Поэзия В. Брюсова

И.Машбиц-Веров

Брюсов, как мы знаем, отказывался от чести считаться Влвождем символизмаВ». Вместе с тем, по его словам, когда старшие сотоварищи его оставили и Влвокруг него группировались все более молодые поколенияВ», он оказался в центре движения.

Но это лишь часть правды. Положение было сложнее. И если в своих эстетических взглядах Брюсов расходился с Мережковским и стремился найти общий язык с молодыми, то он все же в главном расходился и с ними. А в своем поэтическом творчестве, как будет далее показано, Брюсов постоянно вообще вырывался за грани символизма.

Между тем Брюсова как поэта многие критики, особенно в дооктябрьский период, целиком относили к символистам и даже подчас к теургам. Убедительный пример тАФ известная в свое время книга Эллиса ВлРусские символистыВ», вышедшая в 1910 году.

ВлВесь путь Брюсова, тАФ утверждает Эллис, тАФ последовательное и внутренне-единое раскрытие все того же, что и в начале, постижения, утончение того же методаВ». Это выявление Влединого творческого ВлЯВ», прибегающего для Влзакрепления символаВ» (т. е., по Эллису, для постижения ВлноуменаВ») то к резкому импрессионизму (ранний период), то к пластической, парнасской форме (позже). И это всегда тАФ мистическое Влпознание мираВ», Влжажда бесконечногоВ» (Влgout d'infiniВ»), Влмятущийся хаос затаенных, внутренних противоречийВ» и т. п.

Эллисом верно отмечены Влбезграничная жажда знанийВ» и глубокие внутренние противоречия поэта. Но подлинный смысл этих характерных черт Брюсова критиком извращен. Дело обстоит иначе.

Прежде всего, Влхаос внутренних противоречийВ», говоря словами Эллиса, тАФ типичнейшая черта всего старшего поколения символистов. Эти противоречия неизбежно возникали как следствие попытки преодолеть действительность Влтворимой легендойВ». А Влжажда знанийВ», в известной мере характерная для них, была стремлением к лжезнанию, к постижению ВлиномирногоВ».

Совсем иной смысл имеют жажда знаний и внутренние противоречия у Брюсова. Поэт имел право сказать: ВлЕсли бы мне жить сто жизней, они не насытили бы всей жажды поздания, которая сжигает меняВ». Однако его, по существу, никогда не удовлетворяли субъективистские религиозно-метафизические, символистские ВлпостиженияВ». Не случайно он писал в начале 1908 года Е. А. Ляцкому: ВлДля меня трансендентное есть абсолютно непостижимое, и всякого суеверия я чужд совершенноВ». И Брюсов постоянно стремился осмыслить реальный мир: бесконечное разнообразие форм человеческого бытия, мышления, поведения в самых различных веках и странах. Это вовсе, стало быть, не эллисовская мистическая Влжажда знанийВ»!

Брюсов никогда не создавал Влтворимых легендВ», противопоставленных ВлтьмеВ» жизни, никогда не искал утешения в ВлиномирномВ». Но он был во многом противоречив, ибо, с одной стороны, долгие годы так или иначе разделял и даже формулировал по-своему принципы символизма, а с другой, сам же их нарушал, то и дело вырываясь из искусственного мира агностицизма и метафизики. Противоречия Брюсова поэтому тАФ противоречия ищущей, неудовлетворенной мысли.

Как же ВлвыламываниеВ» из символизма выразилось в его поэзии?

Собственно поэтом-символистом, относительно последовательным, Брюсов выступал лишь в самые первые годы своего творчества, примерно до книги ВлTertia VirgiliaВ» (1897тАФ1901).

Однако и в самые ранние годы как символист Брюсов своеобразен и существенно отличен от других поэтов старшего поколения.

В самом деле: у Мережковского, Гиппиус, Сологуба, Минского, Бальмонта главным является стремление постигнуть ВлноуменВ» и, в связи с этим, отрицание ложного и страдальческого реального мира тАФ Влзловонной клеткиВ». Это, стало быть, прежде всего, поэзия об уходе от реального мира и о постижении (в мечтах, мигах, творимой легенде, смерти) ВлиномирногоВ».

У раннего же Брюсова в центре внимания совсем иное: темы специфически-поэтического характера тАФ творческий процесс, парнасство, новые приемы мастерства. В духе идей французского символизма, вслед за Верленом и Малларме, Брюсов утверждает в известном стихотворении ВлТворчествоВ» музыкальность и алогизм (Влсветит месяц при лунеВ») как основу поэзии. И он заявляет по этому поводу: ВлКакое мне дело до того, что на земле не могут быть одновременно видны две луны, если для того, чтобы вызвать в читателе известное настроение, мне необходимо допустить эти две луны на одном и том же небосклонеВ».

В этом же плане получает свое объяснение нашумевший опус: ВлО, закрой свои бледные ноги!В» По словам Брюсова, это было тем же исканием новых форм: ВлИдеал стихотворения тАФ путем одной строки вызвать нужное настроениеВ». Вместе с тем стих этот был, несомненно, эпатирующим выступлением против гражданственности в поэзии.

Те же темы тАФ специфика творческого процесса в духе парнасства и формализма тАФ утверждаются и декларируются Брюсовым в программном для того времени стихотворении ВлЮному поэтуВ» (1896). Три его завета не содержат ничего от мистических постижений ВлиномирногоВ». Но зато формулируется кредо парнассизма и органически связанного с ним индивидуализма: ВлНе живи настоящимВ», Влникому не сочувствуйВ», Влпоклоняйся искусству, только ему безраздумно, бесцельноВ».

Брюсов в этот период, по собственному признанию, стремился к чисто поэтическим целям. ВлВ двух выпусках ВлРусских символистовВ», тАФ писал он, тАФ я постарался дать образцы всех форм новой поэзии: словесную инструментовку, парнасскую четкость, намеренное затемнение смысла в духе Малларме.. и т. д.В».

Если теперь от сборников ВлРусские символистыВ» обратимся к первым книгам Брюсова ВлJuvenaliaВ» (1892тАФ1894) ВлChefs d'oeuvreВ» (1894тАФ1896) и ВлMe eum esseВ» (1896тАФ1897), книгам технически во многом слабым, но шире и полнее характеризующим облик поэта, то здесь, несомненно, мы встретимся уже с целым рядом основных мотивов всего старшего поколения: земная жизнь тАФ Влпризрак и сонВ», которые выражают нечто Влвысшее, святоеВ», Влигру ВсевышнегоВ» (ВлПервый снегВ», ВлЯ вернулся на яркую землюВ»); поэту Влнездешнего мира слышатся звукиВ» (ВлМучительный дарВ»); утверждается ВлочистительнаяВ» роль страданий (ВлО, плачьте, о, плачьтеВ») и т. п. ВлСо мной не хотели считаться, иначе как с ВлсимволистомВ», тАФ иронически замечает впоследствии Брюсов, говоря о том времени, тАФ я постарался стать им, тАФ тем, чего от меня хотелиВ».

Однако и в названных книгах гораздо больше стихотворений, не имеющих отношения к символизму, противостоящих ему: стихотворения целиком реалистические (о любви, о природе вне всяких метафизических ВлсоответствийВ»); стихотворения, прославляющие радость жизни; или, наконец, стихотворения, утверждающие давнее его положение: главное в творчестве тАФ мастерство (в духе парнассизма).

И я хочу, чтоб все мои мечты,

Дошедшие до слова и до света,

Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, открывший том поэта,

Упьется в нем и прелестью сонета

И буквами спокойной красоты!

(1894, ВлСонет к формеВ»)

Книга ВлTertia VigiliaВ» (1897тАФ1901) знаменует отход Брюсова от парнассизма и формализма и переход на несколько иные позиции. Теоретически эти новые взгляды получили свое выражение с статье ВлИстиныВ», опубликованной в 1901 году в альманахе ВлСеверные цветыВ». Необходимо сказать несколько слов об этой статье.

С позиций кантианства и релятивизма Брюсов объявляет здесь, что наука неспособна познать жизнь и единственный ее смысл тАФ Влудовлетворение жажды деятельности мысли, не большеВ». Наука, стало быть, объявляется, по существу, игрой мысли. А противоречивые теории ученых и философов тАФ не более чем Влобразы многих Дон-ЖуановВ».

В силу сказанного важно не то, что человек приходит в науке или философии к истине или заблуждению: все одинаково истинно и ложно. Важно найти свою истину, никогда ничем не удовлетворяться, всегда искать: ВлМысль тАФ вечный Агасфер, цель тАФ самый путьВ»; задача же философиитАФВлпроследить все возможные типы миросозерцанияВ».

То же относится и к художнику. Художник не познает никакой объективной истины: добра, зла и т. п. ВлЦель творчества тАФ самопостижениеВ», выражение своих Влглубинных чувствВ», которые ВлбезмолвныВ». И переживания эти драгоценны совершенно независимо от того, Влдостойны или недостойны настроения, затаенные в художникеВ». ВлНет низменных чувств, и нет ложных, тАФ заключает Брюсов. тАФ Что во мне есть, то истинно. Не человек мера вещей, а мгновение. Истинно то, что признаю я, признаю теперь, сегодня, в это мгновениеВ».

Слов нет, отрицание познаваемости мира, крайний индивидуализм, аморальность, пассивно-релятивистское отношение к действительности, тАФ все это представляло широкую возможность для создания произведений в духе старшего поколения символистов. И естественно, что подобных произведений в ВлTertia VigiliaВ» немало. Незачем, однако, следить за этой линией творчества поэта: здесь он повторяет уже известные нам мотивы. Интересно и важно проследить другое: как даже в этот период Брюсов на деле вырывается из круга утверждаемых им ВлистинВ», вырывается тем самым из круга символизма.

Рассмотрим в этом плане прежде всего ВлTertia VigiliaВ».

Из двенадцати разделов книги только в трех (ВлПрозренияВ», ВлМыВ», ВлИз дневникаВ») более или менее последовательно воплощена символистская концепция. Такова декларация, что, мол, именно Влмы тАФ символисты тАФ гребень встающей волныВ», что Влв будущем восторжествуем мыВ». Таковы намечаемые, правда большей частью пунктиром, неразвернуто, знакомые мотивы старшего поколения: жизнь тАФ Влцарство тьмыВ», Влсон тюрьмыВ», Влмы только стон у вечной граниВ», Влиз жизни бледной и случайнойВ» сотворим легенду; Влв смерти тАФ возрожденьеВ»; Влмы выше мира тленного и в наших душах богВ».

Но вместе с тем даже в этих разделах звучат подчас совсем иные, казалось бы, неожиданные мотивы. Так, в противовес пессимизму старшего поколения, объявляется, что Влсладко жить настоящимВ», Влрадость в сознании житьВ», Влсладостна жизнь от конца до конца..В» Или оказывается, что среди своих друзей-символистов, которым он предвещает ВлвенцыВ», поэт все же чувствует себя ВлотторженнымВ». И когда настанет время и Влпобедят мои друзья тАФ над жалкой их победою засмеюся первым яВ» (ВлС неустанными молитвамиВ»).

Указанные мотивы не случайны. Наоборот, они, по существу, определяют основную направленность всей книги.

В самом деле, открывается ВлTertia VigiliaВ» циклом ВлВозвращениеВ». От чего же и к чему ВлвозвращаетсяВ» поэт? Оказывается, услышав Влтрубный звукВ», поэт уходит от одиночества, от поисков забвения в природе, в любовных страстях и ВлМечтеВ», ибо его Влдух испытанный не властен не проницать до глуби дальВ», невластен не обращаться к неизменным исканиям.

В следующем стихотворении тАФ ВлЯВ» тАФ и воспеты эти искания. Несомненно, они очень сложны и противоречивы, познаваемые поэтом ВлдалиВ». Ведь это (как мы знаем из статьи ВлИстиныВ») тАФ Влпрослеживание всех возможных типов миросозерцанийВ». Действительно, огромный, разноречивый мир! Поэт, вступив в него, поклоняется и Астарте (богине любви, радости жизни) и Гекате (богине ночных ужасов); язычеству и христианству; любовным страстям и мудрости ВлАкадемийВ», телесному и мистическому.

Но поэт не ВлизнемогаетВ» в этой Влтьме противоречийВ». Напротив,тАФ

Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих..

Таким образом, неутомимая жажда знаний тАФ священный завет поэта, его кредо, его пафос, о котором он и возвещает, переходя к зрелости, став Влна третью стражуВ».

Различные мировоззрения, нравы, уклады, стремления и прослеживает далее поэт в ВлTertia VigiliaВ». Центральный в этом смысле раздел тАФ ВлЛюбимцы вековВ»; примыкает к нему раздел ВлБлизкимВ».

Так обнаруживается, что для Брюсова этот мир вовсе не ВлпаучьеВ» гнездо (Гиппиус), не царство ВлнедотыкомокВ» (Сологуб) , не Влодиночное заключениеВ» (Мережковский). Наоборот, это интересный, разнообразный, по-разному богатый мир.

Еще более решительно расходится Брюсов со старшими символистами в той конкретной философско-поэтической трактовке, какую он дает мыслям, делам и людям разных эпох. История для Брюсова тАФ прежде всего долгий путь культуры веками накапливаемых знаний, утверждающих веру в человека.

Поэтому отнюдь не ВлАссаргадонВ», полагающий, что слава и величие в завоеваниях, в Влмощном тронеВ» тАФ гордость человечества. Деяния Ассаргадона тАФ лишь Влтень в безумном снеВ». Истинное же величие тАФ показывает Брюсов тАФ в Влхалдейском пастухеВ», человеке ищущей мысли, стремящемся проникнуть в Влтаинства мировВ»:

Ты жадно смотришь в даль; ты с вышины холма

За звездами следишь, их узнаешь и числишь,

Предвидишь их круги, склонения.. Ты мыслишь,

И таинства миров яснеют для ума..

И в этой радости дай слиться на мгновенье

С тобой, о искренний, о неизвестный друг!

С тем же, по существу, встречаемся в ВлАлександре ВеликомВ». Поэт ВлмолитсяВ» на него. Но славу Александра он видит не в его воинских доблестях, Влне в час ужасных боевВ». Александр Македонский для него ВлбожествоВ», но величие его в том, что он вывел людей из дикого состояния, открыл им красоту мира: Кавказа, пустынь, морей; в том, что он тАФ в неустанных познаниях, в Влстремленья от судьбы к судьбе инойВ»:

Ты возвал к ним: ВлВы забыли, кем вы были, что теперь!

Как стада, в полях бродили, в чащу прятались, как зверь..

Или мните: государем стал я милостью мечей?.

Особый интерес представляет образ Данте. В том же году, что и Брюсов (1898), стихотворение о великом итальянском поэте создал Бальмонт. Поучительно сравнение этих произведений.

Данте был близок символистам. Для них, по слову Брюсова, это Влродная теньВ». Бальмонт рисует Данте целиком в символистском духе. Это одинокий ВлпророкВ», религиозный мечтатель, молящийся Влв ночной тишиВ». Его судьба тАФ жить в Влбезлюдной пустыне, пытаясь тщетно цепи тьмы порватьВ», призывая Влсмерть, как другаВ». В ответ на его молитвы к нему является Влсвятая ТеньВ», которая учит Влблаженству за других душой страдать.. ненавидящих любитьВ».

Очевидно, что образ, созданный Бальмонтом, тАФ религиозный вариант ого обычного лирического героя, героя всего старшего поколения символистов, для которых тьма жизни тАФ непреодолима, смерть тАФ желанна, ВлистинаВ» и спасение тАФ в религии и мечте.

У Брюсова иной образ Данте.

Прежде всего, из абстрактно-религиозного мира великий итальянец переносится в реально-историческую обстановку: то было время, когда Влс гвельфами боролись гибеллины!В» Эпоха Данте осмысливается как время дикости, варварства, когда кругом раздавался Влвой во славу побед людей, принявших вид звериныйВ». Но этот Влзвон мечей, проклятия и крикиВ» для Данте тАФ ложь, ВлбредВ». Брюсов подчеркивает: Данте, Влверивший в величие людейВ», предвидит Влв дали временВ» иных людей, жаждет воскрешения человека и человечности.

У Брюоова Данте тАФ не религиозный мистик, ищущий спасение в христианском смирении, а гуманист, убежденный в лучшем будущем человечества, которое придет вовсе не от Влсвятой ТениВ». Не случайно в другой редакции этого стихотворения говорится о Данте: ВлОн всех хотел любить, он жаждал дать Италии свободуВ».

Интересно также отметить брюсовокие образы Лейбница и Лермонтова (из цикла ВлБлизкимВ»). Здесь характерно, прежде всего, самое обращение поэта к ЛейбницутАФмыслителю и ученому: ВлЯ знаю тАФ ты со мной! Я вижу строгий лик, я чутко слушаю великие урокиВ». И Лейбниц велик для Брюсова тем, что любит людей, учит их, заботится об их будущем: ВлНо ты не проклинал людей, учил их, как детей, ты был их детских снов заботливый хранительВ».

Ту же заботу о людях, живое участие к ним подчеркивает Брюсов и в Лермонтове, разглядев за его угрюмостью, усмешкой и проклятиями Влмладенческую печальВ» о людях: Ты никогда не мог быть безучастным !

В том же стихотворении (ВлК портрету М. Ю. ЛермонтоваВ») отчетливо возникает и другой характерный мотив ВлTertia VigiliaВ», противостоящий символизму: утверждение, что поэт тАФ не пассивный созерцатель, уходящий от Влбушующей жизниВ» в Влтворимую легендуВ», а боец, находящийся в гуще жизни. Кстати сказать, это обнаруживается и в брюсовской трактовке Данте.

Так возникает образ воина, осмысливаемый поэтом несколько необычно тАФ как воплощение человеческой активности во имя прогресса и культуры в единении со своим народом. И вот Брюсов, пришедший в ВлгостиВ» к Влотдаленным предкамВ», хотя и остается поэтом (Влсложу им песнюВ»), но прежде всего ощущает себя участником всех трудных дел своих пращуров:

Мне не трудно далась бы наука

Поджидать матерого тура.

Вот я чувствую гибкость лука,

На плечах моих барсова шкура.

А в другом стихотворении (ВлСтарый викингВ») Брюсов видит величайшую трагедию человека именно в том, что он может перестать быть воином. Самая же заветная мечта поэта:

Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя.

Третий мотив ВлTertia VigiliaВ», противостоящий символизму и как бы обобщающий всю книгу, тАФ утверждение радости жизни, радости земного, ВлтелесногоВ».

Так уже среди ВлЛюбимцев вековВ» Брюсов воспевает Психею. По греческой легенде, Эрот, всеобщий любимец Олимпа, женится на Психее. Боги решают преподнести невесте высокий подарок: наделить божественным достоинством, сделать полноправной в надземном царстве. По Брюсову, однако, Психея этому не очень рада. В ВлнеземномВ» мире она видит бесстыдство, злобу, зависть, и земля ей представляется чище, богаче, желанней:

И на пиру богов, под их бесстыдный смех,

Где выше власти все, все тАФ боги и богини,

Не вспоминала ль ты о днях земных утех,

Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

Клеопатру, которая умела жить земными радостями, Брюсов воспевает как женщину, Влбессмертную прелестью и страстьюВ» (ВлКлеопатраВ»). И он ставит ее рядом с Влбессмертным искусствомВ» тАФ высшая похвала в устах поэта. Кассандра у Брюсова, в свою очередь, не Влведает утех небытияВ» тАФ единственно дорог ей реальный, утраченный мир (ВлКассандраВ»), и т. д.

Во всем разделе ВлУ моряВ» дается реалистическая зарисовка красоты и величия земли без всякого мистического переосмысления. И этот земной мир оказывается вовсе не Влзловонной клеткойВ», населенной отчужденными друг от друга ВлзверямиВ». Наоборот, это мир радостного содружества людей:

Близкий, бесконечный,

Вольный мир вокруг,

И случайный встречный тАФ

Как желанный друг.

Особенно интересен раздел ВлВ стенахВ», посвященный теме города тАФ одной из важнейших тем поэта.

Город Брюсова тАФ двулик. То он возникает, как ВлмогилаВ», начало бессилья и комнатности, то тАФ наоборот тАФ как великая культурная сила, за которой тАФ будущее, но которая несет, вместе с тем, неизбежные катастрофы и войны.

В городе, по Брюсову, мы Влвлачимся медленно в пылиВ», когда остаемся комнатными, отграниченными от большого мира: когда нам Влдорого наше бессильеВ», в Влкомнатной пыли, среди картин и книгВ», во власти Влотдельного стиха, отдельного мигаВ». А между тем есть другой мир тАФ Влярких красокВ», активности, борьбы, о котором поэт и мечтает:

А мне что снится тАФ дикие крики.

А мне что близко тАФ кровь и война.

Мои братьятАФ северные владыки,

Мои время тАФ викингов времена.

Так образы Влвойны и кровиВ» закономерно связываются с темой города, точнее тАФ с его вторым ликом, воплощающим растущую в веках культуру, творческую мысль, побеждающую в жестокой войне косный мир:

Жадно тобой наслаждаюсь.

Сумрак улиц священный!

Тайно тебе поклоняюсь,

Будущий царь вселенной!

Ты далеко руки протянешь,

В пустыни, ко льдам, на горы..

И Брюсов ясно предвидит это будущее: ВлЯ провижу гордые тени грядущих и гордых вековВ». Там полностью развернутся способности человека (Влвся мощь безмерных желанийВ»), там будет создана Влжизнь, озаренная чудомВ».

Но вместе с тем Брюсову представляется, что в этом движении вперед тАФ Влкаждый миг тАФ роковойВ», что в этих Влнайденных словахВ» о чуде будущего таится одновременно ВлужасВ».

Так уже в книге ВлTertia VigiliaВ» возникает мотив Влгрядущих гунновВ», который по-разному будет впоследствии варьироваться. Покуда же он дан еще как бы в латентном состоянии. Поэт славит неизбежную катастрофу, ВлпламеньВ», который освежит жизнь, и приветствует его, хотя предвидит, что он обернется к нему ВлврагомВ»:

Ты станешь некогда врагом,

Ты до неба воспрянешь!

И день, венчанный вечным днем, тАФ

Я жду, тАФ и ты настанешь!

Город, воспеваемый как творец культуры, будущий владыка земли, оказывается и вестником трагедии: он некогда принесет поэту гибель. И все же Брюсов благословляет его. ВлПламяВ» прядущей катастрофы ему, как воину, ВлблизкоВ», и он рад быть хотя бы частицей будущего:

Тайно тебе поклоняюсь,

Гряди, могущ и неведом!

Пред тобой во прах повергаюсь,

Пусть буду путем к победам!

Книга ВлTertia VigiliaВ» заканчивается циклом ВлЛирические поэмыВ». В этом жанре мировоззрение Брюсова предстает синтезированней. Так, в поэме ВлКраскиВ» поэт спорит с самим собой: он тАФ юноша, Влматериалист и позитивистВ» и он же тАФ в более зрелом возрасте тАФ ВлмагВ», ВлкудесникВ». Характерно, что для Брюсова и в этот период цельным тАФ Влуверенным и смелымВ», полным ВлкрасокВ», остается юноша; а теперешний Брюсов тАФ Влутомленный.. побежденный судьбойВ»..

В поэме ВлЗамкнутыеВ» (1900тАФ1901) главное тАФ тема города, а в связи с ней и тема Влгрядущих гунновВ». И опять, сквозь все противоречия в осмыслении культуры грядущей эпохи, возникает ясное предчувствие неизбежности катастрофы, неизбежной жестокой борьбы, воспринимаемой уже, в известной мере, в социальном разрезе: Влразделится мир на вражьих две ордыВ». И пусть новое, полное силы, Влневедомое племяВ» разрушит старую культуру, тАФ поэт приветствует его. Он сам примет участие в этом разрушении, ибо даже Влзаветные словаВ» старой культуры тАФ на деле рабство, ложь, тюрьма. А новые люди несут свободу и обновление земли, той реальной жизни, которая всегда была для Брюсова самым интересным и желанным:

И все, что нас гнетет, снесет и свеет время.

Все чувства давние, всю власть заветных слов,

И по земле взойдет неведомое племя,

И будет снова мир таинственен и нов.

В руинах, звавшихся парламентской палатой,

Как будет радостен детей свободных крик,

Как будет весело дробить останки статуй

И складывать костры из бесконечных книг.

Освобождение, восторг великой воли,

Приветствую тебя и славлю из цепей!

Я тАФ узник, раб в тюрьме, но вижу поле, поле..

О, солнце! О, простор! О, высота степей!

И в других поэмах (например, ВлЦарю Северного полюсаВ») восславляется безмерность человеческих исканий (ВлБез предела, без начала бег вперед, вперед!В»), храбрость людей, умеющих мужественно Влпасть в упорной борьбеВ», безмерная радость тАФ жить, чтобы бороться, величие человеческих деяний, оказывающихся сильнее смерти.

Да, жизнь для Брюсова тАФ не Влзловонная клеткаВ», а богатый и интересный мир разнообразной мысли, исканий, борьбы.

Поэт не ищет утешения в ВлмечтеВ», в ВлмигахВ», еще менее склонен воспевать смерть как великую утешительницу. Деяние, мужество, неутомимое стремление вперед, человек и поэт как воины тАФ такова устремленность поэзии Брюсова.

Не уход в ВлиномирноеВ», как это было у других старших символистов, является для него решением Влтайны бытияВ». Подлинная сфера его интересов тАФ сложные пути культуры, создаваемой человеком; будущее народа и человечества; богатство жизни на земле, борьба, искания, творчество.

Неудивительно поэтому, что уже в раннем Брюсове, за всеми декларациями о символизме, Максим Горький разглядел здоровое, позитивное, материалистическое начало. Об этом свидетельствует ряд его писем: ВлПознакомился с Брюсовым. Очень он понравился мне, тАФ скромный, умный, искреннийВ» (из письма А. П. Чехову, октябрь 1900 г.). ВлВы производите чрезвычайно крепкое впечатление. Есть что-то в вас тАФ уверенное, здоровоеВ» (В. Я. Брюсову, декабрь 1900 г.). ВлВы мне страшно нравитесь, я не знаю Вас, но в лице Вашем - есть что-то крепкое, твердое, какая-то глубокая мысль и вера. Вы, мне кажется, могли бы хорошо заступиться за угнетаемого человека, вот чтоВ» (ему же, февраль 1901 г.).

Очередная книга Брюсова тАФ ВлUrbi et OrbiВ» (ВлГороду и мируВ») появилась в 1903 году. Поэту было 30 лет. К чему же он пришел в этом возрасте, когда, как помним, Бальмонт писал о своей полной опустошенности (ВлСмерть, услада всех страданий, смерть, я жду тебя, спеши!В»).

ВлUrbi et OrbiВ» тАФ книга не только зрелого и замечательного мастерства. Это еще и книга чрезвычайно сложная по содержанию. И появилась она в сложное и ответственное время, по-своему отразив его. Основанные в конце 90-х тАФ начале 900-х годов специальные символистские издательства (ВлСкорпионВ», ВлГрифВ») выпустили подытоживающие творчество старших ВлСобрания стиховВ»; в 1903 году (январь) начинает выходить первый журнал символистов (ВлНовый путьВ») и уже подготавливается издание второго тАФ ВлВесовВ», будущей цитадели символизма.

А наряду с этим внутри движения намечаются противоречия: выступают теурги, объявившие устаревшим ряд принципиальных установок старших. Обычно указывают на то, что младосимволисты, как последовательные идеалисты-мистики, преодолели дуализм между ВлземнымВ» и ВлиномирнымВ», характерный для старшего поколения. Они и земное начало объявили ВлбожественнымВ», следуя за Вл. Соловьевым, провозгласившим: ВлБог все во всехВ».

Обновление символизма теурги видели прежде всего в преодолении пессимизма и индивидуализма старшего поколения, как неприемлемого, пережившего свое время ВлдекадентстваВ». Мир тАФ объявляли они тАФ не зловонная клетка, а иллюзорные Влтворимые легендыВ» тАФ не выход. Мир тАФ божествен, скоро произойдет его религиозное обновление, и надо уметь видеть эту Влблизость священных днейВ», это Влзолото в лазуриВ» (А. Белый), надо преодолеть Влчелн отчаяния тАФ брегом чаянияВ», ощутить Влсвятые дуновенияВ» (Вяч. Иванов) и т. д.

Младосимволисты стремились, как им казалось, заменить пессимизм старшего поколения оптимизмом, радостным ожиданием преобразовании мира, основанным на определенной метафизической системе взглядов, на определенном религиозно-мистическом учении. А так как это Влобновление мираВ» касалось всего человечества, было, по их убеждению, ВлвселенскимВ», то отсюда естественно вытекает тАФ в противовес индивидуализму тАФ своеобразный ВлколлективизмВ», религиозная Влсоборная общественностьВ».

Но почему именно в это время возник младосимволизм? На то были серьезные причины объективного, общественного характера.

Символисты объявляли себя Влвершиной культурыВ» своего времени. Разумеется, это было иллюзией. Напротив, как раз в эти годы противоположная культура тАФ революционно-демократическая, социалистическая тАФ выступила уже на исторической арене с огромной силой.

В. И. Ленин так охарактеризовал 1903тАФ1905 годы: ВлГоды подготовки революции.. Везде чувствуется приближение великой бури. Во всех классах брожение и подготовка.. Представители трех основных классов, трех главных политических течений, либерально-буржуазного, мелкобуржуазно-демократического.. и пролетарско-революционного ожесточеннейшей борьбой программных и тактических взглядов предвосхищают и подготовляют грядущую открытую борьбу классов.. А между тремя главными направлениями, разумеется, есть сколько угодно промежуточных, переходных и половинчатых образований.. Классы выковывают себе надлежащее идейно-политическое оружие для грядущих битвВ»

В. И. Ленин говорит о выковывании оружия во всей Влидейно-политической борьбеВ». И естественно, что этот процесс, шедший на всем фронте культуры, проходил и в области литературы.

Ярким выражением этой борьбы в литературе является, в частности, объединение демократических писателей вокруг Горького и издававшихся им альманахов ВлЗнаниеВ». В. И. Ленин оценил их как Влсборники, стремившиеся концентрировать лучшие силы художественной литературыВ». И вот первый же номер ВлЗнанияВ» открывается программной поэмой Горького, целиком противостоящей символистскому пониманию жизни, искусства, человека. Философии, утверждающей господство бессознательного, религии, мистики, противопоставляется разум и материалистическая философия; ВлклеткеВ» агностицизма тАФ всесилие мысли; презрению к людям и восхвалению индивидуалистического ВлЯВ» тАФ высокое уважение к человеку; пассивному уходу в Влтворимую легендуВ» тАФ активность деяний Влмятежного человекаВ» во имя людей; пессимизму тАФ оптимистическое жизнеутверждение: ВлМое оружие тАФ Мысль, а твердая уверенность в свободе Мысли, в ее бессмертии и вечном росте творчества ее тАФ неисчерпаемый источник моей силы!.Уныние, Отчаянье, Тоска тАФ слабостью рожденные три птицы.. Смысл жизни тАФ вижу в творчестве.. Я создан затем, чтоб опрокинуть, разрушить, растоптать все старое, все тесное и грязное, все злое, тАФ и новое создать на выкованных Мыслью незыблемых устоях свободы, красоты и тАФ уваженья к людям!. Так шествует мятежный Человек тАФ вперед! и тАФ выше! все тАФ вперед! и тАФ выше!В».

Поэма Горького выражала не только личные его взгляды. Это был голос приближающейся Влвеликой буриВ», голос демократических масс. И совершенно ясно, что в этих условиях мировоззрение старших символистов тАФ с их пессимизмом, утешительной ВлМечтойВ», с их бессилием агностицизма, кокетничающим солипсизмом, тАФ изжило себя. Оно имело свой определенный тАФ глубоко реакционный тАФ смысл в эпоху победоносцевской реакции, когда, говоря словами Вересаева, многие оказались Влбез дорогиВ»: это была открытая борьба против революционных и материалистических идей Чернышевского, Добролюбова, Некрасова.. Но сейчас тАФ для той же, по сути дела, цели тАФ требовалось иное. Чтобы как-то отвечать духу времени, необходимо было реформировать символизм. Время предъявляло требование на общественность, оптимизм, активность, тАФ на эти запросы по-своему и ответили теурги. Они тоже возвещают антииндивидуализм и общественность, тАФ но в Влсоборном единствеВ», в единстве мистических сопереживаний; оптимизм, тАФ но в мистической вере в скорое преображение мира; Влновую эруВ»,тАФ но в близящемся мессианском ВлисходеВ». Все переводится на язык идеализма и мистики.

Таким образом, появление новых тенденций в символизме имело серьезные причины. Это было приспособлением реакционной мысли к новым общественным условиям. Не случайно и многие из старших символистов во главе с Бальмонтом заговорили тогда о переходе от Влугнетенности и сумерек тАФ к радостному свету и победительному СолнцуВ».

Такова обстановка, в которой появляется ВлUrbi et OrbiВ». Общее отношение символистов к книге было восторженным. Андрей Белый вспоминал: ВлUrbi et OrbiВ» была встречена как нечто чрезвычайноеВ». Ал. Блок назвал книгу Влкрупнейшим литературным явлением за последние годыВ»; Брюсов же, утверждал он, Влпо моему убеждению, теперь первый в России поэтВ». Вяч. Иванов писал: ВлТвой правый стих, твой стих победный.. незыблем, как латинский зык.. Ты тАФ духа стражВ». Андрей Белый возвещал, что он, Влпоэт, ищущий пророков о тайне неба вопиющихВ», нашел наконец своего мага в Брюсове: ВлВ венце из звезд упорным магом с улыбкой вещею глядитеВ».

При всем этом, когда Блок назвал Брюсова Влкормщиком символизмаВ» Брюсов ответил: ВлНе возлагайте на меня бремени, которое подъять я не в силах..Дайте мне быть только художником в узком смысле слова, - все большее довершите вы, молодые, младшиеВ».

Не было ли, однако, это заявление тактическим шагом, умиротворяющим строптивых молодых? Ведь несомненно, что среди символистов Брюсов был человеком самой широкой образованности; что по его работе теоретика и художника, по его организационной деятельности, наконец, по самому своему характеру, Брюсов не мог (хотя бы в известной мере) не быть ВлкормщикомВ». Современник тех лет вспоминает: ВлБрюсову хотелось создать ВлдвижениеВ» и стать во главе его. Поэтому создание ВлфалангиВ» и предводительство ею, тяжесть борьбы с противниками, организационная и тактическая работа тАФ все это ложилось преимущественно на БрюсоваВ». И в другом месте: ВлУправляя многими явными и тайными нитями, он чувствовал себя капитаном некоего литературного корабляВ».

В ВлUrbi et OrbiВ» и выявляется вся сложность отношений Брюсова к различным представителям символизма. Брюсов обращается и к старшим и к младшим, предупреждая, что время тАФ чрезвычайно ответственное (ВлПробил последний, двенадцатый час!.В» ВлСтоим мы теперь на распутье вековВ») и что Влкто в час совершений в дремоте поник тАФ судьбе не угоденВ». Он стремится примирить внутренние разногласия, утверждает, что все символисты тАФ единое племя ВларгонавтовВ» и каждый по-своему выполняет единую работу: ВлВсе мы в деле: у кормила, там, где парус, где веслоВ».

Говоря о старших, Брюсов отмечает своеобразие каждого из них. Бальмонт, например, не способен на ВлраздумьяВ», лишен силы пророка, дающего Влзавет векамВ». Он живет мгновениями и мечтой. Но в этой своей роли он тАФ поэт Влизбранный, божий, своим овеян светомВ».

3. Гиппиус предана своей единой неколебимой ВлистинеВ», она верит в одного бога, не желая знать других, тАФ и в этом ее своеобразие, хотя сам Брюсов предпочитает иное: ВлХочу, чтоб всюду плавала свободная ладья, и господа и дьявола хочу прославить яВ». Своеобразие Ив. Коневского в том, что он Влжаждал знать, пытливым взором за грань проникВ». И то, что Влпредвидел Коневской тАФ во всей вселенной не повторит никтоВ». Недаром в статье того времени (1901) Брюсов писал: ВлПоэзия Коневского прежде всего тАФ раздумье, философские вопросыВ».

Обращаясь затем к молодому поколению (ВлМладшимВ», ВлАндрею БеломуВ»), Брюсов признается, что найденная теургами ВлистинаВ» ему недоступна. Он, Брюсов, безнадежно Влбредет за оградой их озаренного дворцаВ». Но он не выключает их из общего дела и говорит о них с уважением и торжественно: ВлОни Ее видят! они Ее слышат! С невестой жених в озаренном дворце!.В»

А с другой стороны, наряду с объявлением символизма единым кораблем аргонавтов и попыткой примирить его внутренние разногласия, Брюсов на своей Влсвободной ладьеВ» проникает за пределы символистокого понимания искусства и жизни. В стихотворении ВлВенецияВ», например, утверждается гордость и величие Влчеловека, прекрасного, как солнцеВ», но без всякой тени устремления в ВлиномирноеВ». Здесь человек оказывается полным Влдерзости и мощи, над которой смерти нетВ», ВлвеликимВ» своими реальными делами и демократизмом: ВлОн воздвиг дворцы в лагуне, сделал дожем рыбакаВ».

Так в борьбе за единое ВлделоВ» символизма Брюсов оказывается противоречивым. И это естественно. Ведь он открыто декларировал, что хочет служить разным богам, Влбогу и дьяволуВ» одновременно. В ВлUrbi et OrbiВ» эти противоречия и сказываются в трактовке всех тем. Нетрудно обнаружить в книге и стихи, полностью отвечающие концепции старших символистов, и стихи, которые теурги справедливо считали ВлсоловьевскимиВ», и стихи ВлпарнасскиеВ», и, наконец, тАФ в противовес всему этому тАФ стихи, ведущие в лагерь демократии и революции.

Так, например, в целом ряде стихотворений дается, по существу, концепция старшего поколения символистов. В ВлОдиночествеВ» утверждается, что в своей Влдуше-тюрьмеВ» человек Влбеспощадно одинокВ», Влвся сущность человека лжетВ», никогда и ни в чем Влнет единенья, нет слияньяВ». Да и вообще тАФ Влнапрасно дух о свод железный стучится крыльями, звеняВ». Нетрудно заметить, что здесь повторяются мотивы Мережковского, Минского и т. д.

В стихотворении ВлПрезрениеВ» варьируется примерно тот же круг идей: жизнь тАФ Влигра тенейВ», человеческая судьба тАФ Влкак лист, в поток уроненныйВ», и полнейшая беспомощность человека перед бытием вызывает всеобщее презрение:

Великое презрение и к людям и к себе

Растет в душе властительно, царит в моей судьбе.

Бальмонтовюкие мотивы находят выражение в таких, например, стихотворениях, как ВлГолос часовВ», ВлМессалинаВ», ВлЧудовищаВ», ВлЗимние дымыВ», тАФ которым Влсладко реять дружной тучей без желаний, без усилий..В».

Мотивы теургов встречаем в стихотворениях ВлК близкойВ», ВлЯростные птицыВ», ВлМальчикВ», ВлЦарицаВ», ВлЛюблю одноВ»:

Под вольный грохот экипажей

Мечтать и думать я привык,

В теснине стен я весь на страже:

Да уловлю господень лик.

Значительное место занимает в ВлUrbi et OrbiВ» тема любви, любовных страстей. Этому посвящены и целые разделы книги (ВлБалладыВ», ВлЭлегииВ»), и ряд стихотворений в других разделах, и поэмы (ВлГород женщинВ», ВлВо храме БэлаВ», ВлПоследний деньВ»).

В свое время многих возмущала аморальность поэта: воспевание Вллюбви втроемВ», демонизма страстей, лесбийской любви и даже Влпотехи с козойВ». Критик А. Измайлов написал злую пародию: уж если возможно ВлблаженствоВ» с козой, то чем хуже мандрил: ВлЯ с рассветом привскочу на иглу Адмиралтейства. Я мандрила захвачу для блаженства чародейства..В»

Разумеется, здесь критик высмеивает крайности ВлдемонизмаВ», которые он нашел у Брюсова. Но в книге были и совершенно противоположные мотивы. Ал. Блок поэтому имел не меньше оснований увидеть в теме любви ВлUrbi et OrbiВ» Влтрагедию сладострастия и целомудрияВ» в ее высших точках Влпадения и выс

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Автобиографическое начало" в творчестве Гоголя