Женские образы в древнерусских житийных повестях XVII века (Повесть о Марфе и Марии, Повесть об Ульянии Лазаревской)
Орловский государственный университет
Кафедра истории русской литературы XI-XIX вв.
Женские образы в житийных повестях XVII века (ВлПовесть о Марфе и МарииВ», ВлПовесть об Ульянии ЛазаревскойВ»)
Дипломная работа студентки 5 курса Журавлевой И.
Научный руководитель тАУ доктор филол.наук, профессор Антонова М.В.
Орел, 2002
Содержание
Введение. 3
Глава 1. Эволюция житий и особенности образования агиографического жанра на русской почве. 5
Вз1. Композиционный житийный канон. 6
Вз2. Жанровый житийный канон и типы сборников. 10
Вз3. Очерк развития древнерусских житий. 13
1-й этап. 13
2-й этап. 16
3-й этап. 21
4-й этап. 24
Вз4. Некоторые направления эволюции агиографического жанра. 26
Глава II. Критико-библиографический обзор исследований ВлПовести об Ульянии ЛазаревскойВ» и ВлПовести о Марфе и МарииВ». 31
Вз1. Палеографический обзор текстов. 31
Вз2. Изучение исторической основы повестей. 35
Вз3. Изучение художественной специфики повестей и образов героинь 38
Глава III. Святость и праведность Ульянии Лазаревской и сестер Марфы и Марии 46
Вз1. Ульяния Лазаревская как святая. 46
Вз2. Сестры Марфа и Мария как праведницы. 54
Вз3. Отражение христианских представлений о роли женщины в семье в ВлПовести об Ульянии ОсорьинойВ» и ВлПовести о Марфе и МарииВ». 59
Выводы. 67
Библиография. 69
ВведениеОбраз женщины в произведениях древнерусской литературы встречается не столь часто. В соответствии с принципами создания человеческого характера в средневековье персонаж мог быть показан либо с положительной, либо только с отрицательной стороны. Героини древней книжности не стали исключением. С одной стороны, на страницах поучений, слов и посланий мы находим собирательный образ Влзлой женыВ» тАУ сварливой и некрасивой (как у Даниила Заточника в XIII веке) или блудницы и любодеицы (как у митрополита Даниила в XVI веке). С другой стороны, русскими книжниками созданы высокие идеальные характеры женщин: это мудрая княгиня Ольга, поэтичная Ярославна, святая Феврония. В роду замечательных женских образов средневековой русской литературы стоят Ульяния Лазаревская и сестры Марфы и Мария, которые стали героинями произведений, написанных в первой половине XVII века.
Объектом данной квалификационной работы являются образы женщин в легендарно-агиографических произведениях тАУ ВлПовести об Ульянии ЛазаревскойВ» и ВлПовести о Марфе и МарииВ».
Цели и задачи работы состоят в следующем:
- представить общий очерк развития житийного жанра в древнерусской книжности, чтобы понять механизм формирования легендарно-агиографической повести;
- дать обзор доступной исследовательской литературы о произведениях и сделать выводы о степени изученности женских образов в них;
- рассмотреть черты, определяющие святость и праведность героинь;
- проанализировать, как в образах героинь реализуются представления православия о женщине-христианке.
Поставленные цели и задачи являются новыми в изучении образов Ульянии Осорьиной и сестер Марфы и Марии. Этот аспект обращения к персонажу древнерусской литературы вообще представляется актуальным на современном этапе развития национальной духовности, когда стало возможным изучение православных основ отечественной культуры и литературы.
Работа состоит из введения, 3 глав и заключения. Список изученной литературы состоит из 19 наименований.
Глава 1. Эволюция житий и особенности образования агиографического жанра на русской почве
Житие как жанр средневековой литературы представляет собой сюжетное повествование о человеке, которого церковь за его подвиги возвела в степень тАЬсвятоготАЭ. В основе жития лежала биография героя, чаще всего исторического лица, известного самому автору лично или по рассказам его современников. Целью жития было прославить героя, сделать его образцом для последователей и почитателей. Необходимая идеализация реального персонажа вела к обязательному нарушению жизненных пропорций, к отрыву его от земного и плотского, превращению в божество. тАЬЧем дальше отдалялся житийный автор по времени от своего героя, тем фантастичнее становился образ последнеготАЭ.[1]
тАЬЖитие не биография, а назидательный панегирик в рамках биографии, как и образ святого в житии не портрет, а иконатАЭ[2]
. Живые лица и поучительные типы, биографическая рамка и назидательный панегирик в ней, портрет и икона тАФ это необычное сочетание отражает самое существо житийного художественного способа изображения. Это же сочетание поясняет и тот факт, что более реальными и жизненными были древние жития, близкие по времени написания к эпохе жизни и деятельности своего героя.
Необходимо подчеркнуть важность житийного жанра, поскольку именно в нем на протяжении всего средневековья рассказывалось о человеке. Герой жития, независимо от его богатства или бедности, от социального положения и учености, воспринимался любым читателем как себе подобный. Читатель мог видеть себя в этом герое, мог ему завидовать, брать с него пример, вдохновляться его подвигами. Судьба человека и более того тАФ попытки заглянуть в его внутренний мир, поэтизация духовного подвига не могли не привлекать к этому виду литературы сердца и умы. Это было единственное в средние века повествование о человеческой судьбе. Если тАЬв рамках летописания складывались основы историзма русской литературы и ее патриотического понимания героики воинского и гражданского подвига, то с равным правом можно сказать, что в русле агиографической традиции формировался интерес русской литературы к внутреннему миру человека, ее нравственный оптимизм, ее доверие, а отсюда и высокая требовательность к человеку как существу по самой своей природе тАЬдуховномутАЭ, альтруистическому и нравственно ответственномутАЭ.[3]
В византийской литературе жития сформировались на основе традиции античного исторического жизнеописания, эллинистического романа и похвальной надгробной речи. Пообъему излагаемого биографического материала, как правило, выделяют два вида жития :
1) биографическое (биос),
2) мученическое (мартириос).
Биос дает описание жизни христианского подвижника от рождения до смерти, мартириос рассказывает только о мученической смерти святого. Последняя форма - более древняя, связана с гонениями на первых христиан. В основе этого типа житий лежат тАЬпротоколытАЭ допросов христиан, поэтому они как бы документированы. Полная биография не берется, рассказывается только о мучениях святого.
Житие вместе с историческими хрониками и литургическими гимнами долгое время было ведущим жанром в византийской литературе. Зачастую житийный материал настолько отходил от необходимого восхваления идеального героя, что смыкался с апокрифической литературой. Уже к Х в. в Византии нарастает ощущение необходимости упорядочить жанровые рамки и состав житийных повестей. Нормализация и своеобразное подведение итогов было осуществлено Симеоном Метафрастом (X в.), составившим огромный сборник житий святых, расположенных помесячно, отредактированных и исправленных им. В монументальном труде Метафраста был отработан ставший столь популярным впоследствии, житийный канон: трехчленность, вводное самоунижение агиографа, обращение к богу и святым за помощью, многочисленные цитаты и параллели из священных книг. За обязательным вступлением следовало столь же обязательное по канону описание рождения героя от благоверных родителей, учение, уход из дома, первые духовные подвиги и т. д. Отработан и канонизирован был также и высокий риторический стиль житийного повествования и нравоучительно-идеализирующий характер сюжета.
Основной репертуар русских нормативных житий писался этому обязательному канону. Всякое житие должно было иметь, как уже было сказано, вступление, изложение и заключение. Вступление начиналось с обращения к читателям-тАЬмучениколюбцамтАЭ, с призывом прославить святого. Часто во вступлении авторы перечисляли причины, по которым отважились приступить к описанию жизни святого, несмотря на свою греховность и неученость. Это именно то традиционное самоуничижение, которое стало постоянным приемом не только в жанре жития. Потом следовало перечисление источников, по которым писалось житие, а затем шли многочисленные цитаты из святых книг, библейские параллели, сравнения с апостолами, другими святыми и подвижниками. Эти общие, абстрактные пассажи, описательные моменты зачастую повторялись без изменений во многих житиях, создавая необходимую, по мнению агиографа, пышную рамку, прославляющий ореол. Отступления от канона в этой части шли по линии почти полного сокращения абстрактного, описательного, неопределенного. Нередко от всей первой части оставалось одно традиционное, а иногда и искреннее, сомнение автора в своих силах, замечание о грешности, недостойности.
Основной текст открывался рассказом о рождении святого от праведных родителей: тАЬрожен от отца благочестива и нищелюбца, паче ж кроткатАЭ в тАЬПовести о житии Александра НевскоготАЭ, тАЬсын некоего христолюбцатАЭ в тАЬЖитии Стефана ПермскоготАЭ. Далее следовало описание прилежного усвоения будущим святым церковной грамоты, раннее послушание и первые подвиги: тАЬИ егда же бысть 6 лет отроча и даша и в первое учение и научился всей грамоте и церковьному устроению, яко ж и мало время поучивъся и премудр быстьтАЭ (тАЬЖитье святаго человека Божия АлексиятАЭ).
К идеализированному образу святого относилась и красивая внешность, вызывавшая многие соблазны и искушения. С самого начала герой предназначен для свершения больших дел, что проявляется уже в необыкновенной, религиозной одаренности ребенка, в раннем аскетизме, доброте, терпении, бескрайней набожности. тАЬИ бысть отрок доброразумичен зело, успеваше же разумом душевным, и верстою телеси и благостиютАЭ тАФо Стефане Пермском. тАЬНо возраст его паче иных человек, а глас его, яко труба в народе, а лице его, яко лице Иосифа, иже бе поставил его егупетски царь втораго царя во Египте. Сила же бе ему часть бе от силы Самсоня, и премудрость бе ему СоломонятАЭ тАФ об Александре Невском.
Следует традиционный уход из дому и приключения героя, иногда довольно занимательные, но описанные всегда с целью способствовать утверждению и прославлению христианских идей. Обязательно присутствуют испытания, а иногда и мучения героя, которые он переносит смиренно и безропотно. Часто, особенно в позднейших списках житий, дается нечто вроде лирического отступления, в котором агиограф выражает свои чувства и мысли о невинно терпящем. В русские жития XIV века подобные пассажи входили как проявление второго южнославянского влияния, но вскоре они становятся традиционными и неизменно повторяющимися. Например, в тАЬСлове о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя РусьскаготАЭ автор вопрошает: тАЬКому уподоблю великого сего князя Дмитрея Ивановича, царя Русьскыя земли, и настолника великому княжению, и собирателя христьяньского? Приидите, любимци, церковнии друзи, к похвалению словеси, по достоянию похвалити держателя земли РусьскойтАжтАЭ
Кончается житие обыкновенно явлением богоматери или одного из небесных посланцев, указывающих народу на праведника, а перед или после этого описана праведная кончина героя. Почти ко всякому житию присоединено описание посмертных чудес, которые происходят от его мощей. Это большей частью самостоятельные, вполне законченные рассказы, связанные с основным костяком жития только именем главного героя, имеющие свой оригинальный сюжет и свою систему действующих лиц. Эти рассказы подчас изобиловали отступлениями от канона, моментами реалистического изображения, сюжетной занимательности. Вместе с рассказами о чудесах, то есть об исцелениях, о болезнях, несчастиях, людском горе и страданиях, в жития проникали фантастические, сказочные моменты и мотивы из частной, обыденной жизни низших слоев общества.
В заключении обычно давалось последнее обращение к читателям тАФ призыв к восхищению праведностью и чудесами героя, все кончалось молитвой к герою с просьбой о покровительстве, похвалой праведнику и завершалось заключительным тАЬаминемтАЭ.
Каноническая схема жития служила, таким образом, наилучшим планом для изображения идеального героя и идеализированного мира, в котором он совершал свои праведные дела. Но с самых первых шагов в развитии житийного жанра канон нарушался под влиянием жизненных фактов. Нарушения эти обыкновенно почти не касались главного героя, но тем более осязательно затрагивали других действующих лиц. И чем талантливее был агиограф, тем значительнее было отступление его произведения от церковного шаблона.
Жития можно классифицировать в зависимости от того, полностью ли описывается в нем биография святого, все ли этапы его жизни последовательно перечисляются, выдерживается ли обязательная трехчленность построения, в таком случае тАФ это тАЬполноетАЭ (агиобиография) житие. Если же выбран только один эпизод из жизни тАЬсвятоготАЭ по желанию или по незнанию автора, а для восполнения отсутствующего материала добавлены или поучения, нравоучения, или занимательные приключения, то это уже житие-эпизод, житийная новелла. Если же житие повествует только о мученической смерти святого, не обращаясь к его полной биографии, то здесь мы имеем дело с самым древним его видом, основанным на протоколах допросов первых христиан тАУ мартирией.
В соответствии с обликом центрального персонажа и типом его подвижнической деятельности, то есть типом святого, можно выделить жанровые разновидности житий биографического характера. Разновидности подвига и соответственно разновидности святых выстраиваются в иерархическую систему в соответствии с их авторитетностью. Назовем некоторые из них.
Мученик - мученическое житие, биографическая мартирия, тАЬстраститАЭ.
Исповедник - исповедническое житие, святой не принял мученического венца.
Святитель - святительское житие, житие архиерея, епископа.
Преподобный - преподобническое житие, святой, подобный Христу, пострадавший за веру, принявший смерть за веру, часто создатель монастыря или пропагандист христианства.
Столпник - столпническое житие; способ подвижничества, когда святой усердно молится на специально для этих целей воздвигнутом столпе, умерщвляя плоть, возвышает дух.
Христа ради юродивый - жития Христа ради юродивых; особый тип подвижничества, когда человек налагает на себя обязательство жить подаянием и терпеть унижения, притворяясь умалишенным, юродивым.
Житийное повествование было одним из самых популярных жанров в эпоху Средневековья во всех литературах мира. В славянских литературах жития читались и переписывались на протяжении ХтАФХ1Х веков, Жития святых обычно включались в состав сборников: тАЬчетьих минейтАЭ, тАЬпатериковтАЭ и тАЬпрологовтАЭ. тАЬЧетьи-минеитАЭ содержали обыкновенно пространные жития, расположенные помесячно, в календарном порядке празднования дней памяти святых. тАЬПатерикитАЭ или тАЬотечникитАЭ содержали небольшие рассказы об отдельных подвигах святых или эпизодах из жизни монахов, отшельников и т.п., иногда фантастического или даже несколько анекдотического характера. Особенно интересен был тАЬКиево-Печерский патериктАЭ, широко читались в России и Болгарии и переводные патерики тАЬРимскийтАЭ, тАЬСинайскийтАЭ, тАЬЕгипетскийтАЭ. В патериках тАЬСкитскомтАЭ, тАЬИерусалимскомтАЭ, тАЬАлфавитномтАЭ преобладали собрания слов и нравоучительных изречений христианских подвижников, но включались в них и рассказы о подвигах святых. На славянской почве в XIV веке были составлены тАЬСводный патериктАЭ и тАЬАфонский патериктАЭ. Сюжеты патериков использовались в мировой литературе, например, Данте в тАЬБожественной комедиитАЭ, русскими классиками Львом Толстым и Н.С. Лесковым. тАЬПрологитАЭ были сборниками кратких житий. Название родилось в XII веке на Руси, когда, при переводе греческого тАЬсинаксарятАЭ, переводчиком название вступительной части (тАЬпрологостАЭ) было принято за наименования подобного типа сборников. Ошибка закрепилась навсегда в литературной традиции. Наконец, переписывались и отдельные жития, но реже, чем в составе целых сборников.
Заслуживающее внимания деление предлагает Э. Георгиев тАФ оно построено на том, кто является главным героем жития и каким способом изображен его образ. Им намечаются пять тАЬокачествленийтАЭ главного героя жития и способа изображения его образа:
В· герой-великомученик жития-мартирия, тАЬэпично-героического рассказатАЭ;
В· святой-богатырь жития, близкого к фантастической сказке или средневековому рыцарскому роману;
В· герой тАФ воплощение христианской морали, дидактический характер в житийном жанре;
В· герой тАФ тип мудрого строителя христианской церкви, устроитель монашеского общежития и т. п., тип историко-легендарного повествования;
В· герой-пророк, предвещающий человечеству катастрофы, конец света или устрашающие картины Страшного суда. Это жития эсхатологического типа.[4]
После оформления в канон, который, несомненно, сдерживал творческое развитие жанра, житийная повесть перестает активно развиваться в византийской литературе, превращаясь в схему, в штамп. Литература XIтАФXII вв. испытывает серьезные изменения, традиционные жанры отходят на задний план, нарастает религиозное безразличие, увеличивается скепсис. Утверждается новый жанр тАФ наследник житийного биографизма тАФ мемуары.
Настоящий расцвет житийного жанра начинается в это время в славянских литературах.
Сначала широко распространяются переводные византийские жития, из них особенно популярным становится занимательное тАЬЖитье святаго человека Божия АлексиятАЭ. В Болгарии оно было переведено уже в Х веке. В России это житие перешло в фольклор, превратившись в духовный стих. Из оригинальных русских житий получило широкую известность тАЬСказание о Борисе и ГлебетАЭ.
Первые русские жития отступают от традиционной схемы в сторону сближения с реальной жизнью. Для них типично введение в ткань повествования отдельных конкретных изображений, живых психологических моментов, некоторых жизненных ситуаций. Образ самого героя обычно меньше затронут подобными нарушениями агиографического этикета. Он нарисован с самым пунктуальным соблюдением абстрактного религиозного идеала. Например, в тАЬЖитии Феодосия ПечерскоготАЭ Нестора отрок Феодосий в изображении автора агиографически стилизован. Образ его схематичен и прямолинеен. Он построен по канону, поступки его однотипны и заранее предписаны идеалом христианского подвижника. Речь его немногословна и всегда многозначительна: насыщена тАЬвысокимитАЭ церковнославянизмами, она полна назидательных сентенций, изобилует цитатами из Священного писания. тАЬДуховный мир его наглухо закрыт для читателя, и Нестор святотатственно никогда в него не заглядывает.[6]
Но в том же житии при описании матери святого, ее неудачной, но трагической борьбы за сына, тот же агиограф Нестор отступает от схемы и дает верные жизненные детали, рисует правдивые впечатляющие картины.
Одними из самых чтимых святых на Руси были Борис и Глеб. Им было посвящено три дошедших до нас произведения: летописный рассказ, тАЬЧтение о Борисе и ГлебетАЭ Нестора и безымянное тАЬСъказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и ГлебатАЭ. Последнее было особенно распространено, о чем свидетельствуют почти 200 его списков, дошедших до нас. Неканонические жития, более близкие к рассказам и сказкам, были значительно популярнее канонических. Произведения, объединенные именами Бориса и Глеба наглядно демонстрируют, что на русской почве возникает совершенно специфическая национальная жанровая агиографическая форма тАУ княжеское житие. Впрочем, Несторово тАЬЧтение о Борисе и ГлебетАЭ написано по канону с последовательным описанием всех этапов жизни святых, но тАЬСказаниетАЭ по своей жанровой природе является вполне оригинальным литературным произведением, не имеющим аналогий ни в византийской, ни в других славянских литературах. С жанровой точки зрения это произведение объединяет, как показывает и его название, черты повести, сказа, мартирия и похвальной ораторской речи, есть в нем и молитвы, описаны чудеса: включены некоторые исторические и географические подробности.
Жития подвижников церкви, которые можно датировать серединой-концом XIII века, в целом следует охарактеризовать как памятники, строго соблюдающие канон. Образцом такого рода произведения можно назвать тАЬЖитие Авраамия СмоленскоготАЭ составленное книжником по имени Ефрем. Об авторе мы не знаем ничего кроме имени, которое он называет в заключительной части в составе тАЬсамоуничижительной формулытАЭ, а также его же сообщения о том, что он был учеником Авраамия. Последнее обстоятельство позволяет предположить хорошую осведомленность автора в событиях жизни святого. Однако рассказывается агиобиография весьма отвлеченно и обобщенно, употребляются стилистические штампы, соответствующие этикету, но не создающие реального облика героя, представления о его родителях, окружении, заботах и пр. Основное содержание жития - рассказ о проповеднической деятельности Авраамия в Смоленске, о гонениях, которые он претерпевает от завистливого местного духовенства. Рассказывается это достаточно красочно, но отвлеченно и риторично. Невозможно составить конкретного представления о том, почему Авраамий снискал любовь смолян и ненависть духовенства, каким конкретно образом ему удалось избежать угрозы физической расправы. Риторичность произведения усиливают предисловие и послесловие, написанные в панегирической манере.
Иная картина наблюдается в княжеских житиях этого времени. Значительные отклонения от канона обусловлены типом героя - государственного деятеля. В княжеских житиях XIII века отразились события монголо-татарского нашествия и ига. В это время создается тАЬЖитие Александра НевскоготАЭ, о котором уже было сказано выше несколько слов. Житие должно было показать, что и после Батыева нашествия, после разгрома русских княжеств на Руси все же остались сильные и грозные князья, которые могут постоять за русские земли в борьбе с врагом и воинская доблесть которых внушает страх и уважение окружающим Русь народам. Характеристики Александра Невского в житии очень разноплановы. С одной стороны, он - житийный герой, подчеркиваются его тАЬцерковныетАЭ добродетели: кротость, смирение, нищелюбие, уважение священнического чина. С другой стороны, он показывается в основной своей деятельности - военные походы, битвы с врагами Русской земли, это мужественный, страшный для врагов герой-полководец. Реальный образ Александра Невского и его деяния придали произведению специфический колорит воинской повести.
Иной тип княжеского жития эпохи татаро-монгольского ига тАУ тАЬЖитие Михаила ЧерниговскоготАЭ. В 1246 году в Орде по приказанию хана Батыя был убит черниговский князь Михаил Всеволодович вместе с сопровождавшим его боярином Федором. Убийство носило политический характер, но в житии гибель Михаила представлена как добровольное страдание за православную веру. Пришедший в Орду на поклон к Батыю черниговский князь отказывается выполнять татарские обряды: пройти меж огней и поклониться татарским идолам. Боярин Федор поступает так же, как его господин, и тоже гибнет. Отправляясь в Орду и Михаил, и Федор знают, что их ждет там гибель, но они для того и идут, чтобы тАЬобличитьтАЭ идолопоклонство тАУ тАЬнечестивую верутАЭ. Житие выполнено как мартирия, повествующая о страданиях святого за православную христианскую веру, принятых от нечестивого мучителя-язычника.
Второй этап в эволюции русской литературы (конец XIVтАФ начало XV вв.) во многом напоминает южнославянские литературы эпохи османского рабства. Татаро-монгольское иго, задержавшее развитие русской литературы, надолго оставшееся в памяти народной, постоянная татарская угроза на юге, тАФ все это отражается в литературе через усиление церковного начала и выдвижение на первый план житийного жанра. Борьба против чужеземного ига сливается с борьбой с иноверцами, борьба религиозная становится борьбой народной. Это особенно отразили болгарские жития XV и XVI вв., эта тема встречается и в творчестве русских агиографов, прежде всего тех, которые пришли на Русь с юга и хорошо осознавали как реально пережитую опасность, так и вообще угрозу со стороны чужеземных захватчиков. В конце XIV века и в русской литературе впервые появляется интерес к человеческим эмоциям и чувствам героев. В житиях расцветает торжественный риторический высокопарный стиль, известный нам по болгарским житиям и названный Д.С. Лихачевым стилем второго южнославянского влияния, эмоционально-экспрессивным или панегирическим стилем.
Первые проявления этого стиля связаны с именем митрополита Киприана. Болгарин по национальности, он был тесно связан личной и творческой дружбой со своим земляком Евфимием Тырновским, болгарским патриархом, основоположником и теоретиком панегирического стиля в болгарской литературе. Киприан переработал уже существовавшее тАЬЖитие митрополита ПетратАЭ, пышно литературно его украсив и изменив политические акценты.
В наиболее завершенном и оригинальном виде экспрессивно-эмоциональный стиль представлен в творчестве Епифания Премудрого. Биографические сведения о нем весьма скудны и в значительной степени предположительны. Родился он в Ростове в первой половине XIV века. В 1379 году принял пострижение в ростовском монастыре Григория Богослова. В дальнейшем подвизался в Троицком Сергиевом монастыре. Он бывал в Иерусалиме, на Афоне, вероятно, путешествовал по Востоку. Умер Епифаний в 20-х годах XV века. За свою начитанность и литературное мастерство он и получил прозвище тАЬПремудрыйтАЭ. Перу Епифания принадлежат два жития тАУ тАЬЖитие Стефана ПермскоготАЭ, написанное им в 1396-1398 годах, и тАЬЖитие Сергия РадонежскоготАЭ, написанное между 1417-1418 годами.
Историческая действительность конца XIV века породила новый тип церковного деятеля, человека бескорыстного, стремящегося к просветительской деятельности или на практике воплощавшего в жизнь идею народного единения Руси в борьбе за политическое освобождение и национальное возрождение. Такой тип церковного деятеля поэтизируется и превозносится в древнерусской литературе этого времени, становится нравственным идеалом эпохи, образцом церковного иерарха. Именно таким нравственным идеалом эпохи являются герои агиографических сочинений Епифания Премудрого: искушенный в науках, познавший глубины слова Божия философ, неутомимый миссионер и просветитель Пермской земли, ее первый епископ Стефан Пермский и поборник согласия и любви, собиратель родной земли и ее заступник Сергий Радонежский.
Новаторство Епифания сказалось на композиционной структуре житий. Вступление приобретает ярко выраженный риторический характер, значительно увеличивается в объеме центральная биографическая часть. Агиограф рассказывает не только о рождении, детстве и юности Стефана, но и о его книжной премудрости, упорном труде по изучению библейской и патристической литературы, его целенаправленной подготовке к миссионерской деятельности, для чего тот изучает пермский язык и составляет пермскую азбуку.
Традиционные поэтические приемы средневековой агиографии у Епифания усложнены, обогащены новыми оттенками, Многочисленные амплификации, нанизывание одних сравнений на другие, перечисление в длинных рядах варьирующихся традиционных метафор, ритмика речи, звуковые повторы придают тексту особую торжественность, приподнятость, эмоциональность и экспрессивность. тАЬПлетениетАЭ похвалы святому - основная цель и задача тАЬЖития Стефана ПермскоготАЭ Но все же в этом пышном похвальном панегирике просветителю Пермской земли встречаются и жизненные зарисовки, и исторически конкретные факты.
Следует отметить оригинальность заключительной похвалы в тАЬЖитии Стефана ПермскоготАЭ. Похвала эта состоит из трех плачей - пермских людей, пермской церкви и автора, тАЬинока списающатАЭ. Подобного рода житийная похвала, в форме плачей, встречается только у Епифания. Плачи эти носят книжно-риторический характер, но создавал их агиограф под влиянием народных плачей. Некоторые обороты из плача церкви перекликаются с мотивами устного народного творчества.
Второе сочинения Епифания дошло до нас в редакции Пахомия Логофета (Серба) - еще одного представителя школы тАЬплетения словестАЭ. Пахомий Серб придал эмоционально-экспрессивному стилю строго официальный церковно-религиозный характер. Жития, написанные им, стали формальными образцами для всей последующей агиографии. Нельзя отказать Пахомию в литературных способностях, он был очень плодовитым и опытным писателем. Едва ли это на Руси не первый писатель-профессионал: летопись сообщает, что Пахомий получал вознаграждение за свои литературные труды. Агиографическим мастерством Пахомия восторгались средневековые книжники. Но творчество Пахомия носило рассудочный характер, преследовало цель нивелировать памятники житийной литературы, приведя их тексты в соответствие с формальными требованиями жанрового канона.
Хорошо разработанной системе Епифания и Пахомия противостоят в агиографии второй половины XV века, с одной стороны, тАЬнеукрашенныетАЭ описания жизни святых, рассматривавшиеся, по-видимому, как материал для последующей литературной обработки, а, с другой - жития-легенды, основанные на фольклоре и обладающие хорошо разработанными, но не традиционно-агиографическими сюжетами.
К тАЬнеукрашеннымтАЭ житиям первого типа принадлежит составленная в 1477-1478 годах записка о последних днях крупнейшего церковного деятеля XV века, основателя и игумена Боровского монастыря Пафнутия. Составил эту записку келейник игумена Иннокентий. Последний видел свою задачу в том, чтобы как можно точнее записать предсмертные речи и последние дни Пафнутия. Именно благодаря отсутствию риторики безвестному монаху уделось создать необыкновенно выразительный образ больного старика, еще недавно возглавлявшего огромное монастырское хозяйство и, наконец, уставшего от всей этой суеты и жаждущего покоя.
Новгородское тАЬЖитие Михаила КлопскоготАЭ - развернутое агиографическое описание жизни и чудес новгородского святого-юродивого, сочувствовавшего Московским князьям (именно это обстоятельство способствовало сохранению жития в общерусской письменной традиции после присоединения Новгорода). Создатель произведения, несомненно, опирался на определенные традиции, но скорее полуфольклорные и полулитературные, нежели агиографические.
Необычно для агиографии уже само начало жития: нет рассказа о рождении и воспитании святого. Житие начинается с описания неожиданного и таинственного появления не названного по имени героя в Клопском монастыре. Перед нами как бы тАЬзакрытыйтАЭ сюжет, вызывающий недоумение и любопытство у читателя.
К такого же типа житию может быть отнесено также новгородское тАЬЖитие Иоанна НовгородскоготАЭ, включающее новеллистическую часть о путешествии святого в Иерусалим на бесе, неоднократно переписывавшуюся отдельно в различных сборниках и основанную, очевидно, на легендарных устных преданиях.
В XVI в. жанровые критерии в русской литературе снова укрепляются. Создаются монументальные житийные своды. Жития для них специально перерабатываются, по возможности сглаживаются различия между ними, все подводится под общую государственную концепцию (обоснование государственного и церковного единства), пишутся в официозном, пафосном, риторическом стиле, приподнято взволнованным старославянским языком. Макарьевские тАЬЧетьи МинеитАЭ в 12 томах тАФ и вершина развития жанра и его окончательная канонизация, от которой движение могло пойти только в обратную сторону, к нарушениям жанра, к его разложению и окончательному преодолению.
В трех списках тАЬВеликих Четьих МинейтАЭ за десятилетия работы над ними были собраны все известные к XVI в. древнерусские произведения, признанные русской церковью, и даже некоторые апокрифы. Создана была своего рода литературная энциклопедия XVI века. Как пишет сам Макарий, начиная традиционной формулой самоунижения: тАЬсе аз смиренный и грешный Макарие, митрополит всеа Русиа.. писал есми и събирал и в едно место их. Совокуплял двенадесять лет многим имением и многими различными писари, не щедя сребра и всяких почастей и в своде сем все святыя книги събраны и написаны, которыя в Русской земле обретаютсятАЭ.
В огромные тома тАЬВеликих Четьих МинейтАЭ, по счету монаха Евфимия, составившего оглавление тАЬМинейтАЭ по тАЬЦарскомутАЭ списку, входит не менее 27057 страниц или 13528 больших листов с двумя столбцами текста на каждом. В него включены целиком старая тАЬЧетья МинеятАЭ, оба тАЬПрологатАЭ, отдельные житийники, целые книги тАЬСвященного писаниятАЭ с толкованиями, творения отцов церкви, церковных писателей, тАЬПатерикитАЭ, разные сказания и повести, притчи и путешествия, тАЬКормчая книгатАЭ, послания, грамоты, некоторые апокрифы, как мы сказали выше, и т. п.
В 12 томов вошли также вновь составленные жития, основывавшиеся на некоторых письменных и устных источниках, но чаще на устных легендах. И эти новые жития за отсутствием конкретного материала писались чаще всего по готовому шаблону, закрепленному для этого жанра Тырновской школой.
Основной материал макарьевского свода тАФ краткие и пространные жития и торжественные, похвальные и поучительные слова на праздники и памяти святых, но входят в него и светские беллетристические произведения, такие как тАЬПовесть о Варлааме и ИоасафетАЭ, тАЬСказание о ВавилонетАЭ. Беллетристические, занимательные черты присутствуют и во многих житиях, прежде всего они сохранены в большинстве древних произведений по той причине, что редакторы не отваживались исправлять старинные церковные тексты. Так, свободным построением и увлекательным сюжетом отличаются похожее на приключенческий любовный роман тАЬЖитие блаженной ФеодорытАЭ, наивно-фантастическая повесть о мучении и воскресении 300 лет спустя семи эфесских отроков, со всеми невероятными приключениями переписанная легендарная повесть о чудесном путешествии в Иерусалим на бесе Иоанна Новгородского и т. п. Но произведения более поздние, такие как, например, исключительно своеобразное тАЬЖитие Михаила КлопскоготАЭ, юродивого и предсказателя, или необычайная по своему содержанию и построению тАЬПовесть о Петре ОрдынскомтАЭ и др., были подвергнуты значительной обработке. Из них исключались все яркие детали, выпрямлялся их сюжет, обобщались и абстрагировались конкретные моменты, добавлялись обязательные расширенные риторические вступления и заключения и т. п. Они полностью подводились под общий житийный шаблон. Процесс редакторской правки демонстрирует работа одного из сподвижников Макария тАФ Василия Тучкова над переделкой тАЬЖития Михаила КлопскоготАЭ, или сравнение старой, известной нам тАЬПовести о житии Александра НевскоготАЭ, близкой к воинской светской повести, с написанным на основе ее для монументального свода тАЬПохвальным словом князю Александру НевскомутАЭ. Авторы не решились включить в тАЬВеликие Четьи МинеитАЭ ни житий, близких к историческим биографиям, ни популярных произведений, как народное сказочно-поэтическое тАЬЖитие Петра и ФеврониитАЭ и др. Все это свидетельствует об эстетических установках Макарьевского кружка и вообще писателей XVI века, эпохи тАЬвторого монументализматАЭ, по терминологии Д. С. Лихачева.
Однако в XVI веке продолжается и традиция легендарного жития-повести В середине столетия появляется тАЬПовесть о Петре и Февронии МуромскихтАЭ, созданная русским писателем и публицистом Ермолаем-Еразмом. В основе повествования лежит сюжет сказки о мудрой деве и легендарная история о девушке из села Ласково Муромской земли. С точки зрения автора, его рассказ должен стать конкретным примером выполнения в жизни христианских нравственно-этических норм. Об идеале
Вместе с этим смотрят:
"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"
"Christmas stories" by Charles Dickens
"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi
"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури
"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.