» оказывается Влтворческим, зиждительным началом относительно женского дополнения не сам по себе, а как проводник божественной силыВ»; а Влиндивидуальное женское существоВ» реализуется, превращается Влв неотделимый от своего лучезарного источника луч вечной божественной женственностиВ». Отсюда прямой переход к космогоническому значению вечной женственности и Влвесь мировой и исторический процессВ» оказывается Влпроцессом реализации вечной Женственности в великом многообразии форм и ступенейВ».

Вл. Соловьев резко и постоянно противопоставляет свое мистическое учение материализму, всем тем, кто утверждает Влгосподство рационализма в политике и науке, исходя из материального началаВ». С этих позиций он одинаково отрицает и путь, намеченный западным просвещением XIX века, и французскую революцию, и Влэкономический социализмВ», и.. католичество. Все эти направления мысли, утверждает Соловьев, тАФ только Влгордость ума, самоуверенность и самоутверждение человеческого разумаВ», неизбежно приводящие Влк распадению человечества, к уничтожению общественности и науки, к всеобщему ХаосуВ».

Еще, пожалуй, более опасным, чем западное просвещение, рационализм и Влэкономический социализмВ», считает Соловьев Восток ВлмонголовВ» и буддизма, воплощающий тот же материализм в сочетании с жестоким деспотизмом. Отсюда идея Соловьева о Влжелтой опасности, панмонголизмеВ», развиваемая им в ряде работ и стихотворений. Спасение же человечества может и должно прийти от ВлВостока Византии и воспринявших византийскую культуру народов с Россией во главеВ». Россия, таким образом, должна сыграть провиденциальную роль. Она одна ведет к ВлчеловекобогуВ» и благодаря этому сохраняет подлинное христианство, которое и Влпородит духовное человечествоВ».

Вот почему Россия, неся Влсвет с ВостокаВ», в своем Влвысоком предвиденииВ» хочет быть Влне Востоком Ксеркса, а Востоком ХристаВ». Для борьбы же с ВлпанмонголизмомВ» Соловьев, ничтоже сумняшеся, призывает императора Вильгельма, как Влнаследника меченосной рати, верного знамени КрестаВ». Руководствуясь, мол, христианской любовью, Вильгельм сразит монгольского ВлДраконаВ»:

Полно любовью божье лоно,

Оно зовет нас всех равно..

Но перед пастию Дракона

Ты понял: Крест и меч тАФ одно.

Так христианнейшее учение Вл. Соловьева оборачивается откровенным империализмом, обнажая свою реакционную политическую суть. Э. Радлов отмечает: ВлСоловьев защищал войну вообще и, в частности, англичан в их борьбе с бурамиВ». ВлУченикиВ» СоловьеватАФсимволисты (из них первый Ф. Сологуб) были поэтому последовательны, когда в годы 1914тАФ1918 благословляли тем же ВлХристомВ» русский импeриализм (уже в отношении европейских держав). И закономерно также, что ВлВехиВ», полностью отрицая революцию, демократию, материализм, апеллировали к Соловьеву.

У Соловьева уже имеются все основные моменты символистской эстетики: утверждение искусства, как ВлоткровенияВ» иномирного (по Соловьеву, Влнадземного мира, сущности вещейВ»); иррационализм творчества (ВлРазум не есть орган познанияВ»); презрение к реальной (по Соловьеву, материальной, но отторгнувшейся от бога) действительности; сведение материалистического мировоззрения к лжекультуре; утверждение музыки высшим видом искусства. От Соловьева же идет образ Вечной Женственности, Софии, как спасительного начала, воплощающего конечный приход на землю Красоты и Добра.

Из проблем, разрабатывавшихся Соловьевым, можно было взять разное и по-разному его осмыслить. А. Белый и Вяч. Иванов, например, связывали Соловьева с Ницше, Дионисом. В поэтическом же своем творчестве Вяч. Иванов разрабатывал, прежде всего, темы христианского смирения, ожидания прихода спасительной богоматери, а Белый тАФ темы ВлужасаВ» безрелигиозного мира, борьбы с Антихристом.

Блок этих тем не касался. Он находился преимущественно под влиянием поэзии Соловьева, отражавшей его мировоззрение, но без церковных мотивов, без апологии христианского смирения и без той сложной теософской метафизики, которая особенно привлекала А. Белого. Блок взял у Соловьева, прежде всего, образ Софии, Вечной Женственности, как выражение стремления к свету и благу человечества.

Уместно отметить, что с самого начала своей литературной деятельности (ВлНабросок статьи о русской поэзииВ», 1901тАФ1902), находясь в угнетенном состоянии (Влмне недолго житьВ»..) и выражая боль Влнаболевшей душиВ». Блок искал и находил у Соловьева, наряду с Тютчевым и Фетом, выход из тьмы своей жизни (Влиз бездны темного мираВ») в Влоткровении о ВлЗолотом векеВ», о Влстране, в которой нет болезней, печали и воздыханияВ». Вместе с тем, Блок понимал, что это тАФ ВлмечтаВ», уход от Влродимых пределов, уход в мистикуВ». Но это все же казалось ему тогда единственным выходом из Влужасной пропастиВ», единственным Влисточником, восходящим к вершине тАФ к теме ангела, великой женственной тениВ», воплощенной Вляснее всех СоловьевымВ». И Соловьев для Блока тАФ ВлгигантВ»: его страницы Влозарены неудержимым потоком любовного светаВ», они отстаивают Влдело любви, любовное единение людейВ», противостоящее Вллживому государству, фанатикам и богохульникамВ».

Таким образом тАФ по крайней мере, в теоретическом плане тАФ Блок в 1901тАФ1902 годах исходил из религиозного понимания сущности поэзии, следуя, в основном, за Мережковским и Соловьевым и принимая мистический образ Софии как образ света и любви в противоположность окружающей тьме жизни.

В духовной атмосфере, взрастившей Блока, такое понимание искусства было естественно. Однако все сказанное не полностью еще характеризует обстановку, в которой формировался Блок. Есть еще одно существенное обстоятельство, о котором необходимо сказать.

Дело в том, что первые выступления поэта происходили в особое для теургов время и он оказался в самом центре тогдашних мистических устремлений и надежд. М. Шагиняя пишет об этом времени, как об Влопределенной эпохе тАФ начале новой эрыВ», когда Влмосковские зори, особая окраска закатов и особое мистико-выжидательное настроение избранной части молодежи заставляли предполагать близость нового религиозного откровенияВ». А. Белый, как мы помним, писал о том же: ВлНачалось, раздались трубные призывы.. Конец мира близится. Стучит у дверей.. Тут нельзя ошибитьсяВ».

Белый говорит здесь словами Соловьева. ВлКонец мираВ», как конец Влборьбы Христа с АнтихристомВ» (А. Белый), тАФ это изложение идей, которые были возвещены Вл. Соловьевым в последнем его крупном произведении ВлТри разговораВ» (1899тАФ1900), особенно популярном тогда в мистических кругах.

По существу, однако, ничего нового в этом произведении не было. Соловьев продолжал здесь развивать свою мистическую философию, опять ставя вопрос о смысле зла в истории: ВлЕсть ли зло только естественный недостаток, несовершенство, само собой исчезающее с ростом добра, или оно есть действительная сила, посредством соблазнов владеющая нашим миромВ». И, как всегда, Соловьев противопоставлял злу Влопору в ином порядке бытияВ».

ВлТри разговораВ» тАФ с генералом, политиком и г. Z совокупно с о. Пансофием (взгляды последних разделяет Соловьев) тАФ и показывают три формы борьбы со ВлзломВ» антихристианства: мечом воина, дипломатической деятельностью и Влбезусловной религиозностьюВ». И Соловьев, не отрицая разумности, в определенных условиях, первых двух форм борьбы, находит решающий, окончательный путь, утверждая, как всегда, Влреальность существованияВ» Христа и его ВлвоскресенияВ», на деле, мол, доказавшего, что телесное начало в соединении с божественным приобретает ВлбессмертиеВ». Религиозный путь человечества изображается здесь (целиком в духе Апокалипсиса), как борьба с пришедшим в мир Антихристом, этим Влкрайним проявлением зла в историиВ», набрасывающим, особенно Влв пору своего конечного проявления, блестящий покров добра и правды на крайнее беззакониеВ». Причем Соловьев связывает Антихриста с Влпанмонголизмом и азиатским нашествием на христианскую ЕвропуВ». А еще далее Соловьев дает Влуказание на предстоящий исторический исход этой борьбыВ». ВлТри разговораВ» завершаются изображением последнего сражения Христа с Антихристом, сражения двух армий человечества, кончающегося явлением ВлХриста в царском одеянииВ», воскрешением всех Влказненных АнтихристомВ» и победой Влхристианского мира, воцаряющегося с Христом на тысячу летВ».

В самый разгар этой теургической свистопляски и выступил Блок-поэт. И в этой конкретной обстановке, среди фанатиков идеализма и возникла легенда о Блоке-теурге, религиозном писателе. А. Белый возвестил об этом в ВлНовом путиВ»: недаром вместе с С. Соловьевым он воскуривал ладан перед Мадонной в честь Блока.

П. Перцов, секретарь журнала ВлНовый путьВ», рассказывает, что первый цикл стихов Блока тАФ ВлИз посвященийВ» тАФ был опубликован в мартовском номере этого журнала не случайно: Влмарт казался самым естественным, даже необходимым месяцем для его дебюта: март тАФ месяц благовещенияВ». И вот почему к стихам Влрешили подобрать своего рода художественный антураж: четырех богородицВ». Это и было осуществлено: стихи появились в окружении двух богородиц Леонардо да Винчи и по одной тАФ фра Беато-Анжелико и Нестерова. Общее же впечатление о поэзии Блока П. Перцов характеризует так: ВлТочно воскресала поэзия Владимира Соловьева. Это казалось прямо каким-то чудом. Кто-то пришел, как прямой и законный наследник отозванного певца, он уже все знает и ведаетВ».

Так окружение Блока воспитывало в нем религиозно-мистические настроения. И он поддавался им. В ответ на письмо Перцова Блок писал: ВлСпасибо Вам. Ваше письмо придало мне бодрости духа. Главное же то, что я воочию вижу Ее служителя, и не так уж жутко стоять у алтаря, в предчувствии грядущего откровения, когда впереди стоите Вы и Владимир СоловьевВ».

И все же, несмотря на то, что Блок в свое время ВлблагодарилВ» за такое его понимание, он, в сущности, никогда не был так ВлоднолинеенВ», так предан мистике и оторван от жизни, как это представляют его ВлдрузьяВ». Подлинный писатель должен быть Влбольше себя, его творчество тАФ результат подземного роста душиВ» и путь его необходимо осмвсливать в большой перспективе, а не по Влостановкам и искривлениямВ», тАФ писал позднее Блок. И в другом месте: ВлМоя тема тАФ тема о России.. К ней я подхожу давно, с начала своей сознательной жизниВ».

В этих словах тАФ глубочайшая правда о Блоке. Огромный груз господствовавшей в определенных кругах религиозной лжекультуры всей своей силой обрушился на раннего Блока. Еще незрелый как человек и художник, Блок и отдал дань этой лжекультуре. Удивительно, однако, не наличие этого влияния: достойно удивления, что он вырвался из мистической блокады, преодолел ее. Удивительно, что даже в самый ранний период, в годы, казалось бы, ВлрасцветаВ» мистики в его творчестве, уже выявились в нем иные, противоборствующие начала. И если осмыслить поэзию раннего Блока, не ограничиваясь опубликованными тогда ВлСтихами о Прекрасной ДамеВ», где все было подобрано под влиянием определенной среды, если вчитаться во все 800 стихотворений, написанных тогда, перед нами предстанет поэт во всей его сложности и явственно наметится путь преодоления мистики, выход к подлинной, пожизненной его теме тАФ к России.

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Автобиографическое начало" в творчестве Гоголя