Традиции и новаторство в творчестве символистов, акмеистов, футуристов

В науке нет единого мнения о начальном периоде Р. Многие искусствоведы относят его к весьма отдаленным эпохам: говорят о Р. наскальных рисунков первобытных людей, о Р. античной скульптуры. В истории мировой литературы многие черты Р. обнаруживаются в произведениях древнего мира и раннего средневековья (в народном эпосе, например, в русских былинах; в летописях). Однако формирование Р. как художественной системы в европейских литературах принято связывать с эпохой Ренессанса (возрождения), которую Ф. Энгельс рассматривал как Влвеличайший прогрессивный переворотВ». Новое понимание жизни человеком, отвергающим церковную проповедь рабской покорности, нашло отражение в лирике Петрарки, романах Рабле, и Сервантеса, в трагедиях и комедиях Шекспира. После того как средневековые церковники веками проповедовали, что человек это Вл сосуд греха Вл, и призывали к смирению, литература и искусство Возрождения прославили человека как высшее создание природы, стремясь раскрыть красоту его физического облика и богатство души и ума. Для Р. Возрождения характерна масштабность образов (Дон Кихот, Гамлет, король Лир); поэтизация человеческой личности, способности ее к большому чувству (как в ВлРомео и ДжульеттеВ») и одновременно высокий накал трагического конфликта, когда изображается столкновение личности с противостоящими ей косными силами.

Новый тип Р. складывается в Х1Х веке. Это критический реализм. Он существенно отличается и от ренессансного и от просветительского. Расцвет его на 3ападе связан с именами Стендали и Бальзака во Франции, Диккенса, Теккерея в Англии, а России - А. Пушкина, Н. Гоголя, И. Тургенева, Ф. Достоевского, Толстого, А. Чехова.

Еретический Р. по-новому изображает отношение человека и окружающей среды. Человеческий характер раскрывается: в органической связи с социальными обстоятельствами. Предметом глубокого социального анализа стал внутренний мир человека, критический Р., поэтому одновременно становится психологическим. В подготовке этого качества Р. большую роль играет романтизм, стремившийся проникнуть в тайны человеческого ВляВ».

Углубление познания жизни и усложнение картины мира в критическом Р. Х1Х века не означает, однако, некоего абсолютного превосходства над предыдущими этапами, ибо развитие искусства отмечено не только завоеваниями, но и утратами. Утрачена была масштабность образов эпохи Возрождения. Неповторимым оставался пафос утверждения, свойственный просветителям, их энтузиастическая вера в победу добра над злом.

В России Х1Х век является периодом исключительного по силе и размаху развития Р. Во второй половине века множественные завоевания Р. выводят русскую литературу на международную арену, завоевывают ей мировое признание.

Богатство и многообразие русского реализма Х1Х века позволяет говорить о разных его формах.

Формирование его связано с именем Пушкина, который вы вел русскую литературу на широкий путь изображения Влсудьбы народной, судьбы человеческойВ». В условиях ускоренного развития русской культуры Пушкин как бы наверстывает ее прежнее отставание, прокладывая новые пути почти во всех жанрах и своей универсальностью и своим оптимизмом оказываясь, сродни титанам Возрождения. В творчестве Пушкина закладываются основы критического Р., развитого в творчестве Гоголя и - за ним - в так называемой натуральной школе.

Н. Чернышевский придает новые черты русскому критическому Р.(революционный характер критики, образы новых людей).

Особое место в истории русского Р. принадлежит Л. Толстому и Достоевскому. Именно благодаря им русский реалистический роман приобрел мировое значение. Их психологическое мастерство, проникновение в Влдиалектику душиВ» открывали путь художественным исканиям писателей ХХ века. Р. в ХХ веке во всем мире несет на себе отпечаток эстетических открытий Толстого и Достоевского.

Творческий размах русского социального Р. сказывается в жанровом богатстве, особенно в области романа: философско-исторического (Л. Толстой), революционно-публицистического (Н. Чернышевский), бытового (И. Гончаров), сатирического (М. Салтыков-Щедрин), психологического (Ф. Достоевский, Л. Толстой). К концу века новатором в жанре реалистического рассказа и своеобразной Вллирической драмыВ» выступает А. Чехов.

Критический Р., продолжавший развиваться в русской литературе до Октября (И. Бунин, А. Куприн) и на Западе, в ХХ веке получил дальнейшее развитие, при этом претерпев существенные изменения. В критическом Р. ХХ века более свободно усваиваются и перекрещиваются самые различные влияния, в том числе некоторые черты нереалистических течений ХХ века (символизма, импрессионизма, экспрессионизма).

Примерно с 2О-х годов в литературах Запада сказывается тенденция к углубленному психологизму, передаче Влпотока сознанияВ». Возникает так называемый интеллектуальный роман Т. Манна; приобретает особое значение подтекст , например, у Хемингуэя. Эта сосредоточенность на личности и ее духовном мире в критическом Р. 3апада существенно ослабляет его эпическую широту. Эпическая масштабность в ХХ веке составляет заслугу писателей социалистического реализма (ВлЖизнь Клима СамгинаВ» М. Горького, ВлТихий ДонВ» М. Шолохова, ВлХождение по мукамВ» А. Толстого, ВлМертвые остаются молодымиВ» А. 3егерс).

В отличие от реалистов Х1Х века писатели ХХ века чаще прибегают к фантастике (А. Франс, Б. Чапек), к условности (например, из социалистических писателей - Б. Брехт), создавая романы-притчи и драмы-притчи. Одновременно в Р. ХХХ века торжествует документ, факт. Документальные произведения появляются в разных странах, как в рамках критического Р., так и социалистического.

С конца Х1Х - начала ХХ века получают широкое распространение ВлновейшиеВ» декадентские, модернистские течения, резко противостоящие революционной и демократической литературе. Наиболее значительными из них были символизм, акмеизм и футуризм. Термин ВлдекадентствоВ» (от французского слова decadence - упадок) в 90-х годах имел более широкое распространение, нежели ВлВлмодернизмВ», но в современном литературоведении все чаще говорится о модернизме как обобщающем понятии, охватывающем все декадентские течения - символизм, акмеизм и футуризм. Это оправдывается и тем, что термин ВлдекадентствоВ» в начале века употреблялся в двух смыслах - как наименование одного из течений внутри символизма и как обобщенная характеристика всех упадочных, мистических и эстетских течений. Удобство термина ВлмодернизмВ», как более четкого, и обобщающего, очевидно и потому, что такие группы, как акмеизм и футуризм, субъективно всячески открещивались от декадентства как литературной школы и даже вели с ним борьбу, хотя, конечно, от этого их декадентская сущность вовсе не исчезала.

В различных модернистских группах и направлениях объединились разные писатели, разные как по своему идейно-художественному облику, так и по их дальнейшим индивидуальным судь6ам в литературе. Для одних представителей символизма, акмеизма и футуризма пребывание в этих группах ознаменовало всего лишь определенный (начальный) период творчества и никак не сущности их последующих идейно-художественных исканий (В, Маяковский, А. Блок, В. Брюсов, А. Ахматова, М. Зенкевич, С. Городецкий, В. Рождественский). Для других (Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Эллис, Г. Адамович, Г. Иванов, В. Иванов, М. Кузмин, А. Крученых, И. Северянин, Б. Лишиц, Б. Садовской и др.) факт принадлежности к определенному модернистскому течению выражал главную направленность их творчества.

Декадентство в России возникло в начале 90-х годов и явилось наглядным выражением распада буржуазно-дворянского искусства. ВлНовоеВ» направление в искусстве сразу же противопоставило себя Влмертвящему реализмуВ», народности классической литературно примеру своих западных собратьев символисты в России выдвинули на первый план чисто литературные, эстетические задачи, провозгласили примат формы над содержанием в искусстве.

3ачинателями русского декадентства были Н. Минский (Виленкин), Д. Мережковский, Ф., Сологуб (псевдоним Тетерникова), К. Бальмонт и другие. Но история русского декаданса - явление сложное. В орбите его воздействия оказались такие крупные поэты, как В. Брюсов и А. Блок, чьи таланты были неизмеримо выше программных установок декадентов и ломали теоретические рамки, в создании которых сами эти поэты участвовали.

Первые литературные выступления декадентов сопровождаются нарочитым подчеркиванием формы и столь же нарочитым игнорированием содержания. ВлЯ не могу, - писал Брюсов в 1895 году Перцову, -иначе вообразить себе наших юных поэтов, как слепцами, блуждающими среди рифм и размеровВ».

В борьбе с реализмом и наследием революционно-демократической литературы складывается художественная платформа символизма. Несмотря на многочисленные течения и оттенки внутри символизма, эта платформа имеет известную стройность и последовательность, вытекающую из социального существа этого течения.

Довольно последовательным в отрицании общественного искусства оказался И. Анненский. Он выдвинул следующий принцип, который воплотил в своем творчестве: ВлМне вовсе не надо обязательности одного и общего понимания. Напротив, я считаю достоинством лирической пьесы, если ее можно понять двумя или более способами. Тем-то и отличается поэтическое творчество от обычного, что за ним чувствуется мистическая жизнь словВ».

Бальмонт, объявляя слово - чудом, а букву - магией, утверждая слово в его самоценности, исходит из априорной значимости звука (о - звук восторга, и - тонкая линия, л - ласковый звук и т. д.) и делает вывод, что поэзия является комбинацией звуков. Подчеркивание чисто формальных задач характерно для целого ряда произведений зачинателей символизма. Теория и практика индивидуалистического, бессодержательного искусства особенно отчетливо выразились в раннем символизме.

Наиболее характерными выразителями эстетских принципов были В. Брюсов, К. Бальмонт и И. Анненский. Брюсов дал удачную характеристику Бальмонту, во многом, однако, применимую и к нему самому. ВлВсе силы Бальмонта направлены и тому, чтобы изумить читателя, изумить читателя, поймать его восхищение на удочку неожиданности, странной ли рифмой или странным оборотом фразы. Только его прекрасный - мало того! - дивный талант спасает его при таком неимении, что писать, чем поделиться с читателямиВ». Стихи Бальмонта, семантика которых всегда подчинена музыкальному принципу, часто являются лишь игрой звуков (ВлЛандыши. Лютики. Ласки любовные. Ласточки лепет. Лобзанье лучейВ»), достигающей порой большой виртуозности (ВлЧелн томленияВ»).

В поэзии Бальмонта широко используется прием повторения (в частности - анафора), диктуемый не столько смыслом стиха, сколько его звучанием:

Я - внезапный излом,

Я - играющий гром,

Я - прозрачный ручей.

Я - для всех и ничей.

Или:

Эти белые березы

Хороши.

Хороши,

Где же милый? В сердце слезы

Утеши.

Поспеши.

Или больше он не хочет?

И алмаз

Мой погас?

Вот кукушка мне пророчит

Близкий час-

Смертный час.

Отмечая пустоту содержания стихов Бальмонта, Брюсов отнюдь не склонен упрекать его за то, что его стихи не займут места в ряду Влфилософских мотивов русской поэзииВ». ВлНеужели вы не знаете, - пишет он в оправдание Бальмонта, - наслаждения стихами как стихами, - вне их содержания - одними звуками, одними образами, одними рифмами?В»

Нужно отдать справедливость Брюсову: он не замыкался в узких рамках формалистского экспериментаторства. Но, являясь наиболее многогранной фигурой в символизме, он сочетал в своей поэзии самые различные, порой взаимоисключающие тенденции.

Не случайно, что позднее Брюсов благосклонно относился к футуризму, ибо видел в нем союзника в борьбе за раскрепощение слова от ВлтеургическихВ» оков.

Однако было бы неправильно видеть в символизме лишь выражение формалистического взгляда на задачи искусства. ВлОдна из крупных ошибок историко-литературного анализа, допущенных в отношении символизма, состоит в том, что символизм часто определяли как течение исключительно художественное, сравнительно далекое от общественной жизни и борьбы. Общественные позиции символистов не раз определяли как позиции людей, которые искусством, прелестью рифмы, энергией художественного изобретательства пытались оградиться от жизни, от ее актуальных общественно-политических проблем. В символизме часто пытались усмотреть явление деградирующей художественной культуры, для которого все культурные проблемы превращаются в проблему искусства, а все проблемы искусства - в проблему теоремыВ».

Символизм создал свою философию искусства, выработал свои эстетические принципы. Эти принципы не были едиными, монолитными, они представляли собой эклектическую мешанину различных дуалистических и субъективно-идеалистических концепций. Внутренняя противоречивость идейной программы символизма соответствует противоречивости его художественных исканий.

Течение внутри символизма, представленное именами Д. Мережковского, Ф. Сологуба, В. Брюсова, стали именовать ВлстаршимВ» поколением символистов. Позже, в начале 900-х годов, выступила группа ВлмладшихВ» символистов - А. Блок, Бич. Иванов, Белый и другие.

Эта группа порой очень резко выступала против бессодержательности, версификаторства, эстетизма декадентов. За Влизящество шлифовального и ювелирного мастерства Вяч. Иванов критиковал Брюсова. Но эта борьба с эстетизмом сейчас выглядит совсем иначе, чем в свое время: творчество А. Белого (псевдоним Бугаева) и Вяч. Иванова несет в себе те же черты эстетизма и представляет собой разновидность декадентства.

Провозглашенные символистами принципы выразили в своем творчестве Ю. Балтрушайтис, И. Анненский, Эллис, М. Волошин, С. Соловьев, А. Ремизов, Г. Чулков и другие писатели. В целом философская программа символизма представляла собой мешанину из идеалистических учений Платона, Канта, Шопенгауэра, Ницше, Маха, сдобренных мистицизмом Вл. Соловьева. ВлВсякая эстетика, - писал А. Белый, - есть еще и трансцендентальная эстетика в кантовском смысле, то есть она имеет отношение к пространству и времени; учение о расположении общих условий возможности эстетической формы есть учение о расположении в пространстве и времени. Далее в усложнении, форм - так называемое содержание, содержание с этой точки зрения выводимо из формыВ».

В. Брюсов, обосновывая интуитивный, антирассудочный взгляд на искусство, исходил из эстетики Шопенгауэра, утверждая, что Влискусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями. Искусство - то, что в других областях мы называем откровениемВ».

Философская программа символизма исходит из идеалистического тезиса о том, что окружающая, ВлвидимаяВ» действительность мнима, иллюзорна, а подлинная сущность скрыта. Учение философов-идеалистов, начиная с Платона и кончая Кантом и его последователями, прокладывает путь символистской теории о двух мирах, в которой символу отводится роль связующего звена, посредника между этими двумя мирами. Отсюда идут утверждения символистов о двойственности произведений искусства, о выражении в поэзии Влтаинственных намековВ», смутных ожиданий, о преобладании звука над смыслом, о приеме иносказаний, недомолвок и т.д. Символисты во главу угла своей творческой платформы поставили теорию ВлсимволаВ», в которой раскрывается их отношение к поэзии и изображаемой в ней действительности. Как же они истолковывали значение символа в искусстве?

Символисты в корне переосмысливают значение и содержание символа. Они превратили символ в ВлиероглифВ», Влзнамение Вл иной, потусторонней действительности, не познаваемой разумом. Символ в поэзии символизма - это выражение сверхчувственной интуиции, которая является уделом лишь избранных. Лишь при помощи ее поэт может проникнуть в сущность иной, мистифицированной действительности, недоступной простым людям. Тем самым символисты превратили символ в причудливый, очень субъективный знак миров иных. Видимая действительность в толковании символистов - это лишь искаженное отражение мистического мира, которому символисты отдают предпочтение перед действительным, недостойным кисти художника и пера поэта. Р. в соответствии с таким отношением к ВлэтойВ» жизни дается трактовка символа в манифестах и статьях теоретиков символизма.

Противопоставление личности ВлтолпеВ» стало одним из распространенных мотивов декадентской поэзии. ВлЯ не умею жить с ЛюдьмиВ», Влмне нужно то, чего нет на светеВ»- писала 3. Гиппиус, подчеркивая свою ВлнадземностьВ».

Вместе с наследием 60 - 70-х годов декаденты отрицают и реализм. ВлРазвенчатьВ» реализм, дискредитировать его наиболее крупных представителей в литературе пытаются самые различные представители символизма. Уже Мережковский в своем ВлманифестеВ» решительно выступает против реализма в литературе. ВлПреобладающий вкус толпы - до сих пор реалистический Вл, пишет он и всячески третирует этот ВлотсталыйВ», невежественный вкус. В качестве наиболее яркого отрицательного примера он берет Влпозитивные романы ЗоляВ». Объясняя их небывалый успех газетной рекламой, Мережковский утверждает, что Влв сущности, всё поколение конца Х1Х века носит в душе своей то же возмущение против удушающего, мертвенного позитивизма, который камнем лежит на нашем сердцеВ».

Мережковскому вторит Бальмонт: ВлРеалисты всегда являются простыми наблюдателями, символисты - всегда мыслители. Реалисты охвачены прибоем конкретной жизни, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь из окнаВ».

Брюсов так мотивирует устремление к потустороннему миру:

ВлИскусство то, - что в других областях мы называем откровением, создание искусства - это приоткрытие двери в Вечность. Мы живем среди вечной исконной лжи. Мысль, а, следовательно, и наука, бессильна разоблачить эту ложь. Но.. есть просветы. Эти просветы - те мгновения экстаза, сверхчувственных интуиций, которые дают иные постижения мировых явлений, глубже проникающие за их внешнюю кору, в их сердцевину Вл

Всеми характерными признаками символизма отмечено стихотворение Брюсова ВлПрощальный взглядВ»(типичное для его раннего пера). Конкретные предметы, изображенные в этом стихотворении, заключают в себе какую-то отвлеченную идею и кажутся призрачными.

Я сквозь незапертые двери

Вошел в давно знакомый дом,

Как в замок сказочных поверий,

Постигнутый волшебным сном.

Сквозь спущенные занавески

Чуть проникали тени дня,

И люстры тонкие подвески

Сверкали бледно, не звеня.

Я встретил взгляд без выраженья Остановившихся часов.

Полузасохшие растенья

Стояли стражей мертвецов.

Я заглянул.. Она смотрелся,

Как тихо догорал камин,

Зола каких-то писем тлела,

Но в воздухе дышал жасмин.

На платье белое все реже

Бросали угли отсвет свой.

Она вдыхала запах светский,

Клонясь все ниже головой.

И невеселый, непечальный,

Я скрылся, как вошел, без слов, Приняв в гостиной взгляд прощальный Остановившихся часов.

Поэт нарочито создает настроение смутности, избегает четких характеристик явлений. Вот почему у него превалируют ВлтениВ»,В»туманностиВ»,В»темнотаВ» и т.д. Тени - чрезвычайно характерный художественный атрибут поэзии символистов. Брюсов во многих стихах прибегает к этому образу. Вспомним: ВлТень несозданных созданий колыхается во сне, словно лопасти латаний на эмалевой стенеВ». Мережковский мотивирует причину симпатий символистов к ВлтенямВ» в стихотворении ВлПоследняя чашаВ»:

Последним ароматом чаши

Лишь тенью тени мы живем

И в страхе думаем о том,

Чем будут жить потомки наши.

ВлРусский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно он братался то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом. Некоторые его искания в этом направлении почти приближались к созданию мифаВ», - писал Гумилев.

Если внимание символистов привлекает настоящая действительность, то она изображается в крайне неприглядном виде. Очень характерно в этом смысле стихотворение 3. Гиппиус ВлВсе кругомВ»:

Страшное, грубое, липкое, грязное, жестко-тупое, всегда безобразное, Медленно рвущее, мелко-нечестное, Скользкое, стыдное, низкое, тесное, Явно-довольное, тайно-блудливое, Плоско-смешное и тошно-трусливое, Вязко, болотно и тинно - застойное, жизни и смерти равно недостойное, Рабское, хамское, гнойное, черное, Изредка серое, в сером упорное, Вечно лежачее, дьявольски косное, Глупое, сохлое, сонное, злостное, Трупно - холодное, жалко-ничтожное, Непереносное, ложное, ложное!

(1904)

Если одни символисты (Мережковский, Гиппиус) видели смысл поэзии только в воплощении мистической, потусторонней действительности, то другие символисты стремились к гармоническому сочетанию в изображении существующего и потустороннего миров.

Вот как определяет символическую поэзию К. Бальмонт: ВлЭто поэзия, в которой органически, не насильственно, сливаются два содержания: скрытая отвлеченность и очевидная красота, сливается так же легко и естественно, как в летнее утро воды реки гармонически слиты с солнечным светом. Однако, несмотря на скрытый смысл того, и другого символического произведения, непосредственное, конкретное его содержание всегда законченно само по себе, оно имеет в символической поэзии самостоятельное существование, богатое оттенкамиВ».

Уход из этого мира, Влгде истин нетВ», взлеты в поднебесную высь, падение ниц пред образом ВлсущегоВ», возвеличение себя до сверхчеловека, стоящего над миром, проповедь крайнего индивидуализма и Влчистого искусстваВ», прославление смерти Влмечтания о воле свободнойВ» - таков внешне многообразный, а по существу субъективно ограниченный мир ранней поэзии декадентов. Недаром Бальмонт писал:

Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша.

Мое единое отечество -

Моя пустынная душа.

В ряде работ о символизме популярно утверждение, что ВлраспадВ», ВлкризисВ» символизма произошел в 1910 году, когда между его лидерами возникла дискуссия по основным вопросам творчества. Это популярное утверждение основывается на мнении самих символистов, ими же оно было и впервые высказано. А. Блок в предисловии к поэме ВлВозмездиеВ» писал:

Вл1910 год - это кризис символизма, о котором тогда очень много писали и говорили как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году явственно дали знать о себе направления, которые встали во враждебную позицию и к символизму и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые зачатки футуризмаВ».

Дальнейшее развитие этой художественной программы найдет свое выражение в акмеизме.

Вл Для внимательного читателя ясно, что символизм закончил свой круг развития и теперь падает. И то, что символические произведения уже почти не появляются, а если и появляются, то крайне слабые даже с точки Зрения символизма, и то, что все чаще и чаще раздаются голоса в пользу пересмотра еще так недавно бесспорных ценностей и репутаций, и то, что появились футуристы, эгофутуристы и прочие гиены, всегда следующие за львом. На смену символизма идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от слова ахun - высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь),- во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцомВ», - писал в своей статье Н. Гумилев.

Возникновение акмеизма находилось в тесной связи с процессами, происходившими внутри символизма после революции 1905 года. Новое течение в поэзии, заявившее о себе тоненькими журнальчиком ВлГиперборейВ» (1912), несколькими изданиями ВлЦеха поэтовВ», а затем статьями-манифестами Н. Гумилева и С. Городецкого в журнале ВлАполлонВ» (1913, 1), противопоставило себя символизму, который, по словам Гумилева, Влзакончил свой круг развития и теперь падаетВ», или, как более категорично утверждал Городецкий, переживает ВлкатастрофуВ». Даже в самом названии нового поэтического течения видно было стремление противопоставить его старому, одряхлевшему символизмуВ» (Термин ВлакмеизмВ» произведен от греческого слова - акмэВ», что значит Влвысшая степень чего-либо, расцвет, цветущая пораВ».)

ВлПричины эти заключались в том, что писатели, соединившиеся под знаком ВлсимволизмВ», в то время разошлись между собою во взглядах и мировозерцаниях; они были окружены толпой эпигонов, пытавшихся спустить на рынке драгоценную утварь и разменять ее на мелкую монету; с одной стороны, виднейшие деятели символизма, как В. Брюсов и его соратники, пытались сдвинуть философское и религиозное течение в какие-то школьные рамки (это-то и было доступно пониманию Гумилева); с другой - все назойливее врывалась улица; словом, шел обычный русский Влспор славян между собоюВ» - Влвопрос неразрешимыйВ» для Гумилева; спор по существу был уже закончен, храм ВлсимволизмаВ» опустел, сокровища его (отнюдь не Влчисто литературныеВ») бережно унесли с собой немногие; они и разошлись молчаливо и печально по своим одиноким путям. Тут-то и появились Гумилев и Городецкий, которые (Влна сменуВ») (?!) символизму принесли с собой новое направление: ВлакмеизмВ»или ВладамизмВ» (мужественно - твердый и ясный взгляд на жизнь.)В» - писал Блок.

К акмеистическому лагерю русской поэзии следует отнести наряду с участниками ВлЦеха поэтов»» Н. Гумилевым, А. Ахматовой, О. Мандельштамом, М. Зенкевичем, С. Городецким, Г. Ивановым, В. Нарбутом также поэтов, организационно не принадлежавших к акмеизму: М. Кузмина, Б. Садовского, М. Волошина, В. Ходасевича, И. Северянина, Ю. Верховского и других. Накануне войны принципы акмеизма выражал в своем творчестве Ф. Сологуб.

Романтизм Гумилева вырастает на почве расхождений ВлконквистадорскихВ», воинственных устремлений с реальным социальным окружением, которым не дано Влрасковать последнее звеноВ». В этом окружении поэт не находит реальных персонажей, ситуаций, сюжетов, в которых, могут быть воплощены его воинственные. Он найдет их позже, в период войны, а пока у него два пути: или, как Дон Кихоту, драться с ветряными мельницами будничной действительности, или уйти в фантастический мир великих героев и великих подвигов. И он предпочитает второй путь, который открывается перед ним по ту сторону Влмыслей и дел повседневныхВ»:

Когда я устану от мыслей и дел повседневных,

Я слышу, как воздух трепещет от грозных проклятий,

Я вижу на холме героев суровых и гневных.

провозглашает поэт. И он идет по этому пути на всем протяжении и ВлРомантических цветов Вл и последующей книги - ВлЖемчугаВ». Поэт становится над действительностью в гордую позу воина. Бряцание его рыцарских доспехов звучит во всем изобразительном строе стихов. Его излюбленные персонажи конквистадоры, воины, императоры, рыцари, герои: римский император Каракалпа, Дьявол, Люцифер, Вечный Жид, Людоед, Фея Меб. Они совершают величественные дела и подвиги.

Не простая игра воображения влечет Гумилева к героическим мотивам и воинственным персонажам. Его конквистадоры и мореплаватели имеют ярко выраженную идейную физиономию. Об этом достаточно ясно свидетельствуют стихи цикла ВлКапитаныВ» (ВлЖемчугаВ»).

Капитаны - открыватели новых земель,

Для кого не страшны ураганы,

чья не пылью затерянных хартий солью моря пропитана грудь,

кто иглой на разорванной карте отмечает свой дерзостный путь.

Или, бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвет пистолет,

Так что сыплется золото с кружев,

С розоватых брабантских манжет.

У Северянина мы встречаем, знакомый по акмеистическим манифестам тезис о ВлпервобытностиВ», который, кстати сказать, был высказан им ранее акмеистов:

Я с первобытным неразлучен, Будь это жизнь ли, смерть ли будь.

Северянину тоже надоели ВлдурманыВ», от которых его душа - стремится Влв примитивВ».

Особенно большое место в творчестве поэтов акмеистического направления занимает тема любви. Если в прошлой литературе с этой темой связывались большие идеи; если современник акмеистов В. Маяковский в поэме ВлОблако в штанахВ» наряду с трагедией любви показал трагедию человека в капиталистическом обществе; если у Блока тема любви дается в плане его и идейно-философских поисков, то у поэтов акмеистического направления любовь дается в чисто физиологическом аспекте. Один из разделов книги Кузмина ВлСетиВ» называется ВлЛюбовь этого летаВ». Изображенная в ней любовь сведена до будничного эпизода, чужда каких-либо возвышенных стремлений и эмоций:

Вы, и я, и толстая дама,

Тихонько затворивши двери,

Удалились от общего гама.

Я играл вам свои ВлкурантыВ».

Поминутно скрипели двери.

Приходили и модницы и франты,

Я понял ваших глаз намеки.

Мы вместе вышли за двери.

В поэзии акмеистов не только отбрасывались или крайне сужались общественные явления, не только выпадал человек с его многообразными переживаниями, но даже природа выступала в эстетизированном, преображенном виде. И человек и природа в творчестве акмеистов даются в субъективном преломлении. Гумилев недаром писал, что Вл не в объекте, а в субъекте лежит основание для радостного любования бытиемВ». Разумеется, исходя из этого принципа, невозможно дать верное, объективное отражение действительности. Нарочито подчеркнутый Влвещизм Вл восприятия мира на самом деле оборачивается как субъективизм. В творчестве О. Мандельштама субъективизм образов доведен до виртуозности. Вещи, предметы даются в связях и закономерностях, понятных лишь самому поэту. Связь с миром, декларируемая Мандельштамом, на самом деле' является призрачной, так же как призрачен и изображаемый им мир. Вот характерные строки:

Что если над медной лавкою,

Мерцающая всегда,

Мне в сердце длинной булавкою

Опустится вдруг звезда?

Такими причудливыми, ирреальными выступают явления ВлобыкновеннойВ» жизни в восприятии Мандельштама. Поэзия Мандельштама глубоко индивидуалистична, резко противопоставлена ВлтолпеВ». Поэт создал образы, выражающие капризную, причудливую игру воображения. Субъективное восприятие явлений жизни приводит его к своеобразному поэтическому солипсизму. Не только окружающая действительность сомнительна, но столь же сомнительно и существование самого поэта.

Я блуждал в игрушечной чаще

И открыл лазоревый грот.

Неужели я настоящий

И действительно смерть придет?

Характерно, что уже в одном из ранних стихотворений (1908) поэт не только декламирует, что он Влот жизни смертельно усталВ» идейно, но художественно, сближаясь с поэзией символистов. Довольно часто в его стихах встречаются абстрактно - символистские образы: Влтаинственные высотыВ», Влтайный планВ», Влнепостижимый лесВ», Влприрода - серое пятноВ», Влдуша висит над бездною проклятий»» и т.д. Даже в приятии мира поэтом есть что-то надрывное, ущербное:

Я так же беден, как природа,

И так же прост, как небеса, И призрачна моя свобода,

Как птиц полночных голоса.

Я вижу месяц бездыханный

И небо мертвенней холста;

Твой мир болезненный и странный Я принимаю, пустота!

Лишь в немногих стихах тех лет Мандельштам выходит в реальный мир, и тогда его поэтические образы становятся не просто густо средством выражения субъективной игры впечатлений, а выступают в их конкретности. Вот одно из стихотворений 1913 г.

В спокойных пригородах снег

Сгребают дворники лопатами;

Я с мужиками бородатыми

Иду, прохожий человек.

Мелькают женщины в платках,

И тявкают дворняжки шалые,

И самоваров розы алые

Горят в трактирах и домах.

Александр Блок в статье об акмеистах писал: ВлНастоящим исключением среди них была одна Анна Ахматова; не знаю, считала ли она себя ВлакмеисткойВ»; во всяком случае, Влрасцвета физических и духовных силВ» в ее усталой, болезненной, женской и самоуглубленной манере положительно нельзя было найти.В» Здесь правильно отмечена главная, доминирующая черта поэзии Ахматовой раннего, ВлакмеистическогоВ» периода ее творчества. Принимая Влданный мирВ» и изображая его в жизненной конкретности, она видит его мрачным, несущим печать обреченности.

Здесь все то же, что и прежде,

Здесь напрасным кажется мечтать.

В доме, у дороги непроезжей,

Надо рано ставни запирать.

Тихий дом мой пуст и неприветлив.

Он на лес глядит одним сукном.

В нем кого-то вынули из петли

И бранили мертвого потом.

Был он грустен или тайно весел.

Только смерть - большое торжество.

На истертом красном плюше кресел

Изредка мелькает тень его.

Болезненная самоуглубленность поэтессы часто выражается в форме лирической исповеди:

Помолись о нищей, о потерянной,

О моей живой душе.

В этой жизни я немного видела,

Только пела и ждала.

Знаю: брата я не ненавидела

И сестры не предала.

Отчего же бог меня наказывал

Каждый день и каждый час?

Или это ангел мне указывал

Свет, невидимый для нас.

Тема любви, которой Ахматова уделяет основное внимание, Также носила характер болезненного надрыва:

Пусть камнем надгробным ляжет

На жизни моей любовь.

В этих афористических строках декларируется своеобразное единство темы любви и смерти. Другого разрешении тема любви и не могла найти в ахматовской поэзии тех лет. Любовь побеждает смерть, когда поэт проникается сознанием единства человека с миром. Она приобретает болезненный характер, когда в интимных чувствованиях и переживаниях человек ищет спасения от бурь действительности. Очень ВлпредметноВ», ярко и своеобразно раскрывает поэт мир женской души. Такие бы темы Ахматова ни брала, она разрабатывает их в интимно-бытовом плане, и даже элементы мистики, имеющиеся в ее стихах, даются в сниженном, ВлжизненномВ» проявлении. Религиозные мотивы, которым Ахматова, так же как и Гумилев, отдает известную дань, выступают также в бытовом плане.

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо, и молиться богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

иногда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной,

тленной, но прекрасной.

Религиозные аксессуары входят в конкретный быт, естественно соединяясь жизненными впечатлениями и любовными переживаниями:

Высокие своды костела

Синей, чем небесная твердь,

Прости меня, мальчик веселый,

Что я принесла тебе смерть.

3а розы с площадки круглой,

За глупые письма твои,

За то, что, дерзкий и смуглый,

Мутно бледнел от любви.

Интимность переживаний Ахматовой находит специфическое выражение в описании предметов домашнего обихода. В отличие от других поэтов этого направления, ей чуждо натуралистическое любование вещами. У нее вещь несет, если можно так выразиться, эмоциональную нагрузку, всегда служит раскрытию идеи стихотворения. Через деталь идеи становится непосредственно доходчивой, зрительно ощутимой. Картина далекого прошлого, например, воспроизводится в следующих строках:

В ремешках пенал и книги были.

Возвращалась и домой из школы.

Эти липы, верно, не забыли

Нашу встречу, мальчик мой веселый.

Душевные переживания также передаются через предметы:

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки,

Я на правую руку надела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней.

А я знала: их только три!

Между кленов шепот осенний

Попросил; со мною умрите

Так лаконично и образно характеризуется состояние душевного смятения. Ахматова создала вполне земную поэзию, чем кто бы то ни было из акмеистов, она преодолела разрыв между поэтической и разговорной речью. Она чуждается эстетического украшательства, стремится к обиходной речи, к простым словам, избегает нарочитой усложненности образа, даже редко прибегает к метафоре. Многие стихи Ахматовой воспринимаются как своеобразный интимный дневник.

Отмеченная Блоком ВлцелеустремленностьВ» манеры Ахматовой придает ее стиху отчетливо выраженное индивидуальное своеобразие.

Многие стихи носят характер задумчивой беседы:

Ты письмо мое, милый, не комкай, До конца его, друг, прочти.

Надоело мне быть незнакомкой,

Быть чужой на твоем пути.

Не гляди так, не хмурься гневно,

Я любимая, я твоя.

Не пастуш

Вместе с этим смотрят:

"..Моим стихам, как дpагоценным винам, настанет свой чеpед"

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.