Творчество Вячеслава Иванова
И.Машбиц-Веров
Наряду с Белым крупнейшим представителем теургического символизма является Вячеслав Иванов: поэт, драматург, переводчик, теоретик. Правда, многие современники как поэта Иванова не признавали. Основная причина такой оценки тАФ непонятность его стихов, вызванная, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, Иванов шагу не ступает без обращения к античной мифологии, к образам и поучениям из индийской мудрости, Библии, мифологии Египта. Причем поэт обычно лишь пунктиром намечает свои историко-литературные реминисценции и субъективистски их истолковывает. Дриады, наяды, феникс, кибелы, хариты, Кронос, фимелы, менады, Магдалина, Лия, Рахиль, Эрос и даже Антэрос тАФ постоянный реквизит поэзии Иванова. Недаром даже такой знаток античности, как Ин. Анненский, называл стихи Иванова ВлкриптограммамиВ» и советовал при их чтении обращаться к специальному словарю. Да и сам поэт прилагает к своим книгам объяснительные словарики.
Второе обстоятельство, затрудняющее понимание стихов Иванова, тАФ пристрастие к старославянскому, отчасти к областному языку, собственное словотворчество в этом духе и сложный синтаксис: конь пенит кипь, купина зарниц, чарый хмель, утомные кущи, соприродный огнь, огнежалый перун, ключарица, водырь тАФ вот образчики этого словаря. А расположение слов, подчиненное ритмическим задачам, нередко запутывает их взаимные отношения, Влзагадывая загадки, какое слово каким управляетВ» (Брюсов).
И все же крупнейшие знатоки стиха считали Вяч. Иванова Влзамечательным мастеромВ», достигшим Влвершин искусстваВ». Критик А. Г. Горнфельд, отмечая названные недостатки Иванова, пишет и о его достоинствах, основываясь, в частности, на стихотворении ВлМакрокосмВ». В этом стихотворении, говорит он, Влесть пафос отвлеченной мысли и красота возвышенного сопоставления.. Оно ясно, серьезно, красиво и умноВ». Оно тАФ Влтак просто и понятно, что хочется спросить поэта: почему вы не пишете так всегда? Что вы ищете в ВлудолияхВ» и Влбеловейных волжбах?В».
Горнфельд верно определил сильные стороны Иванова: это поэзия ума, в которой основное тАФ Влпафос отвлеченной мысли и красота возвышенных сопоставленийВ». В чем же конкретно заключается ВлпафосВ» Вяч. Иванова?
Мы помним, что в ВлЗаветах символизмаВ» (1910) Вяч. Иванов призывал заблудших символистов вернуться к первоначальной ВлтезеВ» теургии. Утверждение этого мистического ВлДаВ» и было пафосом поэзии Иванова. Но, в отличие от А. Белого и особенно раннего Блока, Иванов воплощает теургическую ВлтезуВ» прежде всего в философски-отвлеченных образах.
Как поэт Иванов заявил о себе в 1903тАФ1904 годах книгами ВлКормчие звездыВ» и ВлПрозрачностьВ». Кажется, ни один поэт не дебютировал столь объемистыми книгами.
Впрочем, это закономерно. Белый и Блок в те же годы выступили еще очень молодыми: 22тАФ23 лет. Иванов же вошел в литературу в расцвете сил (37 лет), вполне сложившимся мыслителем, ученым, профессором, поэтом. Его книги содержат итоги труда за 14тАФ15 лет. Не случайно поэтому он сразу занял место ВлмэтраВ», и его ВлсредыВ» (1905тАФ1907) стали литературным центром. А Белый писал по этому поводу: ВлОдин из самых малопонятных писателей оказался.. организатором литературной жизни Питера. К Вячеславу Иванову идут все тАФ идут чуть ли не с улицы.. Кабинетный затворник и отшельник накладывает эпитимьи, бичует, связывает души, отпускает и разрешает грехиВ».
Сущность поэзии Вяч. Иванова определил, со свойственной ему проницательностью, В. Брюсов. Ее Влосновной пафос, тАФ писал он в рецензии на ВлКормчие звездыВ»,тАФ своеобразное сочетание античного мировоззрения с христианством. Жажда античной полноты жизни сочетается у него с христианским культом жертвы. И если, с одной стороны, Иванов призывает к ВлТризне ДионисаВ»:
Увейте гроздьем тирсы, чаши!
Властней богов, сильней судьбы,
Несите упоенья ваши.
Восстаньте тАФ боги, не рабы!
Земных обетов и законов
Дерзните преступить порог! тАФ
то, с другой стороны, он показывает, что именно ищет поэт в этом вакхическом исступлении:
И в муке нег, и в пире стонов
Воскреснет искупленный бог!.
В этих пределах заключена вся поэзия Вячеслава ИвановаВ».
Брюсов, однако, не развивает своих мыслей о содержании поэзии Иванова. И мы понимаем, почему это так: теургия и ВлисканияВ» мистиков всегда, по существу, были чужды ему. Брюсов поэтому оговаривается, что Влкак бы мы ни относились к мировоззрению поэтаВ», перед нами мастер стиха; и он, критик, сосредоточивает затем свое внимание на ВлформеВ»: яркости образов, точности выбранных выражений и т. п.
Однако то, что Брюсов лишь бегло упоминает, тАФ мировоззрение поэта; то, о чем и другие критики говорят лишь в общих чертах, нам необходимо раскрыть полнее. Важно проследить, в каких конкретных образах, темах, мотивах воплощается здесь теургия и куда это в конечном счете приводит. С этой точки зрения все произведения Иванова можно разделить на три группы.
Первая, основная группа, тАФ философские стихи о космосе, о человечестве, об историческом движении народов и их современном состоянии. По философской своей сути тАФ мир, в воплощении Иванова, освещается с позиций соловьевской теургии. Скоро придет религиозное возрождение человечества: таков основной тезис. В стихотворении ВлЛето ГосподнеВ» это чаемое пришествие божественной ВлпрозрачностиВ» дано, пожалуй, с наибольшей отчетливостью:
Милые братья!.
При дверях
Лето господне
Благоприятное!.
Неба зачатия,
Дух умоля,
В древнее чрево
Примет земля..
Сердце изменится..
Вейся прозрачнее,
Пламень души!
Однако, в отличие от Вл. Соловьева, Иванов рисует Влзачатие господнего летаВ» на земле не только в национально-русском, но и в античном выражении: современные религиозные чаяния для него тАФ продолжение извечных, проявившихся еще в древней Греции, стремлений и надежд. Что касается специфически ВлрусскогоВ» воплощения теургии, то в этом отношении особенно показательны ВлСтих о святой гореВ» и ВлМилость мираВ».
Эпиграф к первому стихотворению тАФ предсмертные слова Вл. Соловьева: ВлТрудна работа ГосподняВ». Поэт и показывает эту Влтрудную работуВ» на Влземле святорусскойВ». На высокой горе, среди неезженых дорог, нехоженых троп, где даже Влпути неслеженыВ», ставят Влцерковь соборную нечисленные верные подвижникиВ». Люди эти, однако, еще сами Влне видят, не ведают, не знают, что творятВ», тАФ в них говорит природное, извечное начало. Но приходит ВлЦарица НебеснаяВ» и открывает смысл подвижнического труда:
Уже вы богу присные угодники,
А миру вы славные светильники,
О святой Руси умильные печальники!.
А времен божиих не пытайте,
Ни сроков оных не искушайте.
Как сама я, той годиной пресветлою,
Как сама я, Мати, во храм сойду:
Просветится гора поднебесная
Вам в обрадование и в оправдание,
И Руси великой во освящение,
И всему миру божиему во осияние!.
В стихотворении ВлМилость мираВ» народ-богоносец дается в ином аспекте. Здесь воспевается его смирение, покорность, жертвенная готовность к мукам. Народ славит бога и Христа, Влскорбящий лик МатериВ», иконостас, Влтяжкий крестВ» своей бездольной жизни как величайшую ВлмилостьВ», посланную ему во имя конечного ВлcпасенияВ»:
Единого разноглагольной
Хвалой хвалить ревнует тварь.
Леп, господи, в Руси бездольной
Твой крест и милостный алтарь!.
Нет, ты народа моего
О, Сеятель, уж не покинешь!
Ты богоносца не отринешь:
Он хочет ига твоего.
Еще чаще, чем в русской ипостаси, дается Ивановым религиозное воскресение человека в ипостаси античной; и святую троицу (бог-отец, богоматерь, Христос) заменяют Кронос-Зевс, Фемида и Дионис. Основывается это на одном древнем мифе. Титаны некогда растерзали Диониса, сына Кроноса и Фемиды. А из земли, пропитанной кровью Диониса, Прометей сотворил человека. В человеке поэтому с самого рождения заложено ВлбожественноеВ» начало. И оно, преодолев все заблуждения, муки и испытания, неизбежно восторжествует.
Автор всюду и настойчиво подчеркивает: жесточайшие испытания человека необходимы, оправданы, их надо принимать с радостью. Людей в их разлученности Влединит покорность единой, вечной ВолеВ». А Волей этой Влсуждено нам испить три чашиВ»: одиночество, смерть и любовь. Муки людей предустановлены богом и нужны для его славы (ВлСе для Моей небесной славы не молкнет стон и льется кровьВ»). Сам бог был жертвой, и жертвенность поэтому легла в основу мира. Страдания же и слезы людские искупаются Влвосторгом вечной любвиВ»:
Я тАФ жертва тАФ жертвенник творила:
Достойны жертв дары мои!
Я мир слезами напоила:
Их сплавит в людях жар горнила
В восторги вечные Любви!!
Другая группа произведений Иванова посвящена теме поэта и поэтического творчества. Художник прозревает в жизни ее божественные истоки; для него Влприрода тАФ знаменье и тень предвечных делВ»: такова основная мысль Иванова. И вот его нерушимый завет поэту:
Творящей Матери наследник, воззови
Преображение вселенной,
И на лице земном запечатлей в любви
Свой Идеал богоявленный!
То, чего не в состоянии осмыслить обычные смертные, осмысливает, по Иванову, поэт. Он Влдает голос немоте, безликому Хаосу тАФ краски, облекает Несказанное тАФ Глаголом, Сокровенное тАФ ЯвленьемВ». И, разумеется, все это освящено богом, Дионисом, Орфеем, Харитами, а затем и Данте, Гомером и т. д.
Красота, музыка и вещее прозрение тАФ вот оружие и сила поэта. Этим он дает ощутить божественную благость бытия. И хотя благость эта есть и в земной жизни, но полностью она раскрывается в иномирном, в соединении тАФ через смерть тАФ с богом. Так происходит и с зерном. Необходима самоутрата, чтобы найти себя и возродиться:
Ищет себя, умирая, зерно тАФ и находит, утратив:
Вот твой, Природа, закон! вот твой завет, Человек!.
Своего истинного величия поэт достигает в мигах откровений. Лишь на миг Влдень пурпур царственный дает вершине снежнойВ», возвещая Влбожественный восходВ»; лишь Влмиг растит зима цветок снежинки белойВ»; лишь на мгновение являются радуга, метеор, молния, и подобно всему этому Вли ты, поэт, на миг земле печальной данВ». Но миг этот Влвечностью осиянВ»:
Миг тАФ и песнь отзывом полным, повторя внушенье бога ,
С уст гремящих неудержно, совершенная, слетает.
Поэт должен быть чист сердцем, чужд Влкорысти земнойВ», чужд малейшего недоверия к ВлоткровениямВ». Иначе он тАФ лишь Влмнимый Феба прорицательВ».
Таков образ поэта, по Иванову. Это тАФ теург, постигающий божественные основы бытия средствами красоты и музыки, не отворачивающийся и от земли, но предпочитающий небо. Это тАФ пророк, живущий мигами откровений. Наиболее ясно, без отягощенности мифологией, это провозглашено Ивановым в стихотворении ВлПоэты духаВ», которым открывается книга ВлПрозрачностьВ»:
Снега, зарей одеты
В пустынях высоты,
Мы тАФ Вечности обеты
В лазури красоты.
Мы тАФ всплески рдяной пены
Над бледностью морей,
Покинь земные плены,
Воссядь среди царей!
Не мни: мы, в небе тая,
С землей разлучены:
Ведет тропа святая
В заоблачные сны.
Третья группа произведений тАФ о природе, о городах и разных странах (Италия, Париж, Москва..).
Достойно внимания, что, уходя от мистики, Иванов создает сильные и интересные стихотворения, зарисовки, полные подчас наблюдательности, подлинной поэтичности. Таковы, к примеру, стихи ВлСфинксы над НевойВ» и особенно ВлОсеньВ» тАФ оригинальная и на редкость тонкая зарисовка умирающей осенней природы:
Что лист упавший тАФ дар червонный;
Что взгляд окрест тАФ багряный стих..
А над парчою похоронной
Так облик смерти ясно-тих.
Так в золотой пыли заката
Отрадно изнывает даль;
И гор согласных так крылата
Голуботусклая печаль.
И месяц белый расцветает
На тверди призрачной тАФ так чист!.
И, как молитва, отлетает
С нeмых дерев горящий лист.
Но такие стихи тАФ редкое исключение. Как правило, и в этой теме господствует теургия. Так, например, великолепное Приднепровье и Киев оказываются Влпламенниками божиимиВ»:
Вот они, нагория,
Дальние синеются;
Ясно пламенеются
Пламенники божии:
Станы златоверхие
Воинства небесного..
Обыкновенная вода ВлкриницыВ» оказывается Христовым напитком :
В райском поле тАФ огородец.
Цвет лазоревый тАФ колодец.
Говорит с душой Христос:
ВлНаклонися у криницы,
Зачерпни Моей водицы..В»
С этих же позиций Иванов осмысливает Москву; и Влгород-маревоВ», освященный ВлзнаменамиВ» церковных глав, оказывается Влволшебным станом, ключарем мирских чудес, талисманом небес..В».
Следуя по пути теургии, Иванов неизбежно сталкивается и с теософией, с той ВластрологиейВ», которую А. Белый возвестил в ВлНаинеВ», через Шмидта (ВлСеребряный голубьВ»), через Дудкина (ВлПетербургВ»). Недаром первая книга Иванова называется ВлКормчие звездыВ». Звезды здесь, действительно, возникают как ВлщоглаВ» (вехи), и для людей эти Влкормчие звезды тАФ вернее брегаВ». В стихотворении ВлДни неделиВ» объявляется, что человечеству навечно сопутствуют Влчредой священной.. звеэдные чары, таинственные божестваВ», предопределяя ход истории. Поэтому Марс предвещает войны, под Водолеем Влжизнь смеется мертвой злобеВ», под Венерой жизнь Влполна богатств и лениВ», под Сатурном Влблеск Авроры Солнцебога приведетВ». Теория Влбожественного предопределенияВ» истории привела, между прочим, к тому, что в 1914тАФ1917 гг. Иванов, этот, казалось бы, проповедник смирения и вселюбви, оказался бардом войны. Он ее воспевал как Влвселенский подвигВ» русских, побивающих врага с помощью бога и святых:
Когда решеньем вышних сил
Русь ворога превозмогает, тАФ
Архистратиг ли Михаил,
Иль ей Георгий помогает.
И на вселенские весы
Бросая подвиг достославный,
Своей не видишь ты красы,
Своей не веришь правде явной..
Впрочем, такое поэтическое воплощение войны было тогда общим для подавляющего большинства поэтов: не только для символистов, но и для Гумилева, Клюева. Все они освящали войну прежде всего богом. Недаром модный религиозный философ того времени В. Эрн назвал всех этих литераторов тАФ поэтов, публицистов, философов, экономистов (Мережковского, Розанова, Белого, Вяч. Иванова, Бердяева, самого себя) независимо от частных расхождений, единой семьейтАФ ВлDomus nostriВ».
С приходом Октября Вяч. Иванов не сразу эмигрировал. Напротив, в годы саботажа интеллигенции он стал работать в Наркомпросе, был ректором и профессором Бакинского университета. Уехал за границу он позже: в 1924 году. Какова же была его позиция в первые послеоктябрьские годы?
Ответ, очевидно, надо искать в его творчестве, в опубликованных в это время стихах и сонетах, поэме ВлМладенчествоВ», статье ВлКручиВ», трагедии ВлПрометейВ», наконец, в его переписке с М. Гершензоном (ВлПереписка из двух угловВ», 1922).
Статья ВлКручиВ» представляет собой философстао-политический трактат об эпохе, настоящем и будущем человечества и искусства. Переживаемое время, утверждает Иванов, чрезвычайно трудное. Люди в смятении. Одни кричат, что кругом непролазные крутизны, всех ждет гибель. Другие же обещают в неизвестной дали некий ВлдолВ». Но все Влодинаково не знают, что впередиВ». Вяч. Иванов и выясняет ВлистинноеВ» положение дел.
Человечество переживает всемирно-исторический переворот, и начался этот переворот давно: война и революция лишь обнажили происходящее, вовлекши людей Влв ураган сверхчеловеческих ритмов исторических демоновВ». Суть же переворота в том, что изживается одно мировоззрение тАФ гуманистическое и нарождается новое тАФ антигуманистическое. Кризис умирающего гуманизма и бой за Влменяющее кожуВ» человечество тАФ вот в чем смысл эпохи.
Гуманистическое мпровоззрение, объясняет Иванов, основано на Влотвлеченном понятии о природном достоинстве человекаВ». Оно Влприписывает признакам человечности положительную ценностьВ», а идеалом его является Влгармоническое развитие человеческих свойств и особенностейВ».
Такое мировоззрение имеет давнее происхождение. Оно начинается с определенным образом истолкованного эллинства, связываемого с демократией, провозглашающего Влмерой вещей тАФ человекаВ», а Прометея тАФ Влмучеником человеколюбияВ»; оно затем продолжается в александрийскую эпоху, Римом, эпохой Возрождения, революционными преданиями ХVIII века, наконец тАФ в наши дни тАФ Анатолем Франсом, марксизмом и Влкрасными культуртрегерамиВ».
Но это, утверждает Иванов, ложное мировоззрение: Влградостроительство животногоВ», мелинит, Влвзрывы которого так перевернули вокруг нас вверх дном все, чего доселе еще не разрушилиВ». Основная же ошибка гуманизма в том, что он Влотвращается от христианских посулов, потусторонних надеждВ» и всецело занят Влземным хозяйствованиемВ».
И вот наступило, наконец, время, когда человечество может сбросить Влярмо гуманизма и ВлДекларации прав человека и гражданинаВ», тАФ тлеющий трупВ». Новое мировоззрение выдвигает поэтому Влна место устойчивого гуманистического самоутверждения человеческой особиВ» иной принцип: Влпринцип очищений, таинств, проблему духовного возрастания, мистерийВ». Утверждение достоинства человека, объявляет Иванов, не Влв гармоническом развитии человеческих свойств и способностейВ», а Влв достоинстве блудного сына цареваВ», которому надлежит Влвозрасти до совершенства Отчего, до осуществления в нем Богочеловека, целостного преображения внутренней формы человека в день всеобщего воскресенияВ». В это смысл нового мировоззрения. для его достижения человечеству необходимо еще, в частности, осмыслить смерть как некую Влпоучительную школуВ», ибо Влпоследний итог последней человеческой свободыВ», ведущий ко Влдню всеобщего воскресенияВ», проходит через смерть. И это, пишет Иванов, понимал Ницше, возвестивший: ВлУмри и стань!В»; ВлЧеловек тАФ нечто в нас, что должно быть превзойдено и преодоленоВ».
Так новое, противостоящее гуманизму мировоззрение связывается не только с христианской мистикой, но и с Ницше, а в древней своей генеалогии тАФ с Платоном, культом Диониса, эллинской мистикой.
Соответственно сказанному развивается и новое искусство, Влотмечающее внутренние процессы жизни, отвергающее злачные пажити в пределах гуманизмаВ». Художник теперь, по Иванову, Влприобретает транссубъективный фокус зрения: он разлагает целостный состав унаследованного мировоззрения, его дух вылетает из своего человеческого домаВ».
А такое искусство Влнеобходимо определится как религиозноеВ», христианство в нем Влдивно оживает и сполна осмыслитсяВ». Ибо, наконец, Влпостигнется, что значат евангельские слова о вовлечении всех во ХристаВ».
Вместе с тем, новое мировоззрение приводит, по Иванову, к очень важным политическим выводам. Последнее, правда, дается в несколько зашифрованной форме, как Влпроблема очищения преступникаВ». Однако смысл ВлпроблемыВ» ясен.
В свете нового мировоззрения люди, наконец, должны понять, что, Влсовершая злодеяние, убивая врагаВ», они убивают Влреального своего двойникаВ». Ибо ВлЧеловек един, все мы единый АдамВ». А с этих позиций Влпроблема очищения от пролитой кровиВ» может и должна быть решена так, как ее решал еще Достоевский, а до него Софокл. Именно: преступник должен всенародно покаяться в своем преступлении, повиниться в совершенных злодеяниях и, Влпокинув только что добытый престол, пойти смиренным странником на богомольеВ».
Иванов писал ВлКручиВ» в то время, когда еще продолжалась гражданская война. Действительно, крови тогда было пролито и еще проливалось немало, а пролетариат, говоря словами Вяч. Иванова, Влтолько что добыл престолВ». Иванов и советует ему всенародно покаяться, оставить ВлпрестолВ» и обратиться к Влвнутреннему очищению, мистически обобществленной совести, соборностиВ». Это и будет осуществлением нового мировоззрения; и это, добавляет автор, уже, конечно, не гуманизм, тАФ а ступень высшая, чем вся прекрасная ВлчеловечностьВ».
С другой же стороны, с этих позиций оказывается возможным простить пролетариату его ВлпреступлениеВ»: здесь возникает Влвзгляд на преступника, как на отщепенца, нуждающегося в воссоединении с целымВ». К мистическому воссоединению с целым и призывает ВлотступникаВ» Иванов своими ВлКручамиВ».
В. И. Ленин указывал, что марксист должен Влуметь разбираться в тех ходячих фразах и всевозможных софизмах, которыми прикрывает каждый класс и каждый слой свои эгоистические поползновения и свое настоящее ВлнутроВ». ВлНоваяВ» философия истории и искусства Иванова тАФ несомненно, яркий образец такой софистики, прикрывающей надежды и поползновения внутренней контрреволюции. По существу же здесь нет решительно ничего нового. Это та же теургия, но дополненная, в соответствии с политическим моментом, двумя положениями. Первое: борьба с марксистско-ленинской идеологией Влкрасных культуртрегеровВ» дается в ВлновойВ» форме борьбы с ВлустаревшимВ» гуманизмом. И второе: надо изнутри, методом перевоспитания, образумить ВлпреступниковВ», обратив их к ВлправдеВ» мистики. Те же идеи художественно воплощены в произведениях Иванова послеоктябрьских лет.
В поэме ВлМладенчествоВ» речь идет о раннем детстве поэта. Но это такое освещение психологии ребенка, которым утверждаются ВлизвечныеВ», якобы, и непреодолимые мистические основы человеческого сознания, тАФ своеобразная параллель к ВлКотику ЛетаевуВ» Белого.
Стихи и стансы уже непосредственно воплощают идеи ВлКручВ»: это призыв к прекращению Влбратоубийственных расприйВ» во имя Влединого человекаВ», утверждение, что Влсвет иной чем разумВ» приходит в мир, с ним грядет спасительный ВлЖенихВ» и т. д.:
Как мать Сыра-Земля томится,
Как стосковалась тАФ по любви!
Как человечество стремится,
Ступая по пояс в крови.
K тому же солнцу, к той же цели!
Когда ж прочтут творцы Адама,
Что в них единый жив Адам?.
Пою: железным поколеньям
Изойдет на смену кроткий сев..
Пою, что тает сон Сновидца,
Встречает сердце Пришлеца;
Что блудный сын обрел Отца.
и т. д.
Крупнейшее произведение Иванова этого периода тАФ трагедия ВлПрометейВ» тАФ призвана разрешать те же задачи. По верованию древних, Прометей тАФ титан, создавший из глины первого человека и ожививший его огнем, похищенным у бога (Зевса). Отсюда тАФ традиционное понимание этого образа: Прометей тАФ богоборец и благодетель человечества, великий человеколюбец, принесший людям свет просвещения, сознание собственной силы, собственного достоинства, чувство независимости от судьбы и богов. Но случайно в годы Великого Октября Прометеем, борющимся за освобождение человечества, представляли пролетариат.
Иванов иначе трактует этот образ. Традиционное понимание Прометея, как носителя высочайшего гуманизма, антибожественного, целиком идущего под знаменем Влземного хозяйствованияВ», тАФ его, естественно, не устраивает.
И вот, посредством явно произвольного и софистического толкования древних мифов, Иванов представляет Прометея лгуном, тираном, обманщиком, сеятелем смуты и разорения, предателем. Прометей обманывает богов, которые даровали ему, по его просьбе, Пандору как жену, а он отвернулся от нее и заковал в цепи. Он обманывает людей, которым должен был принести огонь ВлбожественныйВ», а принес огонь ВлмолнийВ». Он вообще вредоносен, так как вместо того чтобы устроить жизнь на земле, говоря словами из трагедии, Влбез расприй, без насилия, без святотатстваВ», оказывается, вовсе Влне хотел согласьяВ». Наконец, Кротоса и Бию, символизирующих в трагедии ВлВласть и СилуВ», которые должны Влохранять покойВ», Прометей превращает в тюремщиков и насильников, стерегущих Пандору, носительницу свободы и счастья народа, посланницу Кронида, Фемиды и Диониса (а по Иванову, как мы знаем, это равнозначно Влсвятой троицеВ»).
Однако, при всем этом, Иванов не отрицает субъективной честности Прометея и его преданности людям. ВлОн положил свою душу за человечество, тАФ объясняет автор, тАФ но совершил этот подвиг не как Агнец божий, а как мятежный Титан, тАФ в грехе и дерзновенной надеждеВ». И отсюда все бедствия.
Трагедия кончается том, что Кротос и Бия, восстановленные Пандорой в своей роли Влблюстителей законов, как их родила в веках необходимостьВ»; утихомиривают ВлмятежниковВ», питомцев Прометея, а его самого Влуводят скованногоВ». Так бесславно кончается безбожное дело Прометея.
Нетрудно разгадать философско-политический смысл трагедии. Образом своего Прометея Иванов хочет сказать, что никакая, даже самая субъективно-честная и жертвенная Влмятежность ТитанаВ», но совершаемая без Влбога, в грехе и дерзновенной надеждеВ», не может принести людям счастье. Такой Титан неизбежно Влсамоистощится в ненависти и любвиВ». Он обречен на банкротство. Таким образом развенчивается величайший образ гуманиста-богоборца, а с ним и гуманизм. Спасение же в том, чтобы смириться перед ВлбожественнымВ»: Влположить свою душу, как агнец божийВ».
В 1919 году, в разгар гражданской войны, такая проповедь означала лишь одно: Влкрасные культуртрегерыВ», эти безбожные Прометеи, должны, наконец, осознать гибельность своего греховного прометеанства; они должны религиозно перестроиться в покорности богу: Влотщепенцы нуждаются в воссоединении с целымВ».
Жизнь, однако, не принимала призывов и заклинаний Вяч. Иванова. Советские люди продолжали идти своим, отнюдь не религиозным путем. И вот почему, в переписке с М. Гершензоном спев свою лебединую песнь в честь мистики, Иванов окончательно отвернулся от советских Прометеев и ушел в эмиграцию.
М. Горький дает портрет Иванова-эмигранта: ВлПреждевременно и жалко стар.. Непререкаемо уверен, что он Влстолп и утверждение истиныВ». Прекрасно изучил все изгибы реакционной мысли.. Жозефа де Местр считает гением. Об успехах России тАФ по эмигрантскому канону: Влпотемкинские деревниВ» и прочее в этом родеВ».
Так круг естественно замкнулся: предав Россию, символист-теург нашел свою ВлродинуВ» под эгидой Римского папы.
Вместе с этим смотрят:
"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"
"Christmas stories" by Charles Dickens
"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi
"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури
"Автобиографическое начало" в творчестве Гоголя