О месте Михаила Зощенко в русской литературе

ПЛАН Предшественники и последователи от Даниила Заточника до Михаила Жванецкого. Драматургия М. Зощенко. Особенности драматического конфликта. М. Зощенко и театр абсурда. "Зверь" и "неживой человек" в мире раннего Зощенко. Наставничество Горького и "метаморфоза" Зощенко.

Тема, обозначенная в заголовке, заслуживает обстоятельного монографического исследования. Вопрос о месте Зощенко в русской литературной истории был и предметом творческой рефлексии писателя, и предметом научного осмысления, начиная с двадцатых годов (Ю.Н. Тынянов, Б.М. Эйхенбаум, В.Б.Шкловский, В.В.Виноградов и др.) до нашего времени (М.О. Чудакова, М.Б. Крепе, А.К. Жолковский, Б.М. Сарнов, К).В. Томашевский и др.). Имена Пушкина, Гоголя, Достоевского, Л.Толстого, Лескова, Чехова, Ремизова, Булгакова, Ильфа и Петрова, Платонова и др. закономерно возникали в данном контексте. Настоящие заметки тАФпопытка целостного взгляда на проблему с точки зрения диалектики смеха и серьезности в художественном творчестве. Однако ввиду чрезвычайной обширности материала разговор будет носить несколько пунктирный характер и сосредоточится на хронологически крайних точкахтАФ наиболее давнем предшественнике Зощенко и его новейших последователях.

Сегодня нельзя не ощущать явную недостаточность характеристики Зощенко как тАЬсатирикатАЭ и тАЬобличителятАЭ, независимо от того, что полагается предметом тАЬобличениятАЭ тАФ тАЬпережитки прошлоготАЭ и тАЬмещанствотАЭ (согласно официальной советской литературоведческой конъюнктуре) или же тАЬявление советского ХаматАЭ, тАЬидиотизм социализматАЭ и все то же тАЬмещанствотАЭ (согласно западной славистической и нашей нынешней научно-критической конъюнктуре). Мы все чаще сходимся в том, что Зощенко не только обличитель и больше, чем сатирик. За этим стоит и закономерность более широкого плана: роль смехового начала в русской литературе несводима к негативным, обличительно-сатирическим целям. Комические приемы нередко выполняли позитивно-созидательную функцию, помогали моделировать авторские духовные идеалы. Смех активно участвовал в выработке новых, эстетически продуктивных художественных конструкций тАФ сюжетных, образных, языковых. Причем неизменной плодотворностью обладала в русской литературе сама неопределенность, подвижность границ тАЬсмешноготАЭ и тАЬсерьезноготАЭ, что давало большие возможности для обретения художественного двуголосия, для парадоксального сцепления антонимических смыслов, для диалектической игры взаимоисключающими точками зрения, для построения сложного диалога.

Предпосылки таких возможностей демонстрирует уже древнерусская словесность, в частности одно из ее самых тАЬзагадочныхтАЭ (Д.С Лихачев) произведений тАФ тАЬМолениетАЭ Даниила Заточника (датируемое обычно XII или XIII вв.). Здесь смех и серьезность образуют сложный сплав: гипертрофированность авторских похвал князю вызывает подозрение в их ироничности, глубинная комическая динамика создается резкими переходами автора-героя от самоумаления к самовосхвалению и наоборот (тАЬИбо я, княже господине, как трава чахлая..тАЭ тАФ тАЬЯ, господине, хоть одеянием и скуден, зато разумом обилен..тАЭ). Любопытно сравнить этот контраст с эмоционально-логическими перепадами в монологе повествователя одного из первых произведений Зощенко тАФ тАЬРассказах Назара Ильича господина СинебрюховатАЭ, который начинает с амбициозного заявления: тАЬЯ такой человек, что все могу..тАЭ, но вскоре сбивается на горестные сентенции вроде: тАЬ..Очень я даже посторонний человек в жизнитАЭ.

Сама неясность и потенциальная многозначность образа Даниила Заточника, расплывчатость его социального портрета, парадоксальное сочетание книжности и простонародности в его речи тАФ все это создает в произведении в высшей степени амбивалентную атмосферу. В сочетании с установкой на афористичность это приводит к обилию двусмысленно-комических квазиафоризмов, значимых не столько своей абстрактно-логической стороной, сколько игровой динамикой. Здесь один из истоков важной традиции русской литературы тАФ традиции двусмысленно~афористического слова, требующего небуквального восприятия, а порой тАФ и развернутого истолкования, дешифровки. Зощенко было суждено стать выдающимся корифеем этой традиции, создать неповторимый афористический дискурс, глубина и экспрессивность которого еще в полной мере не осознаны. тАЬНо критика обманута внешними признакамитАЭ, тАФ эти слова писателя в высшей степени применимы ко всем плоско-идеологизированным прочтениям его творчества тАФ и тАЬсоветскимтАЭ и тАЬантисоветскимтАЭ.

Для Зощенко мелка мерка советского века: об этом по принципу тАЬот противноготАЭ свидетельствует, например, талантливая книга Б.М. Сарнова тАЬПришествие капитана Лебядкина (Случай Зощенко)тАЭ. Казалось бы, Зощенко поставлен здесь в широкий литературный и идеологический контекст тАФ и тем не менее контекст этот оказался узким, а тАЬтретье измерениетАЭ зощенковского двусмысленного комического слова тАФ непрочитанным. Не Зощенко является тАЬслучаемтАЭ в цепи социальных событий столетия, а всякие партийные постановления, Сталины и Ждановы тАФ все это отдельные тАЬслучаитАЭ в философическом масштабе художественного мира Зощенко.

Такого же исторически широкого и эстетически непредубежденного взгляда требует проблема тАЬзощенковского героятАЭ. К сожалению, здесь до сих пор господствует своего рода интерпретаторский буквализм и прикрытый поверхностной иронией тАЬнаивный реализмтАЭ восприятия. Видеть в тАЬзощенковском героетАЭ всего-навсего тАЬсоветского ХаматАЭ тАФ значит не осознавать художественной ценности этой прежде всего словесно-эстетической структуры. Еще менее плодотворны попытки определить степень сходства автора и героя, спекулятивно беллетризованные экзерсисы о том, что тАЬмаскатАЭ Зощенко приросла к его лицу и т.п. Подобных рассуждений немало было даже в юбилейной августовской прессе 1994 года. Весьма показательно, что иные писатели и критики, обнаруживая в Зощенко тАЬопасное сходствотАЭ с его героем и пытаясь (конечно, неосознанно) самоутвердиться за счет прославленного писателя, не видят в самих себе ни малейших признаков тАЬзощенковского героятАЭ, имеющего на самом деле общечеловеческий масштаб и вбирающего в себя психологические черты людей самых разных, в том числе и профессиональных литераторов и филологов. Тем, кто считает, что он сам лично не способен тАЬзатаить некоторое хамствотАЭ, что он полностью свободен от тАЬбытового коварстватАЭ, тАФ остается только напомнить универсальную формулу Гоголя тАЬЧему смеетесь? Над собою смеетесь!тАЭ.

тАЬЗощенковский геройтАЭ тАФ это не банальный тАЬобраз обывателятАЭ, а сложно организованный диалог автора и персонажа с их парадоксальным взаимоперетеканием. Исторически он восходит к таким многозначным явлениям, как рассказчик(и) тАЬПовестей БелкинатАЭ, соотношение автор/Чичиков в тАЬМертвыхдушахтАЭ, тАЬдиалогическоетАЭ слово Достоевского, тАЬлирический геройтАЭ поэзии и прозы Козь-мы Пруткова, лесковский сказ, тАЬIch-ErzahIungтАЭ чеховской новеллистики. Подобно своим предшественникам, Зощенко достигает за счет комико-иронического раздвоения образа рассказчика особенного, чисто эстетического удвоения художественного эффекта. В этом принципиальная творческая победа писателя, сумевшего из житейского и языкового хаоса извлечь гармонию, построить свой уникальный космос. И полноценность этой художественной реальности никак не могут снизить такие внелитературные обстоятельства, как поездка Зощенко в писательской бригаде на Беломорканал или его психологическая слабость во время жестокой политической травли. Мы не имеем ни малейшего права повторять сегодня от своего имени бытовую и сугубо личную фразу Ахматовой о том, что Зощенко тАЬне прошел второго туратАЭ. И, конечно же, абсолютно некорректно использовать ее как оценку творческого итога жизни писателя. Сточки зрения искусства Зощенко одержал победу, что называется, тАЬв третьем туретАЭ, где оцениваются чисто эстетические результаты и куда, увы, оказываются тАЬнепрошедшимитАЭ многие литераторы, чье гражданское поведение было вполне безупречным.

Структуру тАЬзощенковского героятАЭ можно рас-. сматривать еще и как художественное сравнение автора и персонажа. А сравнение оценивается и интерпретируется не по степени тАЬсходстватАЭ или тАЬнесходстватАЭ, а исключительно по степени художественной энергичности и действенности. С учетом этой предпосылки стоит вести разговор о последователях Зощенко в литературе 60тАФ90-х годов. тАЬЗощенковский геройтАЭ нашел несомненное продолжение в образе рассказчика тАФ тАЬлюмпен-интеллигентатАЭ в тАЬМоскветАФПетушкахтАЭ Венедикта Ерофеева, в прозе Ю. Алешковского, Е. Попова, В. Пьецуха. У всех названных писателей в структуре рассказчика сталкиваются черты тАЬинтеллигентатАЭ и тАЬработягитАЭ, язык культурного слоя и простонародья. Однако, если у Зощенко это сравнение носило энергично-оксюморонный характер, то у прозаиков названной формации это сравнение тяготеет к вялой тавтологичности, что неминуемо сказывается в скором старении их текстов, утрате ими былой тАЬантисоветскойтАЭ актуальности.

Наиболее же значительными и художественно перспективными моделями представляются в данном аспекте образ героя-рассказчика песен В. Высоцкого и автор-герой мозаичного тАЬэпосатАЭ М. Жванецкого: глубина самовыражения здесь сочетается с глубоким интересом к другому человеку тАФ ценность и необходимость данного качества вслед за М.М. Бахтиным нашей культурой постоянно декларируется теоретически, но редко реализуется практически. Стихия подлинного диалога выгодно отличает творчество Высоцкого и Жванецкого от вяло-монологической тАЬпост-ерофеевскойтАЭ прозы.

О созвучности художественных миров Зощенко и Высоцкого первым, пожалуй, высказался Е. Евтушенко в стихах, посвященных смерти поэта: тАЬДля нас Окуджава был Чехов с гитарой. Ты тАФ Зощенко песни с есенинкой яройтАЭ. Несмотря на стилистическое дурновкусие этих строк и их, говоря зощенковским словом, тАЬмаловысокохудожественностьтАЭ, самонаблюдение, здесь сформулированное, следует признать верным. Между текстами Зощенко и Высоцкого можно найти множество не всегда осознанных, но тем не менее реальных словесных перекличек. Например, у Зощенко: тАЬСегодня день-то у нас какой? Среда, кажись? Ну да, средатАЭ (рассказ тАЬОшибочкатАЭ). У Высоцкого: тАЬА день.. какой был день тогда? Ах датАФсреда!.тАЭ (песня тАЬНу вот, исчезла дрожь в руках..тАЭ). Можно указать и переклички словесно-смысловых моделей. Так, в песне Высоцкого тАЬСлучай на таможнетАЭ персонаж-рассказчик так характеризует культурные сокровища, отнятые у контрабандистов: тАЬРаспятья нам самим теперь нужны, тАФ Они тАФ богатство нашего народа, Хотя и тАФ пережиток старинытАЭ. Конструкция тАЬпережиток старинытАЭ, переплетающая тАЬпережиток прошлоготАЭ и тАЬпамятник старинытАЭ, тАФ вполне в зощенковском духе: в своей книге тАЬТехника комического у ЗощенкотАЭ М.Б. Крепе определяет этот прием как тАЬконтаминацию устойчивых сочетанийтАЭ, приводя в пример выражение зощенковского рассказчика тАЬоседлать свою музутАЭ.

Как и Зощенко, Высоцкий в совершенстве овладел искусством речевой маски, мастерством перевоплощения. Как и Зощенко, Высоцкий шел на риск, повествуя от первого лица, вследствие чего не раз был принимаем за своих персонажей. Этот риск, как мы теперь видим, был в обоих случаях необходимым условием энергичности художественного построения.

Творчество М. Жванецкого перекликается с зощенковским по многим параметрам. Отметим прежде всего родственность двусмысленно-афористических конструкций, приведя в доказательство несколько фраз: тАЬВообще искусство падаеттАЭ. тАЬПоэтому, если кто хочет, чтобы его хорошо понимали здесь, должен проститься с мировой славойтАЭ. тАЬОчень даже удивительно, как это некоторым людям жить не нравитсятАЭ. тАЬНадо достойно ответить на обоснованные, хотя и беспочвенные жалобы иностранцев тАФ почему у вас люди хмурыетАЭ. тАЬВот говорят, что деньги сильнее всего на свете. Вздор. ЕрундатАЭ. тАЬКритиковать нашу жизнь может человек слабого уматАЭ. Нечетные фразы принадлежат Зощенко, четные тАФ Жванецкому, что, как можно заметить, обнаруживается не без усилия. В плане же общедуховном Жванецкий продолжил работу Зощенко по реабилитации тАЬпростого человекатАЭ с его нормально-обыкновенными житейскими интересами, его естественными слабостями, его здравым смыслом, его способностью смеяться не только над другими, но и над собой. Сопоставляя творчество Зощенко, Высоцкого и Жванецкого, невольно приходишь к выводу, что никаких тАЬмещантАЭ и тАЬобывателейтАЭ не существует, что это ярлыки, бездумно пущенные в ход радикальной интеллигенцией, а затем демагогически использованные тоталитарным режимом для тАЬидейноготАЭ оправдания своей бесчеловечности, для прикрытия властью своих истинных намерений. Наконец, Высоцкого и Жванецкого сближает с зощенковской традицией интенсивность смехового эффекта, vis comica, а также органичное сопряжение интеллектуальной изощренности с демократической доступностью.

Рассмотрение творчества Зощенко в широкой истерической перспективе позволяет подвергнуть пересмотру распространенное представление о несовместимости смеха с серьезностью, с тАЬучительскимитАЭ задачами (что нередко отмечали, например, как общую тАЬслабостьтАЭ Гоголя и Зощенко). Глубинная, органичная связь комизма и философской серьезности, последовательно претворенная в двуголосом, тАЬдвусмысленномтАЭ слове, определяет направление пути больших мастеров, пути, который, инверсируя общее место, можно определить формулой: от смешного до великого.

Драматургическое наследие М.М. Зощенко тАФ достаточно обширное и своеобразное, чтобы стать объектом внимания и изучения, тАФ всегда считалось наиболее слабой, неинтересной частью творчества писателя. Его комедии практически не имеют сценической истории (за исключением пьес одноактных, написанных, к слову сказать, скорее для эстрады, нежели для собственно драматического театра), они мало известны не только массовому зрителю, но и режиссерам, театроведам, театральным критикам. По мнению же большинства литературоведов, которые все-таки обращаются тАФ чрезвычайно редко и неохотно тАФ к драматургии Зощенко, она вторична по отношению к его прозе, а значит тАФ не добавляет ничего существенного к художественному облику крупнейшего советского сатирика.

Действительно, Зощенко написал свою первую комедию (тАЬУважаемый товарищтАЭ) в самом конце 20-х годов, будучи уже очень известным писателем, и, оставшись крайне неудовлетворенным постановкой ее в Ленинградском театре Сатиры и разочарованным невозможностью постановки в Театре Мейерхольда, опубликовал пьесу тАЬкак литературное произведение, а не как работу для театратАЭ'. Объясняя первую неудачу тАЬнедостаточным знанием сценытАЭ, он не только не оставляет драматургии, но продолжает поиски как раз в плане освоения тАЬжелезных законовтАЭ театра, как особого вида искусства. Его последующие, теперь уже одноактные, пьесы свидетельствуют о пристальном внимании к событийному ряду, развивающему действие, к точности характеристики каждого действующего лица тАФ даже самого второстепенного, тАФ к приданию всем персонажам индивидуально-своеобразных черт, причем в сфере не только внутренней, но и внешней выразительности. Конечно, в то время, т.е. в первой половине 30-х годов, драматургия находится на периферии писательских устремлений Зощенко, он обращается к ней от случая к случаю, часто отвлекаясь от работы над прозой во имя общественной необходимости: практически все одноактные пьесы написаны с целью поддержки молодой советской эстрады, переживающей тогда процесс становления. Однако работа над тАЬПреступлением и наказаниемтАЭ, тАЬСвадьбойтАЭ, тАЬНеудачным днемтАЭ, тАЬКультурным наследиемтАЭ, несомненно, дала писателю определенный драматургический опыт, позволила освоить и осмыслить тАЬзаконы сценытАЭ, загадку которых, действительно, не могли разгадать многие крупные прозаики. Более того, вполне уместно предположить, что появление рассказов типа тАЬЗабавного приключениятАЭ или тАЬПарусинового портфелятАЭ также связано с интересом к театру. Столь непохожие не ранние, якобы бессюжетные, новеллы 20-х годов, они построены по чисто водевильному принципу, с несколько искусственной, но чрезвычайно запутанной интригой, невероятными совпадениями и обязательным распутыванием всех узлов только в финале. Таким образом уже драматургия оказывает известное влияние на творческую манеру писателя тАФ и в работе над прозой.

Шарж Кукрыниксов

Этот тАЬводевильныйтАЭ принцип будет так или иначе присутствовать во всех последующих комедиях Зощенко, от тАЬОпасных связейтАЭ до бесчисленных вариантов тАЬамериканскойтАЭ пьесы. Однако, если в тАЬОпасных связяхтАЭ критикуются общественные пороки тАФ реально существующие или мнимые, тАФ выводятся на сцену персонажи мелкие, корыстные, пошлые, т.е. откровенно отрицательные, то в тАЬПарусиновом портфелетАЭ сатирические мотивы, социальная заостренность полностью отсутствуют. Поэтому, несмотря на то, что тАЬПарусиновый портфельтАЭ написан сразу же вслед за тАЬОпасными связямитАЭ, скорее всего еще в 1939 году (в разных источниках даны различные даты написания), именно с этой пьесы начинается новый, особый этап в жизни Зощенко-драматурга, этап крайне многообещающий, но завершившийся трагическим признанием: тАЬМне же в драматургии не везет. И я сожалею, что последние годы искал счастья именно бэтой областитАЭ^. На самом деле, сложись обстоятельства иначе, пьесы Зощенко могли бы стать явлением нашего театра.

40-е годы стали для писателя временем, когда он, наконец, тАЬнаибольшее вниманиетАЭ начал тАЬуделять драматургиитАЭ, причем именно в 40-е годы он ведет активные поиски в области освоения новых тем и новых жанров.

Естественно, говоря об этом периоде, следует выделить в особую тему пьесы и киносценарии, написанные во время Великой Отечественной войны или посвященные ей: их появление было продиктовано чрезвычайной ситуацией, крайней необходимостью и поэтому прерывает линию, начатую тАЬПарусиновым портфелемтАЭ и продолженную сразу после войны.

Итак, тАЬПарусиновый портфельтАЭ (1939), тАЬОчень приятнотАЭ (1945), тАЬПусть неудачник плачеттАЭ ( 1946). Все три пьесы лишены сатирической заостренности, все три обладают более или менее запутанной интригой, все три посвящены чисто житейским проблемам. На первый взгляд может показаться, что они мало чем отличаются от типичных тАЬбесконфликтныхтАЭ комедий, являются уступкой автора идеологическому диктату, тем более, что он уже пережил страшный разгром и запрещение тАЬОпасных связейтАЭ. Однако то, что тАЬкритикатАЭ тАЬОпасных связейтАЭ была началом планомерно организованной травли писателя, стало ясным гораздо позднее, и в 1940 году Зощенко не воспринял ее как катастрофу. С другой стороны, его отход от сатиры начался гораздо раньше и едва ли был продиктован причинами исключительно конъюнктурного характера (тем более, что те же тАЬОпасные связитАЭ, безусловно перегруженные тАФ вполне в духе своего времени тАФ шпионами, провокаторами и оппозиционерами, имеют к сатире самое прямое отношение тАФ при том, что были написаны в 1939 году). Кроме того, работая над тАЬПарусиновым портфелемтАЭ, Зощенко не мог знать, какая участь постигнет его предыдущую пьесу.

В разное время выдвигалось множество версий, объясняющих причины отхода Зощенко от сатиры. Наверное, сегодня уже невозможно установить, которая из них тАФ истина, да и причин этих, вероятней всего, не так уж мало. И все же можно с достаточной долей уверенности утверждать, что тАЬПарусиновый портфельтАЭ, тАЬОчень приятнотАЭ, тАЬПусть неудачник плачеттАЭ кажутся данью так называемой тАЬтеории бесконфликтноститАЭ только при. очень поверхностном их прочтении.

Все произведения Зощенко обладают одной удивительной особенностью: по ним можно изучать историю нашей страны. Никогда не работая для тАЬчитателя, которого неттАЭ, тонко чувствуя время, писатель сумел зафиксировать не просто проблемы, волнующие современников, но и такое, сложно поддающееся научному анализу явление, как тАЬстиль эпохитАЭ. Будучи новаторскими по своей сути, его рассказы, повести, пьесы каждого десятилетия зачастую неуловимо похожи тАФ чисто внешне тАФ на произведения других авторов тех лет. Если говорить о драматургии, то уже тАЬУважаемого товарищатАЭ бесконечно сравнивали то с тАЬКлопомтАЭ и тАЬБанейтАЭ (которую, кстати, сам Зощенко считал пьесой тАЬсценически беспомощнойтАЭ), то с тАЬМандатомтАЭ, в то время, как комедия Зощенко несет с себе ряд принципиальных внутренних отличий от пьес В.В. Маяковского и Н.Р. Эрдмана и предлагает новые пути в освоении актуальной для этого времени темы. Так же и тАЬОпасные связитАЭ отражают атмосферу общества конца 30-х годов, а последующие комедии тАФ атмосферу чуть более позднего времени тАФ причем самой формой своего построения.

В одном интервью 1939 года, касаясь состояния драматургии, Зощенко отметил: тАЬДо последнего времени в театрах.. всячески старались вытравить тАЬконфликтытАЭ из советских пьес. Получалось так, что в современной жизни, тАФ как она изображалась на сцене, тАФ не встречаются ревность, стяжательство, подхалимство, трусость, ненависть. Вместо этого.. преподносят разные надуманные ситуациитАЭ. Далее сказано, что тАЬзритель, не имеющий своих пьес на бытовые темы, радуется возможности увидеть на сцене живых людей и настоящие страститАЭ.

Очевидно, задачу создания бытовой комедии Зощенко и ставил перед собой, работая над тАЬПарусиновым портфелемтАЭ, причем, в отличие от одноименного рассказа, быт здесь тАФ не агрессивен, не мешает человеку, не портит его жизнь. При сохранении событийного ряда в рассказе и пьесе совершенно иначе расставлены идейные акценты. В прозаическом первоисточнике конфликт строится на реальной измене мужа, а развязка наступает лишь в нарсуде, где не кто-нибудь, а судья дает оценку происшедшему: тАЬмещанский быт с его изменами, враньем и подобной чепухой еще держится в нашей жизни и.. это приводит к печальным результатамтАЭ. В комедии же все перипетии объясняются случайностью: если бы замдиректора Тятин вовремя вспомнил, что у Баркасова есть жена, он не стал бы организовывать тому поход в театр с сотрудницей, и тогда бы вообще ничего не случилось. Конфликт лишен социальной остроты, тАЬмещанский быттАЭ ни в коем случае не обличается, да впрочем, быт здесь и не является тАЬмещанскимтАЭ. Скорее, показана обычная жизнь обычных людей, с обычными житейскими проблемами и неурядицами, не несущими никакой угрозы обществу и не приводящими к тАЬплачевным результатамтАЭ, отчего и финал комедии полностью благополучен. При этом драматург выполнил свою задачу и вывел на сцену действительно тАЬживых людей и настоящие страститАЭ тАФ пьесу нельзя назвать тАЬкомедией положенийтАЭ. Напротив, все события объяснимы, в первую очередь, с позиций психологических: только такой человек, как ТятинтАФдобрый, преданный, но недалекий тАФ мог воспринять буквально совет, данный директору доктором тАФ пойти в театр для поправки здоровья с какой-нибудь знакомой. Именно Алиса Юрьевна, прожившая особую жизнь, смогла уверить дочь в неверности ее мужа, именно Баркасову было неудобно отказать Софочке.. Персонажи комедии любят и ревнуют, страдают и радуются, ненавидят и прощают. Неправдоподобные события оправданы драматургом правдоподобными и яркими, своеобразными характерами. Следует заметить, что не только поведение, но и речь героев обладает точной образной индивидуальностью, обусловленной особенностями их жизни, натуры, мышления.

После войны, на конференции, посвященной проблемам драматургии, проходившей в ВТО, Зощенко объяснил появление тАЬПарусинового портфелятАЭ сознательным обращением к новому жанру, который сам определил как тАЬсоединение реалистической пьесы с элементами водевилятАЭ. Он заметил, что сатира тАЬне является тем видом искусства, в котором нуждается наша современность. Опыта же легкой комедии в русской драматургии не было. В поисках формы оптимистической комедии.. возникла реалистическая комедия, внешне похожая на водевиль тАФ тАЬПарусиновый портфельтАЭ.

Касаясь проблем русской драматургии, Зощенко был не совсем точен: некоторый тАЬопыт легкой комедиитАЭ в России все же существовал. Однако фонвизинско-грибоедовская линия, поддержанная гоголевской тАЬтеорией общественной комедиитАЭ и воззрениями представителей демократической критики, прочно утвердила специфически российскую концепцию прямой зависимости художественных качеств произведения от его идейной, общественной значимости. Драматургия, лишенная гражданского пафоса, критического звучания, не могла претендовать на высокую эстетическую оценку. Эта традиция, родившаяся еще в царской России, сохранилась и в послеоктябрьские годы, и, надо сказать, что сам Зощенко долгое время свято ее придерживался.

Тем не менее водевиль в России, хотя и не поощрялся прогрессивной критикой, не только существовал, но был любим простой публикой, русскими актерами, и во 2-й трети прошлого века составлял (вместе с мелодрамой) основу репертуара российских театров. Создатели водевилей, как правило, не были крупными литераторами, однако, нельзя забывать, что к водевилю обращался Н.А. Некрасов, водевилями назвал свои одноактные пьесы А.П. Чехов.

Этот чисто театральный жанр, никогда не претендовавший на тАЬвысокую литературутАЭ и, действительно, к ней не относящийся, обладает целым рядом специфических особенностей, придающих водевилю невероятную притягательность и очарование. Не поднимая никаких серьезных общественных вопросов, авторы водевилей стремились доставить зрителю удовольствие, развлечь его, развеселить. И, может быть, Зощенко интуицией большого художника ощутил необходимость обращения к обычным человеческим эмоциям, потребность зрителя в нормальном веселье, радости, смехе, тАФ смехе не тАЬсквозь слезытАЭ тАФ в эпоху, когда грани между политическими и театральными действами, между искусством и идеологией стали почти неразличимыми. Может быть, именно в отказе от общественно-значимых тем в драматургии и проявилась гражданская позиция писателя, всегда чувствующего истинный тАЬсоциальный заказтАЭ и создающего в самом деле народную литературу. В комедии тАЬОчень приятнотАЭ, написанной сразу после войны, именно ощущение радости, атмосфера приподнятости, счастья от победы привлекают больше всего. Действие происходит в санатории, где тАЬдолечиваютсятАЭ офицеры, прошедшие войну. Между ними и окружающими их людьми нет и не может быть антагонизма. Все построено на некоторой нелепости, неумении проявить к человеку настоящее внимание и на чисто водевильных тАЬкви про квотАЭ. тАЬОчень приятнотАЭ продолжает линию, начатую тАЬПарусиновым портфелемтАЭ, хотя здесь люди еще лучше, еще добрее, еще отзывчивее. Для обеих пьес характерны легкость, остроумие, добрая ирония и еще одна особенность, подчеркивающая связь их с традицией водевиля: мастерски прописанные, незаурядные роли, что для жанра непосредственно театрального всегда было необходимым условием. Именно в этом плане комедии Зощенко более всего и походят на водевиль, некоторые другие черты водевиля (скажем, наличие куплетов, как правило, сопровождавшихся танцами, сиюминутная злободневность и пр.) были драматургом опущены. Роли Бабушки, Ядова, даже тАЬзлодеятАЭ Духоявленского в тАЬПарусиновом портфелетАЭ, Майора, Капитана, загадочного Сумасшедшего в тАЬОчень приятнотАЭ не только обладают ярким и образным внутренним содержанием и точными внешними особенностями, но дают актеру достаточный простор для собственно актерского, театрального творчества, равно как и возможность по-своему осмыслить предложенный драматургом образ.

Попытка привнести тАЬэлементы водевилятАЭ в реалистическую драматургию с реальными, достаточно типичными, но при этом неординарными характерами оказалась весьма успешной. Зощенко тем самым предложил драматургии и театру новый, малоосвоенный путь и не только продемонстрировал владение известными театральными формами, но доказал собственную состоятельность в обновлении их.

То, что тАЬПарусиновый портфельтАЭ и тАЬОчень приятнотАЭ написаны с настоящим знанием тАЬзаконов сценытАЭ, подтверждается исключительным успехом их постановок в Ленинградском драматическом театре в сезоне 1945тАФ46 гг. Судя по всему, эти комедии ждала счастливая сценическая судьба, а их автора тАФ заслуженная известность уже в качестве драматурга. Однако после постановления тАЬО журналах "Звезда" и "Ленинград"тАЭ спектакли были сняты с репертуара, а пьесы названы тАЬпошлымитАЭ и тАЬклеветническимитАЭ. По тем же причинам не была поставлена следующая комедия Зощенко тАЬПусть неудачник плачеттАЭ, написанная в 1946 году для театра Н.П. Акимова. Эта пьеса, являясь продолжением начатой тАЬПарусиновым портфелемтАЭ линии, обладает некоторыми особенностями, позволяющими предположить, что предложенный писателем тип тАЬреалистической комедии с элементами водевилятАЭ таил в себе возможности, так никогда и не раскрытые. Если в тАЬОчень приятнотАЭ водевильное начало все же преобладает над реалистическим описанием действительности, то здесь напротив тАФ сохранены лишь тАЬэлементытАЭ жанра: ряд невероятных совпадений (человек, с которым подрался директор оказывается следователем, обязанным найти пропавшие у того деньги, и женихом Капочки, за которой директор ухаживает; в одном месте парка случайно встречаются и жена директора, и его давняя знакомая, и племянник жены; отец Капочки оказывается бывшим возлюбленным жены директора и пр.), многочисленные тАЬлюбовныетАЭ перипетии, достаточно запутанный сюжет. Но дело не в сюжете, и не во внешних коллизиях тАФ сами по себе они ничего не говорят о настроении пьесы. На фоне водевильной ситуации раскрываются характеры не просто жизненно достоверные, но психологически точные, глубокие, неординарные.

Принято считать, что основной темой тАЬНеудачникатАЭ являются деньги и осмеяние их власти над некоторыми людьми. Хотя центральным событием становится пропажа крупной суммы, все, что с этим связано, имеет лишь косвенное значение. Комедия представляет собой скорее размышления стареющего человека тАФ главного героя тАФ о смысле жизни: в какой-то момент он верит, что именно деньги могут дать ему любовь, уважение окружающих, счастье, но по мере развития действия возникают все новые и новые мотивы, темы, мысли. Взаимоотношения героев не поддаются однозначным трактовкам, заставляют и зрителя (читателя) задуматься о том, что же каждый из нас из себя представляет. Зощенко не отступает от комедийного жанра, однако тАЬПусть неудачник плачеттАЭ очевидно приближает его к драме психологической, которая при слиянии с тАЬводевильнойтАЭ формой могла бы открыть неведомые доселе драматургические возможности.

Все рассматриваемые комедии, конечно, не лишены недостатков, и все же их значение как для творчества Зощенко, так и для истории нашей драматургии гораздо существеннее, чем кажется. Писатель находится в начале пути, который при нормальном течении событий мог привести к утверждению в советском театре особого художественного направления, действительно, не имеющего в России глубоких корней и серьезных традиций. Но искусственно прерванный, этот путь не получил развития, а Зощенко так и не попал в число ведущих драматургов. Его пьесы сегодня забыты, не будучи осмысленными и изученными. Попытки некоторых режиссеров 60-х годов вернуть к ним интерес ни к чему не привели, хотя отдельные спектакли (например, тАЬПарусиновый портфельтАЭ Театра им. А.С. Пушкина) пользовались успехом. Даже в наши дни драматургия Зощенко практически не включается в издаваемые сборники его сочинений, при том, что некоторые пьесы, и, в частности, тАЬОчень приятнотАЭ, вообще никогда полностью не были опубликованы.

Попав в страшную опалу, писатель не перестал заниматься драматургией. Он оставил два варианта комедии тАЬДело о разводетАЭ для кукольного театра и огромное количество вариантов комедии, обличающей капиталистическую действительность, которой давал разные названия: тАЬЗдесь вам будет веселотАЭ, тАЬДвойниктАЭ, тАЬСчастье земноетАЭ и пр.

Действие в тАЬДеле о разводетАЭ происходит в южном городе, где идет активная работа по орошению ранее бесплодных земель, работа, возможная тАЬтолько при социализметАЭ. Написанная тАЬна заказтАЭ, в ответ на государственную кампанию по борьбе с разводами, эта пьеса как раз является тАЬкомедией положенийтАЭ тАФ и только: в каждой фразе явственно ощущается стремление автора никого не обидеть, ничем не тАЬопорочить действительностьтАЭ. От этого герои лишены не только недостатков, но даже обыкновенных человеческих слабостей, а значит тАФ и человеческих особенностей, т.е. индивидуальности. Конфликт тАФ причина развода тАФ полностью надуман и лишен всякого смысла: жена находит у мужа записку от давней знакомой, муж видит жену в окне, посылающую кому-то воздушный поцелуй, ряд дальнейших совпадений тАФ достаточно нелепых тАФ приводит их к решению развестись.

Второй вариант пьесы отличается от первого только наличием пролога, где объясняется, чему она посвящена, и усилением тАЬположительноститАЭ и без того положительных персонажей. Конечно, отдельные реплики, фразы, ситуации все равно свидетельствуют о том, что текст написан человеком талантливым, владеющим драматургической формой, однако, тАЬДело о разводетАЭ можно считать не только творческой неудачей, но и типичной тАЬбесконфликтнойтАЭ пьесой.

По свидетельству В.В. Зощенко, писатель сам очень мучился, заставляя себя создавать комедийные произведения, вообще никого не обижающие и вообще ничего не критикующие. Может быть, этим обстоятельством и объясняется, в первую очередь, обращение к тАЬзаграничнойтАЭ тематике: критиковать буржуазную действительность у нас позволялось. Все варианты тАЬЗдесь вам будет веселотАЭ несут на себе четкую антикапиталистическую направленность, во всех тАЬобличаютсятАЭ капиталистические общественные отношения.

Эту пьесу Зощенко писал для Н.П. Акимова, который, понимая, что никогда не сможет поставить ее, давал автору все новые и новые замечания тАФ просто, чтобы не оставлять его без дела, не убивать веру в собственные силы. Конечно, в создавшейся ситуации комедия не могла быть поставлена и не могла быть напечатана, что объясняет и отказ К. Симонова опубликовать ее в тАЬНовом миретАЭ, хотя тот и аргументировал его причинами иного, художественного порядка. По мнению Симонова, тАЬпьеса очень условная, и то общее осуждение и осмеяние капиталистических законов и нравов, которое в ней есть, именно очень общее, не прикрепленное к нынешнему, очень жестокому и суровому и внесшего очень много в обстановку, временитАЭ. Далее говорится, что Зощенко показал тАЬАмерику эпохи Аль КапонетАЭ, в то время как нынешняя Америка гораздо страшнее. Скорее всего, после замечаний Симонова Зощенко и внес в более поздние варианты разговоры об атомной бомбе, коммунистической партии и пр. Однако это нисколько не помогло и с сожалением следует признать, что при всей формальности аргументов в общей оценке пьесы Симонов был прав. Более того, комедия вообще показывает не столько Америку, сколько советские представления о ней. Сам Зощенко, очевидно, плохо понимал, каков он тАФ этот капиталистический мир, поэтому его герои напоминают знакомых нам еще с давних пор обывателей периода тАЬУважаемого товарищатАЭ, а их разговоры о безработице, бирже, акциях и конкуренции тАФ политические передовицы советских газет 40-х годов.

Последние пьесы Зощенко никогда не были напечатаны. Сначала тАФ из-за его опалы, а впоследствии, наверное, из-за нежелания компрометировать и без того страшно пострадавшего от власти писателя: современный человек и впрямь может принять Зощенко за типичного советского конъюнктурщика. На самом же деле эти комедии как раз свидетельствуют о том, что Зощенко сопротивлялся долго, гораздо дольше, чем это было возможно, и забыть о них, не уделять им внимания нельзя хотя бы потому, что они подчеркивают глубину постигшей его трагедии.

Театр Зощенко тАФ это 10 пьес, 8 одноактных комедий, 2 либретто, множество сценок (для сатирических журналов 20тАФ30-х гг. тАЬБузотертАЭ, тАЬСмехачтАЭ, тАЬБегемоттАЭ тАФ под разными псевдонимами), миниатюры для эстрады. Он писал для театра и о театре. Так или иначе, конкретный анализ не обходится без привлечения рамки игровых театральных категорий: термины тАЬклоунада вещейтАЭ, тАЬлицо и маскатАЭ тАФ обязательный сопутствующий анализу инструментарий.

И все же тАФ что такое Театр Зощенко, его корни, традиции, природа и характер, жанровые особенности? Театр Зощенко тАФ явление многостороннее, не закрепленное только тр

Вместе с этим смотрят:

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.

"Вальдшнепи" Миколи Хвильового. Проблеми iнтерпретацii й iнтертекстуального прочитання