Тема народа в Истории одного города
ВлИстория одного городаВ» принадлежит к числу наиболее совершенных и оригинальных произведений великого русского писателя-сатирика М.Е. Салтыкова-Щедрина. Изданная впервые в 1870 году отдельным изданием (до этого книга печаталась отдельными главами в журнале ВлОтечественные запискиВ», 1869 тАУ 1870 г.г.), книга сразу же нашла широкий отклик среди либерально-демократических слоев общества.
И.С.Тургенев в своем письме к Салтыкову-Щедрину писал, что ВлИстория одного городаВ» - это самое правдивое воспроизведение одной из коренных сторон российской физиологиитАжВ»
Тема этой Влкоренной стороныВ» по меткому определению И.С. Тургенева тАУ это тема народа, которая красной строкой проходит через все повествование романа.
ВлИстория одного городаВ» - поразительная по смелости и глубине сатира на обе главных основы существовавшего строя: на царящее зло самодержавия и на пассивность народных масс, выносящих это зло. Силы высшей власти тАУ ВлградоначальникиВ» - бичуются за то, что они угнетают народ; народ тАУ за то, что терпят угнетение. Такое сосуществование представлялось писателю Влжизнью под игом безумияВ», и она воплощена им в образе города Глупова.
Глубина осмысления исторических явлений распространяет великий художественный суд Щедрина над Глуповом на все тоталитарные, диктаторские режимы, где бы и когда они ни свирепствовали. Если рассматривать роман с позиции высказывания Влнарод имеет власть, которой достоинВ», то произведение Салтыкова-Щедрина далеко перешагивает те исторические рамки, что очерчены автором и находит великое множество аналогий уже в нашей современности. Этим объясняется непреходящий интерес читателей к ВлИстории одного городаВ» Салтыкова-Щедрина.
Целью данной работы является раскрытие темы народа в романе Салтыкова-Щедрина ВлИстория одного городаВ».
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующиезадачи:
1. Изучить новую научную литературу по теме исследования.
2. Показать эволюцию демократических взглядов Салтыкова-Щедрина.
3. Рассмотреть главные стороны сосуществования народа и власти в романе ВлИстория одного городаВ».
4. Раскрыть особенности сатиры Салтыкова-Щедрина в ВлИстории одного городаВ», показать художественные средства, используемые для изображения жителей Глупова.
Объект исследования тАУ роман М.Е. Салтыкова-Щедрина ВлИстория одного городаВ».
Предмет исследования тАУ изображение народа в романе ВлИстория одного городаВ».
Необходимость рассмотреть роман ВлИстория одного городаВ» с позиций общечеловеческих нравственных ценностей определяет новизну работы и ее актуальность.
Творчество Салтыкова-Щедрина не раз становилось предметом жарких споров еще при жизни писателя. Враждебные сатирику литераторы и журналисты нередко извращали не только идейную направленность его произведений, но и его творческие принципы. Под их пером Щедрин представал как человек, стремящийся во что бы то ни стало ВлокарикатуритьВ» действительность и якобы отступающий тем самым от правды жизни.
Дружественная писателю критика стремилась не только защитить его от этих нападок, но и осмыслить важнейшие художественные особенности его произведений. В выступлениях Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, Н.К. Михайловского, А.М. Скабичевского было высказано немало здравых соображений относительно тех или иных сторон сатирической поэтики Салтыкова-Щедрина. Справедливо говорилось и о том, что творческие принципы сатирика направлены на выявление жизненной правды, что ВлкарикатурыВ» писателя не искажают действительность, а вскрывают ее глубинные закономерности.
После кончины Салтыкова-Щедрина задача литературоведов, занимавшихся его наследием, состояла в том, чтобы выявить и сделать достоянием гласности произведения, в свое время не публиковавшиеся по цензурным и иным соображениям или публиковавшиеся без подписи, а также собрать сочинения писателя воедино и прокомментировать их. Начало этой работы было положено книгой А.Н. Пыпина о Салтыкове-Щедрине1
, основная часть которой посвящена журнальной деятельности писателя в 1863 тАУ 1864 годах. Пыпин указал статьи и рецензии, опубликованные в ВлСовременникиВ» Салтыковым-Щедриным, обстоятельно проанализировал их, высказав при этом ряд соображений об особенностях творческой манеры сатирика.
Изучение наследия Салтыкова было продолжено К.К. Арсеньевым1
и В.П. Кранихфельдом3
, которые ввели в научный оборот некоторые неизвестные ранее материалы, позволившие заглянуть в творческую лабораторию сатирика, предприняли попытку осмысления идейно-художественного своеобразия его творчества.
Коллективная и активная работа по выявлению и публикации неизданных произведений Салтыкова-Щедрина развертывается после революции 1917 года. В 20-е и начале 30-х годов появляются книги: ВлНеизданный ЩедринВ»4
, ВлМ.Е. Салтыков-Щедрин. Неизвестные страницыВ»5
, ПисьмаВ»6
и ВлНеизданные письмаВ»7
Салтыкова-Щедрина и такие важнейшие статьи, как ВлИтоги и проблемы изучения СалтыковаВ» В.В. Гиппиуса 8
и ВлСудьба литературного наследства М.Е. Салтыкова-ЩедринаВ» С.А. Макашина9
, в которых был дан содержательный обзор состояния творческого наследия писателя и намечались задачи по его дальнейшему изучению и научному изданию.
В это же время выходят два фундаментальных тома ВлЛитературного наследстваВ» (составитель С.А. Макашин)10
, посвященных Щедрину, в которых было напечатано множество новых материалов, включавших как тексты самого писателя, так и исследования, касающиеся различных сторон его жизни и творчества.
В начале 30-х годов М. Ольминским был поставлен вопрос об издании полного собрания сочинений Салтыкова-Щедрина. Начатое в 1933 г. и завершенное в 1941 г. это издание явилось событием в культурной жизни страны. Из двадцати томов его почти восемь заняли тексты, не входившие ранее в собрание сочинений писателя. Была проведена текстологическая работа, в результате которой во многом удалось очистить сочинения сатирика от цензурных вмешательств и издательских ошибок. Издание 1933 тАУ 1941 годов не было лишено серьезных изъянов: названное ВлполнымВ» оно таковым не являлось, не отличалось оно и текстуальной точностью, комментарии носили бессистемный характер и т.п.
В 1965 году начато издание нового собрания сочинений в 20-ти томах под редакцией С.А. Макашина1
. Собрание включает все известные произведения Щедрина, как законченные, так и незавершенные; уточнены тексты по прижизненным публикациям; выявлен ряд щедринских текстов, не бывших в печати; впервые комментируются все произведения Щедрина.
К числу первоочередных задач, стоящих перед щедриноведением, относится разработка научной биографии писателя. С.А. Макашиным создается фундаментальная, основанная на тщательном изучении первоисточников, научная биография писателя2
. Выходят в свет монографии о Салтыкове-Щедрине, принадлежащие перу В.Я. Кирпотина, Е.И. Покусаева, А.С. Бушмина, в которых содержится обстоятельный анализ творческого пути сатирика[1]
. В серии ВлЖизнь замечательных людейВ» выпускается живо написанная А.М. Турковым научно-художественная биография Щедрина2
. Появляются книги, посвященные отдельным, наиболее выдающимся произведениям писателя, созданные Н.В. Яковлевым, А.А. Жук, А.С. Бушминым, К.Н. Григоряном и другими 3
.
Большое место в щедриноведении занимают работы, посвященные изучению творчества писателя в его художественной специфичности: поэтика Щедрина, его стиль, язык, художественные методы. Среди них следует назвать труды Я. Эльсберга, А. Ефимова, А.С. Бушмина4
. Вслед за монографией А. Бушмина выходит в свет книга профессора Е. Покусаева ВлРеволюционная сатира Салтыкова-ЩедринаВ»5
, в которой наиболее полно исследованы произведения, созданные М.Е. Салтыковым-Щедриным в 70-е годы тАУ годы расцвета литературной деятельности сатирика. Сопоставительный анализ произведений сатирика и его литературных предшественников и современников (Гоголя, Тургенева, Л. Толстого, Достоевского, Некрасова и др.) дал возможность определить огромную роль Салтыкова-Щедрина в литературе 70 тАУ 80 годов XIX столетия.
Глава I. Эволюция народного миросознания в романе ВлИстория одного городаВ».
1.1 Народ в понимании М.Е. Салтыкова-Щедрина.
Истоки народности М.Е. Салтыкова-Щедрина нужно искать во всем творческом наследии, которое предшествовало написанию ВлИстории одного городаВ». Только поняв гражданскую позицию автора романа, его самобытность и художественно-публицистический талант, можно осознать подлинную прогрессивность, социальную значимость и органическую народность ВлИстории одного городаВ».
Салтыков-Щедрин вошел в большую литературу ВлГубернскими очеркамиВ». Они создавались в самом начале 60-х годов XIX века. Демократизм автора заявляет о себе открытым сочувствием Влбедному труженикуВ» - крестьянину, прежде всего, и столь же открытой враждебностью всему ВлгосподскиВ»-дворянскому. Это слышится в патетике авторских деклараций-признаний: Вля вообще чрезвычайно люблю наш прекрасный народВ». С отвлеченным человеколюбием связаны гуманно-ВлжалостливыеВ» характеристики крестьян вроде ВлнекрутаВ» Матюши тАУ Влславного, смирного парнятАж не то чтоб веселого, а скорей боязного, трудолюбивого и честногоВ». ВлЯ вижу его за сохой, бодрого и сильного, несмотря на капли пота, струящиеся с его загорелого лица; вижу его дома безропотно исполняющего всякую домашнюю нужду; вижу в церкви божией, стоящего скромно и истово знаменующегося крестным знамением; вижу его поздним вечером, засыпающего сном невинных после тяжкой дневной работытАждля него никогда не кончающейсяВ» [21, 79].
Салтыков-Щедрин любуется большой нравственной силой, которая живет в неприметных, даже внешне ВлубогихВ» представителях народа. Вопрос о народе как силе общественно-политической пока не ставится. Щедрина интересует внутренняя, морально-психологическая сторона жизни простого человека [16, 186]. Ему удается разглядеть вековечную народную тоску по идеалам добра и справедливости, способность простолюдина на Влдушевный подвигВ» во имя идеи. Ставя вопрос о духовных потенциях народа на религиозную почву, писатель шел тем самым на сближение со славянофилами. Хотя особой идейной близости с ними у Щедрина не было; он открыто оспаривает стремление славянофилов всячески приукрашивать патриархальность, ВлстаринуВ», считает это стремление утопией [21, 80].
Начиная с ВлГубернских очерковВ», Щедрин видел недостатки народа. Он не страшился высказывать самые горькие истины о крестьянской психологии, о рабской привычке масс к повиновению. Но делал он это, не прибегая к приемам сатиры, в тоне глубочайшего сочувствия к нуждам и болям народа. Его демократические симпатии искренни, но несколько отвлечены, его восприятие народа тАУ Влмладенца-великанаВ» - скорее возвышенно поэтическое, нежели реально-аналитическое [21, 81].
В продолжение и развитие ВлГубернских очерковВ» в 1857 году был задуман, но не осуществлен как единое целое цикл ВлУмирающиеВ» (или ВлКнига об умирающихВ»). В соответствии с замыслом предполагалось изобразить четыре характерные типические фигуры ВлумирающихВ» героев Влпрошлых летВ», дополняющие галерею ВлГубернских очерковВ». Но главным в этом замысле было намерение представить в фольклорном духе фигуру крестьянина тАУ Иванушки, противостоящему дряхлому миру ВлумирающихВ». Щедрин писал 17 декабря 1857 года И.С. Аксакову: ВлДело в задуманном цикле начинается запевкой, в которой, в песенном складе, объясняется, как проснулся дурак-ИванушкатАж В заключение: эпилог, в котором Иванушка-дурачок снова выступает на сцену: судит и рядит, сначала робко, а потом все лучше и лучшетАж Разумеется, эти умирающие еще совершенно живы и здоровы, но я предположил себе постоянно проводить мысль о необходимости их смерти и о том, что возрождение наше не может быть достигнуто иначе, как посредством Иванушки-дуракаВ» [32, 259]. Вскоре образ русского мужика тАУ опоры возрождения России появится на страницах щедринских произведений.
ВлПоложением 19 февраляВ» (1861г.) в России отменялось крепостное право. Крестьяне становились лично свободными. Но процесс экономического освобождения крестьян был очень сложным.
Вину за обострение отношений мужика и барина в ходе проведения реформы Салтыков возлагает на Влобщество нашеВ», которое в самом законном желании крестьянина уяснить себе известное требование или дело уже видит ВлбунтВ». Условием спокойного осуществления реформы он считает терпеливое разъяснение крестьянам ВлПоложения 19 февраляВ». Но Влтупоумие властей по крестьянскому делу столь изумительно, что нельзя быть без отвращения свидетелем того, что делаетсяВ» - пишет Салтыков П.В. Анненкову [32, 302].
В это время в воображении Салтыкова-Щедрина начинает формироваться сатирический образ города Глупова. В очерке ВлКлеветаВ» (1861г.) город Глупов тАУ развернутый образ-гротеск, символизирующий целую общественно-политическую систему. Дворянски-помещечья масса представляется обитателями некоего ВлгоршкаВ» - глуповцев, некогда получивших и получавших куски от самодержавной власти: Влкакая-то рука бросила им в горшок кусок черного хлебаВ» [32, 309]. Этот брошенный кусок тАУ символическое обозначение крепостного права. Но вот явилась Влдругая рукаВ» (все то же самодержавие, но в другое время и в новых обстоятельствах Влэпохи возролжденияВ»), которая ВлошпарилаВ» глуповцев, то есть лишила их главной опоры тАУ власти над крепостным крестьянином.
В очерке ВлНаши глуповские делаВ» (1861 г.) уже звучит горькая ирония, ибо спит непробудно под ласкающие звуки волн реки Глуповицы ВлблагословенныйВ» город и вовсе не желает просыпаться.
У Глупова нет истории. Щедрин не видит в глуповском бытии ничего, кроме бессмысленных шараханий. ВлИспуг!В» - говорили мне отекшие, бесстрастные лица моих сограждан; Влиспуг!В» - говорили мне их нескладные, отрывистые речи; Влиспуг!В» - говорили мне их торопливое, не осмысленное сознанием стремление сбиться в кучу, чтоб поваднее было шарахатьсятАж Испуг, испуг, испуг!. И вдруг я понял и прошлое, и настоящее моего родного городатАж Господи! Мне кажется, что я понял даже его будущее!В» - почти с отчаянием восклицает Щедрин [32, 314 тАУ 315].
Но ведь в глуповском ВлгоршкеВ» варятся и крестьяне (Иванушки). В очерке ВлНаши глуповские делаВ» рассказывается притча о старом коне тАУ воронке, который всегда ходил на пристяжке, а тут его велено втиснуть в оглобли. ВлЯ сам видел, как выводили воронка из конюшни, как его исподволь подводили к оглоблям, как держали его под уздцы, все в чаянии, что вот-вот он брыкнетВ». Но не брыкнул старый воронко, Влне изменил обычаям праотцевВ», Влне исказил одним махом задних копыт истории ГлуповаВ». Иванушка (воронко) тоже оказался глуповцем.
Из этого иносказания можно заключить, что Щедрин надеялся на активное участие крестьянства в общественно-политических изменениях, которые происходили в России в 60-е годы XIX века. Но это не была та страстная вера в возможность организованного крестьянского выступления, которой отличались Чернышевский и другие революционные демократы [17, 99]. В конце 1861 года Салтыков-Щедрин ясно понял, что ВлворонкоВ» не взбрыкнул и в обозримом будущем не взбрыкнет.
В четвертом очерке складывавшегося цикла ВлК читателюВ» (1862 г) тема русского крестьянства, тема Ивашек, остается главной. Иванушки в своем глуповском качестве становятся отныне предметом щедринской сатиры. По этому поводу рассказывается Влглуповский анекдотВ» о человеке, ослушавшемся приказаний начальства, которое послало для расправы над ним полицейского. Дело тут в отношении к расправе свидетельницы-толпы: ВлтАжтолпа была весела, толпа развратно и подло хохотала: ВлХорошень его! хорошень его!В» - неистово гудела тысячеустая. ВлНакладывай ему! накладывай! вот так! вот так!В» - вторила она мерному хлопанью кулаковВ». ВлВот тебе младший наш Глупов, наш Иванушка!В» [32, 319]. Вслед за Щедриным становится горько-печально от того, что нет в русском обществе реальных сил, которые могли бы стать основой его возрождения.
В 1863 году Щедрин вошел в редакцию журнала ВлСовременникВ» и стал его автором: он начал вести ежемесячную хронику ВлНаша общественная жизньВ». И если предметом глуповского цикла был Глупов дореформенный и ВлвозрождающийсяВ», то предметом хроники стал Глупов пореформенный, переживший 1862 год. В событиях этого года Щедрин увидел грань между Влэпохой возрожденияВ», когда на фоне Влглуповского распутстваВ» все же складывалось новое (крестьянская реформа), и эпохой, когда подняло голову, ВлокрылилосьВ» старое, ВлумирающееВ». ВлБлагонамеренные мечтания о сближении сословийВ» Щедрин считает теперь несостоятельными.
Он вновь обращается к народу как к силе, которая явилась определяющим фактором крестьянской реформы. ВлЭто сила не анархическая, а устроительнаяВ» - считает Щедрин. В истории он видит как бы два потока: историю народа тАУ Влвнутреннюю, в конечном итоге устроительную, и историю правителей, официальную, и, несмотря на внешний блеск, в сущности бесплодную [32, 345].
Мысль о народе как начале начал социально-исторического процесса будет присутствовать у Салтыкова-Щедрина и в последующие годы (ВлПисьма из провинцииВ», 1868 г). Но наряду с этим в его произведениях останется особый скептический элемент, связанный с отсутствием у сатирика страстной веры в возможность скорого крестьянского выступления [21, 83].
В конце 60-х годов XIX века на историческую арену выступило народничество, теоретики которого тАУ М. Бакунин, П. Лавров, П. Ткачев тАУ по-разному видели роль народа в историческом процессе. Одни стояли за то, чтобы немедленно без подготовки поднять крестьянские массы на бунт. Другие выступали за необходимость идейного просвещения мужика. Чью же точку зрения разделял Салтыков-Щедрин? Ответом на этот вопрос можно считать роман ВлИстория одного городаВ» (1869 тАУ 1870 г.г.).
Салтыков-Щедрин как хороший знаток русской крестьянской действительности, трезвый мыслитель, проанализировавший уроки поражения революционеров 1861 года, предстает перед нами пропагандистом-народником. Именно это трезвый взгляд на народ позволил Щедрину изобразить глуповцев Влне нагибаясь к мужикуВ», Влне кокетничаяВ» с ним. ВлГубернские очеркиВ» были полны сочувствия ВлмужикуВ»; в ВлИстории одного городаВ» сочувствие дополнилось суровой критикой народного простофильства. ВлОн как опытный охотник, смело и решительно будит спящего в берлоге медведя. Ведь только проснувшись и поднявшись во весь рост, этот медведь может ощутить себя по-настоящему сильнымВ» [11, 4]. Именно такой видел свою миссию Салтыков-Щедрин, описывая историю города Глупова.
ВлНевозможно ни на минуту усомниться, что русский мужик беден действительно, беден всеми видами бедности, какие можно только представить, и, - что всего хуже, - беден сознанием этой бедностиВ» [32, 410]. Вот что вызывает боль и отчаяние сатирика тАУ Влбедность сознаниемВ». Исторически выработавшаяся Влбедность сознаниемВ» тАУ вот главная беда.
Где же выход? Конечно, Влсближение с народомВ» необходимо. Но пора перестать ВлсближатьсяВ» на почве общего застолья с произнесением тостов и речей о любви к Влменьшей братииВ». Мужик должен являться не в качестве Влменьшей братииВ», а Влв качестве человекаВ». Необходимо изучение народных нужд и представлений, сложившихся более или менее своеобразно, но все-таки принадлежащих взрослому человеку. Чтобы понять, что именно нужно народу, что ему не достает, необходимо поставить себя на его точку зрениятАжВ» [32, 412].
Так Салтыковым-Щедриным была выражена философско-историческая формула, которая легла в основу ВлИстории одного городаВ».
В романе Щедрин не только славил золотое народное сердце, но и в сатирически заостренном виде высказывал горестный упрек в адрес ВлмужикаВ». Свое критическое отношение он объяснял так: ВлтАжкак бы я ни был предан массам, как бы ни болело мое сердце всеми болями толпы, но я не могу следовать за нею в ее близоруком служении неразумию и произволуВ» [21, 84].
В 1871 году критик А.С. Суворин опубликовал в журнале ВлВестник ЕвропыВ» критическую статью под названием ВлИсторическая сатираВ», в которой одним из главных пунктов обвинения Салтыкова-Щедрина был тезис о глумлении сатирика над народом. Щедрин откликнулся на статью Суворина в письме к А.Н. Пыпину, как полагал Щедрин, близко стоявшему к редакции ВлВестника ЕвропыВ», а также в письме в редакцию журнала. ВлтАжнедоразумение относительно глумления над народом, как кажется, происходит от того, что рецензент мой не отличает народа исторического, то есть действующего на поприще истории, от народа, как воплотителя идеи демократизма. Первый оценивается и приобретает сочувствие по мере дел своих. Если он производит Бородавкиных и Угрю-Бурчеевых, то о сочувствии не может быть и речи; если он выказывает стремление выйти из состояния бессознательности, тогда сочувствие к нему является вполне законным, но мера этого сочувствия все-таки обуславливается мерою усилий, делаемых народом на пути к сознательности. Что же касается до ВлнародаВ» в смысле второго определения, то этому народу нельзя не сочувствовать уже по одному тому, что в нем заключается начало и конец всякой индивидуальной деятельностиВ» [45, 271].
Обобщая исследование природы понимания народности М.Е. Салтыкова-Щедрина, можно сказать, что гражданская позиция писателя по отношению к народу к моменту выхода в свет романа ВлИстория одного городаВ» полностью сложилась. Хотя этот процесс не был быстрым и гладким.
1.2. Народ и власть как центральная тема романа ВлИстория одного городаВ».
Как определил один из исследователей творчества М.Е.Салтыкова-Щедрина В.К.Кирпотин, ВлЩедрина интересовали не биографии градоначальников. Его внимание было сосредоточено на власти, определявшей жизнь страны и характер правления. Власть исследуется сатириком под двойным углом зрения. С одной стороны, это сатирическое изображение власть имущих, с другой тАУ подвластныхВ» [12,120].
Подобная точка зрения поддерживалась многими более поздними исследователями. (Е.Покусаев, А.Бушмин, М.Горячкина, Д.Николаев и др.). Для них ВлИстория одного городаВ» - центральная, программная вещь Салтыкова- Щедрина, определяющая отношения самодержавной власти и народа, представленного в книге определённого рода фоном, полем деятельности многочисленных градоначальников. И, если галерея глуповских правителей рассматривается олицетворением царизма, как государственной формы правления, обветшавшего, исторически изжившего себя, превратившегося в зловреднейший призрак, тяготеющий над обществом, то проблему народа в романе ВлИстория одного городаВ» многие исследователи трактуют в том виде, в каком эта проблема вставала перед сатириком после и вследствие краха революционной ситуации 60-х годов ХIХ столетия. Типы глуповцев рассматриваются как яркое образное воплощение идеи бедности общественного самосознания народной массы, в особенности в среде крестьянства. Слова Герцена о том, что Влмонархическая власть вообще выражает меру народного несовершеннолетия, миру народной неспособности к самоуправлениюВ» [25,250] всем строем сатирических образов глуповцев доказывают омертвляющее влияние самовластья на душу народа.
Точная характеристика отношений народа и власти в ВлИстории одного городаВ» дана в главе ВлПоклонение момоне и покаяниеВ». Автор как бы отходит от якобы исторических описаний летописцев Глупова, забывает на время о своей роли издателя, призванного, по его словам, только Влисправить тяжёлый и устарелый слог ВлЛетописцаВ», чтобы иметь Влнадлежащий надзор над орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописиВ» [44,7], и в полный голос выражает своё собственное мнение по теме власти и народа: Вл - Говорил я ему: какой вы, сударь, имеете резон драться? а он только знай по зубам щёлкает: вот тебе резон! Вот тебе резон! [44,109] и, по словам автора, Влтакова единственнотАж возможная при подобных условияхВ»[44,109] форма взаимодействия верхов и низов.
ВлГлуповцы беспрекословно подчиняются капризам истории и не представляют никаких данных, по которым можно было бы судить о степени их зрелости, в смысле самоуправления; что напротив того, они мечутся из стороны в сторону, без всякого плана, как бы гонимые безотчётным страхом. Никто не станет отрицать, что эта картина не лестная, но иною она не может и быть, потому что материалом для неё служит человек, которому с изумительным постоянством долбят голову и который, разумеется, не может прийти к другому результату, кроме ошеломленияВ»[44,108].Выводя эту ВлформулуВ», Щедрин тем самым хочет показать народу путь, по которому ему необходимо начать движение к освобождению от глуповства: нужно, прежде всего, захотеть избавиться от такой власти, ведь невозможно что-либо изменить пока Влжалобщик самого себя не умеет достаточно убедить, что его не следует истреблятьВ»[44,109].Неоправданными, по мнению Салтыкова-Щедрина, являются и надежды на будущее, когда глуповцы Влуподобив себя вечным должникам, находящимся во власти вечных кредиторовВ» [44,110] ждут Влне сделаются ли все кредиторы разумными? И ждут до сегодняВ» [44,110]. В этом рассуждении автора существует посыл в оба конца цели: Влвласть- народВ». Народу он говорит: ждать бесполезно, пока не будет понимания необходимости освобождения от раба в самом себе, прежде всего. Власти же он рисует схему Влразумного кредитораВ», который помогает должнику выйти из стеснённых обстоятельств и в вознаграждение за свою разумность получает свой долг; впрочем, без всякой надежды быть услышанным и понятым, и в этом отношении Салтыков- Щедрин никак не отделяет себя от народа и предстаёт перед нами таким же глуповцем, как и его герои. И всё потому, что, по словам самого же Салтыкова-Щедрина, предлагать такой власти стать разумной, означает оказаться Влнесогласным с истинойВ». Власть, рождённая глуповцами, не может быть разумной. Ещё в главе ВлО корени происхождения глуповцевВ», описывая искание себе князя головотяпами, Щедрин в гротесково-насмешливой форме высмеивает желание этих людей добровольно расстаться со свободой. И не потому первые два князя отказались володеть таким народом, что они ВлВолгу толокном замесили, потом телёнка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили,тАж потом комара за восемь вёрст ловить ходили, щуку с яиц согналиВ» [44,9] и т. д. И потому, дескать, Влнет нас народа мудрее и храбрееВ» [44,11], а потому, что любой разумный человек свою свободу на право Влплатить дани многиеВ» князю, воевать за него, стать безропотным смердом - не променяет. Вот и получается, что каждый народ имеет ту власть, которой он достоин. И как бы это не било по патриотическому самолюбию, Щедрин не боялся быть непонятым своим народом, ибо основой его сатиры была неприкрытая правда, без всякого заигрывания с ВлмужикомВ», которым грешили многие современники Салтыкова тАУ Щедрина.
Ответ на вопрос: как относится народ к самодержавной власти, у СалтыковатАУЩедрина Влнеутешителен: народ пассивно переносит лежащий на нём гнёт, народные массы находятся в состоянии глубокой бессознательностиВ» [44,78]. Единственным положительным качеством глуповцев на фоне их долготерпения и начальстволюбия можно назвать их неистребимость. ВлВообще во всей истории Глупова поражает один факт: сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а завтра, смотришь, опять появятся глуповцытАжВ» [44,75]. ВлУже один факт, что, несмотря на смертный бой, глуповцы всё-таки продолжают жить, свидетельствует в пользу их устойчивоститАжВ» [44,108].Как раз эта неистребимость глуповцев, эта народная громада и оставляет у СалтыковатАУЩедрина надежду на то, что как бы ни была хорошо сплочена, организована и вооружена власть, она не сможет противостоять народной силе после того, как народ осознает необходимость подняться с колен.
1.3. Народ в разные периоды глуповской истории.
Роман ВлИстория одного городаВ», по словам самого СалтыковатАУЩедрина, не замысливался, как нечто строго хронологическое, подчинённое конкретным историческим событиям, в которых живут и действуют конкретные исторические личности. Хотя, с другой стороны, уже во введении ВлОт издателяВ» автор смело ставит даты: с 1731 по 1825 годы, как годы, когда была написана летопись города Глупова. Однако, Щедрин тут же, в главе ВлО корени происхождения глуповцевВ», нарушает очерченную хронологию. Взяв за основу расхожий миф о ВлнорманнскомВ» происхождении княжеской власти на Руси, автор заставляет свой народ тоже искать себе князя. Князь, согласившийся сдуру володеть глуповцами, очень скоро понял, что все ворытАУвоеводы, посланные им в Глупов, только о себе пекутся и потому Влприбыл собственною персоною в Глупов и возопил: ВлЗапорю!В» С этим словом начались исторические временаВ» [44,14].
Уже исходя из этого зачина, видно, что исторически возникновение Глупова и начало в нём исторических времён (т.е. тех времён, которые должны были бы попасть в ВлГлуповского летописцаВ») не совпадает со временем возникновения мифа о ВлнорманнскомВ» происхождении русских князей. Конечно, можно вслед за А.Сувориным возмущаться некомпетентностью автора в вопросах истории, но читая эту главу, насквозь пронизанную народным духом с его присказками, поговорками, дразнилками, осознаёшь, что писатель, так мастерски владеющий истинно народным языком, не может не знать истории своего народа. Иными словами, для автора эти условно поставленные даты не играют никакой определяющей роли. Для него более интересна эволюция народа.
Определив, что для Салтыкова-Щедрина совершенно не важны были исторические рамки и упоминаемые исторические личности для построения композиции ВлИстории одного городаВ», можно было бы уже не обращать внимания на многие несообразности и нестыковки, если бы за этими отклонениями не просматривалась бы авторская идея. Охватывая всю книгу разом, просто передавая впечатление от прочитанного, действительно можно определить ВлИсторию одного городаВ» словами самого автора: Влжизнь, находящаяся под игом безумияВ».
Но всегда ли народ подчиняется этому безумию, есть ли что-то светлое в его облике на страницах книги? На этот вопрос можно дать ответ, если рассмотреть аспекты поведения народа в разные периоды глуповской истории. Для этого обратимся вновь к главе ВлО корени происхождения глуповцевВ».
Интересны рассуждения ходоков за княжеской властью, когда тот отказался ими володеть. Вл - За что он нас раскостил? тАУ говорили одни, - Мы к нему всей душой, а он послал нас искать князя глупого?
Но в то же время выискались и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.
- Что же! тАУ возражали они, - наш глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!В» [44, 10].
Рассуждения простые и чисто русские. Щедрин ясно видел эту житейскую мудрость русского мужика: дай мужику волю хозяйствовать, он не только двух генералов, всё государство прокормит, и сам ещё в прибытке окажется. Эту великую созидательную силу народа Щедрин всегда высоко ценил и пестовал в своих произведениях.
Когда же, где, на каком этапе русский народ потерял способность самостоятельно и свободно решать все свои проблемы? Исторически этот переход от свободной жизни к централизованной власти, наверное, можно объяснить многими причинами: нашествием монголо-татар, непрекращающейся междуусобной рознью русских князей и т. д. Но эти причины не объясняют, как вольный и свободолюбивый народ, воспетый в былинах и летописях, утратил способность противиться произволу, превратился в раба. Трудолюбие, огромный созидательный потенциал в словах ходоков за княжеской властью уже отдаёт каким- то безразличием, равнодушием, пусть, дескать, будет хоть и глупый, да нам жить даёт. Осознавал ли народ, что в этот период он теряет свободу, что глуповская власть не оставит им даже надежды на жизнь?
ВлВот она, княжеска правда какова!В» тАУ говорили они. И ещё говорили: ВлТакали мы, такали, да и протакали!В» Один же из них, взяв гусли, запел:
ВлНе шуми, мати зелёная дубравушка!
Не мешай добру молодцу думу думати,
Как заутре мне, добру молодцу, на допрос идти
Пред грозною судью, самого царятАжВ» [44,13].
ВлЧем далее длилась песня, тем ниже понуривались головы головотяповВ». ВлБыли между ними, - говорит летописец, - старики седые и плакали горько, что сладкую свою прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те плакали. Тут только познали все, какова прекрасная воля естьВ» тАжно драма уже совершилась бесповоротноВ» [44,13]. Но, соглашаясь на княжеское правление и оплакивая свою волю, народ не кажется смирившимся, он поёт старую разбойничью песню; именно в разбойничьей вольнице теперь будут на многие годы вперёд укладываться самые светлые идеалы народа, его мечты о свободе.
Совсем другим представляется народ уже буквально в следующей главе ВлОрганчикВ». ВлПо Краткой описиВ» значится под № 8. Издатель нашёл возможным не придерживаться строго хронологического порядкатАж представить здесь биографии только замечательнейших градоначальниковВ» [44,17]. Да, и о ком там было говорить, до Дементия Варламовича Брудастого? Все предшественники Брудастого - отщепенцы народа, вышедшие из низов, случайные люди, т.е. волей случая и фавором власть предержащих поднятым к вершинам власти, Влиз грязи, да в князиВ».
Это ещё одна характерная черта русского народа: временщик, Влчеловек в случаеВ», как правило, не имеющий стойких народных корней, поставленный управлять неважно чем (баней, городом, страной) - проявляет на этом поприще недюжинную силу, направленную на угнетение того самого народа, который его породил. Некоторые из них, чтобы напрочь откреститься от своего народа, выдумывают себе генеалогическое древо, хоть от колокольни Ивана Великого, лишь бы снискать себе милость высшего начальства. Кончают они обычно плохо. То собаки их разорвут, то бурей сломает, а чаще, сделав свое грязное дело, они уничтожаются той самой властью, которая их прежде возвышала.
Николаев Д.П. обращает свое внимание на этих градоначальников Влв случаеВ»: это те же глуповцы: один бывший истопник, другой тАУ брадобрей, третий поднят волной дворцового переворота из лейб-кампанцев и т.д. В них, так или иначе, автором заложены те же самые качества тАУ безропотность и начальстволюбие, что и у всех глуповцев, с той только разницей, что им теперь дано право не только быть сечеными, но и сами они могут сечь. Ферапонтов Влстоль охоч был до зрелищ, что никому без себя сечь не доверялВ» [44, 15]. Великанов Влперебил в кровь многих капитан-исправниковВ», причем Влобложил в свою пользу жителей данью по три копейки с душиВ» [44, 15]. Именно подобное крахоборство в сочетании с их невежеством и являлось истинной причиной их очень быстрой сменяемости.
Брудастый же, хоть и оказался впоследствии ВлсамозванцемВ», явил собою образец совершенно нового отношения к делу подавления народа. Глуповцы, ВлизбалованныеВ» предыдущими правителями, Вллюбят, чтобы у начальника на лице играла приветливая улыбка, чтобы из уст его, по временам, исходили любезные прибауткитАж Начальник может совершать всякие мероприятия, он может даже никаких мероприятий не совершать, но ежели он не будет при этом калякать, то имя его никогда не станет популярнымВ» [44, 19]. Но так ли уж популярны все эти Клементии, Ламврокакисы, Пфейферы, если даже Издатель не счел нужным более подробно остановиться на деятельности хотя бы одного из них, ограничившись лишь краткими, но очень емкими замечаниями в ВлОписи градоначальниковВ». Да и что им оставалось делать, этим ВлпсевдонародникамВ», кроме как приветливо улыбаться и сыпать прибаутками. Каждый из них прекрасно осознавал, что возвышение, которое их постигло ВлслучайноВ», может в любой момент низвести их назад в народную массу, а уж там им не поздоровилось бы.
Салтыков-Щедрин, прекрасно знавший эту особенность фаворитизма, развенчивает его зло и едко; в его коротких записях по каждому из предшественников Брудастого нет ни одного градоначальника, который бы не кончил плохо. Одно при прежних начальниках было хорошо: им Влсунул коврижкуВ» - и сиди, вспоминай Влстаринные глуповские вольностиВ».
Не таков Дементий Варламович Брудастый. Вломившись в пределы городского выгона, пересек уйму ямщиков, не обращая внимания на собравшихся его прив
Вместе с этим смотрят:
"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"
"Christmas stories" by Charles Dickens
"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi
"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури
"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.