Лирика любви. Тема "страшного мира"

Лирика любви. Тема "страшного мира"

И.Машбиц-Веров

Вслед за ВлСтихами о Прекрасной ДамеВ» появились ВлНечаянная радостьВ» (1906) и ВлЗемля в снегуВ» (1908). Суть этих книг Блок объяснил в предисловиях к ним.

ВлНечаянная радостьВ» тАФ это мой образ грядущего мира.. пробудившаяся земляВ». ВлМир тАФ балаган, позорищеВ», пишет Блок, и поэта влекут Влдобродушные и бессловесные твариВ», высокое небо, широкая земля, глубокие моря: ВлНечаянная радость близкаВ» (II, 369).

Во вступлении к ВлЗемле в снегуВ» Блок устанавливает единство, Влдраматическую последовательностьВ» своих книг. ВлСтихи о Прекрасной ДамеВ», тАФ объявляет поэт, тАФ Влранняя утренняя заря, сны и туманы, с которыми борется душа, чтоб получить право на жизнь, закрытая книга бытияВ».

ВлНечаянная радостьВ» тАФ Влпервые жгучие и горестные восторги тАФ первые страницы книги бытия. Чаша отравленного вина, полувоплощенныe сны.. В буйном восторге поет душа славу новым чарам и новым разуверениямВ».

Вместе с тем, и в этих книгах, уверяет поэт, есть и добро, и красота, и нежность: это протест против мира, где Влслишком много слезВ»:

Кто скажет нам, что жить мы не умели,

Бездушные и праздные умы,

Что в нас добро и нежность не горели

И красоте не жертвовали мы?

ВлЗемля в снегуВ» в этой последовательности, тАФ дальнейший Влплод горестных восторгов, чаша горького винаВ». Это ВлсудьбаВ» ударом бича хлестнула клоуна, и Влв душе у него тАФ пожар смеха, отчаяния и страсти..В» ВлТак развертывается жизньВ», и такова Влнеумолимая логикаВ» книг поэта. В конце же этого пути, Влисполненного падений, противоречий, горестных восторгов, тоски, расстилается бескрайняя равнина, изначальная Родина, РоссияВ».

Таким образом, книги Блока, последовавшие за ВлПрекрасной ДамойВ», как он сам их осмысливает,тАФ лирическая повесть ВлнеуравновешенногоВ», смятенного сознания поэта, обратившегося к земле, нашедшего здесь ВлбалаганВ», отдавшегося отраве хмеля и страстей, но за всем тем ищущего выхода к Родине.

Правда, еще подчас слышатся в этих книгах отзвуки раннего творчества: еще встречается образ ВлЕдинственнойВ», ВлЗвездыВ»; поэту провидится ВлОнаВ» и в образе Влцирковой наездницыВ» или Влнаглой цыганки, переходящей от одной страстной ночи к другойВ» (II, 373, 374).

А. Белый и его друзья враждебно встретили новые книги Блока. Белый говорил о ВлНечаянной РадостиВ» как об Влотчаянном горе, душном угареВ». Это, утверждает он, Влиз розы вылезла гусеница, Прекрасная Дама перелицована в служанку пивнойВ»; позднее она Влвыйдет на Невский проспект, предлагая услуги ночным проходимцамВ». В ВлКубке метелейВ» (1909) Белый обвиняет Блока в эротоманстве и издевается над ВлСнежной маскойВ» как над ВлизменойВ» мистике. В ВлВесахВ» за 1909 г. он писал, что в книгах Блока тАФ Влпустота мысли, что он талантливый представитель пустотыВ». ВлРыцарь ВлПрекрасной ДамыВ» превратился в модернизированного народника, темно и вяло толкующего о народной стихииВ», тАФ писал в это же время Б. Садовский. Им поддакивал Эллис: Влстихи А. Блока банальныВ»; после ВлСтихов о Прекрасной ДамеВ» Блок Влизменил новым заветам, грубо и цинично стал глумиться над культом Вечной ЖенственностиВ».

Из символистов только Брюсов приветствовал ВлНечаянную радостьВ», как переход от мистической лирики к реальной жизни и как свидетельство роста художника. Блока считали поэтом мистическим, заявляет Брюсов, это неверно. Он тАФ Влпоэт дня, а не ночи, поэт красок, а не оттенков. Он только там глубок и истинно прекрасен, где стремится быть простым и яснымВ». В ВлНечаянной радостиВ», считает Брюсов, ВлБлок, по-видимому, понял всю обманчивость прежних чар своей поэзииВ», и в его новой книге Влрадует ясный свет высоко поднявшегося солнца, уверенность речи, все яснее встает новый, просветленный образ поэтаВ».

Общую направленность поэзии Блока после ВлПрекрасной ДамыВ» и в самом деле можно охарактеризовать как все более осознаваемую Влобманчивость прежних чарВ» и выход из искусственного мира мистики в жизнь. Об этом хорошо рассказано в автобиографической драме ВлПесня СудьбыВ» (1908), где ВлДругВ» главного героя Германа (не А. Белый ли?) советует ему наблюдать жизнь, как Влгость случайный в этом миреВ», чуждаясь гуманных чувств: ВлРазжалобитесь вы, что люди гибнут, тАФ тогда я сам над вами посмеюсьВ». Герман же тАФ alter ego поэта тАФ объявляет, что хочет узнать Влмногообразие живого мира: ВлЯ трезвым быть хочу!В» Для этого он уходит из Влтихого дома, безысходного счастьяВ», готов Влразрушить все самое заветноеВ». И только с уходом от старого, говорит Герман, Влначинается жизнь, начинается долгВ», только теперь он чувствует Влмуки своей родиныВ». Метельная любовь Фаины, ее песни, тАФ Влточно костры, которые дотла выжигают пустынную, дряблую душуВ». И это Влпесня Судьбы, вольная русская песньВ», Россия.

Вместе с тем, уход к Фаине не разрешает задачи: ВлЧто мне делать, я не знаю.. Я ничтожный, чужой, слабый. Душа, как земля, в снегу.. Все бело. Одно осталось: чистая совесть. И нет дорогиВ».

К концу драмы Герман встречает Коробейника, символизирующего народное начало, и просит его: ВлВыведи, прохожийВ» (IV,121,122, 148, 134, 160,166, 167).

В ВлПесне судьбыВ» тАФ ключ к лирике Блока чрезвычайно сложного периода. В этой лирике нашли свое выражение переживания Влдетей страшных лет РоссииВ», воспитанных уходящей культурой, но оказавшихся современниками революции, услышавших ее голос и подвергшихся влиянию культуры демократической. Отсюда резкие противоречия и постоянные колебания поэта меж двух миров. Поэтически это воплощено в сложно реализованных метафорических конструкциях, с неожиданными переходами от снежных метелей, сметающих уюты, к шири России; от любовных, хмельных страстей и песен Фаины к сознанию своего долга перед людьми, перед Родиной. Эти страсти одновременно и влекут к себе поэта, и отталкивают. Сам Блок так охарактеризовал смысл своего творчества тех лет: это тАФ Влборьба старого, неврастенического, самолюбивого, узкого, декадентского тАФ с новым тАФ здоровымВ», мужественным, почувствовавшим, наконец, что мир безмерно больше и прекраснее, чем каждый из насВ» (VII, 412).

Блока называют иногда Влтюэтом любвиВ». Это в известной мере верно, но при этом необходимо учесть, что поэт воплотил в своей любовной лирике очень сложный и разнообразный мир чувств, говоря его собственными словами, тАФ Влнеобычайные по остроте, яркости и разнообразию переживанияВ» (V, 429). Недаром он писал о противоречивом Влстрое русской души, которая спутана и темна иногдаВ», о Влдьявольском сплаве многих мировВ», составляющих его душу, его искусство (V, 430). Попытаемся выяснить единство этой противоречивой лирики, ВлпрямуюВ» этой сложной кривой.

И прежде всего выделим стихи, где изображена любовь-стихия: разгул страстей, бессонные ночи, отрава вина. Маяковский назвал такое направление Вллюбовно-пьяной линией литературы, поэтической цыганщинойВ», связывая ее, в частности, с лирикой С. Есенина. Маяковский рассказывает: ВлЭто было в Нижнем. Пришло ко мне человек шестнадцать поэтов, многие есенинцы. Я рассыпался: де я очень и очень рад видеть такое сочувствие поэзии С. Есенина и могу вам прочесть последнее его сочинение. Читаю. Аудитория радовалась и говорила: да, это хорошо, это по-есенински. И только потом я открыл, что это стих Александра Блока. У него про вино и про Россию лучше, чем у ЕсенинаВ». И далее Маяковский замечает, что вообще Влпо любовно-пьяной литературной линии наша российская литература дала во много раз лучшие образцы, чем мы находим у ЕсенинаВ».

О самом же Блоке Маяковский вспоминает: ВлЯ слушал его в мае этого года (1921) в Москве: в полупустом зале, молчавшем кладбище, он тихо и грустно читал о цыганском пении, о любви.. тАФдальше дороги не было. Дальше смертьВ».

Эти замечания Маяковского лишь частично верны. Смысл стихов Блока о любви гораздо шире и значительней.

На Блока оказала известное влияние цыганско-любовная романтика Ап. Григорьева: его темы Влбуйного похмелья, горького весельяВ», растраты души в удали ВлЦыганской венгеркиВ», особой роли врывающихся в людскую жизнь Влбеззаконных кометВ»: женщин с Влпылающей душой и бурными страстямиВ». При этом у Ап. Григорьева образ этой ВлкометыВ» (метафорически развертываемый в космическом плане) получает два противоположных смысла.

С одной стороны она тАФ положительное начало:

Из лона отчего, из родника творенья

В созданья стройный круг борьбою послана,

Да совершит путем борьбы и испытанья

Цель очищения и цель самосозданья.

С другой же стороны, комета тАФ разрушительная сила, Влроковая звездаВ»:

И сама ли нечистым огнем сожжена,

Или, звездному кругу чужда,

Серафимами свержена с неба она..

И дано, говорят, той печальной звезде

Искушенье посеять одно,

Да лукавые сны, да страданье везде,

Где рассыпаться ей сужденоВ».

У Блока мы тоже встречаемся с образом ВлкометыВ», воплощенном в женщине бурных страстей, невзнузданных стихий, ассоциирующейся с мировой метелью, врывающейся в жизнь, взметающей душу поэта. Это органическая часть образной системы таких лирических циклов, как ВлСнежная ДеваВ», ВлФаинаВ».. Не случайно эпиграфами к книге ВлЗемля в снегуВ» взяты слова: ВлЗачем в наш стройный круг ты ворвалась, комета?В» и стихотворение Ап. Григорьева ВлКометаВ».

У Блока, как и у Григорьева, этот образ воплощает два начала: то разрушительное, то очищающее. И естественно поэтому, что блоковокая лирика любви-стихии открывает в каждом отдельном стихотворении, Влв каждый моментВ», по слову поэта, не всю, а лишь Влкакую-нибудь часть душиВ» (V,429).

Страсть, возникающая как разрушительная сила, особенно ярко воплощена в стихотворениях ВлПесня ФаиныВ» и ВлГармоника, гармоникаВ».

В ВлПесне ФаиныВ» возлюбленная тАФ это искусительная, капризно-изменчивая ВлзмеяВ», женщина, издевающаяся над всем святым, открыто продающаяся. Это бич людей, губительная, сжигающая страсть. И такой облик создается ее собственной песней, видится ее глазами:

Когда гляжу в глаза твои

Глазами узкими змеи

И руку жму, любя,

Эй, берегись! Я вся тАФ змея!

Смотри: я миг была твоя

И бросила тебя!.

Попробуй кто, приди в мой сад,

Взгляни в мой черный, узкий взгляд,

Сгоришь в моем саду!.

Кто стар и сед и в цвете лет,

Кто больше звонких даст монет,

Приди на звонкий клич!

Над красотой, над сединой,

Над вашей глупой головой тАФ

Свисти, мой тонкий бич!

(1907, II, 284)

В ВлГармонике..В» образ такой женщины видится глазами поэта. И хотя она тоже тАФ Влтьма, ночьВ», несет отраву, Влрастрату душиВ», но поэт находит в ней Влгорестный восторгВ». Поэтически это подчеркивается, в частности, тем, что женщина дана на фоне великолепного пейзажа, хоровода, песни, удалой русской пляски под гармонику

Гармоника, гармоника!

Эй, пой, гори и жги!

Эй, желтенькие лютики.

Весенние цветки!

Там с посвистом да с присвистом

Гуляют до зари,

Кусточки тихим шелестом

Кивают мне: смотри.

Смотрю я тАФ руки вскинула,

В широкий пляс пошла,

Цветами всех осыпала

И в песне изошла..

Неверная, лукавая,

Коварная тАФ пляши!

И будь навек отравою

Растраченной души!

С ума сойду, сойду с ума,

Безумствуя, люблю,

Что вся ты тАФ ночь, и вся ты тАФ тьма,

И вся ты тАФ во хмелю..

Что душу отняла мою,

Отравой извела,

Что о тебе, тебе пою,

И песням нет числа!.

(1907, II, 281)

Таково одно из воплощений любовной стихии, открывающее какую-то Влчасть душиВ» поэта.

Другая Влчасть душиВ», другой ВлмоментВ» стихийно-любовных страстей воплощен в стихах, где они возникают как сила позитивная. И это уже связано с другой темой тАФ Влстрашного мираВ».

Некоторые последователи сводят эту тему к социальной сатире. Действительно, острая социальная сатира есть в этом цикле стихов, особенно в разделах ВлПляска смертиВ» и ВлЖизнь моего приятеляВ».

Окружающий мир тАФ это мир мертвецов, бродящих теней. У людей Влнет лицаВ», они Влпотеряли душуВ». Вольно живут здесь Влпроститутка и развратникВ», Влдобродетель тАФ в гульбеВ». В суде, в сенате, в банках, в гостиных дураки и мертвецы во фраках делают карьеру. И повсюду Влвновь богатый зол и рад, вновь унижен бедныйВ». А Влблюститель законаВ», царь возникает в этом мире как жалкий шут:

Он тАФ с далеких пустырей

В свете редких фонарей

Появляется.

Шея скручена платком,

Под дырявым козырьком

Улыбается.

(III, 39, 40)

Однако Влстрашный мирВ» для Блока тАФ не только и даже не столько уродливые социальные отношения, сколько мир метафизически бессмысленный. Страшно само существование человека, обреченного вращаться в безысходном кругу:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века тАФ

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь тАФ начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

(1912, III, 37)

Бессмысленна, страшна вся вселенная, где для самоутешения Влпридуманы причины, пространство, времяВ»:

Миры летят. Года летят. Пустая

Вселенная глядит в нас мраком глаз..

Запущенный куда-то как попало,

Летит, жужжит, торопится волчок!

Вот откуда возникает у Блока мотив забвения жизни, сказавшийся в лирике страстей и вина:

Как страшно все! Как дико! тАФ Дай мне руку,

Товарищ, друг! Забудемся опять.

(1912, III, 41)

Но особенно горестно для Блока то, что, по существу, нет для него забвения ни в Влвосторге хмеляВ», ни в любовных страстях. Остаться и в этом мире он не может. Даже в те минуты когда он провозглашает: ВлЯ знаю: истина в винеВ», тАФ вино это для него ВлтерпкоВ». В глубине же души он сознает себя носителем скрытого ВлсокровищаВ» (Влмне чье-то солнце врученоВ»), и сквозь окружающий разгульный и хмельной мир он провидит Влберег очарованный и очарованную дальВ» (1906, III, 185).

Не случайно горестное сожаление: ВлДавно звезда в стакан мой канула тАФ ужели навсегда?. А все хочу свободной волею свободного житьяВ» (II, 193, 194).

Так поэт оказывается жертвой страстей, так возникает мысль, что Влнет исходаВ» (название стихотворения): ВлО, твои, Незнакомая, снежные жертвы!В» (II, 250). И здесь тАФ апогей трагических переживаний. Поэт тАФ ВлобреченныйВ»:

Тайно сердце просит гибели..

Вот меня из жизни вывели

Снежным серебром стези.

Стихотворения ВлПриявший мир, как звонкий дарВ» и ВлПо улицам метель мететВ» с предельной силой раскрывают это душевное состояние.

Первое стихотворение тАФ развернутая метафора о любви тАФ пожаре. Поэту кажется, что страсть тАФ радостный дар:

Приявший мир, как звонкий дар,

Как злата горсть, я стал богат.

Смотри: растет, шумит пожар тАФ

Глаза твои горят.

Но это тАФ пожар губительный. Он уничтожает человека:

ВлЯ тАФ распят.. нет меняВ», он все сжигает:

Мы все сгорим:

Весь город мой, река и я.

(1907, II, 273)

Во втором стихотворении тот же мир трагических страстей тАФ Снежная Дева тАФ приводит уже поэта к мысли о самоубийстве. И это она ведет его к холодной воде канала:

Ведет тАФ и вижу: глубина,

Гранитом темным сжатая.

Течет она, поет она,

Зовет она, проклятая.

Я подхожу и отхожу,

И замер в смутном трепете:

Вот только перейду межу

И буду в струйном лепете.

И шепчет он тАФ не отогнать

(И воля уничтожена):

ВлПойми: уменьем умирать

Душа облагорожена.

Пойми, пойми, ты одинок,

Как сладки тайны холода..

Взгляни, взгляни в холодный ток,

Где все навеки молодо..В»

Но поэт не принимает, не хочет принять такой выход:

Бегу. Пусти, проклятый, прочь,

Не мучь ты, не испытывай!

Уйду я в поле, в снег и ночь,

Забьюсь под куст ракитовый!

Там воля всех вольнее воль

Не приневолит вольного,

И болей всех больнее боль

Вернет с пути окольного.

(1907, II, 278).

Так в самый острый момент трагических переживаний, вызванных губительной силой страстей, обращается поэт к Влвольной волеВ», к образу Родины, которая должна вернуть с Влпути окольногоВ».

Характерно, что еще в ВлОсенней волеВ» (1905) Блок в тех же просторах Родины искал спасения от Влгибели во хмелюВ»:

Выхожу я в путь, открытый взорам,

Ветер гнет упругие кусты,

Битый камень лег по косогорам,

Желтой глины скудные пласты..

Запою ли про свою удачу,

Как я молодость сгубил в хмелю..

Над печалью нив твоих заплачу,

Твой простор навеки полюблю-

Приюти ты в далях необъятных!

Как и жить и плакать без тебя!

(II, 75)

Еще, может быть, характерней, что в ВлЗаписных книжкахВ» (1908, X) Блок в один день и рядом записывает: ВлИ вот поднимается тихий занавес наших сомнений, противоречий, падений и безумств: слышите ли вы задыхающийся гон тройки?. Это тАФ Россия летит неведомо куда на разубранной и разукрашенной тройке.. Кто же проберется навстречу летящей тройке тропами тайными и мудрыми, кротким словом остановит взмыленных коней, смелой рукой опрокинет демонского ямщика?.В» И здесь же: ВлНадо признаться, что мысль о самоубийстве тАФ бывает баюкальная, ярче всех. Тихо. Пропасть, потеряться..В» (3. К., 117, 118).

Осмысливая любовную лирику Блока только в той части, о которой говорилось выше, можно заключить, как это делали символисты, что здесь его стихами Влговорит смертьВ». Но ведь это лишь известная Влчасть душиВ» Блока, некоторые Влмоменты переживанийВ». Да и здесь, как мы видели, поэт говорит о стремлении к иной жизни, отвергает смерть, ищет выхода в Влвольной волеВ» Родины.

Такой вывод становится тем более убедителен, когда восстанавливается время создания этих произведений и трактовка темы Вллюбви и винаВ» собственно декадентской литературой.

Циклы ВлСнежная ДеваВ», ВлФаинаВ» и другие стихи в этом духе созданы в годы жесточайшей реакции (1907тАФ1910). Даже Демьян Бедный, поэт, воспитанный непосредственно революционно-демократической культурой, находился тогда, по его собственным словам, Влв раздорожьеВ», и не видел выхода. Вот характерные строки из его стихов 1909 года:

Ликует злобный враг. Кровавой жатве рады,

Клубятся в черной мгле, шипя победно, гады.

Бой кончен. Нет бойцов. Призыва гневный клич

Напрасен: из живых никто не отзовется,

А мертвые из гроба не встают..

И я молчу. Молчу.

Запел бы тАФ не поется!

Заплакал бытАФ но слезы не текут.

Естественно, что Блоку было еще труднее. Его мечты о Влвольной волеВ» были абстрактны, неубедительны, в сущности, для самого поэта. Недаром он писал тогда К. Станиславскому, что, чувствуя Россию, как начало Влжизни или смерти, счастья или погибелиВ», он еще Влтолько внешне наивно, внешне бессвязно произносит имя: РоссияВ» (1908, VIII, 266). Господство самодержавно-столыпинских порядков он воспринимал как величайшее зло, как господство преступников. Плеве, Трепов, царедворцы и министры тАФ это для Блока Влгосударственные животныеВ», а Влсовременная русская государственная машина есть гнусная, вонючая старость, семидесятилетний сифилитикВ» (1909, VIII, 278).

Не зная, как преодолеть эту гнусную действительность, Блок искал подчас забвения в страстях, Влтопя отчаянье в винеВ». От того же Влнезнания о будущем, окруженности неизвестным, тАФ писал Блок Белому, тАФ я последователен и в своей любви к ВлгибелиВ» (1910, VIII, 318). ВлВсе так ужасно тАФ писал Блок в другом месте, тАФ что личная гибель, зарывание своей души в землю тАФ есть право каждого. Это тАФ возмездие той кучке олигархии, которая угнетает мирВ» (1911, III, 465).

Как протест против враждебной действительности и осмысливает Блок свою поэзию того времени. Он противопоставляет ее не только господствующей олигархии, но и литераторам тАФ проповедникам религиозно-мистических учений: Мережковскому, Розанову, Волынскому.. Маяковский как-то иронически заметил, что Вллучше уж от водки умереть, чем от скукиВ». Блок заявляет, что Влненужные и безобразныеВ» религиозно-философские собрания, доклады, прения тАФ это Влсловесный кафешантан, которому не я один предпочитаю кафешантан обыкновенный.. Там будут фонари, кокотки, друзья и враги, одинаково подпускающие шпильки, шабли и ликер. А на религиозных собраниях шабли не даютВ». И далее Блок так рисует действие своих тогдашних стихов: ВлМы, подняв кубок лирики, выплеснем на ваши лысины пенистое и опасное вино.. Захмелеете.. Вино отяжелит вас.. свалит с ног. И на здоровьеВ» (1907, V, 212).

Б. Соловьев в книге ВлПоэт и его подвигВ» пишет: ВлВ глазах Блока пьянство не было ВлслабостьюВ»; нет, он ВлводилВ» пьянствовать, усматривал в таком образе жизни особый и значительный смысл тАФ и не только не порицал пьянства и ВлзапояВ», а порою даже гордился ими.. У поэта само собой напрашивалась философия пьянства, забвения, Влопускания рукВ», как якобы единственно достойного выхода для любого честного человекаВ»

В этом высказывании верно то, что для Блока вино, действительно, было подчас средством ВлзабвенияВ», а поэзия ВлгибелиВ» (в частности, от вина) тАФ формой протеста против враждебной действительности. Но неверно, что Блок якобы видел во всем этом Влединственно достойный выход для честного человекаВ» и Влпорою гордился пьянствомВ». Напротив: у Блока образ поэта, отдавшегося запою, это, прежде всего, образ человека опустившегося и глубоко страдающего. Такая жизнь, рисует поэт, тАФ Влбезумная и глухаяВ», таящая ВлгибельВ» и ВлотравуВ». К трактирной стойке поэта Влпригвождает.. пьяным пьяная душа глухаяВ». И вообще свою поэзию ВлгибелиВ» Блок определял как бред и мрак:

Ты, знающая дальней цели

Путеводительный маяк,

Простишь ли мне мои метели,

Мой бред, поэзию и мрак?

Сказанным и определяется то, что решительно отличает Блока от современной ему собственно декадентской поэзии. В самом деле: как рисует любовь, винный разгул и прочее в этом духе декадентская литература того времени?

Это прежде всего тАФ литература цинично эротическая, насыщенная грубыми, часто тАФ противоестественными сексуальными эпизодами. Женщина трактовалась по Ницше, как предмет физического наслаждения, отдыха и развлечения. Уже Бальмонт объявлял великой ВлсмелостьюВ» Влсрывание одеждВ» и Влупоение роскошным теломВ» (ВлХочу быть дерзким, хочу быть смелымВ»). Игорь Северянин, продолжая эту линию и соединяя любовные развлечения с винными, провозглашал:

Вонзите штопор в упругость пробки, тАФ

И взоры женщин не будут робки!.

Да, взоры женщин не будут робки,

И к знойной страсти завьются тропки..

Плесните в чаши янтарь муската

И созерцайте цвета заката..

Раскрасьте мысли в цвета заката

И ждите, ждите любви раската!.

Ловите женщин, теряйте мысли..

Счет поцелуям тАФ пойди, исчисли!.

А к поцелуям финал причисли, тАФ

И будет счастье в удобном смысле!..

Певцом жизнелюбивого дворянства, Влморяков старинных фамилий, пьющих вино в темных портах, обнимая веселых иностранокВ», женщин Влнежно развратных, чисто порочныхВ» гордо объявлял себя модный М. Кузмин, заодно благословляя педерастию.

В декадентской прозе того времени еще более обнажался этот закопченный индивидуализм, соединенный с грубой эротикой. Тот же М. Кузмин в повести ВлКрыльяВ» воспевал мужеложство как ВлкрыльяВ» культуры и мудрости, а Зиновьева-Аннибал упоенно возносила лесбийскую любовь. Знаменем этой прозы стал Санин, которого Арцыбашев рисовал как человека высокого сознания, как подлинную Влсвободную личностьВ». М. Ольминский тогда же заметил, что этот ВлгеройВ» знает в жизни лишь две вещи: ВлВодку и девкуВ».

Именно здесь, в этой подлинно декадентской литературе и можно найти, говоря словами Б. Соловьева, Влгордость пьянствомВ» и Влфилософию забвения, как единственно достойного выхода для честного человекаВ» (если, разумеется, учитывать, что Северянин, Кузмин, Арцыбашев видели в своих героях Влчестных людейВ»). Но ведь литература эта сознательно отгораживалась от социально-политической жизни своего времени, утверждая мир личных наслаждений, как мир самоцельный.

Лирика Блока никогда не имела ни такой направленности, ни такого смысла. Она с самого начала, даже в мистический период, была облагорожена стремлением ко благу людей. А по мере ухода от мистики и обращения к реальной жизни Блок все более осознавал, что судьбы России тАФ это его собственные судьбы: Вл..жизнь или смерть, счастье или погибельВ». И об этом своем неизменном пути к Родине и к социальной теме, об этой неизменной направленности своего творчества Блок с исчерпывающей ясностью рассказал в письме к К. Станиславскому (1908): ВлТеме о России я сознательно и бесповоротно посвящаю жизнь. Все ярче сознаю, что это тАФ первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный. К нему-то я подхожу давно, с начала моей сознательной жизни и знаю, что путь мой в основном своем устремлении, как стрела, прямой.. Несмотря иа все мои уклонения, падения, сомнения покаяния, тАФ я идуВ» (VIII, 265, 266).

Несомненно, Влуклонения, падения, сомненияВ» Блока в известной мере выразились и в лирике страстей и вина. Но даже здесь любовь и вино не были для поэта самоцелью. За ними возникал второй план: социальный, путь к Родине. В двух стихотворениях, непосредственно посвященных теме ВлзапояВ» и любви-стихии, это сказалось с особой отчетливостью.

Вот первое стихотворение:

Я пригвожден к трактирной стойке.

Я пьян давно. Мне все тАФ равно.

Вон счастие мое тАФ на тройке

В сребристый дым унесено..

Летит на тройке, потонуло

В снегу времен, в дали веков..

И только душу захлестнуло

Сребристой мглой из-под подков..

В глухую темень искры мечет,

От искр всю ночь, всю ночь светло..

Бубенчик под дугой лепечет

О том, что счастие прошло..

И только сбруя золотая

Всю ночь видна.. Всю ночь слышна..

А ты, душа.. душа глухая..

Пьяным пьяна.. Пьяным пьяна..

(1908, III, 168)

Казалось бы, поэт здесь дошел до крайней черты: Влдуша глухая пьяным пьянаВ». И все-таки не покидает его образ иного ВлсчастьяВ» тАФ мчащаяся тройка, мечущая светоносные искры Влв глухую теменьВ». А ведь мчащаяся тройка для Блока тАФ образ России, и это проходит во многих его стихах, в ВлПесне судьбыВ», в статьях. В частности, в ВлЗаписных книжкахВ» читаем: ВлИ вот поднимается тихий занавес наших сомнений, противоречий, падений и безумств: слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Видите ли ее, ныряющую по сугробам мертвой и пустынной равнины? Это тАФ Россия, летит неведомо куда.. Кто же проберется навстречу летящей тройке, тропами тайными и мудрыми, кротким словом остановит взмыленных коней, смелой рукой опрокинет демонского ямщика?. (3. К. 1908, 117,118).

Так, даже Влпригвожденный к трактирной стойкеВ» и сквозь Влзанавес падений и безумствВ», поэт страстно устремляется к Родине. Даже в этом состоянии Влсбруя золотая всю ночь видна..В»

Другое стихотворение обнаруживает социальный план лирики любовных страстей. И здесь еще конкретнее выражено стремление поэта к Родине, ее народу и его труду:

Хорошо в лугу широким кругом

В хороводе пламенном пройти,

Пить вино, смеяться с милым другом

И венки узорные плести,

Раздарить цветы чужим подругам,

Страстью, грустью, счастьем изойти, тАФ

Но достойней за тяжелым плугом

В свежих росах поутру идти.

(1908,III, 161)

В черновых набросках к стихотворению эта тема раскрыта еще шире:

И над этим плугом тАФ все мечтанья,

И под этим плугом тАФ вся земля,

И душа тАФ как в первый миг свиданья,

И душа тАФ как парус корабля.

(III, 556)

Л. И. Тимофеев так определяет значение лирики страстей и вина Блока: ВлРомантический облик поэта своим прожиганием жизни, безрадостной любовью, трагическим пьянством бросает вызов окружающей жизни, обличает ее своей гибельюВ». Справедливые слова. Но можно сказать и решительнее. Этой лирикой Блок не только обличает гибельность окружающего его мира; не только обнажает трагедию Влдетей страшных лет РоссииВ», жизнь которых, по слову поэта, была Влвтоптана в землюВ» Треповыми, Столыпиными, ВлсытымиВ» и чудовищно искажена Влненужной и безобразнойВ» лжекультурой мистиков, декадентов, Влстарой верыВ». В этой лирике намечается также путь в будущее: к Родине, к людям труда, к достойной человеческой жизни. Об этом Блок писал одному своему корреспонденту: ВлЕсли вы любите мои стихи, преодолейте их яд, прочтите в них о будущемВ» (1912, VIII, 386).

Да, Блок был несомненно подвержен влияниям декадентской культуры. Но ведь Блок испытывал влияние и другой культуры: демократической культуры гуманизма, оптимистического приятия жизни, веры в силу разума, в красоту человека, веры в революцию.

ВлДля меня, тАФ писал он А. Белому, тАФ и место-то, может быть, совсем не с Тобой, Провидцем и знающим пути, а с ГорькимВ» (1905, VII, 138). А через два года в статье ВлО реалистахВ»: Вл..Если и есть реальное понятие ВлРоссияВ».. тАФ то выразителем его приходится считать в громадной степени ГорькогоВ» (V,103).

И по мере того как Блок освобождался от Влтонких, сладких своих, любимых, медленно действующих ядов, возвращаясь к более простой, демократической пищеВ», его любовная лирика все более и более расширяла свои положительные начала и обретала новые мотивы.

Уже в момент напряженного звучания трагических мотивов ВлСнежной ДевыВ» (1906) Блок создает замечательные стихи о простой и здоровой любви, пробуждающей человека к жизни и творчеству. Таковы два стихотворения ВлСольвейгВ»:

Ты пришла тАФ и светло,

Зимний сон разнесло,

И весна загудела в лесу!.

Это небо тАФ твое!

Это небо тАФ мое!

Пусть недаром я гордым слыву!.

(II, 98)

Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный путь!

Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь!.

Чтоб над омытой душой в вышине

День золотой был всерадостен мне!

(II, 126)

В том же году Блок пишет стихотворение ВлХолодный деньВ», где любимая ведет поэта к людям труда тАФ разделить их тяжелую жизнь:

И вот пошли туда, где будем

Мы жить под низким потолком,

Где прокляли друг друга люди,

Убитые своим трудом..

Нет! Счастье тАФ праздная забота,

Ведь молодость давно прошла.

Нам скоротает век работа,

Мне тАФ молоток, тебе тАФ игла.

Я близ тебя работать стану,

Авось, ты не припомнишь мне,

Что я увидел дно стакана,

Топя отчаянье в вине.

(II, 191)

Показательны и другие стихотворения.

В ВлСыром летеВ» дается образ женщины, как бы объединившей в себе все стихии: Влогонь, ветер, скорбь, страстьВ». Поэт рисует ее как великую силу, в двойственных потенциальных возможяостях ВлкометыВ»: ВлОна могла убить тАФ могла и воскреситьВ». И это, очевидно, не ново для Блока.

Но зато новым оказывается сопоставление силы этой женщины с другой великой силой, которая тоже может Влубить и воскреситьВ», тАФ с силой рабочего-революционера.

Весной я видел смельчака,

Рабочего, который смело на смерть

Пойдет, и с ним тАФ друзья. И горны замолчат,

И остановятся работы разом

На фабриках. И жирный фабрикант

Поклонится рабочим в ноги.

Здесь впервые связывается у Блока тема женщины стихийных страстей с темой реальной России и темой революции. Выход к Влвольной волеВ» начинает принимать конкретно-исторические формы.

И еще один существенный и новый для Блока мотив намечается в этом стихотворении. ВлЖенщина с рабочимВ» как силы, способные творить великие дела, противопоставляются окружающей поэта нетворческой, бессильной жизни:

И мeж своих тАФ я сам не свой. Меж кровных

бескровен тАФ и не знаю чувств родства.

(1907, II, 334)

Так возникают у поэта два чужих и враждебных друг другу мира: ненавистный мир комнатной ограниченности, бессилия и большой мир активных дел.

В стихотворении ВлМеня пыталиВ» чужой поэту мир, в котором он живет, возникает в ином аспекте. Это не только мир бессилия, как в ВлСыром летеВ», но и мир страшной Влстарой верыВ», тАФ инквизиторской пытки, требующей возмездия:

Меня пытали в старой вере.

В кровавый просвет колеса

Гляжу на вас. Что взяли, звери?

Что стали дыбом волоса?

Глаза уж не глядят тАФ клоками

Кровавой кожи я покрыт.

Но за ослепшими глазами

На вас иное поглядит.

(1907, II, 336)

Конечно, Блок, несмотря на все сказанное, остается двойственным. Он еще продолжает видеть в Снежной Деве потенциальные возможности воскрешающей человека силы: недаром он ставит ее рядом с революционным рабочим. Во вступительном стихотворении к циклу ВлЗаклятие огнем и мракомВ», где тема страстей дана наиболее развернуто, поэт находит в Снежной Деве и Влбуйный ветер в змеиных кудряхВ», и Влнеразгаданное имя богаВ». Но за всем тем в его поэзии все более проходит уже не метафизический безысходный Влстрашный мирВ», а сложная реальная жизнь с ее Влудачами и неудачамиВ», плачем и смехом, колодцами городов, трудом, пьянящими веснами.. И Блок принимает эту жизнь, как боец, не Влбросая щитаВ» перед Влвраждующей силойВ».

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!

(1907, II, 272)

Вместе с тем переход от метафизического Влстрашного мираВ» к миру реальных отношений существенно меняет любовную лирику Блока. В одном из стихов цикла ВлФаинаВ», обращаясь к девушке, замученной печальными мыслями Вло смертиВ», о Влконцах и началахВ» тАФ в духе модного тогда декадентства, тАФ Блок советует:

Я хотел бы,

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо.

(1908, II, 288)

О том же пишет Блок в письме к Белому: ВлНикакого ВлоргиазмаВ» не понимаю и желаю трезвого и простого отношения к действительностиВ» (1907, VIII, 190).

Наиболее художественно сильные и зрелые стихи о любви Блок и создает, когда переходит к трезвому и простому отношению к действительности, осознав, что Влмир бесконечно больше и прекрасней, чем каждый из насВ».

В стихотворении ВлУнижениеВ» Блок рисует публичный дом: пропыленные портьеры, полинялые диваны, ковры, циничные журнальные иллюстрации, звон стаканов.. Купчики, шулера, студенты, офицеры.. Женщины здесь превращаются в садисток, вонзающих Влострый французский каблукВ» в сердца мужчин тАФ Влне мужа, не жениха, не другаВ»; их красивые лица искажены мукой:

Только губы с запекшейся кровью

На иконе твоей золотой

Преломились безумной чертой..

А мужчины здесь и вовсе не люди:

Этих голых рисунков журнала

Не людская касалась рука..

И рука подлеца нажимала

Эту грязную кнопку звонка..

Вся образная структура стихотворения обнажает бесчестие, ужас этой жизни. Шелест платья женщин ползет Влсловно тяжкий сытый, пыльный змейВ», их зазывания тАФ Влсвист замогильныйВ», а вечерний закат, на фоне которого изображен дом, ассоциируется с убийством:

К эшафоту на казнь осужденных

Поведут на закате таком..

Так в мире, где все продается, самые прекрасные чувства, жизнь человека превращаются в казнь и унижение:

Разве дом этот тАФ дом в самом деле?

Разве так суждено меж людьми?

Разве это мы звали любовью?

(1911, III, 31)

Теме изуродованной любви посвящен и ряд других стихотворений, волнующих страшными человеческими судьбами.

Это девушка, изнемогающая от бессилия своей чистой, юной мечты, жадно ищущая людской отзывчивости и раздавленная равнодушием (ВлНа железной дорогеВ»):

Не подходите к ней с вопросами,

Вам все равно, а ей тАФ довольно:

Любовью, грязью иль колесами

Она раздавлена тАФ все больно.

Это женщина, Влизведавшая все мукиВ», оставшаяся Влодна на светеВ» (ВлТот разлюбил и бросил, этот.. просто дикий зверьВ»), но сохранившая чуткость к людям, высокое сознание человеческого достоинства (ВлЖенщинаВ», 1914, III, 149).

Это и женщина, отдавшаяся, подобно самому поэту, Влпогибельным страстямВ», тАФ Влбезбожная, пустая, незабвеннаяВ», вставшая Влперед судом.. в униженье, в резком, неподкупном свете дняВ». И поэт не может, не смеет ее осудить. Он знает, чем вызывается ВлунижениеВ» человека и как неимоверно труден жизненный путь:

Я не только не имею права,

Я тебя не в силах упрекнуть

За мучительный твой, за лукавый,

Многим женщинам сужденный путь..

(1915, III, 151)

Теме губительности жизни в страстях и хмелю посвящено также стихотворение ВлО доблестях, о подвигах, о славеВ». Но здесь обнаженнее вина обоих любящих: его, ушедшего в мир вина и страстей, и ее, Влотдавшей судьбу другомуВ». В сущности, это новый вариант мотива Влразве так суждено меж людьми?В» И важно подчеркнуть, что нет в стихотворении метафизического Влстрашного мираВ» и его ВлметелейВ»: перед нами тАФ реальная, психологически правдивая повесть об утерянной жизни. И с какой же удивительной и глубокой человечностью, как Влпросто и трезвоВ» рассказана эта печальная повесть (где звучат отклики семейной трагедии самих Блоков):

О доблестях, о подвигах, о славе

Я забывал на горестной земле.

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной сияло на столе.

Но час настал, и ты ушла из дому.

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Ты отдала свою судьбу другому.

И я забыл прекрасное лицо.

Летели дни, крутясь проклятым роем..

Вино и страсть терзали жизнь мою..

И вспомнил я тебя пред аналоем.

И звал тебя, как молодость свою..