Петербург в творчестве О.Э. Мандельштама
Министерство образования Российской Федерации
Льговская средняя школа №1
РЕФЕРАТ
Тема: “Петербург в творчестве О.Э. Мандельштама”
Выполнила: ученица 11 "В" класса
Касмынина Т.В.
Приняла: преподаватель
Шикова Т.Д.
Льгов 1998 г.
Петербург в творчестве О.Э. Мандельштама
Осип Эмильевич Мандельштам родился 3 (15) января 1891 года в Варшаве в семье мелкого коммерсанта. Отец его, Эмилий Вениаминович, потомок испанских евреев, выросший в патриархальной семье, самоучкой постигал европейскую культуру тАУ Гете, Шиллера, Шекспира. Мать, Флора Осиповна, в девичестве Вербловская, любила Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского.
Мандельштамы хотят дать детям настоящее образование, и вскоре семья перебирается в Павловск близ Петербурга, а затем в Петербург, в Коломну тАУ старинный район ремесленников и разночинцев, с узкими каналами, торговыми рядами, лавочками, соборами и мостамитАж
ВлМы часто переезжали с квартиры на квартиру, жили и в Максимилиановском переулке, где в конце стреловидного Вознесенского виднелся скачущий Николай, и на Офицерской, поблизости от ВлЖизни за царяВ», над цветочным магазином ЭйлерсаВ». Последний из этих адресов тАУ Офицерская, 17, угол Прачешного переулка. Мандельштамы снимали квартиру во втором этаже.
В ВлШуме времениВ» мы находим первые детские впечатления Коломны. ВлМы ходили гулять по Большой Морской в пустынной ее части, где красная лютеранская кирка и торцовая набережная Мойки. Так незаметно подходили мы к Крюкову каналу, голландскому Петербургу эллингов и нептуновых арок с морскими эмблемами, к казармам гвардейского экипажаВ».
В этом районе располагались учреждения военного и морского ведомств тАУ интендантские склады, флотский экипаж, Ново-Адмиралтейская судоверфь. ВлПомню спуск броненосца ВлОслябяВ», как чудовищная морская гусеница выползла на воду, и подъемные краны, и ребра эллингаВ».
За Мойкой начиналась аристократическая Адмиралтейская часть, ВлВесь массив Петербурга, гранитные и торцовые кварталы, все это нежное сердце города, с разливом площадей, с кудрявыми садами, островами памятников, кариатидами Эрмитажа, таинственной Миллионной, где не было никогда прохожих и среди мраморов затесалась всего одна мелочная лавочка, особенно же арку Главного штаба, Сенатскую площадь и голландский Петербург я считал чем-то священным и праздничнымтАж Я бредил конногвардейскими латами и римскими шлемами кавалергардов, серебряными трубами Преображенского оркестра, и после майского парада любимым моим удовольствием был конногвардейский праздник на БлаговещеньетАж Обычная жизнь города была бедна и однообразна. Ежедневно часам к пяти происходило гулянье на Большой Морской тАУ от Гороховой до арки Генерального штаба. Все, что было в городе праздного и вылощенного, медленно двигалось туда и обратно по тротуарам, раскланиваясь: звяк шпор, французская и английская речь, живая выставка английского магазина и жокей-клуба. Сюда же бонны и гувернанткитАж приводили детей: вздохнуть и сравнить с Елисейскими полямиВ». На занятия музыкой маленького Осипа водили к Покрову. ВлМне ставили руку по системе ЛешетицкогоВ», тАУ замечает он.
В 1900 году Осип поступает в Тенишевское училище, а семья переезжает на Литейный проспект. С сентября 1900 года училище располагалось на Моховой в здании, построенном на средства князя Тенишева.
Вячеслав Николаевич Тенишев, получивший техническое образование в Швейцарии, был разносторонне одаренным человеком и удачливым предпринимателем. Составив крупное состояние, он ликвидировал дела и обратился к научным занятиям. Основанное им Этнографическое бюро выпустило несколько книг о жизни и быте крестьян великорусских губерний.
Училище располагало прекрасными лабораториями, обсерваторией, оранжереей, мастерской, двумя библиотеками, издавался свой журнал, изучались немецкий и французский языки. Ежедневно проводились физические занятия и игры на воздухе. В училище не было наказаний, оценок и экзаменов. Учебникам предпочитались наглядные методы преподавания. Было много экскурсий: Путиловский завод. Горный институт. Ботанический сад, озеро Селигер с посещением Иверского монастыря, на Белое море, в Крым, в Финляндию (Сенат, Сейм, музеи, водопад Иматра).
Образцовому устройству училища вполне соответствовал и состав педагогов. Первым директором был прославленный педагог А.Я. Острогорский, русскую словесность преподавал В.В. Гиппиус тАУ поэт, автор стихотворных книг и исследований о Пушкине. ВлИнтеллигент строит храм литературы с неподвижными истуканамитАж В.В. учил строить литературу не как храм, а как род. В литературе он ценил патриархальное отцовское начало культурыВ». Эта первая встреча с великой литературой оказалась для Мандельштама ВлнепоправимойВ». Через двадцать лет он напишет: ВлВласть оценок В.В. длится надо мной и посейчас. Большое, с ним совершенное, путешествие по патриархату русской литературытАж так и осталось единственнымВ». Гиппиус был и первым критиком стихов юного Мандельштама, печатавшихся в журнале училища.
За окнами Тенишевского училища бушевала первая русская революция, и отзвуки ее страстей доносились в классы. В большой аудитории училища часто устраивались публичные лекции, собрания Литературного фонда, заседания Юридического общества, Влгде с тихим шипением разливался конституционный ядВ». Амфитеатр большой аудитории Влв большие дни брался с бою, и вся Моховая кипела, наводненная полицией и интеллигентской толпойтАж Вот в соседстве с таким домашним форумом воспитывались мы..В».
Вспоминая о своих однокашниках, Мандельштам пишет: ВлА все-таки в Тенишевском были хорошие мальчики. Из того же мяса, из той же кости, что дети на портретах Серова. Маленькие аскеты, монахи в детском своем монастыреВ». Среди сверстников Мандельштам выделяет Бориса Синани, сына известного петербургского психиатра Бориса Наумовича Синани. Борис Наумович был близок с видными народниками, дружил с Глебом Успенским и Н.К. Михайловским. В доме Синани на Пушкинской собиралась молодежь, кипели политические дискуссии. ВлМне было смутно и беспокойно. Все волненье века передавалось мне. Кругом перебегали странные токитАж Мальчики девятьсот пятого года шли в революцию с тем же чувством, с каким Николенька Ростов шел в гусарыВ». В доме на Пушкинской Мандельштам мог наблюдать решительных молодых людей тАУ членов боевых организаций социал-революционеров, и когда он пишет о Борисе Синани, что тот Влглубоко понимал сущность эсерства и внутренне еще мальчиком его переросВ», то можно понять, что тогда же складывалось и его собственное неприятие политического радикализма. В эту пору Мандельштам читает Герцена и Блока, смотрит Ибсена у Комиссаржевской, посещает концерты в Дворянском собрании и, конечно, пишет стихи.
* * *
В первые годы после окончания Тенишевского Мандельштам много времени проводит за границей, посещает Францию, Италию. В письме В.В. Гиппиусу из Парижа 27 апреля 1908 года он пишет: ВлЖиву я здесь очень одиноко и не занимаюсь почти ничем, кроме поэзии и музыки. Кроме Верлэна, я написал о Роденбахе и Сологубе и собираюсь писать о Гамсуне. Затем немного прозы и стихов. Лето я собираюсь провести в Италии, а, вернувшись, поступить в университет и систематически изучать литературу и философиюВ». В 1909тАУ1910 гг. Мандельштам занимается философией и филологией в Гейдельбергском университете. В Петербурге он посещает собрания Религиозно-философского общества, членами которого были виднейшие мыслители и литераторы Н. Бердяев, Д. Мережковский, Д. Философов, Вяч. Иванов.
В эти годы Мандельштам сближается с петербургской литературной средой. В 1909 году он впервые появляется у Вячеслава Иванова на Таврической. Квартира Иванова помещалась в круглой башенной надстройке, На ВлБашнеВ» собирались поэты, артисты, художники, ученые. Бывали Блок, Белый, Сологуб, Ремизов, Кузмин. Читали и обсуждали стихи. Иннокентий Федорович Анненский, Вячеслав Иванов и Андрей Белый читали лекции для молодых поэтов.
На ВлБашнеВ» Мандельштам впервые встретился с Ахматовой. ВлТогда он был худощавым мальчиком с ландышем в петлице, с высоко закинутой головой, с ресницами в полщекиВ», тАУ пишет Ахматова. Дружба этих двух поэтов была едва ли не самым большим подарком судьбы им обоим.
На фоне уже ясно обозначившегося кризиса символизма происходили поиски новых путей поэзии. Центром консолидации нового художественного течения стал журнал ВлАполлонВ». ВлНаступает эпоха устремленийтАж к новой правде, к глубоко-сознательному и стройному творчеству: от разрозненных опытов тАУ к закономерному мастерству, от расплывчатых эффектов тАУ к стилю. Только строгое искание красоты, только свободное, стройное и ясное, только сильное и жизненное искусство за пределами болезненного распада духа и лженоваторстваВ». Так писал Анненский во вступительной статье к первому номеру журнала. Это была программа нового направления, означавшая разрыв с символизмом. Статьи Анненского и его небывалая поэзия оказали сильное влияние на молодых поэтов. Мандельштам и Ахматова называли его своим учителем.
В ВлАполлонеВ» печатались А. Бенуа, Вс. Мейерхольд, Вяч. Иванов, М. Волошин, ВлПисьма о русской поэзииВ» Н. Гумилева, стихи Анненского, Гумилева, Кузмина. Журнал иллюстрировали Бакст, Добужинский, Митрохин. В помещении редакции устраивались выставки нового искусства: женские портреты Бакста, Кустодиева, Л. Пастернака, Серова, Сомова, графика Боннара, Гогена, Пикассо, Ренуара, Сезанна, Тулуз-Лотрека. В редакции ВлАполлонаВ» собирались авторы журнала, там нередко бывал Мандельштам.
В августе 1910 года состоялся литературный дебют Мандельштама: в девятом номере ВлАполлонаВ» были напечатаны пять его стихотворений, в том числе ВлSilentiumВ»:
Она еще не родилась,
Она и музыка и слово,
И потому всего живого
Ненарушаемая связь.
Да обретут мои уста
Первоначальную немоту,
Как кристаллическую ноту,
Что от рождения чиста!
Останься пеной, Афродита,
И, слово, в музыку вернись,
И, сердце, сердца устыдись,
С первоосновой жизни слито!
В русской поэзии зазвучал новый голос:
На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.
Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.
Пускай мгновения стекает муть тАУ
Узора милого не зачеркнуть!
* * *
В 1911 году оформляется объединение ВлЦех поэтовВ». В него вошли Гумилев, Ахматова, Мандельштам, Лозинский, Зенкевич. ВлЦехВ» собирался три раза в месяц. На первом собрании был Блок. Собирались у Лизы Кузьминой-Караваевой на Манежной площади, в Царском Селе на Малой улице у Гумилевых, у Лозинского на Васильевском острове, у Бруни в Академии художеств. На заседаниях читали и разбирали стихи. Гумилев требовал развернутых выступлений Влс придаточными предложениямиВ». Новых членов ВлЦехаВ» выбирали тайным голосованием после прослушивания их стихов. По свидетельству Ахматовой, в ВлЦехе поэтовВ» Мандельштам Влочень скоро стал первой скрипкойВ». Ахматова говорила после одного из собраний: ВлСидят человек десять-двенадцать, читают стихи, то хорошие, то заурядные, внимание рассеивается, слушаешь по обязанности, и вдруг будто лебедь взлетает над всеми тАУ читает Осип Эмильевич!В»
В жизни ВлЦехаВ» было много от литературной игры, сочиняли эпиграммы, пародии, ВлАнтологию античной глупостиВ», Влщедрым сотрудникомВ» которой был Мандельштам.
Делия, где ты была? тАУ Я лежала в объятьях Морфея.
Женщина, ты солгала, в них я покоился сам.
Пример неподражаемой самоиронии Мандельштама являет его письмо Вячеславу Иванову, где упоминается его новый знакомый, секретарь Религиозно-философского общества Каблуков.
Дорогой Вячеслав Иванович!
С.П. Каблуков есть лицо не заслуживающее доверия, и все, что он клеветал тАУ ложь, и та строчка из моего стихотворения, которую он цитировал в своем письме к вам, читается без ВлвВ»:
Неудержимо падай
Таинственный фонтан,
а не Влв таинственныйВ», как он утверждает; а если я в бытность мою в Париже упал в Люксембургский фонтан, читая Мэтерлинка, тАУ то это мое дело.
И. Мандельштам.
Ахматова вспоминает, как Мандельштам приходил к ней на Васильевский остров в Тучков переулок: Влсмешили мы друг друга так, что падали на поющий всеми пружинами диван на ВлТучкеВ» и хохотали до обморочного состояниятАжВ»
ВлЦех поэтовВ» не был однородным объединением, состав его менялся довольно сильно. Но в нем сформировалась группа талантливых поэтов тАУ единомышленников, которые выработали эстетическую программу, названную ими акмеизмом. Ядро акмеистов составляли Гумилев, Ахматова, Мандельштам. ВлНесомненно, символизм явление 19 века, тАУ писала Ахматова. тАУ Наш бунт против символизма совершенно правомерен, потому что мы чувствовали себя людьми 20 века и не хотели оставаться в предыдущемВ». Мандельштам говорил, что Влакмеизм это тоска по мировой культуреВ», что для акмеизма характерна Влмужественная воля к поэзии и поэтике, в центре которой стоит человек, не сплющенный в лепешку лжесимволическими ужасами, а как хозяин у себя дома. Все стало тяжелее и громаднее, потому и человек должен стать тверже, так как человек должен быть тверже всего на землеВ». И далее: Вл..Акмеизм не только литературное, но и общественное явление в русской истории. С ним вместе в русской поэзии возродилась нравственная сила. ВлХочу, чтоб всюду плавала свободная ладья; и Господа и дьявола равно прославлю яВ», тАУ сказал Брюсов. Это убогое ВлничевочествоВ» никогда не повторится в русской поэзии. Общественный пафос русской поэзии до сих пор поднимался только до ВлгражданинаВ», но есть более высокое начало, чем ВлгражданинВ», тАУ понятие ВлмужаВ». В отличие от старой гражданской поэзии, новая русская поэзия должна воспитывать не только гражданина, но и ВлмужаВ».
В 1911 году Мандельштам поступает на романо-германское отделение историко-филологического факультета Петербургского университета. Он слушает лекции видных ученых А. Н. Веселовского, В. Р. Шишмарева, Д. Айналова, посещает пушкинский семинар С. А. Венгерова, под влиянием молодого ученого В. Шилейко увлекается культурой Ассирии, Египта, древнего Вавилона.
В 1913 году выходит первая книга Мандельштама ВлКаменьВ». Этой книгой двадцатидвухлетний Мандельштам заявил себя зрелым поэтом: в ней нет вещей, нуждающихся в скидке на возраст автора. Давно уже стали классикой стихи из ВлКамняВ»: ВлДано мне тело тАУ что мне делать с нимВ», Sileritilim, ВлСегодня дурной деньВ», ВлЯ ненавижу свет однообразных звездВ». Почти одновременно с выходом ВлКамняВ» в журнале акмеистов ВлГиперборейВ» были напечатаны ВлПетербургские строфыВ». Петербургская тема в русской поэзии неотделима от имени Пушкина, и здесь необходимо сказать о пушкинском влиянии на Мандельштама. Ахматова пишет, что Влк Пушкину у Мандельштама было какое-то небывалое, почти грозное отношениеВ». Как русский поэт, тем более, как поэт петербургский, Мандельштам не мог не испытывать мощного силового поля пушкинской поэзии. Однако Влгрозное отношениеВ» и особое целомудрие, запрещавшее ему упоминать имя Пушкина ВлвсуеВ» (оно лишь дважды упомянуто в стихах Мандельштама), связаны также и с биографическими причинами. Детство Мандельштама прошло в Коломне, где была первая петербургская квартира Пушкина после Лицея. Здесь молодой Пушкин бывал у Никиты Всеволожского на заседаниях ВлЗеленой лампыВ», в Большом театре, в церкви Покрова, упомянутой им в поэме ВлДомик в КоломнеВ». Тенишевское училище с его гуманистической системой воспитания, с незаурядными педагогами и поэтическими вечерами было для Мандельштама в большой степени тем, чем был Лицей для Пушкина, здесь он впервые почувствовал себя поэтом. С детства ему, жителю Павловска, было близко и Царское Село, позже он бывал в Царском у Гумилева и Ахматовой. Параллели мы находим и в раннем осознании своего таланта, и в единодушном признании его первенства друзьями-поэтами, и в прирожденном остроумии. Современники отмечали даже внешнее сходство молодого Мандельштама с Пушкиным. В стихах и прозе Мандельштама встречается множество свидетельств глубокого постижения поэзии Пушкина и его судьбы. Лишь учитывая все это, можно представить, что значила для него петербургская тема.
Необходимо также принять во внимание, что искусство десятых годов заново открывало Петербург. Достаточно вспомнить графику Добужинского и Бенуа, стихи Блока, роман Белого.
Эти художники, каждый по-своему, творили миф о Петербурге. И вот, рядом со Влстрашным миромВ» Блока (ВлНочь, улица, фонарь, аптекаВ»)), ВлПетербургомВ» Белого, с трагическими видениями Добужинского, возникают неторопливые строфы Мандельштама:
Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна тАУ как броненосец в доке тАУ
Россия отдыхает тяжело.
А над Невой тАУ посольства полумира,
Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства крепкая порфира,
Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба тАУ
Онегина старинная тоска;
На площади Сената тАУ вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка..
Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход тАУ
Чудак Евгений тАУ бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
Спокойный стих ВлПетербургских строфВ» как будто порожден самой архитектурой классицизма. В тягучих строках предстает простор невской дельты, протяженность парадных ансамблей. Современный язык, насыщенность деталями создают ощущение свежести классического стиха.
Здесь изображен реальный пейзаж: Сенатская площадь, Дворцовая набережная, Пеньковый буян. Однако это не просто рисунок с натуры. Пейзаж заряжен историей. Связывая прошлое с настоящим, он несет ясное ощущение конца эпохи.
Тема дряхлеющего государства, доживающего век на покое, возникает в ВлПетербургских строфахВ» не впервые. Годом раньше в стихотворении ВлЦарское СелоВ» Мандельштам писал:
..однодумы-генералы
Свой коротают век усталый,
Читая ВлНивуВ» и Дюма..
. . . . . . . .
И возвращается домой тАУ
Конечно, в царство этикета,
Внушая тайный страх, карета
С мощами фрейлины седой тАУ
Что возвращается домой..
Но в ВлПетербургских строфахВ» покой неустойчив; Влплощадь СенатаВ» и Влброненосец в докеВ» несут предчувствие социальных потрясений и мировой войны. Это небольшое стихотворение обладает поразительно смысловой емкостью. Здесь и историческая роль Петербурга тАУ окна в Европу (ВлНад Невой посольства полумираВ»), и запоздалое промышленное развитие: единственной примете нового времени, ВлмоторамВ», противостоят сани, склад пеньки, мужики, торгующие сайками и сбитнем, и coнный покой правительственных зданий в снежной мути. Здесь и отзвук восстания на Сенатской площади, неудача которого откликается в тоске Онегина, и драма маленького человека (Влчудак ЕвгенийВ»). Перед нами огромная сцена, медленно вращающаяся вокруг неназванного Медного всадника.
В том же 1913 году Мандельштам пишет еще одно стихотворение о Петербурге тАУ ВлАдмиралтействоВ».
Ладья воздушная и мачта-недотрога,
Служа линейкою преемникам Петра,
Он учит: красота тАУ не прихоть полубога,
А хищный глазомер простого столяра.
Прославляя ремесло строителя, Мандельштам дает здесь ставшую хрестоматийной формулу красоты. Афористический стих воссоздает воздушные пропорции классической постройки, подобной кораблю, и ее особое положение в планировке левобережной части города, разбегающейся тремя лучами от Влмачты-недотрогиВ». В последней строфе явственен запах моря:
Сердито лепятся капризные Медузы,
Как плуги брошены, ржавеют якоря тАУ
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всемирные моря!
В художественной жизни Петербурга десятых годов заметным явлением стало литературно-художественное кабаре ВлБродячая собакаВ». Владельцем и душой его был Борис Пронин, энтузиаст-театроман, успевший поработать и в МХТ, и в театре Комиссаржевской. ВлБродячая собакаВ» открылась под новый 1912 год в подвале дома на углу Итальянской улицы и Михайловской площади. Кабаре было задумано в рамках Общества интимного театра. В нем устраивались концерты, вечера поэзии, импровизированные спектакли, в оформлении которых художники стремились связать зал и сцену. Помещение ВлБродячей собакиВ» расписывали С. Су-дойкин, В. Белкин, Н, Кульбин, А. Яковлев, Н. Сапунов, Б. Григорьев. Здесь бывали Хлебников, Маяковский, Мейерхольд, Таиров, во время ежегодных гастролей МХТ заходил Вахтангов.
Современники так описывают обстановку ВлСобакиВ»: ВлОкон в подвале не было. Две низкие комнаты расписаны яркими, пестрыми красками, сбоку буфет. Небольшая сцена, столики, скамьи, камин. Горят цветные фонарики. В подвале душно, накурено, но веселоВ».
ВлЦех поэтовВ» облюбовал подвал с самого его возникновения. Уже 13 января 1912 года на вечере, посвященном Бальмонту, выступали Гумилев, Ахматова, Мандельштам, В. Гиппиус.
Акмеисты любили ВлСобакуВ». Там устраивались их поэтические вечера и диспуты, там рождались шутки и экспромты. К ВлСобакеВ» относятся ахматовские строки:
Да, я любила их, те сборища ночные, тАУ
На маленьком столе стаканы ледяные,
Над черным кофеем пахучий, тонкий пар,
Камина красного тяжелый, зимний жар,
Веселость едкую литературной шутки
И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий.
С ВлБродячей собакойВ» связано возникновение одного из лучших стихотворений Мандельштама. Вот что рассказывает Ахматова: ВлВ январе 1914 г. Пронин устроил большой вечер ВлБродячей собакиВ» не в подвале у себя, а в каком-то большом зале на Конюшенной. Обычные посетители терялись там среди множества ВлчужихВ» (т. е. чуждых всякому искусству) людей. Было жарко, людно, шумно и довольно бестолково. Нам это наконец надоело, и мы (человек 20тАУ30) пошли в ВлСобакуВ» на Михайловской площади. Там было темно и прохладно. Я стояла на эстраде и с кем-то разговаривала. Несколько человек из зала стали просить меня почитать стихи.
Не меняя позы, я что-то прочла. Подошел Осип: ВлКак вы стояли, как вы читалиВ» и еще что-то про ВлшальВ». Так возникло ВлВполоборота, о, печаль..В»
Вполоборота, о, печаль!
На равнодушных поглядела.
Спадая с плеч, окаменела
Ложноклассическая шаль.
Зловещий голос тАУ горький хмель тАУ
Души расковывает недра:
Так тАУ негодующая Федра тАУ
Стояла некогда Рашель.
В августе 1914-го взорвался европейский мир.
Европа цезарей! С тех пор, как в Бонапарта
Гусиное перо направил Меттерних тАУ
Впервые за сто лет и на глазах моих
Меняется твоя таинственная карта!
Война порождает резкую поляризацию общественного мнения. Первый после начала военных действий номер ВлАполлонаВ» (№ 6тАУ7, 1914) открылся стихотворением издателя журнала Сергея Маковского ВлВойнаВ», предвещавшим триумф: ВлСоединит орел двуглавый народы братские окрестВ». Однако уже в этом выпуске ВлАполлонаВ» зазвучали пророческие строки Ахматовой: ВлСроки страшные близятся. Скоро станет тесно от свежих могил В».
На известие о бомбардировке немцами Реймского собора Мандельштам откликнулся стихотворением ВлРеймс и КельнВ»:
И в грозный час, когда густеет мгла,
Немецкие поют колокола:
ВлЧто сотворили вы над реймским братом?В»
Затем он пишет ВлОду миру во время войныВ» (в окончательном варианте ВлЗверинецВ»):
Отверженное слово ВлмирВ»
В начале оскорбленной эры;
Светильник в глубине пещеры
И воздух горных стран тАУ эфир;
Эфир, которым не сумели,
Не захотели мы дышать..
Он провидит будущий мир как интернациональную европейскую общность:
А я пою вино времен тАУ
Источник речи италийской тАУ
И в колыбели праарийской
Славянский и германский лен!
В зверинце заперев зверей,
Мы успокоимся надолго,
И станет полноводней Волга,
И рейнская струя светлей, тАУ
И умудренный человек
Почтит невольно чужестранца,
Как полубога, буйством танца
На берегах великих рек.
Размышления Мандельштама об историческом пути России были связаны с идеями Чаадаева и Герцена. В 1914 году в статье о Чаадаеве он писал: ВлС глубокой, неискоренимой потребностью единства, высшего исторического синтеза родился Чаадаев в России.. У него хватило мужества сказать России в глаза страшную правду, тАУ что она отрезана от всемирного единства, отлучена от истории, этого Влвоспитателя народов БогомВ». Дело в том, что понимание Чаадаевым истории исключает возможность всякого вступления на исторический путь. Мало одной готовности, мало доброго желания, чтобы ВлначатьВ» историю. Ее вообще невозможно начать. Не хватает преемственности, единства. Единства не создать, не выдумать, ему не научиться. Где нет его, там в лучшем случае тАУ ВлпрогрессВ», а не история, механическое движение часовой стрелки, а не священная связь и смена событийВ». Разговор с Чаадаевым продолжается в статье ВлО природе словаВ»: ВлЧаадаев, утверждая свое мнение, что у России нет истории, то есть что Россия принадлежит к неорганизованному, неисторическому кругу культурных явлений, упустил одно обстоятельство, тАУ именно: язык. Столь высоко организованный, столь органический язык не только дверь в историю, но и сама история. Для России отпадением от истории, отлучением от царства исторической необходимости и преемственности, от свободы и целесообразности было бы отпадение от языка. ВлОнемениеВ» двух-трех поколений могло бы привести Россию к исторической смерти.. Поэтому совершенно верно, что русская история идет по краешку.. и готова каждую минуту сорваться в нигилизм, то есть в отлучение от слова.В»
С началом войны в Петрограде стали устраивать вечера в пользу раненых. Вместе с Блоком, Ахматовой, Есениным Мандельштам выступает в Тенишевском и Петровском училищах. Его имя не раз встречается в газетных заметках об этих вечерах.
В декабре 1915 года Мандельштам выпускает второе издание ВлКамняВ», по объему почти втрое больше первого. Во второй ВлКаменьВ» вошли такие шедевры, как ВлВполоборота, о, печальВ» (ВлАхматоваВ»), ВлБессоница. Гомер. Тугие парусаВ», ВлЯ не увижу знаменитой ФедрыВ». Сборник включал и новые стихи о Петербурге: ВлАдмиралтействоВ», ВлНа площадь выбежав, свободенВ» (Казанский собор) с подзаголовком ВлПамяти ВоронихинаВ», ВлДев полуночных отвагаВ», ВлВ спокойных пригородах снегВ». Второй ВлКаменьВ» получил значительно больше откликов, чем первый. ВлЭто одна из тех редких книг, тАУ писал критик ВлОдесских новостейВ», тАУ значительность которых уже заранее надолго предопределяет их судьбу. Осип Мандельштам сохраняет своеобразие поэтического лица тАУ в поэзии современной и прошлой у него нет двойников. Какие бы нити ни связывали Мандельштама с акмеизмом, тАУ а в более раннюю пору и с символизмом, тАУ в целом его творчество минует всякие поэтические школы и влияния. В современности он хочет выявить ее сущностьВ».
В начале 1916 года в Петроград приезжала Марина Цветаева. На литературном вечере она встретилась с петроградскими поэтами. С этого ВлнездешнегоВ» вечера началась ее дружба с Мандельштамом. В своей прозе ВлИстория одного посвященияВ» она рассказывает, как Мандельштам приезжал к ней, и она дарила ему свою любимую Москву:
Из рук моих тАУ нерукотворный град
Прими, мой странный, мой прекрасный брат.
От этих встреч остались знаменитые цветаевские строки ВлОткуда такая нежностьВ», ВлТы запрокидываешь головуВ», ВлНикто ничего не отнялВ»:
Я знаю: наш дар тАУ неравен.
Мой голос впервые тАУ тих.
Что вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
Нежней и бесповоротней
Никто не глядел вам вслед..
Целую вас тАУ через сотни
Разъединяющих лет.
Мандельштам ответил ей стихами ВлНа розвальнях, уложенных соломойВ», ВлВ разноголосице девического хораВ», ВлНе веря воскресенья чудуВ»:
Нам остается только имя:
Чудесный звук, на долгий срок.
Прими ж ладонями моими
Пересыпаемый песок.
Российский корабль неумолимо двигался к октябрю семнадцатого года. С начала века страна жила ожиданием больших перемен. Реальность оказалась суровее всех предположений. Немногие сохранили тогда трезвость взгляда перед лицом грандиозных событий, и только Мандельштам ответил на вызов истории стихами ветхозаветной мощи:
Прославим, братья, сумерки свободы,
Великий сумеречный год!
В кипящие ночные воды
Опущен грузный лес тенет.
Восходишь ты в глухие годы, тАУ
О, солнце, судия, народ!
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет.
Прославим власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнет.
В ком сердце есть, тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет.
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,
Скрипучий поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи.
Как плугом океан деля,
Мы будем помнить и в летейской стуже,
Что десяти небес нам стоила земля.
Сведения о Мандельштаме в первые месяцы после октября 1917 г. мы находим у Ахматовой: ВлОсобенно часто я встречалась с Мандельштамом в 1917тАУ18 годах, когда жила на Выборгской у Срезневских (Боткинская, 9).. в квартире старшего врача Вячеслава Срезневского, мужа моей подруги Валерии Сергеевны. Мандельштам часто заходил за мной, и мы ехали на извозчике по невероятным ухабам революционной зимы, среди знаменитых костров, которые горели чуть ли не до мая, слушая неизвестно откуда несущуюся ружейную трескотню. Так мы ездили на выступления в Академию художеств, где происходили вечера в пользу раненых и где мы оба несколько раз выступали. Был со мной О. Э. на концерте Вутомо-Названовой в консерватории, где она пела Шуберта. (см. ВлНам пели Шуберта..В»). К этому времени относятся все обращенные ко мне стихи: ВлЯ не искал в цветущие мгновеньяВ» (декабрь 1917 года). ВлТвое чудесное произношеньеВ»; ко мне относится странное, отчасти сбывшееся предсказание:
Когда-нибудь в столице шалой
На диком празднике у берега Невы
Под звуки омерзительного бала
Сорвут платок с прекрасной головы..В»
В начале весны 1918 года Мандельштам уезжает в Москву. По-видимому, последнее из написанных перед отъездом стихотворение ВлНа страшной высоте блуждающий огоньВ»:
Прозрачная весна над черною Невой
Сломалась, воск бессмертья тает..
О, если ты звезда, тАУ Петроноль, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!
Начинаются скитания Мандельштама по России: Москва, Киев, Феодосия..
Я изучил науку расставанья
В простоволосых жалобах ночных.
Жуют волы, и длится ожиданье тАУ
Последний час вигилий городских..
Кто может знать при слове "расставанье",
Какая нам разлука предстоит..
В 1919 г. в Киеве Мандельштам познакомился с двадцатилетней Надеждой Яковлевной Хазиной, которая стала его женой. Волны гражданской войны прокатывались через Киев. Горожане потеряли счет сменам власти. Мандельштама тянуло на юг. Казалось, там можно пережить грозные времена.
Чуя грядущие казни, от рева событий мятежных
Я убежал и нереидам на Черное море..
После целого ряда приключений, побывав во врангелевской тюрьме, Мандельштам осенью 1920 г. возвращается в Петроград. Вот как выглядел город в то время, по воспоминаниям Ахматовой: ВлВсе старые петербургские вывески были еще на своих местах, но за ними, кроме пыли, мрака и зияющей пустоты, ничего не было. Сыпняк, голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до неузнаваемости люди.. Город не просто изменился, а решительно превратился в свою противоположностьВ».
Мандельштам поселился в ВлДоме искусствВ» тАУ елисеевском особняке на Мойке, 59, превращенном в общежитие для писателей и художников.
В ВлДоме искусствВ» жили Гумилев, Шкловский, Ходасевич, Лозинский, Лунц, Зощенко, художник Добужинский, у которого собирались ветераны ВлМира искусстваВ».
ВлЖили мы в убогой роскоши Дома искусств, тАУ пишет Мандельштам, тАУ в Елисеевском доме, что выходит на Морскую, Невский и на Мойку, поэты, художники, ученые, странной семьей, полупомешанные на пайках, одичалые и сонные.. Это была суровая и прекрасная зима 20тАУ21 года.. Я любил этот Невский, пустой и черный, как бочка, оживляемый только глазастыми автомобилями и редкими, редкими прохожими, взятыми на учет ночной пустынейВ».
21 октября 1920 года Мандельштам впервые выступал в Клубе поэтов в доме Мурузи (Литейный, 24) . Присутствовавший на вечере Блок отметил это выступление в своем дневнике, особо выделив ВлВенециюВ» (ВлВенецийской жизни, мрачной и бесплоднойВ»).
Недолгие месяцы пребывания Мандельштама в Петрограде в 1920тАУ21 гг. оказались на редкость плодотворными. В эту пору им созданы такие жемчужины, как стихи, обращенные к актрисе Александрийского театра Ольге Арбениной ВлЧуть мерцает призрачная сценаВ», ВлВозьми на радость из моих ладонейВ», ВлЗа то, что я руки твои не сумел удержатьВ», летейские стихи ВлКогда Психея-жизнь спускается к тенямВ» и ВлЯ слово позабыл В».
Вот Петроград зимы 20тАУ21 года:
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит,
Только злой мотор во мгле промчится
И кукушкой прокричит.
(ВлВ Петербурге мы сойдемся сноваВ»)
В пустом, промерзшем и голодном городе Мандельштам создает одно из лучших любовных стихотворений. Оно как будто напечатлено горячим дыханием на заледеневшем стекле:
Возьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.
Не отвязать неприкрепленной лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.
Нам остаются только поцелуи, -
Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.
Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина тАУ дремучий лес Тайгета,
Их пища тАУ время, медуница, мята.
Возьми ж на радость дикий мой подарок тАУ
Невзрачное сухое ожерелье
Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.
Через много лет Арбенина напишет в письме художнику Милашев-скому: ВлТеперь отвечу на твой вопрос о Мандельштаме. Мы с Мандельштамом очень весело болтали, и непонятно, почему получилась такая трагедия в стихах тАУ теперь я с грустью понимаю его жизнь, и весело тАУ наше короткое знакомство. Молодые поэты говорят о нем как о величайшем поэте эпохи.. Я рада, что послужила темой для стихов.. Могу еще добавить, что.. он был добрый и хороший человек. Ты, я помню, называл его стихи холодными тАУ а мне они кажутся горячими, как мало у кого.В»
ВлКак воспоминание о пребывании Осипа в Петербурге в 1920 г., тАУ пишет Ахматова, тАУ кроме изумительных стихов к О. Арбениной, остались еще живые, выцветшие, как наполеоновские знамена, афиши того времени о вечерах поэзии, где имя Мандельштама стоит рядом с Гумилевым и БлокомВ».
В феврале 1921 года Мандельштамы уехали в Москву. Надежда Яковлевна так объясняет причины отъезда: ВлВ Петербурге двадцатого года Мандельштам свое ВлмыВ» не нашел. Круг друзей поредел.. Гумилева окружали новые и чужие люди.. Старики из религиозно-философского общества тихо вымирали по своим углам..В»
Лето и осень 1921 г. Мандельштамы провели в Грузии. Там их застало известие о гибели Гумилева. С этим связаны трагические стихи Мандельштама ВлКонцерт на вокзалеВ» (ВлНа тризне милой тени в последний раз нам музыка звучитВ») и ВлУмывался ночью на двореВ». Последнее из этих стихотворений перекликается с ахматовским ВлСтрах, во тьме перебирая вещи..В». Мандельштам писал Анне Андреевне: ВлЗнайте, что я обладаю способностью вести воображаемую беседу только с двумя людьми: с Николаем Степановичем и с Вами. Беседа с Колей не прерывалась и никогда не прерветсяВ».
В 1922тАУ23 годах у Мандельштама выходят три стихотворных сборника: ВлTristiaВ» (1922), ВлВторая книгаВ» (1923), ВлКаменьВ» (3-е издание, 1923).
Его стихи и статьи печатаются в Петрограде, Москве, Берлине. В это время Мандельштам пишет ряд статей по важнейшим проблемам истории, культуры и гуманизма: ВлСлово и культураВ», ВлО природе словаВ», ВлДевятнадцатый векВ», ВлПшеница человеческаяВ», ВлКонец романаВ».
Едва ли не единственным критиком, оценившим эти полные глубоких мыслей работы Мандельштама, был князь Дмитрий Петрович Святополк-Мирский. В парижском журнале ВлСовременные запискиВ» он писал:
ВлСтатьи Мандельштама разбросаны по журналам .. читатели которых весьма мало интересуются умом и историей. Читатели ВлАполлонаВ» не могли оценить, даже если и прочли, статью Мандель
Вместе с этим смотрят:
"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"
"Christmas stories" by Charles Dickens
"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi
"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури
"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.