Учение об обожении преподобного Симеона Нового Богослова
ВлТогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца ихВ» (Мф. 13,43). В комментарии на эти слова Господа Иисуса Христа, характеризующие состояние праведников в будущем веке, блаженный Феофилакт Болгарский говорит: Влпросияют как солнцеВ» - поелику Солнце правды есть Христос, то праведники просветятся тогда подобно Христу, ибо говорится, что они будут как боги[1]
. Можно видеть, что блаж. Феофилакт относит эти слова к будущему состоянию обожения праведников, которое будет даровано им как плод искупительного подвига Иисуса Христа. Такое толкование не случайно. Можно привести множество мест Священного Писания, которые Отцы объясняли именно в русле христианского учения об обожении человека.
Учение об обожении, основанное на Священном Писании, было учением Церкви во все времена. Оно не было только плодом богословских домыслов и отвлеченных умозрений о Боге. Для Отцов Церкви обожение, по выражению одного исследователя, тАУ не идея, не теория, не догма, а прежде всего тАУ факт их внутренней жизни. На этом факте, как на незыблемом фундаменте, они базировались во всех тех случаях, когда им приходилось решать спорные вопросы своего времени. Из этого факта они исходили при раскрытии своего сотериологического, этического и эсхатологического учения. Так, вопрос о божестве Христа был для Афанасия Великого не вопросом спекулятивного умозрения, а вопросом самой жизни, имевшим глубокое этико-сотериологическое значение. Принять или отвергнуть ВлйотуВ» для него значило решить вопрос о жизни и смерти человека, ибо жизнь последнего есть процесс обожения, а это обожение немыслимо без признания божеского достоинства Христа[2]
. Но с другой стороны идея обожения не есть только результат мистических прозрений отдельных духовидцев. Церковь восприняла обожение как самую настоящую духовную реальность, и она молится об обожении человека и руководит им на пути к обожению[3]
.
Цели работы. Если проанализировать наследие св. Отцов на предмет систематического раскрытия учения об обожении, то, безусловно, на первый план должно поставить свт. Григория Паламу. Именно у него христианское учение об обожении достигло своего высшего развития в плане его догматического обоснования и систематичности изложения. Однако, что касается богатства выражения самого опыта обожения, то здесь не имеет себе равных один из поздневизантийских Отцов Церкви - прп. Симеон Новый Богослов (949-1022). Находясь всецело в рамках православного Предания, прп. Симеон в своих творениях описал духовные состояния человека на вершинах его восхождения к Богу в земной жизни с такими подробностями, которые, как правило, покрывали молчанием святые подвижники Православной Церкви. Все элементы богословского учения прп. Симеона глубоко укоренены в Предании, но само это Предание он пропускает через себя, интегрирует в свой собственный опыт и говоря об этом опыте более откровенно и оригинально, чем другие Отцы[4]
. Настоящая работа и посвящена раскрытию учения об обожении прп. Симеона Нового Богослова.
Следует сразу отметить, что учение об обожении не относится, как можно было бы предположить, только к области эсхатологии, являясь учением о состоянии блаженства праведников лишь в будущем веке. Это особенно верно в отношении прп. Симеона, который не просто считал возможным, но и необходимым для человека стать причастным обожения уже в земной жизни. А поэтому рассматривать учение прп. Симеона об обожении вне его антропологических и сотериологических воззрений, изолированно от всего его богословского учения - невозможно. Учение об обожении как последней цели человеческого бытия является тем стержнем, который проникает все богословское учение преподобного и делает его целостным. Соответственно, можно определить цель нашей работы как систематическое рассмотрение всего богословско-мистического учения прп. Симеона через призму его взглядов на обожение, дабы показать, что обожение для него является действительно главным и связующим звеном его учения.
Другой целью работы является аналитический разбор наиболее характерных особенностей понимания обожения прп. Симеоном, тех особенностей, которые делают его учение ярким и оригинальным. Некоторые из них, особенно учение прп. Симеона о сознательном характере мистического познания и о необходимости достижения обожения еще в земной жизни, вызывали резкое неприятие и непонимание у современников преподобного, обвинявших его в том, что он вводит некое новое учение. Поэтому эти моменты учения прп. Симеона заслуживают отдельного рассмотрения на предмет их соответствия Священному Преданию.
Актуальность темы. Тема настоящей работы выбрана нами по нескольким причинам. Во-первых, это глубокий личный интерес к христианскому учению об обожении как цели человеческого бытия. Вопрос о смысле и цели своего бытия волновал человека во все времена, и он давал на них различные ответы. Христианская религия предлагает здесь такой ответ: смысл и цель человека тАУ в его обожении. Соответственно, наша работа, посвященная раскрытию учения христианской религии о цели и назначении человека, не может не быть актуальной для любого человека, желающего понять свое назначение, а через это понять свое место в мире. Особенно же актуальной эта тема представляется в наше время тАУ время, когда в людях, пресытившихся бездуховными благами, которые дает современная цивилизация, все более возрастает тяга к духовности. К сожалению, весьма часто свой духовный голод они пытаются утолить в сектах, где человеку обещают быстрое восхождение к высочайшим духовным состояниям, или в различных оккультных учениях. Таким людям, ищущим истины, но проглядевшим истинное сокровище Церкви, по мысли М. Новоселова, Влмы должны отвечать не отрицанием законности этого искания, якобы только плода гордости и повода к прелести, а указанием безобманного пути, на котором обретается живой Христос, обещавший сотворить Себе обитель в любовно преданном ему сердце (Ин. 14,23) Всем им, ищущим живой веры и благой жизни, мы должны отвечать тем, в чем искренние искатели того и другого нашли бы осуществление своих законных стремленийВ»[5]
. Указание именно такового пути, на наш взгляд, содержится в учении святого Симеона Нового Богослова.
Во-вторых, актуальность выбранной темы обосновывается недостаточностью ее исследования. На сегодняшний день существует довольно мало литературы о прп. Симеоне, и его учении вообще на русском языке, среди которых всего лишь несколько имеют подлинную научную ценность. Еще меньше исследований, затрагивающих учение прп. Симеона об обожении: среди них можно особо выделить две монографии о прп. Симеоне: архиепископа Василия (Кривошеина) ВлПреподобный Симеон Новый БогословВ»[6]
и игум. Илариона (Алфеева) ВлПреподобный Симеон Новый Богослов и Православное ПреданиеВ». Книгу архиеп. Василия должно признать лучшим пособием для ознакомления с жизнью и учением прп. Симеона, в которой автор систематически, с обилием цитат, раскрывает его богословское и мистическое учение, в том числе и учение об обожении. Тем не менее, в рассматриваемой работе не уделено достаточно внимания некоторым аспектам понимания обожения прп. Симеоном (в частности, учению об участии тела в обожении, вопросу о природе соединения с Богом). И в целом, архиеп. Василий (как, кстати, и игум. Иларион) следует в своем повествовании стандартной схеме, помещая главу об обожении отдельно, в самом конце книги. Наша же принципиальная позиция состоит в том, что невозможно выделить Влучение об обоженииВ» прп. Симеона в отдельную главу. Оно проникает все его мировоззрение в целом. Соответственно с этим поставлена и цель нашей работы.
Игум. Иларион в своей монографии о прп. Симеоне во многом дополнил работу архиеп. Василия, подробно рассмотрев многие аспекты учения святого с позиций их соответствия Православному Преданию. Однако, некоторым существенным аспектам учения преподобного, особенно тем, которые делают его оригинальным и самобытным, и - в первую очередь учение о сознательном характере обожения и его начале в земной жизни человека, автор уделил, на наш взгляд, гораздо менее внимания, чем они того заслуживают.
Необходимо поэтому признать, что на настоящий момент не существует какого-либо исследования, в котором учение об обожении прп. Симеона было бы раскрыто с надлежащей полнотой и систематичностью, где бы убедительно было показано, что учение об обожении являлось действительно тем связующим звеном, благодаря которому все богословское учение преподобного получает свою целостность и завершенность.
Издания и переводы на русский язык творений прп. Симеона как источники работы. Прп. Симеон оставил богатое богословское наследие. В него вошли 3 Богословских Слова, 15 Нравственных Слов, 34 Огласительных Слова, 2 Благодарения, 225 Глав, 58 Гимнов и 4 Послания. В нашу задачу не входит разбор этих жанров тАУ достаточно полно таковой разбор осуществлен игум. Иларионом в особом разделе его монографии о прп. Симеоне[7]
. Скажем лишь, что в нашей работе мы будем использовать все эти жанры, ибо в любом из них у прп. Симеона можно проследить тему обожения. Особенно же следует выделить Гимны.
На сегодняшний день все творения прп. Симеона переведены на русский язык. Первое издание Слов прп. Симеона на русском языке было осуществлено в Оптиной пустыни 1869 году тАУ перевод с перевода прп. Паисия Величковского на славянский язык. Далее следует единственное до сего времени наиболее полное издание Слов прп. Симеона тАУ перевод свт. Феофана Затворника, изданный в 2-х томах в конце прошлого столетия, куда входят Богословские, Нравственные, Огласительные Слова, Благодарения, Послания и Главы. Данный перевод сделан с новогреческого издания Дионисия Загорейского (Венеция,1790г.). Последнее издание, как отмечают исследователи, далеко несовершенно, ибо издатель позволял себе изменять текст оригинала в тех случаях, когда ему казалось, что мысль оригинала может смутить читателя[8]
. Поэтому все недостатки новогреческого перевода свойственны и переводу свт. Феофана, который архиеп. Василий называл Влпересказом пересказаВ»[9]
. Свт. Феофан и не ставил своей задачей воспроизвести подлинник с буквальной точностью. Поэтому указанное издание Слов и Глав прп Симеона тАУ скорее свободное переложение, чем перевод. Кроме того, свт. Феофан перевел с греческого 24 Слова алфавитных, а также ВлСлово о трех образах внимания и молитвыВ», принадлежность которых прп. Симеону отрицается современными исследователями[10]
.
Что касается гимнов прп. Симеона, то в 1917г. было осуществлено их издание в русском переводе иером. Пантелеимона (Успенского). В отличие от свт. Феофана, он старался осуществить перевод с максимальной точностью, что признается современными исследователями[11]
.
Первое критическое издание оригинального текста творений прп. Симеона было осуществлено во Франции в 1958-1973г в серии Sources Chretiennes. Греческий текст здесь восстановлен на основе древних рукописей 11-17 столетий, и поэтому может служить, как говорит игум. Иларион, основой для полного и всестороннего изучения наследия преподобного[12]
.
На сегодняшний день существуют переводы на русский язык с этого издания 35 гимнов (среди которых один переведен впервые)[13]
, Богословских, Умозрительных и Практических Глав, а также ВлПослания об исповедиВ», которого до этого вообще не существовало в русском переводе[14]
. Их осуществил игум. Иларион (Алфеев).
Наконец, упомянутая нами книга архиеп. Василия (Кривошеина), помимо научного интереса, который она представляет, содержит еще огромное количество переведенных автором с греческого текста французского издания цитат из творений преподобного. Как отмечает сам архиеп. Василий, он преследовал цель переводить Влточно и близко к подлинникуВ»[15]
, поэтому его перевод заслуживает более доверия, чем свт. Феофана.
В настоящей работе мы будем использовать цитаты из творений прп. Симеона, базируясь на следующей схеме. Слова прп. Симеона мы будем цитировать по репринту с издания 1890-1892г как наиболее полному собранию творений преподобного в русском переводе, а если соответствующие места из Слов имеются в переводе архиеп. Василия, то предпочтение мы будем отдавать переводу последнего, как более точному. Гимны будут цитироваться по изданию 1917г. (перевод иером. Пантелеимона), обращаясь в особых случаях к переводу избранных Гимнов, осуществленных игум. Иларионом. Что касается Глав, то здесь мы будем использовать издание 2001г, в переводе игум. Илариона.
Представляется целесообразным разделить нашу работу на четыре части, соответствующие четырем главам. Первая, вводная глава, посвящена рассмотрению самого понятия ВлобоженияВ» в христианской религии, оснований учения об обожении в Священном Писании и его развития у святых Отцов до прп. Симеона. Во второй главе мы попытаемся раскрыть учение прп. Симеона об образе и подобии Божии в человеке, грехопадении и о спасении человека искупительным подвигом Господа Иисуса Христа. В третьей главе мы рассмотрим то, каким прп. Симеон видит путь для достижения обожения, и в связи с этим значение личных усилий человека и Божественной благодати, подаваемой в Церкви.
Наконец, в четвертой, самой важной главе, мы рассмотрим учение прп. Симеона об обожении в его характерных особенностях, которые и делают этого святого Отца неповторимым по своей самобытности богословом.
Глава 1. Христианское понятие обожения. Его отличие от аналогичных понятий в иных религиях. Учение об обожении в Библии и его развитие у христианских авторов до XI века
Вз1. Христианское понятие об обожении
Всякая вообще религия, поскольку она цель человеческой жизни полагает в тесном общении с Божеством, содержит в себе мистический момент. Основная тенденция мистического опыта, которую мы можем наблюдать во всех религиях, состоит в тяготении человеческого духа к непосредственному общению с Божеством, к Его созерцанию, как абсолютной Основы всего сущего.[16]
Каждая религия поэтому имеет своей целью привести человека в это созерцание-соединение, преодолевая земную сторону своего бытия. Таким образом, учение о богообщении, о соединении человека с Богом свойственно в разных формах всем религиям. Не является здесь исключением и христианство, проповедующее обожение как последнюю цель человеческого бытия.
Прежде чем приступить к непосредственному рассмотрению учения об обожении у прп. Симеона Нового Богослова, представляется необходимым ответить на вопрос тАУ какая же реальность стоит за христианским понятием ВлобоженияВ»? И если все религии в той или иной форме содержат учение о соединении с Божеством, то в чем характерные отличия учения об обожении в христианстве от его аналогов в иных религиях.
В первую очередь, необходимо отметить, что сам термин ВлиещуйтВ», ВлобожениеВ» ни в коем случае нельзя мыслить в онтологических категориях, то есть придавать ему значения расширенного, пантеистического. То есть человек не может ВлпростоВ» стать Богом. По замечанию М. Лот-Бородиной, Влабсолютная трансцендентность безначального ПервоисточникатАж лежит в основе святоотеческого умозрения, которое не допускает даже возможности неразличения сущности Творца и сущности твариВ».[17]
В то же время, как пишет архим. Киприан (Керн), термин ВлобожениеВ» нельзя суживать и понимать психологически или моралистически, только как нравственное очищение от страстей и таким путем приближение к Богу как Источнику добра. Обожение не есть только ступень в мистическом развитии, некое достижение в богопознании. Если обожение и не есть отождествление с Богом по субстанции или в Ипостаси, ибо оно не может быть по существу, а только в энергиях Божиих, по благодати, то все же понимаемо оно должно быть не в переносном смысле, но как возможность реального, благодатного обожествления каждого человека.[18]
Такое понимание обожения в своем основании восходит к апостолу Павлу, который говорил: Влвы храм Бога Живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в нихВ» (2Кор 6,16), то есть обожение есть максимально полная связь с Богом, связь через становление человека Богом, то есть превращение по благодати в то, чем Бог является по природе. Это и телесное, и душевное, и духовное обожение, обожение в плане интеллектуальном, познавательном и моральном, хотя никакой из этих аспектов обожения не должен преувеличиваться, абсолютизироваться, вытеснять собою иные его аспекты.[19]
Святые отцы понимали обожение как тайну личного единения, как личную встречу человека с Богом, при котором Божественное присутствие как бы пронизывает всю полноту человеческого существования[20]
. Причем это Влне докестическое, не кажущееся и не в переносном смысле понимаемое причастие всей психофизической природы человека Божеству, но ее подлинное просветление, прославление, преображениеВ»[21]
.
В том-то и состоит главная особенность христианской религии, что она имеет своей целью не безличное соединение с Богом, где человек растворяется в Божестве и отождествляется с Ним настолько, что человек сознает себя на вершине своего мистического пути не человеком, а Богом[22]
, что характерно для внехристианского мистицизма вообще, а личное обожение.
Вз2. Сравнительный анализ христианского учения об обожении и его аналогов в нехристианских мистических учениях
Индийская мистика. Наиболее, пожалуй ярким примером такого рода мистицизма, является индийский мистицизм. Пантеизм нашел самое яркое выражение именно в индийских религиях, особенно в буддизме, где фактически отсутствует понятие Бога в привычном понимании. Поэтому целью мистического восхождения является не личная встреча с Богом, а растворение человеческой личности в Абсолютном тАУ в буддизме это нирвана, то есть ничто. Прекрасно иллюстрирует это состояние одна буддийская притча о том, как святые собрались переправиться через реку сансары к нирване. По мере того, как они пересекали реку, берег, который они покинули, стал блекнуть и исчезать. Когда они достигли противоположного берега, дальний берег поблек и исчез, и тот берег, к которому они пристали, тоже. Растворилась лодка, растаяли пассажиры и стали ничем, поскольку и сама нирвана есть ничто.[23]
Сам человек, точнее, его душа, в индийской мистике понимается как один из моментов эволюции абсолютной Монады. Ее выхождение из Монады, равно как и обратное восхождение, есть процессы в основе своей космические. Независимо от того, будет ли человек стремиться к слиянию с Божеством или не будет, процесс, совершающийся в недрах Абсолютного, будет идти своим порядком: рано или поздно он закончится полным апокатастасисом бытия, то есть возвращением всего бытия, в том числе человеческого духа в первоначальное бескачественное единство, из которого все вышло. Таким образом, здесь нет места ни личности человека, ни его свободе, ни его нравственным подвигам. Место личных подвигов и нравственных усилий занимает Влсвященная позаВ», повторение священных формул и ряд искусственных средств (йога), имеющих своей целью привести человека в пассивное состояние).[24]
Что же касается сходства между практикой йоги с одной стороны (сюда же можно отнести и практику ВлзикрВ» мусульманских дервишей) и психофизическим способом молитвы исихастов, изложению которого, в частности, посвящено знаменитое слово, приписываемое прп. Симеону Новому Богослову, которое отмечали многие исследователи, то, как отмечает прот. И. Мейендорф, в последние десятилетия интерес к данной теме в научных кругах упал по причине того, что все догадки о каких-либо влияниях на византийский исихазм со стороны индийских и суфийских мистических практик, не могут найти подтверждения в исторических фактах. Отмечаемые же черты сходства, которые иногда разительны, не выходят из ряда целиком обусловленных общностью психофизиологических характеристик человеческого организма и, следовательно, не требуют для своего объяснения предположений о прямом влиянии.[25]
Индийская мистика утверждает имманентное тождество предельного центра собственной самости человека с предельным центром Божественной самости. Не то, что я нахожу в себе Бога, соприкасаюсь с Богом в глубине моего сердца, а то, что я сам оказываюсь Богом, сам тАУ в смысле иррационального центра моего ВлЯВ», который совпадает с Божественным центром. ВлАтман (сокровенная самость) есть Брахман: я сам есть единое БожествоВ». Такова центральная мысль, проходящая через Упанишады[26]
. Атман (санскр., букв. возвратное местоимение Вля, самВ») - в брахманистской философии означает личное ВлЯВ», индивидуальную душу, а Брахман - абсолют, единый принцип творения и существования мира, Мировой Дух.
Учения античности. Неоплатонизм. Именно античной мистике обязан своим возникновением сам термин ВлобожениеВ». Он появился впервые в Элевзинских мистериях. В них ставилась цель достижения человеком причастия Божественной природе, которое обозначалось термином ВлиещуйтВ», т. е. обожение.[27]
Но наивысшего развития нехристианская мистика достигла в учении неоплатоников. Их учение представляет для нас особый интерес, поскольку оно оказало существенное влияние на взгляды многих христианских Отцов и Учителей Церкви. В частности, учение о Боге как Свете и о соединении с Богом как Светом, характерное для многих святых Отцов (и в первую очередь тАУ для прп. Симеона Нового Богослова), было развито и в неоплатонизме. Поэтому на нем мы остановимся подробнее.
Место личного Бога у Плотина (ум. ок.270г.), наиболее выдающегося представителя данного течения философской мысли, занимает Ен, Единое тАУ сверхчувственное, сверхразумное, сверхдуховное, бескачественное, непреодолимое и в то же время все из себя производящее и все в себе содержащее бытие.[28]
Вселенная излучается из Единого как свет от солнца. Как свет ослабляется в интенсивности и становится темнотой по мере удаления от первоисточника, также и все бытие есть ряд нисходящих ступеней, которые по мере своего удаления от Первоосновы, теряют в своем совершенстве: это дух, душа, материя. Последнее есть вообще бытие неподлинное, и Плотин, равно как и вся внехристианская мистика в целом, дает материи отрицательную характеристику.
Человек по душе причастен мировой душе (шхчз) и через нее к Божественному разуму (Нпхт), по телу он причастен материи. Смотря по тому, куда обращена душа человека: к Божественному разуму или к материальному миру, он может жить духовной или чувственной жизнью. Спасение человека заключается в отрешении от чувственности и ВлвозвращенииВ» души в лоно Единого, которое есть не только первоисточник, но и цель бытия. То есть цель тАУ соединение с Единым. Порядок ВлвозвращенияВ» таков: последовательное отрешение от чувственного бытия, от мышления, и слияние с бескачественным единством. Соответственно, вся нравственная деятельность человека распадается на: кбцбсуйт тАУ очищение от чувственности , цепсйб тАУ отрешение от мышления и екуфбуйт - соединение, слияние с Единым.[29]
Желающему воспринять Единое лицом к лицу Плотин советовал отстранить от души все злое, все доброе, и, наконец, все, что бы то ни было.[30]
Само состояние слияния с Единым мыслится как полное преодоление всякой множественности, предельное упрощение. По Плотину Влв момент созерцания исчезает всякая двойственность и созерцающий настолько отождествляется с созерцаемым, что, собственно, не созерцает его, а сливается с Ним воединоВ», ВлБог не является более перед глазами созерцающего Его, но проникает в душу и наполняет ее всецелоВ».[31]
Одним из непосредственных проявлений Божества в душе является озарение души ВлБожественным СветомВ», который исходит от Бога и есть Сам Бог. Озаренная и преисполненная сиянием этого Влумного светаВ» (цщфпт нпзфпх) душа сама становится световидной и созерцает себя как Влчистый, тонкий, легкий светВ». Созерцание этого света наполняет душу невыразимым блаженством.[32]
Потом душа достигает полной неподвижности и покоя так, что на последней ступени она перестает быть сама собой, становится выше сущности и жизни, окончательно сливается с Первоединым, достигает полного обожения, Влстановится Богом, или, лучше, она есть БогВ».[33]
Расплывчатое и неясное в отношении к личному бытию Бога понятие безличного Единого отражается и на чистоте персоналистического понимания человека. Плотиновский п екбуфпт - каждый (более точного термина для обозначения личности он не знает) в процессе своего восхождения ввысь, к фп Ен, сливается с ним, растворяется и неизбежно теряет персоналистическую самостоятельность.[34]
Плотиновский экстаз есть результат умственной деятельности, размышления о Боге. Плотин не говорит о молитве как о пути к боговидению, в отличие от христианских авторов, у которых созерцание Бога тАУ плод молитвенного труда. Этот экстаз тАУ плод только человеческого ума, это сугубо интеллектуальный процесс, не предполагающий никакого участия тела, которое есть как бы темница, гроб, от которого надо освободиться.[35]
Учение неоплатоников оказало известное влияние на многих христианских авторов, в частности, Евагрия Понтийского и автора писаний, традиционно приписываемых св. Дионисию Ареопагиту.
Ветхозаветная религия. Филон Александрийский. Бог ветхозаветного Израиля личен, но полностью скрывает глубины Своей природы и проявляет Себя только Своей властью, и само имя Его непроизносимо. Бог абсолютно неприступен. Глаголы тАУ только от Бога, от человека же тАУ только мрак послушания и веры. Собственно ВлбогословиеВ», как понимают его святые отцы, для Израиля становится закрытым.[36]
Соответственно, здесь принципиально не может идти речь о каком бы то ни было соединении с Божеством, об обожении.
Ветхозаветный взгляд на святость и праведность как награду за исполнение закона, также не мог породить веру в назначение человека. Закон был несовершенен и не мог укрепить человека в его подвиге. Скорее наоборот, закон только подчеркивал одиночество человека и его слабость. Освящение нравственного существа осталось неведомым ветхозаветному богословию. Поэтомусамо понятие усыновления Богу, близости к Божественному имеет в Ветхом завете характер чего- то внешнего, не преображающего самое естество человека. При этом момент личного спасения в этом усыновлении был так слабо выражен, что больше растворялся в упованиях о спасении всего избранного народа.[37]
Особо следует сказать о мировоззрении Филона Александрийского (ум. ок.50г.), которого справедливо можно назвать вершиной дохристианского любомудрия. Соединив в своем учении многие идеи иудейской и древнегреческой мысли, он оказал известное влияние и на неоплатонизм и на христианство. Для него характерно преодоление в значительной степени греческого интеллектуализма и натурализма. Если для Плотина созерцание было доступно одним человеческим силам, то для Филона это происходит только благодаря действию Бога на душу. Откровение есть благодать Божия.[38]
Филон чрезвычайно высоко ставит человека. ВлСреди земных вещей ничто не священнее и не богоподобнее человека, ибо он есть великолепный отпечаток великолепной иконы, созданной по образу идеального первообразаВ» (т. е. идеального, небесного человека тАУ идеи о человеке: здесь он следует платонизму). Такой взгляд на не возвышенность человека в тварном мире дает Филону право говорить об особом назначении человека, которое он видит в достижении богоподобия, или обожения.[39]
В уме или духе он ищет образ и подобие Творца, но не в теле, которое не богоподобно, и есть темница души. Соответственно, можно говорить только об интеллектуальном характере обожения.
Само обожение Филон понимает как соединение души с Творцом. Влистинный Бог один, но многочисленны те, кто называются богами по пользованию этим обожениемВ». Но, как отмечает архим. Киприан, неясно насколько пантеистические влияния отразились на этом понимании обожения. Неясно, что это: индивидуальное причастие Божественному Духу, в котором душа не может исчезнуть, или безграничное слияние с Ним.[40]
Некоторые его высказывания в духе платонизма о том, что душа есть частица Мировой Души, отблеск Божественного Разума, на наш взгляд, все же свидетельствуют о том, что пантеизм не был преодолен Филоном.
Мусульманский мистицизм. Ортодоксальный ислам как таковой полностью чужд мистики. Относительно него можно сказать то же самое, что мы говорили о ветхозаветной религии. Бог личен, но абсолютно трансцендентен и познание Божественной природы запрещено в Самом Себе сокрытым Божественным Лицом. Соответственно, в ортодоксальном исламе принципиально не может быть никакого учения о сколько- нибудь глубинном, а не только внешнем, единстве с Богом. Однако, стремление к этому единству заложено в самой природе человека. Поэтому внутри любой религии можно найти мистические течения. Есть таковое и в исламе тАУ суфизм.
Учение, которое стали называть суфизмом, проник в ислам, и получил наибольшее развитие в Персии, где под влиянием соседней Индии глубоко коренились пантеистические идеи о Воплощении Божества и конечном слиянии всего сущего на земле с Богом и о мире как выражении Божества.[41]
Именно поэтому исламский мистицизм у своих наиболее ярких представителей также пантеистичен. Бог по их теории наполняет всю вселенную, весь мир проникнут Божеством, проявление которого есть вселенная. Человек стремится от уз тела и оков материи к соединению с высшим принципом жизни духа тАУ божественным началом, к полному с ним отождествлению.[42]
Так, один из величайших суфийских мистиков аль-Халладж (ум. 921г.) говорил: ВлЯ есть ИстинаВ» (что означает: ВлЯ тАУ БогВ», ибо Истина тАУ одно из главных имен Божиих)[43]
, что выражает самоотождествление, слияние с Божеством. Это же самое мы видели в неоплатонизме. В своем учении о соединении с Богом, как мы видим, суфизм ничем принципиально не отличается от пантеистической концепции неоплатонизма.
По рассмотрении аналогов христианского учения об обожении человека в некоторых иных религиях, можно выделить их основные различия. Во-первых, можно видеть, что вне христианского учения противостоят друг другу: 1) у иудеев (и в исламе) тАУ монотеизм, утверждающий Бога как Личность, но не знающий Его природы; 2) в мире античном и вообще в традициях, чуждых традиции семитской тАУ монотеизм метафизический, предчувствующий природу Абсолюта, но не способный подойти к ней иначе, как только пантеистически - путем растворения его личности[44]
. В первом случае соединение с Божеством невозможно, во втором оно имеет неличный характер.
Во-вторых, достигаемое единение носит статичный характер, в котором немыслимо какое бы то ни было бесконечное совершенствование, как в христианстве.
В-третьих, ни в какой религии, кроме христианской, не говорится о том, что приобщиться Богу может весь человек: не только по душе, но и по телу. В нехристианских мистических учениях тело чаще всего понимается как темница души тАУ оно по определению не может быть обожено.
Вз3. Учение об обожении в Библии
Несмотря на то, что в тексте Библии сам термин ВлобожениеВ» отсутствует, там мы можем довольно часто встретить употребление слова ВлбогВ» по отношению к человеку. Вообще, у древних иудеев, как и у других древних народов, это слово не несло такого абсолютного значения, с которым оно употребляется ныне. Так, в Ветхом Завете Моисей назван богом по отношению к фараону (Исх. 4,16; 7,1), раба, отказавшегося воспользоваться правом получить свободу в субботний год, повелевается привести ВлпредбоговВ», то есть в собрание судей (Исх.21,1-7). Однако нас интересуют более всего слова псалма 81-го, которые являются одним из тех мест Священного Писания, которые служат основанием христианского учения об обожении: ВлБог стал в сонме богов (судей израилевых); среди богов произнес судтАж Я сказал: вы боги и сыны Всевышнего все выВ» (Ср. Ин.10,34). В подобном значении употребляется это слово в литературе и жизни древних народов тАУ например, указы Домициана выходили с громким надписанием: Влdominus ac deus noster Domitianus sic fieri jubetВ»[45]
.
Итак, в древнее время выражения Влстать богомВ», ВлобожитьсяВ» вовсе не означало вырасти до величия Абсолютного.[46]
Именно такое их понимание, равно как и самого термина ВлобожениеВ», сохранилось и в христианской патристической литературе. Они не казались какими-то странными или неприемлемыми.
Однако имеет ли основание в Библии само учение об обожении? Не смотря на то, что сам термин ВлобожениеВ» был заимствован не из Библии, а из эллинских мистерий, учение об обожении имело у святых отцов совершенно иной оттенок и смысл, и вытекало непосредственно из учения Евангелия и апостолов о богоуподоблении и богосыновстве, об образе и подобии Божии в человеке (Бт.1,26-27)[47]
. Учение об обожении не было, поэтому, новшеством, которое было ВлизобретеноВ» святыми Отцами.
Здесь мы кратко рассмотрим те тексты Священного Писания Нового Завета, которые служат обоснованием христианского учения об обожении.
Одним из таких мест, служащих опорой богословия обожения, является текст 2Петр.1,4, где говорится, что Иисусом Христом Влдарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них соделались причастниками Божеского естестваВ». Это тАУ прямая ВлформулаВ» обожения, которое понимается именно как причастие Богу, дарованное во Христе.
У апостола Павла, хотя сам термин ВлобожениеВ» не употребляется, но сама идея обожения может быть без труда выведена из некоторых мест его посланий. Так, апостол определенно говорит о Влсыновстве людей Богу, о сонаследничестве со ХристомВ» (Рим.8,14-18,29; Гал.4,5-7). Его взгляды касательно усыновления и превращении в детей Божиих (Рим. 8,15-16) и духе усыновления тАУ были прикровенными словами о том, что впоследствии святыми Отцами было понято и сформулировано как обожение человека. Был понят истинный смысл слов об усыновлении тАУ это было реальное усыновление Богом достигших должной духовности людей, реальном их приобщении Божеству, что совершается Духом Святым, посланным в наши сердца (Рим. 7,15-16, Гал. 4,5-6). Намечается явная преемственность усыновления по ап. Павлу и обожения по св. Иринею Лионскому, Клименту Александрийскому и свт. Афанасию Великому[48]
. Апостолу Павлу также принадлежит замечательное выражение, представляющее собой также прямую ВлформулуВ» обожения: Влуже не я живу, но живет во мне ХристосВ» (Гал.2,20).
Апостол Иоанн Богослов в своем Первом Соборном Послании устанавливает связь между обоженным состоянием избранных, которые становятся богоподобными и видением ими Бога: Влмы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он естьВ». (1Иоан.3,2)[49]
.
В Евангелии от Иоанна Христос молится Отцу: Влда будут все едино, как и мыВ» (Ин.17,11,21-23), то есть о единении людей с Богом, их обожении.
Эти и некоторые другие библейские тексты толковались святыми Отцами применительно к обожению. Примером может служить толкование св. Максима Исповедника на 2Петр.1,4: Влдля того создал нас Бог, чт
Вместе с этим смотрят:
"Одесский миф" как миф: (Ранние годы "одесского мифа")
РЖудаiзм як нацiональна релiгiя iвреiв
Анализ и сравнение существующих представлений об исповеди в различных конфессиях
Антихрист и время его пришествия
Арганiзацыя Беларускай АСЮтакефальнай ПраваслаСЮнай Царквы