Акмеизм

.

На рубеже XIX и XX веков в русской литературе возникает интереснейшее явление, названное затем тАЬпоэзией серебряного векатАЭ. тАЬЗолотой вектАЭ русской поэзии, связанный с появлением на небосклоне таких тАЬзвезд первой величинытАЭ, как Пушкин и Лермонтов, несомненно был обусловлен общей тенденцией к развитию русской национальной литературы, русского литературного языка и развитием реализма.

Новый всплеск поэтического духа России связан со стремлением современников к обновлению страны, обновлению литературы и с разнообразными модернистскими течениями, как следствие, появившимися в это время. Они были очень разнообразными как по форме, так и по содержанию: от солидного, насчитывающего несколько поколений и несколько десятков лет символизма до еще только нарождающегося имажинизма, от пропагандирующего тАЬмужественно твердый и ясный взгляд на жизньтАЭ (Н. Гумилев) акмеизма до эпатирующего публику, развязного, иногда просто хулиганствующего футуризма.

Благодаря таким разным направлениям и течениям в русской поэзии появились новые имена, многим из которых довелось остаться в ней навечно. Великие поэты той эпохи, начиная в недрах модернистского течения, очень быстро вырастали из него, поражая талантом и многогранностью творчества. Так произошло с Блоком, Есениным, Маяковским, Гумилевым, Ахматовой, Цветаевой, Волошиным и многими другими.

Условно началом тАЬсеребряного векатАЭ принято считать 1892 год, когда идеолог и старейший участник движения символистов Дмитрий Мережковский прочитал доклад тАЬО причинах упадка и о новых течениях современной русской литературытАЭ. Так впервые символисты, а значит, и модернисты заявили о себе.

Однако в 1910-е годы символизм как художественное течение переживает кризис. Попытка символистов возгласить литературное движение и овладеть художественным сознанием эпохи потерпела неудачу. В предисловии к поэме тАЬВозмездиетАЭ Блок писал: тАЬ..1900 год тАУ это кризис символизма, о котором тогда очень много писали и говорили как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году явственно дали о себе знать направления, которые встали во враждебную позицию и к символизму, и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые начатки футуризматАЭ. Вновь остро поднят вопрос об отношениях искусства к действительности, о значении и месте искусства в развитии русской национальной истории и культуры.

В 1910 г. в тАЬОбществе ревнителей художественного словатАЭ были прочитаны программные доклады А. Блоком тАУ тАЬО современном состоянии русского символизматАЭ и Вяч. Ивановым тАУ тАЬЗаветы символизматАЭ. В среде символистов выявились явно несовместимые взгляды на сущность и цели современного искусства; отчётливо обнаружилась внутренняя мировоззренческая противоречивость символизма (у которого никогда не было единой идеологической и эстетической платформы). В дискуссии о символизме В. Брюсов отстаивал независимость от политических и религиозных идей. Для тАЬмладосимволистовтАЭ поэтическое творчество стало религиозным и общественным действом. Блок в это время переживал глубокий кризис мировоззрения.

Попытка Вяч. Иванова обосновать в докладе тАЬЗаветы символизматАЭ символизм как существующее целостное мировоззрение оказалась безуспешной. Блок к 1912 г. порывает с Вяч. Ивановым, считая символизм уже несуществующей школой. Оставаться в границах былых верований было нельзя, обосновать новое искусство на старой философско-эстетической почве оказалось невозможным.

В среде поэтов, стремившихся вернуть поэзию к реальной жизни из мистических туманов символизма, возникает кружок тАЬЦех поэтовтАЭ (1911), во главе которого становятся Н. Гумилёв, С. Городецкий. Членами тАЬЦехатАЭ были в основном начинающие поэты: А. Ахматова, Н. Бурлюк, Вас. Гиппиус, М. Зенкевич, Георгий Иванов, Е. Кузьмина-Караваева, М. Лозинский, О. Мандельштам, Вл. Нарбут, П. Радимов. Собрания ВлЦехаВ» посещали Н. Клюев и В. Хлебников. тАЬЦехтАЭ начал издавать сборники стихов и небольшой ежемесячный журнал тАЬГиперборейтАЭ.

В 1912 г. на одном из собраний тАЬЦехатАЭ был решён вопрос об акмеизме как о новой поэтической школе. Названием этого течения подчёркивалась устремлённость его приверженцев к новым вершинам искусства. Основным органом акмеистов стал журнал тАЬАполлонтАЭ (ред. С. Маковский), в котором публиковались стихи участников тАЬЦехатАЭ, статьи-манифесты Н. Гумилёва и С. Городецкого. Новое течение в поэзии противопоставило себя символизму, который, по словам Гумилёва, тАЬзакончил свой круг развития и теперь падаеттАЭ или, как более категорично утверждал Городецкий, переживает тАЬкатастрофутАЭ.

Однако по существу тАЬновое течениетАЭ вовсе не являлось антагонистическим по отношению к символизму. Претензии акмеистов оказались явно несостоятельными.

Горький в своей статье тАЬРазрушение личноститАЭ писал о тАЬновейшейтАЭ литературе, резко порывающей с общественно-гуманистическими тенденциями тАЬстаройтАЭ литературы, для которой тАЬтипичны широкие концепции, стройные мировоззрениятАЭ: тАЬВсё тоньше и острее форма, всё холоднее слово и беднее содержание, угасает искреннее чувство, нет пафоса; мысль, теряя крылья, печально падает в пыль будней, дробится, становится безрадостной, тяжёлой и больнойтАЭ. Эти слова Горького могут служить блестящей характеристикой не только творчества целого ряда символистов, но и акмеизма, ещё более, чем их предшественники, замкнувшегося в узкоэстетической сфере.

Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам. В этом отношении акмеизм был, может быть, ещё более неоднородным, чем символизм. Общее, что объединяло акмеистов, тАУ поиски выхода из кризиса символизма. Однако создать целостную мировоззренческую и эстетическую систему акмеисты не смогли, да и не ставили перед собой такой задачи. Более того, отталкиваясь от символизма, они подчёркивали глубокие внутренние связи акмеизма с символизмом. тАЬМы будем бороться за сильное и жизненное искусство за пределами болезненного распада духатАЭ, тАУ провозгласила редакция в первом номере журнала тАЬАполлонтАЭ (1913), котором в статье тАЬНаследие символизма и акмеизмтАЭ Н. Гумилёв писал: тАЬНа смену символизма идет новое направление, как бы оно ни называлось, тАУ акмеизм ли (от слова acmh (тАЬакметАЭ) тАУ высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь), тАУ во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцомтАЭ. Говоря об отношениях мира и человеческого сознания, Гумилёв требовал тАЬвсегда помнить о непознаваемомтАЭ, но только тАЬне оскорблять своей мысли о нём более или менее вероятными догадками тАУ вот принцип акмеизматАЭ. Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться. Разумеется, познание Бога, прекрасная дама теология, останется на своём престоле, но ни её низводить до степени литературы, ни литературу поднимать в её алмазный холод акмеисты не хотят. Что же касается ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, то они входят в состав материала художника и не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые им образы. Отрицательно относясь к устремлённости символизма познать тайный смысл бытия (он оставался тайным и для акмеизма), Гумилёв декларировал тАЬнецеломудренностьтАЭ познания тАЬнепознаваемоготАЭ, тАЬдетски мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнаниятАЭ, самоценность тАЬмудрой и яснойтАЭ окружающей поэта действительности. Таким образом, акмеисты в области теории оставались на почве философского идеализма. Программа акмеистического принятия мира выражена статье С. Городецкого тАЬНекоторые течения в современной русской поэзиитАЭ (тАЬАполлонтАЭ. 1913. №1): тАЬПосле всяких тАЬнеприятийтАЭ мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразийтАЭ.

В стихотворении тАЬАдамтАЭ, опубликованном в журнале тАЬАполлонтАЭ (1913. №3), С. Городецкий писал:

Прости, пленительная влага

И первоздания туман!

В прозрачном ветре больше блага

Для сотворенных к жизни стран.

Просторен мир и многозвучен,

И многоцветней радуг он,

И вот Адаму он поручен,

Изобретателю имен.

Назвать, узнать, сорвать покровы

И праздных тайн и ветхой мглы.

Вот первый подвиг. Подвиг новый тАУ

Живой земле пропеть хвалы.

Стремясь рассеять атмосферу иррационального, освободить поэзию от тАЬмистического туманатАЭ символизма, акмеисты принимали весь мир тАУ видимый, звучащий, слышимый. Но этот тАЬбезоговорочнотАЭ принимаемый мир оказывался лишённым позитивного содержания.

Всякое направление испытывает влюблённость к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего. В кругах, близких к акмеизму, чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Каждое из этих имён тАУ краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной стихии. Шекспир показал нам внутренний мир человека; Рабле тАУ тело и его радости, мудрую физиологичность; Виллон поведал нам о жизни нимало не сомневающейся в самом себе, хотя знающий всё, тАУ и Бога, и порок, и смерть, и бессмертие; Теофиль Готье для этой жизни нашёл в искусстве достойные одежды безупречных форм. Соединить в себе эти четыре момента тАУ вот та мечта, которая объединяла между собой людей, так смело назвавших себя акмеистами.

Это течение, зародившиеся в эпоху реакции, выразило присущее определённой части русской интеллигенции состояние тАЬсоциальной усталоститАЭ, стремление укрыться от бурь тАЬстекающего временитАЭ в эстетизированную старину, тАЬвещный мир стилизованнойтАЭ современности, замкнутый круг интимных переживаний. В произведениях акмеистов тАУ поэтов и писателей тАУ крайне характерно разрабатывается тема прошлого, точнее тАУ отношение прошлого, настоящего и будущего России. Их интересуют не переломные эпохи истории и духовных катаклизмов, в которых символисты искали аналогий и предвестий современности (осмысляемые, конечно, в определённом ракурсе), а эпохи бесконфликтные, которые стилизовались под идиллию гармонического человеческого общества. Прошлое стилизовалось так же, как и современность. Ретроспективизм и стилизаторские тенденции свойственны в те годы художникам тАЬМира ИскусстватАЭ (К. Сомов, А. Бенуа, Л. Бакет, С. Судейкин и другие). Философско-эстетические взгляды художников этой группы близки писателям-акмеистам.

Порывая с традиционной проблематикой русской исторической живописи, художники этой группы противопоставляли современности её социальным трагедиям условный мир прошлого, сотканный из мотивов ушедшей дорянско-усадебной и придворной культуры. В эпоху революции А. Бенуа писал: тАЬ..я совершенно переселился в прошлое.. За деревьями, бронзами и вазами Версаля я как-то перестал видеть наши улицы, городовых, мясников и хулигановтАЭ. Это была программная установка на беспроблемность исторического мышления. Обращаясь к темам прошлого, они изображали празднества, придворные прогулки, рисовали интимно-бытовые сценки. Интерес для художников представляла тАЬэстетикатАЭ истории, а не закономерности её развития. Исторические полотна становились стилизованными декорациями (К. сомов, тАЬОсмеянный поцелуйтАЭ, 1908-1909; А. Бенуа, тАЬКупальня маркизытАЭ, 1906; тАЬВенецианский садтАЭ, 1910). Характерно, что Сомов и Бенуа называли эти картины не историческими, а тАЬретроспективнымитАЭ. Особенность, свойственная живописи этого течения, тАУ сознательная условная театрализация жизни. Зрителя (как и читателя, например, стихов М. Кузьмина) не покидало ощущение, что перед ним не прошлое, а его инсценировка, разыгрываемая актёрами. Многие сюжеты Бенуа перекликались с пасторалями и тАЬгалантными празднествамитАЭ французской живописи XVIII столетия. Любовные сцены на полотнах художников часто трактовались с оттенком изысканной эротики. Такое превращение прошлого и настоящего в некую условную декорацию было свойственно и литераторам-акмеистам. Любовная тема связана уже не с прозрениями в другие миры, как у символистов; она развивается в любовную игру, жеманную и лёгкую. Поэтому в акмеистической поэзии так часто встречаются жанры пасторали, идиллии, мадригала. Признание тАЬвещноготАЭ мира оборачивается любованием предметами (Г. Иванов, сборник тАЬВересктАЭ), поэтизацией быта патриархального прошлого (Б. Садовской, сборник тАЬПолденьтАЭ). В одной из тАЬпоэзтАЭ из сборника тАЬОтплытие на остров ЦитерутАЭ (1912) Г. Иванов писал:

Кофейник, сахарница, блюдца,

Пять чашек с узкою каймой

На голубом подносе жмутся,

И внятен их рассказ немой:

Сначала тАУ тоненькою кистью

Искусный мастер руки,

Чтоб фон казался золотистей,

Чертил кармином завитки.

И щеки пухлые румянил,

Ресницы наводил слегка

Амуру, что стрелою ранил

Испуганного пастушка.

И вот уже омыты чашки

Горячей черною струей.

За кофием играет в шашки

Сановник важный и седой

Иль дама, улыбаясь тонко,

Жеманно потчует друзей.

Меж тем, как умная болонка

На задних лапках служит ей..

Эти тенденции свойственны и прозе акмеистов (М. Кузмин, Б. Садовской), которая в историко-литературном смысле имеет меньшее значение, чем их поэзия.

Декоративно-пасторальная атмосфера, гедонистические настроения в поэзии акмеистов и в живописи тАЬмирискусниковтАЭ 1910-х годов сочетались с ощущением грядущей катастрофы, заката истории, с депрессивными настроениями. Цикл картин А. Бенуа, характерно названный тАЬПоследние прогулки королятАЭ, определяет тема заката жизни Людовика XIV тАУ тАЬкороля-солнцатАЭ. Слегка гротескные фигуры как бы напоминают о тщете всех человеческих стремлений и вечности только прекрасного. Такие настроения свойственны и литературному акмеизму.

Жажда покоя как убежища от жизненной усталости тАУ пафос многих стихов Б. Садовского. В одном из стихотворений из сборника тАЬПозднее утротАЭ (1909) он писал:

Да, здесь я отдохну. Любовь, мечты отвага,

Вы все отравлены бореньем и тоской.

И только ты тАУ моё единственное благо,

О всеобъемлющий, божественный покой..

В предисловии к первому сборнику стихов А. Ахматовой тАЬВечертАЭ (1912) М. Кузьмин писал, что в творчестве молодой поэтессы выразилась тАЬповышенная чувствительность, к которой стремились члены обществ, обречённых на гибельтАЭ. За мажорными мотивами тАЬконквистадорскихтАЭ стихов Н. Гумилёва тАУ чувство безнадёжности и безысходности. Недаром с таким постоянством обращался поэт к теме смерти, в которой видел единственную правду, в то время как тАЬжизнь бормочет ложьтАЭ (сборник тАЬКолчантАЭ). За программным акмеистическим жизнеутверждением всегда стояло внутреннее депрессивное настроение.

Акмеисты уходили от истории и современности ещё дальше, чем символисты, утверждая только эстетически-гедонистическую функцию искусства, программно отклоняясь от социальных обобщений.

Призыв возвратиться из иных миров к реальности был вызван признанием некоторыми акмеистами культа первоначал жизни (зоологического, тАЬстихийноготАЭ) в природе и в человеке. М. Зенкевич писал, что первый человек на земле тАУ Адам, тАЬлесной зверьтАЭ, он и был первым акмеистом, который дал вещам их имена, не познав их сути. Так возник вариант названия течения тАУ адамизм. Обращаясь к самым тАЬистокам бытиятАЭ, описывая экзотических зверей, первобытную природу, переживая первобытного человека, Зенкевич размышляет о тайных рождениях жизни в стихии земных недр, эстетизирует первородство бацилл, низших организмов, зародившихся в первобытной природе (тАЬЧеловектАЭ, тАЬМахайродусытАЭ, тАЬТёмное родствотАЭ). Так причудливо уживались в акмеизме и эстетическое любование изысканностью культур прошлого и эстетизация первозданного, первобытного, стихийного.

Впоследствии, оценивая историко-литературное место акмеизма в русской поэзии, С. Городецкий писал: тАЬНам казалось, что мы противостоим символизму. Но действительность мы видели на поверхности жизни, в любовании мёртвыми вещами и на деле оказались лишь привеском к символизму..тАЭ

Новизна эстетических установок акмеизма была ограниченной и в критике того времени явно преувеличена. Отталкиваясь от символизма, поэтику нового течения Гумилёв определял крайне туманно. Под флагом акмеизма выступили многие поэты, не объединяемые ни мировоззренчески, ни стилевым единством, которые вскоре отошли от программы акмеизма в поисках своего, индивидуального творческого пути. Но, как писал об акмеистах Вл. Орлов, в их творчестве есть и нечто общее, тАЬа именно тАУ то тАЬрезкое разноречие с действительностьютАЭ, о котором говорил Горький и которое ещё более углубилось в русской поэзии после поражения первой революциитАЭ.

Творческое воплощение акмеистической эстетической программы у разных поэтов течения было очень индивидуальным; более того, крупнейшие поэты вступали в явное противоречие с узостью поэтической теории течения.

Но были и общие политические тенденции, которые объединяли художников этого течения. Складывалась некая общая ориентация на другие, чем у символистов, традиции русского и мирового искусства. Говоря об этом, В. М. Жирмунский в 1916 г. писал: тАЬВнимание к художественному строению слов подчёркивает теперь не столько значение напевности лирических строк, их музыкальную действенность, сколько живописную, графическую чёткость образов; поэзия намёков и настроений заменяется искусством точно вымеренных и взвешенных слов.. есть возможность сближения молодой поэзии уже не с музыкальной лирикой романтиков, а с чётким и сознательным искусством французского классицизма и с французским XVIII веком, эмоционально бедным, всегда рассудочно владеющим собой, но графичным богатым многообразием и изысканностью зрительных впечатлений, линий, красок и формтАЭ.

Для складывающегося акмеизма призывы от туманной символики к тАЬпрекрасной ясноститАЭ поэзии и слова не были новы. Первым высказал эти мысли несколькими годами ранее, чем возник акмеизм, М. А. Кузмин (1872-1936) тАУ поэт, прозаик, драматург, критик, творчество которого было исполнено эстетического тАЬжизнерадостноготАЭ приятия жизни, всего земного, прославления чувственной любви. К социально-нравственным проблемам современности Кузмин был индифферентен. Как художник он сформировался в кругу деятелей тАЬМира искусстватАЭ, в символистских салонах, где и читал свои стихи (тАЬАлександрийские песнитАЭ, тАЬКуранты любвитАЭ). Наиболее значительными поэтическими сборниками Кузмина были тАЬСетитАЭ (1908), тАЬОсенние озератАЭ (1912), тАЬГлиняные голубкитАЭ (1914). В 1910 году в тАЬАполлонетАЭ (№ 4) он напечатал свою статью тАЬО прекрасной ясноститАЭ, явившуюся предвестием поэтической теории акмеистов. В ней М. Кузмин критиковал тАЬтуманноститАЭ символизма и провозгласить ясность (тАЬкларизмтАЭ) главным признаком художественности.

Основное содержание поэзии Кузмина и его излюбленные герои охарактеризованы поэтом во вступлении к циклу тАЬМои предкитАЭ (книга тАЬСетитАЭ): это тАЬморяки старинных фамилий, влюблённые в далёкие горизонты, пьющие вино в тёмных портах, обнимая весёлых иностраноктАЭ, тАЬфранты тридцатых годовтАЭ, тАЬмилые актёры без большого талантатАЭ, тАЬэкономные умные помещицытАЭ, тАЬпрелестно-глупые цветы театральных училищ, преданные с детства искусству танцев, нежно развратные, чисто порочныетАЭ, все тАЬпогибшие, но живыетАЭ в душе поэта. Из столетий мировой истории, тАЬмногообразных огнейтАЭ человеческой цивилизации, о тАЬфонарикахтАЭ которой с пафосом писал в стихотворении тАЬФонарикитАЭ Брюсов, Кузмину ближе всего оказываются не Ассирия, Египет, Рим, век Данте, тАЬбольшая лампа ЛютератАЭ или тАЬсноп молний тАУ Революция!тАЭ, как для Брюсова, а тАЬдве маленькие звёздочки, век суетных маркизтАЭ. Не мечта Брюсова о тАЬгрядущих огняхтАЭ истории ведёт поэзию Кузмина, а тАЬмилый, хрупкий мир загадоктАЭ, галантная маскарадность жеманного века маркиз, с его игрой в любовь и влюблённость:

Маркиз гуляет с другом в цветнике.

У каждого левкой в руке,

А в парнике

Сквозь стёкла видны ананасы.

(тАЬРазговортАЭ)

История, её вещественные атрибуты нужны Кузмину не ради эстетической реконструкции, как у Брюсова, не для обнаружения исторических аналогий, а в качестве декораций, интерьера, поддерживающих атмосферу маскарада, игру стилями, театрализованного обыгрывания разных форм жизни. Игровой характер стилизации Кузмина подчёркивается лёгкой авторской иронией, насмешливым скептицизмом. Поэт откровенно играет вторичностью своего восприятия мира. В этом смысле характерно стихотворение тАЬФудзий в блюдечкетАЭ, в котором природа эстетизирована, а как бы посредником между нею и поэтом оказывается японский фарфор и быт:

Сквозь чайный пар я вижу гору Фудзий..

<..>

Весенний мир вместился в малом мире:

Запахнет миндалем, затрубит рог..

Мотивы лирики Кузмина непосредственно перекликались с темами и мотивами ретроспективных полотен К. Сомова, С. Судейкина и других художников тАЬМира искусстватАЭ. Установка на утончённость, изящество стиля переходила в манерность, характерную для поэта жеманностью. Причём сам поэт (как и тАЬмирискусникитАЭ) подчёркивал условность своих стилизаций, снисходительное, ироническое к ним отношение.

А обращение Кузмина к современности выражалось в поэтизации её тАЬпрелестных мелочейтАЭ:

Где слог найду, чтоб описать прогулку,

Шабли во льду, поджаренную булку

И вишен спелых сладостный агат?

Далёк закат, и в море слышен гулко

Плеск тел, чей жар прохладе влаг рад.

<..>

Дух мелочей, прелестных и воздушных,

Любви ночей, то нежащих, то душных,

Весёлой лёгкости бездумного житья!

Ах, верен я, далёк чудес послушных,

Твоим цветам, весёлая земля!

(тАЬГде слог найду, чтоб описать прогулку..тАЭ)

Эпоху русской жизни, которую так трагически переживал Блок, Кузмин воспринимает как время беззаботности, тАЬбездумного житьятАЭ, любования тАЬцветами землитАЭ. Отмечая в творчестве Кузмина тАЬдыхание артистичноститАЭ, Блок указал и на тАЬневыносимую грубость и тривиальностьтАЭ его поэзии.

Вырываясь из рамок этой программной тривиальности, Кузмин написал тАЬАлександрийские песнитАЭ, которые вошли в историю русской поэзии. И в произведениях этого цикла ощущается налёт стилизаторства. Но если в своих ранних стихах Кузмин, как остроумно заметил А. Ремизов, тАЬдобирался до искуснейшего литераторства: говорить не о чемтАЭ, то в тАЬАлександрийских песняхтАЭ он сумел проникнуть в дух древней культуры, её чувств. Их достоинство тАУ в передаче естественного, глубокого чувства человека. Они отразили мастерство Кузмина в технике стихотворства, на что обращал внимание В. Брюсов.

Достижения в творчестве Кузмина и других поэтов течения были связаны, прежде всего, с преодолением акмеистического тезиса о тАЬбезоговорочномтАЭ принятии мира. В этом смысле примечательны судьбы Городецкого и А. Ахматовой.

В своё время А. Блок назвал тАЬЦех поэтовтАЭ тАЬГумилёвски-Городецким обществомтАЭ. Действительно, Гумилёв и Городецкий были теоретиками и основателями акмеизма. Он (как и Ахматова) уже в ранний период своего творческого развития начинал тяготеть к реалистической поэтике. Для Городецкого акмеизм тАУ опора в неприятии иррационализма символистской поэзии. Через фольклор, литературу он более тесно связан с национальной русской культурой, что впоследствии и вывело его за рамки акмеизма.

Первый сборник стихов С. М. Городецкого (1884-1967) тАЬЯрьтАЭ, построенный на мотивах древнеславянской языческой мифологии, появился в 1907 г. тАЬЯрьтАЭ тАУ книга ярких красок, стремительных стиховых ритмов. Центральная тема её тАУ поэтизация стихийной силы первобытного человека и мощи природы. Если поэзия Кузмина по мотивам и характеру стилизаций созвучна творчеству тАЬмирискусниковтАЭ, то стихи Городецкого тАУ полотнам Кустодиева и Васнецова. Поэтическая оригинальность сборника была сразу же отмечена критикой. Блок назвал тАЬЯрьтАЭ тАЬбольшой книгойтАЭ. В том же году появилась вторая книга стихов тАУ тАЬПерунтАЭ.

Виртуозная ритмика, изощрённая звукопись, характерные для стихов поэта, приобретали в большинстве случаев значение самоценное, что близило Городецкого декадентской формалистической поэзии. Но уже тогда в творчестве поэта пробивались и реалистические тенденции в изображении современности.

Основной пафос ранней поэзии Городецкого тАУ стремление проникнуть в тайны жизни, молодое, задорное приятие её.

В эпоху реакции мажорная тональность стихов Городецкого сменяется настроениями пессимистическими, навеянными литературой символистов, с которыми поэт активно сотрудничает и в журналах которых печатается. Выходят сборники стихотворений тАЬДикая волятАЭ (1908), тАЬРусьтАЭ (1910), тАЬИватАЭ (1913), тАЬЦветущий посохтАЭ (1914). В книгах 1910-х годов чувствуется влияние на поэта теоретических установок акмеизма.

Однако, будучи наряду с Гумилёвым основателем и теоретиком акмеизма (его тАЬвторым основоположникомтАЭ, по выражению Брюсова), Городецкий пошёл в поэзии своим путём, глубоко отличным от пути идейного и творческого развития Гумилёва. Более того, в своём поэтическом творчестве как акмеист он не проявил себя сколько-нибудь значительно и ярко.

В отличие от многих спутников по акмеизму, Октябрьскую революцию Городецкий принял сразу и безоговорочно. Революция обострила свойственный поэту интерес к жизни народа, русской культуре, её гражданским традициям. До конца своих дней Городецкий оставался поэтом высокой гражданской ответственности и активности, патриотом своей Родины.

Наверное, самым ярким представителем школы акмеизма является Анна Ахматовой (А. А. Горенко, 1889-1966). тАЬТолько Ахматова пошла как поэт путями открытого ею нового художественного реализма, тесно связанного с традициями русской классической поэзии..тАЭ Блок назвал её тАЬнастоящим исключениемтАЭ среди акмеистов. Но в то же время раннее творчество Анны Ахматовой выразило многие принципы акмеистической эстетики, воспринятые поэтессой в индивидуальном понимании. Характер миропонимания Ахматовой уже отграничивал её, акмеистку, от акмеизма.

Вопреки акмеистическому призыву принять действительность тАЬво всей совокупности красот и безобразийтАЭ, лирика Ахматовой исполнена глубочайшего драматизма, острого ощущения непрочности, дисгармоничности бытия, приближающейся катастрофы. Именно поэтому так часто в её стихах проходят мотивы беды, горя, тоски, близкой смерти (тАЬТомилось сердце, не зная даже Причины горя своеготАЭ и др.). тАЬГолос бедытАЭ постоянно звучал в её творчестве. Лирика Ахматовой выделялась из общественно индифферентной поэзии акмеизма и тем, сто в ранних стихах поэтессы уже обозначилась, более или менее отчётливо, основная тема всего её последующего творчества тАУ тема Родины, особое, интимное чувство высокого патриотизма (тАЬТы знаешь, я томлюсь в неволе..тАЭ, 1913; тАЬПриду туда, и отлетит томленье..тАЭ, 1916; тАЬМолитватАЭ, 1915, и др.). Логическим завершением этой темы в предоктябрьскую эпоху стало известное стихотворение, написанное осенью 1917 г.:

Мне голос был. Он звал утешно,

Он говорил: тАЬИди сюда,

Оставь свой край глухой и грешный,

Оставь Россию навсегда.

Я кровь от рук твоих омою,

Из сердца выну чёрный стыд,

Я новым именем покрою

Боль поражений и обидтАЭ.

Но равнодушно и спокойно

Руками я закрыла слух,

Чтоб этой речью недостойной

Не осквернился скорбный дух.

Ахматова создала яркую, эмоциональную поэзию; более, чем кто бы то ни было из акмеистов, он преодолела разрыв между поэтической и разговорной речью. Она чуждается метафоризации, усложнённости эпитета, всё у неё построено на передаче переживания, состояния души, на поисках наиболее точного зрительного образа.

Ранняя поэзия Ахматовой уже предсказала её замечательный дар открытия человека. Пока ещё её герой не обладает широкими горизонтами, но он серьёзен, искренен и в малом. И главное тАУ поэтесса любит человека, верит в его духовные силы и способности. Вот почему такой проникновенной страницей воспринимаются её стихи, не только в сравнении с акмеистическими выступлениями, но и на фоне вообще русской поэзии начала XX века.

Другой представитель акмеизма тАУ Владислав Ходасевич (1886 тАУ 1939). тАЬГолос глубокий, негромкий и прекрасный, западающий в душу верностью тонатАЭ, тАУ писал о нём М. Волошин. Чуть сдержаннее был В. Брюсов, замечая, что тАЬпроблески истинного чувства есть в стихах Вл. ХодасевичатАЭ.

Владислав Ходасевич печататься начал в 1905 г., а в 1908 г. вышла первая книга стихов тАЬМолодостьтАЭ. О ней отозвался: тАЬЯ выпускаю книгу моих первых молитв, когда слова неуверенны, лик Бога смутентАЭ. Преобладающее настроение стихов, составивших первую книгу, трагическое:

Мои поля сыпучий пепел кроет.

В моей стране печален страдный день.

Сухую пыль сохой со скрипом роет,

И ноги жмёт затянутый ремень.

(тАж)

В моей стране уродливые дети

Рождаются, на смерть обречены,

От их отцов несу вам песни эти.

Я к вам пришёл из мертвенной страны.

(тАЬВ моей странетАЭ, 1907)

тАЬМоя странатАЭ тАУ это и внутренний мир поэта.

Позже поэт признаётся: тАЬтАжэто очень слабая книга, и мила она мне не литературно, а биографически. Она связана дорогими воспоминаниямитАЭ.

Следующая книга тАУ тАЬСчастливый домиктАЭ (1914). Она словно утверждала, что, помимо тревог и трагедий, есть ещё и мир человеческой жизни, живого счастья.

Если тАЬМолодостьтАЭ открывалась мрачным стихотворением тАЬВ моей странетАЭ, то в тАЬСчастливый домиктАЭ читателя вводит тАЬЭлегиятАЭ (1908), настроение которой проникнуто мудрой мыслью о необходимости тАЬспокойно жить и мудро умеретьтАЭ.

Следующий сборник поэта тАЬПутём зернатАЭ (1920). В него вошли стихи, вобравшие в себя многотрудный путь в истории России, путь войн и революций, изломов и потрясений. В 1920 г. Ходасевич покидает Москву и переезжает в Петроград, где в 1922 г. выходит самая значительная книга поэта тАУ тАЬТяжёлая лиратАЭ. Наступает момент, когда В. Ходасевич всё более и более сомневается, разочаровывается в правомерности путей развития революции, в её справедливости как таковой. тАЬТяжёлая лиратАЭ тАУ это и мир напряжённого борения, поиска, мир, в котором сам поэт постоянно ищет и призывает искать:

Перешагни, перескочи,

Перелети, пере- что хочешь тАУ

Но вырвись: камнем из пращи,

Звездой: сорвавшейся в ночитАж

Сам потерял тАУ теперь ищитАж

Бог знает, что себе бормочешь,

Ища пенсне или ключи.

Сборник тАЬТяжёлая лиратАЭ завершается стихотворением тАЬБалладатАЭ о человеке-творце, задавленном и стесненном неустроенным бытом, серостью окружающей обстановки. Отличительной чертой этого последнего периода творчества поэта становится пристальное вглядывание в собственную душу и в души окружающих.

С акмеистическим течением связан творческий путь О. Э. Мандельштама (1891-1938). На первых этапах своего творческого развития Мандельштам испытывает определённое влияние символизма. Пафос его стихов раннего периода тАУ отречение от жизни с её конфликтами, поэтизация камерной уединённости, безрадостной и болезненной, ощущение иллюзорности происходящего, стремление уйти в сферу изначальных представлений о мире (тАЬТолько детские книги читатьтАЭ, тАЬSilentiumтАЭ и другие). Приход Мандельштама к акмеизму обусловлен требованием поэта тАЬпрекрасной ясноститАЭ и тАЬвечноститАЭ образов. В произведениях 1910-ых годов, собранных в книге тАЬКаменьтАЭ (1913), поэт создаёт образ тАЬкамнятАЭ, из которого он тАЬстроиттАЭ здания, тАЬархитектурутАЭ, форму своих стихов. Для Мандельштама образы поэтического искусства тАУ это тАЬархитектурно обоснованное восхождение, соответственно ярусам готического соборатАЭ.

В творчестве Мандельштама выразилось стремление уйти от трагических бурь, времени во вневременное, в цивилизации и культуры прошлых веков. Поэт создаёт некий вторичный мир из воспринятой им истории культуры, мир, построенный на субъективных ассоциациях, через которые он пытается выразить своё отношение к современности, произвольно группируя факты истории, идеи, литературные образы (тАЬДомби и сынтАЭ, тАЬЕвропатАЭ, тАЬЯ не слышал рассказов ОссианатАжтАЭ). Это была своеобразная форма ухода от своего тАЬвека тАУ властелинатАЭ. От стихов тАЬКамнятАЭ веет одиночеством, тоской, мировой туманной болью.

В акмеизме Мандельштам занимал особую позицию. Недаром А. Блок, говоря позже об акмеистах и их эпигонах, выделил из этой среды Ахматову и Мандельштама как мастеров подлинно драматической лирики. Защищая в 1910 тАУ 1916 гг. эстетические тАЬпостановлениятАЭ своего тАЬЦехатАЭ, поэт уже тогда во многом расходился с Гумилёвым и Городецким. Мандельштаму был чужд ницшеанский аристократизм Гумилёва, программный рационализм его романтических произведений, подчинённых заданной пафосной патетике. Иным по сравнению с Гумилёвым был и путь творческого развития Мандельштама. Драматическая напряжённость лирики Мандельштама выражала стремление поэта преодолеть пессимистические настроения, состояние внутренней борьбы с собой. В его поздних стихах звучит трагическая тема одиночества, и жизнелюбие, и стремление стать соучастником тАЬшума временитАЭ (тАЬНет, никогда, ничей я не был современниктАЭ, тАЬСтансытАЭ, тАЬЗаблудился в небеВ»). В области поэтики он шёл от мнимой тАЬматериальноститАЭ тАЬкамнятАЭ, как писал В. М. Жирмунский, тАЬк поэтике сложных и абстрактных иносказаний, созвучной таким явлением позднего символизма на западе, как поэзия Поля Валери и французских сюрреалистов..тАЭ.

Октябрьская революция вызвала дифференциацию в среде акмеистов и определила их различные пути в послереволюционные годы: одних расстреляли, другие закончили путь в эмиграции, третьи замолчали, не имея общего языка с советским народом. Ряд поэтов (А. Ахматова, С. Городецкий, М. Зенкевич) вошли в советскую литературу и отдали ей свой талант.

Сдавался тАУ средняя школа ВлНауямесчёВ» (8-ая), г. Вильнюс.

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.