Символизм в поэзии Серебряного века

Явлением в русской поэзии на рубеже девятнадцатого-двадцатого стоВнлетий был символизм. Он не охватывал всего поэтического творчества в стране, но обозначил собой особый, характерный для своего времени этап литературной жизни. Веяния символизма чувствовались уже в последние десятилетия девятнадцатого века. Система эстетики символистов, их фиВнлософские устремления вызревали в годы политической реакции, настуВнпившей после разгрома революционного народничества. Это была эпоха общественного застоя, эпоха торжества обывательщины тАУ смутное, треВнвожное безвременье.

В те годы дальние, глухие,

В сердцах царили сон и игла:

Победоносцев над Россией

Простер совиные крыла,тАУ

писал впоследствии об этой эпохе Блок.

Тягостная тень реакции легла и на русскую поэзию, переживавшую упадок, почти болезнь. В восьмидесятые тАУ девяностые годы русская поэВнзия утратила свою былую высоту, былую напряженность и силу, она выВнцветала и блекла. Сама стихотворная техника лишилась истинно творВнческого начала и энергии. Великое новаторское слово Некрасова в ней стало только преданием. Большие таланты в поэзии будто вымерли наВнвсегда. Лишь словно бы по инерции писали эпигоны гражданственной некрасовской школы, лишенные глубины и яркости. тАЬПоэтов нет..(Не стаВнло светлых песен,)Будивших мир, как предрассветный звонтАЭ,тАУ жаловалВнся в девяностых годах Н. Минский. Мотивы усталости, опустошенности, глубокого уныния пронизывали все, что появлялось в поэзии тех лет.

С чувством обреченности пел К. Фофанов:

Мы озябли, мы устали,

Сердце грезы истерзали,

Путь наш долог и уныл.

Нет огней, знакомых взору,

Лишь вблизи по косогору

Ряд темнеющих могилтАж

Широкую популярность среди читателей обрел в ту пору тоскливый и многословный Надсон, печатались тАУ наряду с одаренными Фофановым или Случевским тАУ весьма бледные и почти исчезнувшие потом из народВнной памяти Ратгауз, Андреевский, Фруг, Коринфский, Федоров, Голенищев-Кутузов. Доживали свои последние годы классики поэзии, выстуВнпившие в литературе еще в сороковых годах,тАУ Фет, Майков, Полонский, Плещеев. Из них только Фет блеснул в это время своими тАЬВечерними огнямитАЭ. Будущие символисты тАУ Мережковский, Минский, Сологуб, БальВнмонт тАУв ранних своих стихах мало чем отличались от других поэтов. ЕдВнва замеченным росткам прекрасной поэзии Бунина было еще далеко до зрелости.

Движение символистов возникло как протест против оскудения русВнской поэзии, как стремление сказать в ней свежее слово, вернуть ей жизВнненную силу. Одновременно оно несло в себе и отрицательную реакцию на позитивистские, материалистические воззрения русской критики, начиная с имен Белинского, Добролюбова, Чернышевского и кончая Н. МихайловВнским, а позднее противостояло и критикам-марксистам. На щите симвоВнлистов были начертаны идеализм и религия.

Первыми ласточками символистского движения в России был трактат Дмитрия Мережковского тАЬО причинах упадка и о новых течениях совреВнменной русской литературытАЭ (1892), его сборник стихотворений тАЬСимВнволытАЭ, а также книги Минского тАЬПри свете совеститАЭ и А. Волынского тАЬРусские критикитАЭ. В тот же отрезок времени тАУ в 1894тАУ1895 годахтАУ выходят три сборника тАЬРусские символистытАЭ, в которых печатались преимущественно стихотворения их издателя тАУмолодого поэта Валерия Брюсова. Сюда же примыкали начальные книги стихов Константина БальВнмонта тАУ тАЬПод северным небомтАЭ, тАЬВ безбрежноститАЭ. В них исподволь тоже кристаллизовался символистский взгляд на поэтическое слово.

Символизм возник в России не изолированно от Запада. На русских символистов в известной мере влияла и французская поэзия (Верлен, Рембо, Малларме), и английская, и немецкая, где символизм проявил себя в поэзии десятилетием раньше. Русские символисты ловили отголоски философии Ницше и Шопенгауэра. Однако они решительно отрицали свою принципиальную зависимость от западноевропейской литературы. Они искали свои корни в русской поэзии тАУ в книгах Тютчева, Фета, Фофанова, простирая свои родственные притязания даже на Пушкина и Лермонтова. Бальмонт, например, считал, что символизм в мировой литературе сущестВнвовал издавна Символистами были, по его мнению, Кальдерон и Блейк, Эдгар По и Бодлер, Генрик Ибсен и Эмиль Верхарн. Несомненно одно: в русской поэзии, особенно у Тютчева и Фета, были зерна, проросшие в творВнчестве символистов. А тот факт, что символистское течение, возникнув, не умерло, не исчезло до срока, а развивалось, вовлекая в свое русло новые силы, свидетельствует о национальной почве, об определенных его корнях в духовной культуре России. Русский символизм резко отличался от заВнпадного всем своим обликом тАУ духовностью, разнообразием творческих единиц, высотой и богатством своих свершений.

На первых порах, в девяностые годы, стихи символистов, с их неприВнвычными для публики словосочетаниями и образами, часто подвергались насмешкам и даже глумлению. К поэтам-символистам прилагали назваВнние декадентов, подразумевая под этим термином упаднические настроеВнния безнадежности, чувство неприятия жизни, резко выраженный индиВнвидуализм. Черты того и другого можно легко обнаружить у молодого Бальмонта тАУ мотивы тоски и подавленности свойственны его ранним книВнгам, так же как демонстративный индивидуализм присущ начальным стиВнхам Брюсова; символисты вырастали в определенной атмосфере и во многом несли ее печать. Но уже к первым годам двадцатого столетия симвоВнлизм как литературное течение, как школа выделился со всей определенВнностью, во всех своих гранях. Его уже трудно было спутать с другими явлениями в искусстве, у него уже был свой поэтический строй, свои эстетика и поэтика, свое учение. 1900 год можно считать рубежом, когда символизм утвердил в поэзии свое особенное лицо тАУ в этом году вышли зрелые, ярко окрашенные авторской индивидуальностью символистские книги: тАЬTertia VigiliaтАЭ (тАЬТретья стражатАЭ) Брюсова и тАЬГорящие зданиятАЭ Бальмонта.

На чем же настаивали символисты, что лежало в основе их поэтики? В чем заключались их специфические взгляды? Символизм в литературе был движением романтиков, воодушевляемых философией идеализма. Уже Мережковский в своем трактате объявил войну материалистическому мировоззрению, утверждая, что вера, религия тАУ краеугольный камень чеВнловеческого бытия и искусства. тАЬБез веры в божественное начало,тАУ пиВнсал он,тАУ нет на земле красоты, нет справедливости, нет поэзии, нет своВнбодытАЭ.

Огромное влияние на русских символистов оказал философ и поэт Владимир Соловьев. В его учении было заложено идущее от древнегречеВнского Платона представление о существовании двух миров тАУ здешнего, земного, и потустороннего, высшего, совершенного, вечного. Земная дейВнствительность тАУ только отблеск, искаженное подобие верховного, запреВндельного мира, и человек тАУ тАЬсвязующее звено между божественным и природным миромтАЭ. В своей мистической религиозно-философской прозе и в стихах Вл. Соловьев звал вырваться из-под власти вещественного и временного бытия к потустороннему тАУ вечному и прекрасному миру. Эта идея о двух мирах тАУ тАЬдвоемириетАЭ тАУ была глубоко усвоена символистами. Ее особенно развивало и второе поколение символистов тАУ младосимволисты (их даже называли тАЬсоловьёвцамитАЭ), выступившие на литературВнной арене в самом начале нового века, в 1903тАУ1904 годах. Среди них утВнвердилось и представление о поэте как теурге, маге, тАЬтайновидце и тайнотворце жизнитАЭ, которому дана способность приобщения к потустороннему, запредельному, сила прозреть его и выразить в своем искусстве. Символ в искусстве и стал средством такого прозрения и приобщения. Символ (от греческого symbolus тАУ знак, опознавательная примета) в художестве есть образ, несущий и аллегоричность, и свое вещественное наполнение, и широкую, лишенную строгих границ, возможность истолкования. Он таит в себе глубинный смысл, как бы светится им. Символы, по Вячеславу Иванову,тАУ это тАЬзнамения иной действительноститАЭ. тАЬЯ не символист,тАУ гоВнворил он,тАУ если слова мои равны себе, если они тАУ не эхо иных звуков, о которых не знаешь, как о Духе, откуда они приходят и куда уходяттАЭ. тАЬСоздания искусства,тАУ писал Брюсов,тАУ это приотворенные двери в ВечВнностьтАЭ. Символ, по его формуле, должен был тАЬвыразить то, что нельзя проВнсто тАЬизречьтАЭ. Поэты-символисты, утверждает Бальмонт, тАЬовеяны дуновениями, идущими из области запредельноготАЭ, они тАУ эти поэты тАУ тАЬпресоздавая вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и проникают в его мистериитАЭ. В поэзии символистов укоренялся не всем доступный, достаточно элитарный, по выражению Иннокентия Анненского, тАЬбеглый язык намеков, недосказовтАЭ тАУ тАЬтут нельзя ни понять всего, о чем догадываешься, ни объяснить всего, что прозреваешь или что болезненно в себе ощущаешь, но для чего в языке не найдешь и словатАЭ. Появились даже, начиная со стихотворении Вл. Соловьева, целые гнезда слов-символов, слов-сигналов (тАЬнеботАЭ, тАЬзвездытАЭ, тАЬзоритАЭ, тАЬвосходытАЭ, тАЬлаВнзурьтАЭ), которым придавался мистический смысл.

Позднее Вячеслав Иванов, дополнил толкование символа: символ доВнрожит своей материальностьютАЭ, тАЬверностью вещамтАЭ, говорил он, символ тАЬведёт от земной реальности к высшейтАЭ (a realibus ad realiora)тАЭ; Иванов даже применял термин тАУ тАЬреалистический символизмтАЭ.

Символисты заняли свое место в русском искусстве в эпоху, когда социальная действительность в России да и во всей Европе была до чрезВнвычайности зыбкой, чреватой взрывами и катастрофами. Резкие классоВнвые противоречия, вражда и столкновения держав, глубокий духовный кризис общества подспудно грозили небывалым потрясением. Ведь на эти роковые десятилетия падает русская революция 1905 года и разразившаяВнся через девять лет мировая война, а затем две революции 1917 года в России. И Брюсов, и Блок и Андрей Белый чувствовали всеобщее неблагополучие и близость катаклизма с необычайной остротой. Можно сказать, что символисты жили с ощущением грядущей вселенской беды, но вместе с тем тАУ в духе соловьёвских мистических теорий тАУ они ждали и жаждали некоего обновления (тАЬпреображениятАЭ) всего человечества. Это преображение рисовалось им в космических масштабах и должно было быть достигнуто через соединение искусства с религией.

Религиозную подоплеку искусства, признавали почти все символисты. Особенно отчётливо это проявилось у младосимволистов, у тАЬтеурговтАЭ. тАЬСмысл искусства только религиозентАЭ,тАУ утверждал Андреи Белый. Споря с Брюсовым, который рассматривал символизм лишь как школу искусства, Белый настаивал на творящей, преобразующей; духовной роли символизВнматАЭ, видя в нём тАЬреволюцию духатАЭ. Символизм тАУ не школа стиха, возраВнжал, он Брюсову тАЬа новая жизнь и спасение человечестватАЭ. Со своей утоВнпической теорией тАЬнового религиозного сознаниятАЭ, теорией тАЬТретьего заВнветатАЭ, которая разумела как цель некое слияние античного язычества и христианства, выступал Мережковский, концепцию тАЬсоборноститАЭ проповеВндовал в своих статьях Вячеслав Иванов. тАЬРелигия есть прежде всего чувВнствование связи всего сущего и смысла всяческой жизнитАЭ,тАУ говорил он. Ему вторил близкий по религиозным исканиям русский философ С. Булгаков, писавший в 1908 году: тАЬВера в распятого бога и его евангелие..тАУ полная, высочайшая и глубочайшая истина о человеке и его жизнитАЭ. Младосимволисты, в частности Андрей Белый, в начале двадцатого века даже пережили полосу тревожного ожидания тАЬконца светатАЭ, космической катаВнстрофы, полагая, что она уже тАЬпри дверяхтАЭ. Они видели ее знаки в сильном свечения зорь и закатов над Москвой, объясняющееся пылью, которая носилась тогда в земной атмосфере после извержения, вулкане на острове Мартинике. Читая замечательное стихотворение Брюсова тАЬКонь БледтАЭ, мы должны помнить эти таинственные веяния. На такие эсхатологические, т.е. предполагавшие близкое и катастрофическое решение судеб мира, настроения молодых поэтов-мистиков, возможно, воздействовала и гипотеза тепловой смерти вселенной, которую в ту пору выдвигали учёные. Символисты вообще были склонны мистически осмысливать факты собственного быта и творить из них своеобразные мифы.

Приход тАЬвторой волнытАЭ символистов предвещал возникновение противоречий в символистской лагере. Именно поэты тАЬвторой волнытАЭ, младосимволисты, разрабатывали теургические идеи. Трещина прошла прежде всего между поколениями символистов тАУ старшими, тАЬкуда входили, кроме Брюсова, Бальмонт, Минский, Мережковский, Гиппиус, Сологуб, и младшиВнми (Белый, Вячеслав Иванов, Блок, С. Соловьев). Революция 1905 года, в ходе которой символисты заняли отнюдь не одинаковые идейные позиции, усугубила их противоречия. К 1910 году между символистами обозначился явный раскол. В марте этого года сначала в Москве, зятем в Петербурге, в Обществе ревнителей художественного слова, Вячеслав Иванов прочитал свой доклад тАЬЗаветы символизматАЭ. В поддержку Иванова выступил Блок, а позднее и Белый. Вячеслав Иванов выдвигал ,на первый план как главВнную задачу символистского движения его теургическое воздействие, тАЬжизнестроительствотАЭ, тАЬпреображение жизнитАЭ. Брюсов же звал теургов быть творцами поэзии и не более того, он заявлял, что символизм тАЬхотел быть и всегда был только искусствомтАЭ. Поэты-теурги, замечал он, клонят к тому, чтобы лишить поэзию ее свободы, ее тАЬавтономиитАЭ. Брюсов все решительВннее отмежевывался от ивановской мистики, за что Андрей Белый обвинял его в измене символизму. Дискуссия символистов 1910 года многими была воспринята не только как кризис, но и как распад символистской школы. В ней происходит и перегруппировка сил, и расщепление. В десятых годах ряды символистов покидает молодежь, образуя объединение акмеистов, проВнтивопоставивших себя символистской школе. Шумно выступили на литеВнратурной арене футуристы, обрушившие на символистов град насмешек и издевательств. Позднее Брюсов писал, что символизм в те годы лишился динамики, окостенел; школа тАЬзастыла в своих традициях, отстала от темпа жизнитАЭ. Окончательное падение символистской школы историки литераВнтуры датируют по-разному: одни обозначают его 1910 годом, другиетАУ началом двадцатых. Пожалуй, вернее будет сказать, что символизм как течение в русской литературе исчез с приходом революционного 1917 года.

Историческое значение русского символизма велико. Символисты чутко уловили и выразили тревожные, трагические предощущения социВнальных катастроф и потрясений начала нашего столетия. В их стихах заВнпечатлен романтический порыв к миропорядку, где царили бы духовная свобода и единение людей. Лучшие произведения корифеев русского симВнволизма ныне представляют собой огромную эстетическую ценность. СимВнволизм выдвинул творцов-художников всеевропейского, мирового масВнштаба. Это были поэты и прозаики и одновременно философы, мыслители, высокие эрудиты, люди обширных знаний. Бальмонт, Брюсов, Анненский, Сологуб, Белый и Блок освежили и обновили поэтический язык, обогатив формы стиха, его ритмику, словарь, краски. Они как бы привили нам ноВнвое поэтическое зрение, приучили объемнее, глубже, чувствительнее восВнпринимать и расценивать поэзию.

Еще в трактате 1893 года Мережковский отмечал тАЬтри главных элеВнмента нового искусства: мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительноститАЭ. тАЬЛелеять слово, оживлять слова забытые, но выразительные, создавать новые для новых понятий, забоВнтиться о гармоничном сочетании слов, вообще работать над развитием словаря и синтаксиса,тАУ писал Брюсов,тАУ было одной из главнейших заВндач школытАЭ. Сама образность символистов была новой для русской поэВнзии и открывала для поэтов позднейшей поры возможность творческих поисков и проб. тАЬВ наши дни,тАУ поучал уже после Октября, в двадцатых годах, М. Горький молодых литераторов,тАУ нельзя писать стихи, не опиВнраясь на тот язык, который выработан Брюсовым, Блоком и др. поэтами 90тАУ900 гг.тАЭ

Постулаты символизма отнюдь не нивелировали его творцов; они были людьми яркой индивидуальности: у каждого в поэзии свой тембр голоса, своя палитра красок, свой облик. Певучий Бальмонт, первым из символиВнстов достигший всероссийской известности и славы; многогранный, с лиВнтыми бронзовыми строфами, Брюсов, наиболее земной, наиболее далекий от мистики, наиболее реалистический по духу среди своих собратий; до болезненности тонкий психолог, созерцатель Иннокентий Анненский; мяВнтущийся Андрей Белый, создавший замечательную книгу стихов о задыВнхающейся в годы реакции после девятьсот пятого года России тАЬПепелтАЭ и романы тАЬСеребряный голубьтАЭ и тАЬПетербургтАЭ; мастер горестных в своей музыкальности стихов, автор тАЬМелкого бесатАЭ Сологуб; многомудрый Вячеслав Иванов, тАЬловец человеческих душтАЭ, знаток Эллады, неиссякаемый источник изощренных теорий; Александр Блок, с годами ставший нациоВннальным поэтом, нашей гордостью,тАУ Блок, чья поэзия тАУ и печальная, и полная светлой любви песнь о родине, и повесть о своих пожизненных духовных путях и блужданиях.

У символизма была широкая периферийная зона: немало крупных поэВнтов примыкало к символистской школе, не числясь ее ортодоксальными адептами и не исповедуя ее программу. Назовем хотя бы Максимилиана Волошина и Михаила Кузмина. Воздействие символистов было заметно и на молодых стихотворцах, входивших в другие кружки и школы.

С символизмом прежде всего связано понятие тАЬсеребряный вектАЭ русВнской поэзии. При этом наименовании как бы вспоминается ушедший в проВншлое золотой век литературы, время Пушкина. Называют время рубежа девятнадцатого-двадцатого столетий и русским ренессансом. тАЬВ России в начале века был настоящий культурный ренессанс,тАУ писал философ БерВндяев.тАУ Только жившие в это время знают, какой творческий подъем был у нас пережит, какое веяние духа охватило русские души. Россия пережиВнла расцвет поэзии и философии, пережила напряженные религиозные исВнкания, мистические и оккультные настроениятАЭ. В самом деле: в России той поры творили Лев Толстой и Чехов, Горький и Бунин, Куприн и Леонид Андреев; в изобразительном искусстве работали Суриков и Врубель, РеВнпин и Серов, Нестеров и Кустодиев, Васнецов и Бенуа, Коненков и Рерих; в музыке и театре тАУ Римский-Корсаков и Скрябин, Рахманинов и СтравинВнский, Станиславский и Коммисаржевская, Шаляпин и Нежданова, СобиВннов и Качалов, Москвин и Михаил Чехов, Анна Павлова и Карсавина.

Далее я приведу некоторые характерные особенности стихов Бальмонта.

Стихи Бальмонта, семантика которых всегда подчинена музыкальному принципу, часто являются лишь игрой звуков (начальные строки из стихотворения тАЬПесня без словтАЭтАУ тАЬ Ландыши. Лютики. Ласки любовные. Ласточки лепет. Лобзанье лучей тАЭ), достигающей порой большой виртуозности (тАЬЧёлн томленьятАЭ).

ЧЁЛН ТОМЛЕНЬЯ

Вечер. Взморье. Вздохи ветра.

Величавый возглас волн.

Близко буря. В берег бьётся

Чуждый чарам чёрный чёлн.

Чуждый чистым чарам счастья,

Чёлн томленья, чёлн тревог

Бросил берег, бьётся с бурей,

Ищет светлых снов чертог.

Мчится взморьем, мчится морем,

Отдаваясь воле волн.

Месяц матовый взирает,

Месяц горькой грусти полн.

Умер ветер. Ночь чернеет.

Ропщет море. Мрак растёт.

Чёлн томленья тьмой охвачен.

Буря воет в бездне вод.

В поэзии Бальмонта широко используется приём повторения, диктуемый не столько смыслом стиха, столько его звучанием:

Я тАУ внезапный излом,

Я тАУ играющий гром,

Я тАУ прозрачный ручей.

Я тАУ для всех и ничей.

В конце хочется добавить, мне бы не хотелось чтобы у того кто прослушал (прочитал) этот проект сложилось мнение, что символизм тАУ течение исключительно художественное, сравнительно далёкое от общественной жизни и борьбы.

Список используемой литературы:

1. Пьяных Михаил Фёдорович тАЬСеребряный вектАЭ, Л: Лениздат 1991г.

2. Банников Николай Васильевич тАЬСеребряный век русской поэзиитАЭ М: Просвещение 1993 г.

3. тАЬСеребряный век: поэзиятАЭ М: АСТ Олимп 1996г.

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.