Пушкин и религия

Феликс Раскольников

Был ли Пушкин религиозным человеком? Каким было его отношение к русскому духовенству и православной церкви, а также к христианству и к религии вообще? Верил ли он в бессмертие души и в Провидение? Исследование этих вопросов сопряжено с немалыми трудностями. Как известно, современники видели в Пушкине ВлчистогоВ» Поэта и, как Баратынский, были удивлены, обнаружив в нем не только гениального поэта, но и глубокого мыслителя. Кроме того, на протяжении жизни взгляды Пушкина, в том числе и на религию, изменялись. Наконец, в современных российских условиях эта тема приобрела чрезвычайно щекотливый характер, мешающий непредвзятому, объективному исследованию: как это не раз бывало в прошлом, Пушкин опять превратился в объект идеологической конфронтации, но если раньше в нем видели революционера и атеиста, то теперь его часто превращают в глубоко верующего православного христианина.

После краха советской системы в России были заново опубликованы работы о Пушкине русских религиозных философов и иерархов православной церкви, появились десятки книг и статей, проводились конференции и ВлчтенияВ», цель которых состояла в доказательстве того, что Пушкин был глубоко верующим православным поэтом. На этом фоне выделяются серьезные и прекрасно аргументированные работы Б. Васильева, Г. Лесскиса, И. Сурат и прежде всего многочисленные книги и статьи В. Непомнящего¹. Стройность и непротиворечивость концепции, глубокое и тонкое прочтение произведений Пушкина, блестящее знание его творчества, темпераментное и живое изложение тАФ все это делает Непомнящего признанным лидером Влрелигиозно-православногоВ» направления, которое, по моим наблюдениям, доминирует в современной пушкинистике. Действительно, кроме весьма примитивной книги Б. Марьянова², содержательного исследования С. Кибальника³ и отдельных беглых критических замечаний С. Бочарова и В. Вацуро, я не обнаружил ничего, что противостояло бы этому направлению. Исключение составляет острая статья Б. Сарнова⁴, в которой автор полемизирует с В. Непомнящим, И. Сурат и А. Солженицыным как главным идеологом ВлправославногоВ» направления в современной русской общественной мысли. Как это ни странно, нет серьезных исследований на тему ВлПушкин и религияВ» и в советской пушкинистике. Между тем, хотя В. Непомнящему и его сторонникам принадлежит несомненная заслуга введения в научный и публицистический оборот проблем, связанных с религиозностью Пушкина, и глубокого их истолкования (думается, что в пылу полемики Б. Сарнов это недооценивает), выводы этих исследователей, на мой взгляд, вовсе не бесспорны. Более того, они мне представляются во многом односторонними и потому в значительной степени упрощающими мировосприятие Пушкина⁵.Поэтому дальнейшее обсуждение этой проблемы представляется мне актуальным и оправданным.

В ВлСлове о благих намеренияхВ» В. Непомнящий признает, что при изучении творчества Пушкина нельзя Влзамалчивать одно, ретушировать другое, изо всех сил педалировать третьеВ»⁶, что, к сожалению, нередко встречается в работах современных ВлправославныхВ» пушкинистов. Признает он и то, что Влмало у Пушкина годных для тАЬправославной публицистикитАЭ деклараций, да и те, что есть <..> могут быть часто истолкованы, скорее, в плане философического размышления или культурной позиции, чем личного исповеданияВ». Более того, ВлтАЬжитейскиетАЭ и тАЬтеоретическиетАЭ суждения Пушкина на христианские темы, его творческие поступки (по-видимому, речь идет о его произведениях. тАФ Ф. Р.) могут быть, с ортодоксально-церковной точки зрения, странны, не очень грамотны, порой предосудительныВ»⁷. Тем не менее

В. Непомнящий утверждает, что мировосприятие Пушкина выражается не в этих ВлсужденияхВ» и Влтворческих поступкахВ», а в общем ВлдухеВ» его творчества: ВлтАжголова его может думать порой одно, а у гения сказывается совсем другоетАжВ», ибо первое принадлежит Влмирскому, земному интеллектуВ», а второе тАФ Влнебесному даруВ»⁸. На этом основании исследователь утверждает, что Пушкин тАФ Влгений православного народаВ», что православие, в отличие от католичества и протестантизма (атеизм, ислам, иудаизм, буддизм и пр. вообще не в счет), тАФ это Влединственно истинная вераВ» и что Россия тАФ единственный Влоплот истинного христианстваВ». Отсюда следует вывод об уникальном месте Пушкина (и России в целом) не только в русской, но и в мировой культуре, которая, начиная с эпохи Возрождения, отклонилась от правильного пути и создала секулярную, материалистическую цивилизацию, обреченную на вырождение и гибель.

Оставляя в стороне православно-романтическую историософию, я хочу в этой статье показать, что хотя отношениe Пушкинa к русскому духовенству и церкви, к христианству и вообще к религии действительно изменилось в последние годы его жизни, элементы античного и романтического мировосприятия у него сохранялись, да и с наследием Просвещения он распрощался вовсе не до конца. По моему мнению, хотя Пушкин действительно стал русским национальным поэтом, это не значит, что он отверг европейское культурное наследие и стал ортодоксально верующим православным христианином.

ЭволюцияотношенияПравославнойцерквикПушкинуиеепричины

Не секрет, что Пушкин принадлежал к той части образованного русского дворянства 1820тАФ1830-х годов, которое было вполне секуляризованным и относилось к церкви равнодушно. Конечно, он исполнял церковные обряды, как того требовали российские законы, но вероятнее всего, особенно в юности, неохотно и в минимальной степени. К тому же, как известно, в Кишиневе Пушкин был членом весьма радикальной масонской ложи ВлОвидийВ». Положение отчасти изменилось в 1824 году после истории с известным письмом Кюхельбекеру (?), в котором он писал о том, что Влберет уроки чистого афеизмаВ». Будучи сосланным в Михайловское под духовный надзор священника, Пушкин должен был соблюдать осторожность и аккуратно выполнять церковные обряды. Это, однако, не изменило его отношения к церковности, о чем свидетельствует письмо Жуковскому от 7 марта 1826 года, где он писал: ВлКаков бы ни был мой образ мыслей, политический и религиозный (курсив мой. тАФ Ф. Р.), я храню его про самого себя и не намерен безумно противоречить общепринятому порядку и необходимостиВ»⁹. Ситуация обострилась после того, как Николай I освободил его из ссылки и поставил под еще более строгий надзор, так что Пушкину приходилось строго исполнять не только придворные, но и церковные обязанности и тщательно следить за своими устными и письменными высказываниями, чтобы не вызывать подозрений в нелояльности и вольнодумстве, которые сохранялись вплоть до его смерти.

Тем не менее есть основания предполагать, что он по-прежнему оставался нецерковным человеком. В своей переписке с друзьями и знакомыми, принадлежавшими к тому кругу, к которому принадлежал и он сам, Пушкин никогда не упоминает о церкви. Судя по всему, он не испытывал потребности в общении с представителями духовенства¹⁰. Единственный человек, в письмах к которому у Пушкина часто встречаются церковные выражения, тАФ это его жена, которая, как и ее семья, по-видимому, была гораздо более набожной, чем он. Пушкин с этим считался и соблюдал приличия, тем более что он знал, что его письма к жене перлюстрируются. Впрочем, в одном из писем жене он признавался: ВлЯ мало Богу молюсь и надеюсь, что твоя чистая молитва лучше моих, как для меня, так и для насВ» (3 августа 1834 года). Неудивительно, что он сам называл себя Влпосредственным христианиномВ». Правда, в последние годы жизни его отношение к церкви стало меняться, о чем свидетельствуют и некоторые его стихи и статьи (об этом ниже), и то, что после смерти матери он купил себе место на кладбище Святогорского монастыря, и, наконец, то, что перед смертью он послал за священником и причастился святых тайн. Тем не менее Николай I (и не только он) до конца подозревал Пушкина в религиозном вольнодумстве. В своей записке умирающему поэту царь настаивал на том, чтобы тот встретил смерть как верующий христианин, а позже, в разговоре с Жуковским, заметил: Вл..мы насилу довели его до смерти христианскойтАжВ»¹¹. Следует признать, что у Николая I были основания для подобных подозрений: Пушкин в жизни никогда не был олицетворением христианских добродетелей. Об этом свидетельствуют и его образ жизни в юности, и воспоминания современников, и, что еще важнее, признания самого поэта, наиболее красноречивыми из которых являются ВлВоспоминаниеВ» (1828), ВлНапрасно я бегу..В» (1836) и ряд других стихотворений конца 1820-х тАФ начала 1830-х годов.

В своем равнодушном отношении к церкви и церковной обрядности Пушкин был далеко не одинок. А. Панченко справедливо замечает, что в жизни и Онегина, и Ленского, и даже Влрусской душоюВ» Татьяны, которые представляют российское культурное дворянство начала XIX века, церковь не играла существенной роли. ВлОбозревая поэтические ландшафты и поэтические интерьеры романа, петербургские или деревенские, мы не найдем ни храма, ни иконыВ», тАФ пишет он и продолжает: Вл..судя по тАЬЕвгению ОнегинутАЭ, человек пушкинского круга предстает перед нами в плаценте религиозного и церковного равнодушия. Нелояльности к православию он не выказывает, усердия не выказывает тоже. Это характерно и для других сочинений поэта, если их персонажи принадлежат к тому же кругуВ»¹².

Конечно, такое положение не могло радовать Церковь, но она была вынуждена так или иначе мириться с равнодушием культурного дворянства к религии. Пушкин, однако, представлял особый случай. Хотя он был всего лишь титулярным советником, в глазах всех образованных людей он был великим поэтом, и поэтому Церковь обращала на него особое внимание. Это внимание при жизни и даже долгое время после смерти Пушкина было далеко не дружественным. И дело тут не только в злополучном письме об ВлафеизмеВ» и не только в ВлГавриилиадеВ», за которую Пушкин извинялся перед Николаем I. Многие пастыри Церкви до самой смерти поэта подозревали его в тайном либерализме и вольнодумстве. Еще в Кишиневе архимандрит Ириней грозил Пушкину доносом за богохульство; в Михайловском за Пушкиным присматривал игумен Святогорского монастыря Иона. Но особенно отличился петербургский митрополит Серафим, который сначала инициировал ВлделоВ» о ВлГавриилиадеВ», испортившее Пушкину много крови, потом, через пять лет после благополучного окончания этого ВлделаВ», оказался единственным членом Российской академии, кто голосовал против избрания Пушкина в академики, и, наконец, уже после смерти поэта сделал все возможное, чтобы его похороны прошли как можно более незаметно, поскольку с догматической точки зрения участие в дуэли считалось попыткой самоубийства или убийством и приравнивалось к смертному греху.

Обычно, говоря об отношении Церкви к Пушкину при его жизни, ссылаются на ВлОтветВ» чрезвычайно влиятельного московского митрополита Филарета на стихотворение Пушкина ВлДар напрасный, дар случайныйВ» (1828). В. Непомнящий пишет, что это был Влне выговор, даже не поучение (?), а совет, увещание, тихая подсказка <..> Стихи святителя <..> тронули Пушкина глубоко не только мудростью, точностью в тАЬдиагнозетАЭ духовного недуга <..> но <..> как поступок именно тАЬхристианинатАЭ, и именно тАЬрусского епископатАЭВ»¹³, как будто ни католический, ни протестантский епископы по определению не могли бы совершить подобного поступка. ВлОтветВ» Филарета действительно представляет собой нечто необычное, но для того, чтобы лучше оценить его, надо вспомнить, каким человеком был этот выдающийся иерарх православной церкви и какими были его идейные позиции.

Многие современники, в том числе и Пушкин, видели в Филарете замечательного проповедника и богослова, человека с сильным и независимым характером, но вместе с тем властного и нетерпимого. Он был убежденным консерватором, отрицательно относился к светской культуре и был готов с ней примириться лишь при условии ее подчинения Церкви, то есть превращения ее в средство пропаганды православия как единственно верного учения, соответствующего духу русского народа и интересам российского государства. Исходя из этого, он настоял на удалении священника Г. Павского от обязанностей воспитателя наследника престола, обвинив его в протестантизме, и резко критиковал Влнемецких лжеистолкователей БиблииВ». Его влияние было решающим в работе Комиссии по разработке цензурных уставов 1828 года, благодаря которым, как пишет А. Дмитриев, Влдуховная цензура, получив право контролировать печатные издания, заняла подобающее ей место судьи русской умственной жизниВ»¹⁴. Филарет также сыграл решающую роль в организации идеологического контроля Церкви над системой народного просвещения: школьные программы и учебники утверждались, как правило, только после его одобрения. Неудивительно, что в 1860-е годы он скептически высказывался относительно реформ Александра II, в частности возражал против участия Церкви в процессе освобождения крестьян. Если ко всему этому добавить, что, по словам митрополита Антония (Храповицкого), у Филарета было Влдовольно черствое сердцеВ», что даже В. Непомнящий признает, что он пользовался Влрепутацией человека сурового и жесткогоВ»¹⁵, а также то, что он находил крамолу даже у Крылова и, по воспоминаниям А. Никитенко, жаловался в 1834 году Бенкендорфу на Пушкина за упоминание в ВлОнегинеВ» галок на крестах московских церквей, видя в этом оскорбление святыни, то вряд ли его ВлОтветВ» Пушкину может быть воспринят как Влтихая подсказкаВ» и выражение Влмудрой терпимостиВ». Это была скорее достаточно строгая и не терпящая возражений нотация. В свете этого пушкинское стихотворение ВлВ часы забав иль праздной скукиВ» вовсе не выглядит как начало диалога между светским писателем и церковным иерархом. Такой диалог и не мог состояться тАФ слишком различным было общественное положение поэта и всесильного митрополита¹⁶. Непомнящий вменяет в заслугу Филарету то, что тот не наказал Пушкина за ВлДар напрасныйВ» (как остроумно заметил Сарнов, ссылаясь на слова из современного анекдота: ВлА ведь мог бы и полоснутьВ»), и он по-своему прав. Но и преувеличивать доброжелательность Филарета по отношению к Пушкину тоже, по-видимому, не стоит: вполне можно предположить, что Филарет своим ВлОтветомВ» хотел, вразумив великого поэта, поставить его дар на службу Церкви так же, как Николай I хотел поставить его на службу государству.

Отношение Церкви к Пушкину начало меняться только в 1880-е годы после известной речи Достоевского. Благодаря ВлБеседеВ» архиепископа Никанора (Бровковича), опубликованной в 1887 году, в церковных кругах начала складываться концепция Пушкина как Влблудного сынаВ». Впервые на высоком уровне признавалось, что Пушкин был гениальным поэтом, но вместе с тем указывалось, что, как писал преосвященный Никанор, он Влне только нечисто мыслил и чувствовал, но и поступал, и не только поступал, мыслил и чувствовал, но и высказывал свои мысли и чувства, стремления и поступки прелестными стихамиВ», что делало их особенно опасными для верующих. ВлЭтого мира, тАФ продолжал Никанор, тАФ он был певец, угодник и раб столько же, как другого мира враг и отрицательВ»¹⁷. И если Пушкин все же заслужил, с точки зрения этого иерарха, прощение, то за то, что он, как библейский блудный сын, в конце концов вернулся в лоно Церкви: покаялся и умер христианином.

Окончательно Церковь приняла Пушкина как христианского поэта в 1899 году, когда во время торжеств, связанных со столетием со дня его рождения, Пушкин был официально объявлен величайшим национальным поэтом. Это не значит, что концепция Пушкина как Влблудного сынаВ» Церкви была забыта; напротив, она была усвоена и развита и деятелями Церкви, и русскими религиозными философами первой половины XX века, но в ней были переставлены акценты и внесены существенные изменения. Новый подход Церкви к оценке личности и творчества Пушкина был впервые сформулирован митрополитом Антонием (Храповицким) в его ВлСлове пред панихидой о ПушкинеВ» и позже сделался традиционным. Если раньше подчеркивались ВлгрехиВ» Пушкина, то теперь они были справедливо признаны не столь уж серьезными, тем более что впоследствии он их искупил, а его юношеские богохульства и вольтерьянство стали рассматриваться как следствия пагубного влияния секуляризованного светского общества, к которому принадлежал поэт. С другой стороны, с тех пор и вплоть до настоящего времени и деятели Церкви, и ВлправославныеВ» пушкинисты истолковывают духовную жизнь Пушкина как путь к христианству и православию, опираясь в качeстве доказательства не только на его Влпокаянные стихиВ», но и на весь корпус его произведений. Выражая это мнение, В. Непомнящий утверждает, что главное в Пушкине не ВлжизньВ» в смысле житейской биографии и не ВлидеологияВ», выраженная в его публицистических высказываниях и письмах, а художественное творчество как борьба Влвысшего с низшим, духовного с плотским, небесного с земнымВ»¹⁸. Тогда как первое принадлежит религии, второе принадлежит позитивистской науке.

Если игнорировать крайности и преувеличения, в которые иногда впадают ВлправославныеВ» пушкинисты, следует признать, что в их суждениях о духовном пути и творчестве Пушкина есть много справедливого, как и в их критике позитивистской науки. Однако, по моему мнению, нельзя не заметить, что они подчас либо игнорируют, либо затушевывают то, что не ВлвписываетсяВ» в их концепцию. В частности, это касается отношения Пушкина к русскому духовенству и православной церкви.

ОтношениеПушкинакПравославнойцеркви

Известно, что в отрочестве и юности это отношение было вполне равнодушным. В стихотворении ВлВ начале жизни школу помню яВ» Пушкин признается, что он Влне вникалВ» в ВлбеседыВ» Влвеличавой женыВ», под которой он явно подразумевает Церковь, и ВлубегалВ» от них в Влвеликолепный мрак чужого садаВ» античного искусства. Хотя в Лицее изучался Закон Божий, Пушкин нигде не упоминает преподавателей этого предмета. Не упоминает он и о своих первых встречах с Филаретом, впоследствии митрополитом, а тогда ректором Петербургской духовной академии, который присутствовал на лицейских экзаменах в 1816 и 1817 годах (совсем по-другому обстояло дело с посещением Лицея Державиным). Судя по ВлГородкуВ», где Пушкин описывает свою библиотеку, Библия в это время не входила в круг его интересов. Увлечение идеями Вольтера и философией гедонизма привело к появлению у Пушкина ряда антиклерикальных стихотворений, вроде ВлМонахаВ», ВлРусалкиВ», ВлК ОгаревойВ» и др., а также злополучной ВлГавриилиадыВ», но вряд ли пушкинские богохульства этого периода (даже ВлГавриилиадуВ») можно рассматривать как серьезное богоборчество. В сущности, это были, за исключением чрезвычайно резкого стихотворения ВлВ. Л. ДавыдовуВ» (1821), всего лишь юношеские ВлшалостиВ».

Впервые Пушкин всерьез обратился к вопросу о роли православной церкви и духовенства в истории России в 1822 году в ВлЗаметках по русской истории XVIII векаВ». Эти ВлЗаметкиВ» свидетельствуют о том, что он оценивал ее в высшей степени позитивно. Он утверждает, что в ВлРоссии влияние духовенства столь же было благотворно, сколь пагубно в землях римско-католическихВ», поскольку русское духовенство, в отличие от пап, никогда не претендовало на верховную власть и Влвсегда было посредником между народом и государемВ» (VIII, с. 93). Кроме того, Влгреческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характерВ» (там же, с. 92тАФ93). И наконец, Влмы обязаны монахам нашей историею, следственно и просвещениемВ» (там же, с. 93). Аналогичные идеи Пушкин высказывает в статье ВлО ничтожестве литературы русскойВ» и особенно в письме к Чаадаеву от 19 октября 1836 года, где он, не соглашаясь со своим корреспондентом, полагавшим, что Россия получила христианство из ВлнечистогоВ» (византийского) источника, пишет: ВлНаше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизмаВ», которые и привели к Реформации и распаду единства Западной церкви¹⁹.

Все это, однако, относится к роли православной церкви и духовенства в средние века. Как только Пушкин переходит к оценке их места в новой, послепетровской истории России и особенно в современной жизни нации, его суждения существенно меняются и становятся весьма критическими. Именно это стараются затушевать ВлправославныеВ» пушкинисты, полагающие, что высказывания Пушкина не следует принимать во внимание, хотя они актуальны и сегодня.

Какие же претензии предъявляет Пушкин к современному духовенству?

Прежде всего он критикует его за консерватизм, ксенофобию и нежелание вступать в диалог со светской культурой. ВлОно носит бородуВ», тАФ пишет Пушкин Чаадаеву в цитировавшемся ранее письме и в неотправленном черновике продолжает: ВлтАжоно вне общества <..> Его нигде не видно, ни в наших гостиных, ни в литературе, ни в ..В» (X, с. 701). Пушкин сожалеет о том, что раскол христианских церквей 1054 года и татаро-монгольское иго привели к тому, что православная церковь Влостановилась и отделилась от общего стремления христианского духаВ» (письмо Вяземскому от

3 августа 1831 года). Об этом же идет речь и в статье ВлО ничтожестве литературы русскойВ»: ВлПриняв свет христианства от Византии, она (Россия. тАФ Ф. Р.) не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-кафолического мира. Великая эпоха возрождения не имела на нее никакого влияниятАжВ» (VII, с. 210). Если бы только эта эпоха, добавим мы!

Во-вторых, Пушкину не нравится религиозная нетерпимость православной церкви. Несмотря на то, что он признает многочисленные недостатки католической церкви (см., в частности, его рецензию на книгу Г. Кониского), он тем не менее в своих художественных произведениях с симпатией рисует образы католических священников и монахов. Таковы собирающаяся уйти в монастырь Изабелла в ВлАнджелоВ», монах в ВлКаменном гостеВ», священник в ВлПире во время чумыВ». Таков и Сильвио Пеллико, автор книги ВлОб обязанностях человекаВ», в котором Пушкин видит истинного христианина²⁰. С уважением относится он и к протестантизму. Возражая Чаадаеву, который полагал единство христианства лишь в католицизме, Пушкин спрашивает: ВлНе заключается ли оно в идее Христа, которую мы находим также и в протестантизме?В» А в письме к Вяземскому он пишет: ВлНе понимаю, за что Чаадаев с братией нападает на реформациюВ», и далее: ВлтАжто есть на известное проявление христианского духа. Насколько христианство потеряло при этом в отношении своего единства, настолько же оно выиграло в отношении своей народностиВ».

Кстати, о народности. Одна из претензий Пушкина к православной церкви состоит в том, что она, по его мнению, не выполняет в должной мере своих обязанностей по отношению к русскому народу. Не принадлежа к Влхорошему обществуВ», духовенство в то же время Влне хочет быть народомВ», тАФ пишет Пушкин Чаадаеву. тАФ ВлТочно у евнухов тАФ у него одна только страсть к власти. Поэтому его боятсяВ». Это, по-видимому, относится к высшему духовенству. Что же касается современного духовенства в целом, то Пушкин, указывая на его полное подчинение государственной власти, возлагает за это ответственность на Петра I, отменившего патриаршество, и Екатерину II, которая Влявно гнала духовенствоВ». ВлтАжЛишив его независимого состояния и ограничив монастырские доходы, тАФ пишет Пушкин, тАФ она нанесла сильный удар просвещению народному. Семинарии пришли в совершенный упадок. Многие деревни нуждаются в священниках. Бедность и невежество этих людей, необходимых в государстве, их унижает и отнимает у них самую возможность заниматься важною своею должностью. От сего происходит в нашем народе презрение к попам и равнодушие к отечественной религии <..> может быть, нигде более, как между нашим простым народом, не слышно насмешек на счет всего церковногоВ» (VIII, с. 92). Подтверждением этого является пушкинская ВлСказка о попе и его работнике БалдеВ» (1830), единственная подлинно народная русская сказка, сюжет которой был навеян Пушкину его няней Ариной Родионовной. Сатирическое изображение в ней священника как глупого и жадного человека, несомненно, подрывало престиж Церкви. Поэтому сказка не могла быть опубликована при жизни Пушкина. Она была впервые напечатана в 1840 году, причем ее публикатор Жуковский назвал ее ВлСказкой о купце Кузьме Остолопе и его работнике БалдеВ» и внес в пушкинский текст соответствующие изменения, чтобы сделать его приемлемым для духовной цензуры.

Сказанное выше объясняет, почему в черновике неотправленного письма к Чаадаеву Пушкин заметил: ВлРелигия чужда нашим мыслям и нашим привычкам, к счастью²¹, но не следовало этого говоритьВ». ВлНе следовало этого говоритьВ», тАФ эти слова показывают, что Пушкин очень хорошо понимал, что можно и чего нельзя было открыто говорить и тем более писать. В этой связи нельзя не вспомнить его известные слова из письма Жуковскому 1826 года о том, что он обязуется хранить свой образ мыслей про себя.

Была еще одна область, наиболее близкая Пушкину как художнику, в которой он достаточно твердо, хотя и непрямо, выражал свое критическое отношение к Церкви. Речь идет о ее отношении к светскому искусству. Традиционная Церковь рассматривала его как дьявольское искушение. ВлКак известно, тАФ пишет Дмитриев, тАФ святые отцы <..> видели в искусстве немалый соблазн для слабой человеческой души, не способной без Божией помощи противостоять прелести рукотворной красотыВ»²². Правда, И. Сурат справедливо замечает, что Влоткрытое христианствоВ», представленное русскими религиозными философами конца XIXтАФXX века, не разделяет этого воззрения и видит в подлинном искусстве своеобразный путь к Богу. Однако во времена Пушкина, да и позже это было не так: Церковь требовала, чтобы светское искусство служило религиозным целям, и прежде всего формированию православных нравственных ценностей. В свете этого особое значение имеет статья Пушкина ВлМнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественнойВ», написанная в 1836 году, то есть тогда, когда, как утверждают ВлправославныеВ» пушкинисты, Пушкин уже твердо придерживался религиозно-православных взглядов.

В своей статье Лобанов высказывает идеи, близкие к позиции традиционной православной церкви. Он резко осуждает современных французских писателей-романтиков за безнравственность, усматривая ее в том, что они изображают Влнелепые, гнусные и чудовищные явленияВ», выставляя Влразбойников, палачей и им подобныхВ» как Влобразец для подражанияВ», и таким образом способствуют зарождению Влбезнравия, безверия и, следовательно, будущих заблуждений или преступленийВ» (VII, с. 274). Так же резко он осуждает и тех русских писателей и критиков, которые находятся под влиянием современной Влгибельной для человечества новейшею философиеюВ» (там же, с. 275). По мнению Лобанова, необходимо активно бороться с этим злом, Влпроникнуть все ухищрения пишущих <..> разрушить превратность мнений в словесности и обуздать дерзость языкаВ» (там же, с. 279). Для этого недостаточно усилий цензуры, надо, чтобы и Российская академия, и все писатели, и даже Влпросвещенные отцы семействаВ» бдительно следили за литературой и ВлсигнализировалиВ», обнаружив какие бы то ни было проявления безнравственности и безверия.

Пушкин тоже критиковал современную французскую литературу. ВлСохрани нас Боже быть поборниками безнравственности в поэзии <..> тАФ писал он в другой статье. тАФ Поэзия <..> не должна унижаться до того, чтобы силою слова потрясать вечные истины, на которых основаны счастие и величие человеческие, или превращать свой божественный нектар в любострастный, воспалительный составВ» (там же, с.168). Но ригоризм и прямолинейность Лобанова, отражавшего позицию консервативных кругов, исторически доминировавших в православной церкви, были ему чужды. Когда Пушкин писал в ВлПамятникеВ», что он будет Вллюбезен народуВ» тем, что Влчувства добрыеВ» Вллирой пробуждалВ», ВлвосславилВ» ВлсвободуВ» и Влмилость к падшим призывалВ», это вовсе не значило, что он сознательно ставил перед собой такие задачи. В ответ на пожелания ВлчерниВ» в стихотворении ВлПоэт и толпаВ» употреблять свой Влбожественный дарВ» ей на благо, исправляя Влсердца собратьевВ» (чего хотела от искусства Церковь), пушкинский Поэт, как известно, категорически отказывается это делать. ВлМы рождены для вдохновенья, / Для звуков сладких и молитвВ», ВлДорогою свободной / Иди, куда влечет тебя свободный умВ», ВлВеленью Божию, о муза, будь послушнаВ» тАФ так определял Пушкин задачи поэта в своих стихах. А в своих критических статьях и письмах он замечал: ВлЦель поэзии тАФ поэзияВ», ВлЦель художества есть идеал, а не нравоучениеВ», ВлПоэзия выше нравственности тАФ или по крайней мере совсем другое делоВ» и, наконец, ВлКакое дело поэту до добродетели и порока? Разве их одна поэтическая сторонаВ». Можно привести и другие пушкинские высказывания, в которых он говорит о том, что нельзя смешивать нравственность с нравоучением и Влвидеть в литературе одно педагогическое занятиеВ» (VII, с. 131), как нельзя Влтребовать от всех произведений словесности изящества или нравственной целиВ» (там же, с. 275). Одним словом, отнюдь не отрицая нравственной ответственности художника, Пушкин всегда был поборником свободы творчества и автономии искусства и от государства, и от Церкви.

Наконец, было еще одно обстоятельство, влиявшее на отчуждение Пушкина-литератора от Церкви и церковной культуры. Говоря о том, что духовенство Влносит бородуВ», он употреблял это выражение в метафорическом смысле слова, имея в виду консерватизм Церкви, проявлявшийся и в ее языке. Если в средние века Церковь была единственным носителем просвещения и культуры, то после петровских реформ положение начало меняться. Церковь по-прежнему использовала церковнославянский язык, считая разговорный русский язык профанным, а развивающаяся светская литература, несмотря на сопротивление Шишкова и других ВлархаистовВ», все больше тяготела к современной разговорной речи. Пушкин, который еще со времен своей ВларзамасскойВ» юности активно выступал на стороне ВлкарамзинистовВ» за секуляризацию литературного языка, был светским писателем. Он использовал славянизмы, но у него они стали стилистическим приемом, а не основной формой выражения. Более того, он довел до конца реформу русского литературного языка, что, как пишет П. Бухаркин, означало Влпринципиальное языковое отделение мирской литературы с ее новым, русским, языком от церковнославянского слова ЦерквиВ». В результате Вллитература и Церковь предстали как разные языковые субъекты. А это в свою очередь заметно сказалось на диалоге Церкви и литературы в целомВ»²³.

В свете всего этого трудно не согласиться со Сквозниковым, когда он пишет: ВлЕго [Пушкина] отношение к собственно церкви и в последние годы не стало слишком горячим, и современные поклонники пушкинского православия в этом отношении выдают желаемое за действительноеВ»²⁴.

ОтношениеПушкинакхристианствуипроблемабессмертиядуши

Хотя в юности Пушкин отдал дань увлечению античной (языческой) философией гедонизма, со временем он вполне понял и оценил историческое значение христианства. ВлВеличайший духовный и политический переворот нашей плане- ты, тАФ писал он в рецензии на второй том тАЬИстории русского народатАЭ Н. Полевого, тАФ есть христианство. В сей-то священной стихии исчез и обновился мир <..> История новейшая есть история христианства. Горе стране, находящейся вне европейской системыВ» (VII, с. 100). Основной смысл христианства Пушкин видел в гуманизации человеческого общества. Ценность ВлБожественного ЕвангелияВ», по его мнению, состоит не только в его мудрости, не только в Влкротости духа, сладости красноречия и младенческой простоте сердцаВ» (там же, с. 322), но и прежде всего в духе ВлблаговоленияВ», Вллюбви и доброжелательстваВ» (там же, с. 323). Познакомившись с нравами и жестокими обычаями кавказских горцев, Пушкин пришел к заключению о важности миссионерской деятельности, которая могла бы приобщить их к христианским ценностям. Об этом он писал в ВлПутешествии в АрзрумВ», этой же теме посвящена и его поэма ВлТазитВ», основанная на противопоставлении двух культур: исламской и христианской. О признании Пушкиным значения этических принципов христианства свидетельствует и его ВлпокаяннаяВ» лирика конца 1820-х тАФ начала 1830-х годов, о которой писали митрополиты Антоний (Храповицкий), Анастасий (Грибановский) и другие деятели Церкви, а также много пишут в последние годы. Если с нравственными аспектами пушкинского миропонимания все ясно, то вряд ли это можно сказать о его отношении к некоторым другим догматам христианского учения. В частности, к проблеме бессмертия души.

Впервые стихи о смерти появляются у Пушкина еще в Лицее. Написанные в духе анакреонтики, они звучат легко и беззаботно, несмотря на то, что их автор, исходя из античных представлений о смерти, видит в ней абсолютный конец существования. Для юного поэта смерть тАФ это не трагедия, а безболезненный уход к Влтихой ЛетеВ», поэтому он окружает его грациозными аксессуарами. Вот как он обращается к друзьям:

На тихий праздник погребенья

Я вас обязан пригласить;

Веселость, друг уединенья,

Билеты будет разносить..

Ва(ВлМое завещание друзьямВ», 1815)

То же самое тАФ в стихотворении ВлКривцовуВ», написанном в 1817 году, вскоре после окончания Лицея:

Смертный миг наш будет светел;

И подруги шалунов

Соберут их легкий пепел

В урны праздные пиров.

По-другому Пушкин пишет о смерти в стихотворении ВлБезвериеВ» (1817). Описывая страдания человека, не верящего в загробную жизнь и потому лишенного утешения и надежды, он впервые признается: ВлУм ищет божества, а сердце не находитВ». О том, что это не случайная оговорка, говорят слова из стихотворения ВлЯ видел смертьВ» (1816):

тАжПоследний взор моих очей

Луча бессмертия не встретит,

И погасающий светильник юных дней

Ничтожества спокойный мрак осветит.

Эти и другие юношеские стихотворения, по мнению Васильева, говорят о том, что по крайней мере, с 1816 года Пушкин Влпришел к убеждению, что бессмертия не существует, дух человека умирает <..> вместе с телом, и <..> тАЬмрак ничтожестватАЭ (то есть небытия), а затем тАЬвечная тьматАЭ охватывает то, что было живым человекомВ»²⁵.

Тем не менее вряд ли можно определенно утверждать, что даже в это время Пушкин был убежденным атеистом: в известном письме об Влуроках чистого афеизмаВ» речь идет и о проблеме бессмертия души. Следует иметь в виду, что брать Влуроки афеизмаВ» еще не значит быть самому атеистом. Кроме того, соглашаясь с Хатчинсоном в том, что доказательства бессмертия слабы и ВлсистемаВ» атеизма, Влк несчастью, более всего правдоподобнаяВ», Пушкин замечает, что она Влне столь утешительная, как обыкновенно думаютВ» (X, с. 70). Эти слова возвращают нас к ВлБезвериюВ», в частности к афористическому стиху: ВлУм ищет божества, а сердце не находитВ», тАФ и свидетельствуют о внутренней борьбе между верой и безверием в душе и сознании Пушкина²⁶. Эту борьбу можно увидеть и в ВлДемонеВ»: с одной стороны, это стихотворение, как и многие другие стихи начала 1820-х годов, демонстрирует углубляющийся философский скептицизм поэта, а с другой тАФ называя ВлдемонаВ» скептицизма ВлзлобнымВ», а его суждения Влхладным ядомВ» и тАФ особенно тАФ ВлклеветойВ», Пушкин косвенно выражает свое несогласие с ним. Противоречие между ВлумомВ» и ВлсердцемВ» характеризует Пушкина не как верующего христианина, но и не как атеиста, а скорее как агностика. Этот агностицизм в отношении бессмертия души, которое он позже, в 1830 году, в письме к

П. Осиповой, соглашаясь с Рабле, назвал Влвеликим тАЬбыть можеттАЭВ» (X, c. 647), проявляется и в других его поэтических произведениях, написанных в период Южной ссылки.

О колебаниях Пушкина между верой и неверием в загробную жизнь превосходно написал М. Гершензон в статье ВлТень ПушкинаВ». Ссылаясь на стихотворение ВлТавридаВ», он замечает, что мысль о смерти вызывает у Пушкина Влкрик ужаса пред тАЬничтожествомтАЭ. Нарисовав картину полного уничтожения, поэт с содроганием отворачивается от нее и судорожно цепляется за надежду, подаваемую поэтами (и, добавлю я, религией. тАФ Ф. Р.), не спрашивая, на чем основаны их уверения, веря только потому, что не поверить тАФ слишком страшноВ»²⁷:

Ты, сердцу непонятный мрак,

Приют отчаянья слепого,

Ничтожество! пустой призрак,

Не жажду твоего покоя.

Пушкин хочет верить, продолжает Гершензон, что после смерти тела личность человека не исчезает, а прини

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Автобиографическое начало" в творчестве Гоголя