Стихотворение А. С. Пушкина ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглаВ»: поэтика и грамматика

Ранчин А. М.

Давно известно, что особенность стиля ВлпозднейВ» пушкинской лирики - простота и ясность, появляющаяся в стремлении к точному словоупотреблению, в стремлении избегать поэтических метафор, в ограничении доли условной поэтической лексики. По словам замечательной и тонкой исследовательницы русской поэзии Л.Я. Гинзбург, Влот прозрачного элегического стиля Пушкин шел не к повышенной образности, а, напротив того, к тАЬнагой простотетАЭ. <тАж> Лирическое слово зрелого Пушкина живет не изменением или замещением значений, но непрестанным их обогащениемВ» (Гинзбург Л. Я. О лирике. Изд. 3-е. М., 1997. С. 209).

Конечно, это лишь одна из тенденций в лирике Пушкина конца 1820-х тАУ 1830-х гг., и с этой тенденцией по-прежнему соседствует установка на употребление традиционных поэтизмов, принятых в лирике метафор, и Пушкин нередко намеренно придает своему стилю черты поэтической условности. Но теперь этот условно-поэтический слог становится предметом осознанного выбора, а не обязательным признаком стихотворного текста как такового, как в поэзии Батюшкова, Жуковского и самого Пушкина в молодые годы.

Но если поэтический текст лишен явных признаков художественности (таких, как метафоры, например), что же делает его явлением литературы? Отказ от использования ВлклассическихВ» поэтических средств приводит к перенесению художественной функции на те элементы текста, которые прежде казались эстетически нейтральными, служебными. Это грамматические категории. В 1961 г. блестящий русский филолог Р.О. Якобсон, так суммировал результаты своей редакторской работы над переводами лирических стихотворений Пушкина на чешский язык: ВлСтановилось все ясней: в поэзии Пушкина путеводная значимость морфологической и синтаксической ткани сплетается и соперничает с художественной ролью словесных тропов, нередко овладевая стихами и превращаясь в главного, даже единственного носителя их сокровенной символикиВ» (Якобсон Р.О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. Сост. и общая редакция Ю.С. Степанова. Т. 2. С. 489). В этой работе он проанализировал Влпоэзию грамматикиВ» в пушкинском стихотворении ВлЯ вас любил; любовь еще, быть можеттАжВ». Но еще прежде он отметил это свойство пушкинской лирике в статье ВлЗаметки на полях лирики ПушкинаВ» (1936), впервые опубликованной по-чешски и переизданной в английском варианте: ВлВ стихах Пушкина поразительная актуализация грамматических противопоставлений, особенно в области глагольных и местоименных форм, сочетается с тонким вниманием к выражаемому смыслу. Нередко отношения контраста, близости и смежности между грамматическими временами и числами, глагольными видами и залогами играют непосредственно главенствующую роль в композиции того или иного стихотворения; подчеркнутые фактом вхождения в конкретную грамматическую категорию, эти отношения приобретают эффект поэтических образов, и мастерское варьирование грамматических фигур становится средством повышенной драматизации поэтического повествования. Поистине трудно найти пример более искусного поэтического использования морфологических возможностейВ» (Якобсон Р.О. Работы по поэтике. М., 1987. С. 215, пер. с англ. Н.В. Перцова).

Один из примеров удивительной простоты и ясности тАУ стихотворение Пушкина ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглаВ» (1829). Попробуем прочитать этот текст, обращая особенное внимание на грамматические категории, в нем содержащиеся.

На холмах Грузии лежит ночная мгла.

Шумит Арагва предо мною.

Мне грустно и легко; печаль моя светла;

Печаль моя полна тобою

Тобой, одной тобойтАж Унынья моего

Ничто не мучит, не тревожит,

И сердце вновь горит и любит тАФ оттого,

Что не любить оно не может.

В пушкинском тексте есть лишь одна метафора: сердце горит, да и она тАУ стертая, настолько привычная, что уже не замечается. Спустя почти сто лет Владимир Маяковский, чтобы оживить это поэтическое клише, изобразил пожарных, приехавших тушить Влпожар сердцаВ» лирического героя. Есть в пушкинском тексте, правда, и выражение лежит мгла, которое, строго говоря, тоже метафора. Но это метафора не литературная, а языковая, и ничего необычного, останавливающего внимание в ней нет. К числу полустертых метафор может быть также отнесено определение ВлпечалиВ» тАФ ВлсветлаВ». Но в классической риторике это другой троп тАФ оксюморон, выражение, словосочетание, элементы которого логически не сочетаемы, ибо обладают противоположными, несовместимыми значениями. Но об этом выражении тАФ чуть позже.

Зато грамматика в стихотворении ВлНа холмах ГрузиитАжВ» очень значима. Первое, что бросается в глаза сразу: в этом произведении ни разу не употреблено местоимение ВляВ» в исходной форме тАУ в именительном падеже. Встречается оно только в косвенных падежах: мною, мне. Кроме того, есть и притяжательные местоимения, образованные от местоимения ВляВ»: моя, моего. Отсутствие в тексте слова ВляВ» необычно и неожиданно. Во-первых, лирика всегда тяготеет к использованию этого слова: стихотворение, как правило, строится именно как ряд высказываний тАФ признаний, жалоб, размышлений тАФ этого ВляВ». Во-вторых, ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглатАжВ» принадлежит к традиции элегического жанра, а в элегиях тАУ стихотворениях, посвященных разочарованию в жизни, анализу испытанных лирическим героем чувств, тАФ признания ВляВ» есть главное, есть основа текста. Конечно, исповедальное начало, черты лирического монолога присутствуют и у Пушкина, но всё же отказ от слова ВляВ» демонстративен по причине своей необычности.

Синтаксическая структура стихотворения такова. Преобладают двусоставные предложения тАФ предложения, в которых есть и подлежащее, и сказуемое: лежит мгла, шумит Арагва, печаль светла, печаль полна, ничто не мучит, (ничто) не тревожит, сердце горит и любит. Но ни в одном из них лирический герой не представлен как субъект высказывания или действия. Говорится либо о явлениях внешнего мира (о мгле и Арагве), либо о чувствах лирического героя, которые приобретают как бы отдельное, автономное бытие тАУ независимо от ВляВ» (об унынии, о сердце). Встречается в стихотворении и одно безличное предложение: ВлМне грустно и легкоВ».

Но ведь этот же смысл, эти же чувства можно было бы выразить иначе, посредством других синтаксических структур, в которых субъектом будет именно ВляВ» лирического героя. Однако поэтичность пушкинского текста при этом исчезнет. Р. О. Якобсон заметил о стихотворении ВлЯ вас любил; любовь еще, быть можеттАжВ»: ВлПервый станс развивает т е м у п р е д и к а т а: этимологическая фигура подставляет взамен глагола любил отвлеченное имя любовь, давая ему видимость независимого, самостоятельного бытияВ» (Поэзия грамматики и грамматика поэзии. С. 497). Нечто похожее происходит и в стихотворении ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглаВ»: сама синтаксическая структура предложений служит выражению такого мотива, как стихийность, произвольность чувства, неподвластность любви воле ВляВ». Люблю не ВляВ», а мое сердце, моя душа, и не ВляВ» пребываю в покое, а мое уныние; не ВляВ» грущу и чувствую легкость, а Влмне грустно и легкоВ». Так на уровне грамматики создается тот смысл, который будет прямо выражен только в двух последних строках стихотворения: ВлИ сердце вновь горит и любит, тАФ оттого, // Что не любить оно не можетВ».

Этими примерами поэтическая роль синтаксиса не исчерпывается. Не менее значим и синтаксический параллелизм в предложениях Влпечаль моя светлаВ» и ВлПечаль моя полна тобоюВ». Схема предложений такова: подлежащее (одно и то же имя существительное ВлпечальВ») + определение (притяжательное местоимение ВлмояВ») + именное сказуемое (краткие прилагательные ВлсветлаВ» и ВлполнаВ»). В стихотворении прямо не сказано, почему грустно лирическому герою и отчего печаль его ВлсветлаВ». Упоминание в первых строках стихотворения о далекой земле, Грузии, и о грузинской реке Арагве побуждает читателя предположить, что грусть и печаль лирического ВляВ» вызваны разлукой с нею, оставшейся ВлтамВ», в России. Это был бы традиционный элегический ход. Но благодаря соседству одинаково построенных предложений Влпечаль моя светлаВ» и ВлПечаль моя полна тобоюВ» рождается мысль, что именно воспоминания о ВлнейВ», чувство к ВлнейВ» придают печали лирического героя этот светлый тон. Строка ВлПечаль моя полна тобоюВ» многозначна: она может быть прочитана как ВлПечаль моя вмещает тебяВ», ВлТы внутри моей печалиВ». Это наиболее очевидна интерпретация. Но возможно и другое понимание этого стиха: ВлТы наполняешь меня печальюВ», ВлТы заполняешь мою печальВ». Творительный падеж, в форме которого употреблено местоимение ВлтыВ», обладает и значением косвенного объекта действия, и значением субъекта действия, и в пушкинском тексте происходит взаимоналожение и мерцание этих двух смыслов. Лирический герой не только думает и вспоминает о ВлнейВ», но и под ВлееВ» воздействием чувствует, переживает любовь. Не ВлонВ», не ВляВ», а ВлонаВ», ВлтыВ» становится подлинным субъектом в стихотворении. Следующее за высказыванием ВлПечаль моя полна тобоюВ» неполное предложение ВлТобой, одной тобойВ» подчеркивает с помощью повтора местоимения Влтобою / тобойВ» значение и действенную роль ВлееВ» (ВлтебяВ»).

Значимой в пушкинском тексте оказывается и граница между двумя последними строками, создающая интонационную паузу: ВлИ сердце вновь горит и любит тАФ оттого, // Что не любить оно не можетВ». Правила языка побуждают сделать паузу перед словом ВлоттогоВ», а не после него: ВлИ сердце вновь горит и любит, оттого что не любить оно не можетВ». Но правила ритма и метра диктуют сделать паузу после слова ВлоттогоВ», и благодаря этому совершается сдвиг, смещение значения. Получается, что ВлИ сердце вновь горит, и оттого любитВ». Грамматика вступает в конфликт с метрикой, но от этого происходит не ущерб, а обогащение смысла.

Своеобразие пушкинского текста ограничивается смыслопорождающей ролью грамматических элементов. Стихотворение отличает смещение, сдвиг значений, осуществляемый посредством неожиданного и даже парадоксального соединения слов в словосочетания и предложения. Первое необычное высказывание тАФ ВлМне грустно и легкоВ». Правила языка и требования логики заставляют поставить между наречиями ВлгрустноВ» и ВллегкоВ» не союз ВлиВ», а союз ВлноВ». Ведь ВлгрустноВ» и ВллегкоВ» тАУ это скорее антонимы, чем синонимы. В той же строке языковые и логические правила нарушены еще раз тАФ в выражении Влпечаль <тАж> светлаВ». Печаль должна быть ВлтемнойВ», а не ВлсветлойВ». Наконец, уныние тАФ состояние, которое принято считать тяжелым, мучительным, тАФ оказывается дорого лирическому герою: ВлУнынья моего // Ничто не мучит, не тревожитВ». Если что-то может принести ВлуныньюВ» мучения, вызвать тревогу, то, значит, уныние, с одной стороны, и мучения, тревога, с другой, тАФ состояния непохожие, даже противоположные. Чувство лирического героя тАФ небанально, сложно и противоречиво.

Но в стихотворении ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглаВ» есть и привычная для жанра элегии черта, легко узнаваемая современниками. Это лирическая ситуация, которую условно можно назвать так: размышления грустящего лирического героя ночью на берегу реки или ручья. Одним из образцов для русской элегии было стихотворение В.А. Жуковского ВлВечерВ» (1806), начинавшееся строками: ВлРучей, виющийся по светлому песку, // Как тихая твоя гармония приятнаВ». Далее, уже в середине стихотворения, говорится: ВлСижу, задумавшись, в душе моей мечтытАжВ». Вечерний пейзаж в этой элегии сменяется ночным, а мечты лирического героя исполнены тихой грусти. Биограф Жуковского К.К. Зейдлиц указал, что ВлВечерВ» тАФ Влодно из лучших его описаний вечерней природы седа МишенскогоВ», в котором жил поэт (Зейдлиц К.К. Жизнь и поэзия В. А. Жуковского. 1783тАФ1852. СПб., 1883. С. 32). Вероятно, это так, но никаких конкретных примет окрестностей Мишенского в стихотворении нет. Как угадать читателю, что ВлВ зеркале воды колеблющейся градВ» тАФ это уездный городок Белев, который поэт посещал каждое утро, чтобы дать уроки своим племянницам Маше и Саше Протасовым? И нужно ли угадывать?

Совсем иначе у Пушкина. Есть и ночь, очевидно навевающая печальные размышления, и река, наверное напоминающая о быстротечности другой реки тАФ жизни. Но местность, где находится лирический герой, названа точно тАФ это Грузия. И река имеет имя тАФ Арагва. Так в стихотворении Пушкина не только дан мотив разлуки с родным краем и с ВлнеюВ», но и воссоздана некая автобиографическая ситуация. На берегу безымянного ручья мог оказаться всякий, Влна холмах ГрузииВ» и не берегу Арагвы тАФ лишь какой-то конкретный, определенный человек. Для читателя неважно, кому именно посвящено пушкинское стихотворение (исследователи называли и Марию Раевскую, в замужестве Волконскую, и Наталью Гончарову). Важно, что лирическая ситуация представлена как единичная, конкретная, а не как клише элегического жанра. Таким образом, сходство с элегической традицией в стихотворении Пушкина не менее значимо, чем различия. А читательские ожидания, связанные с упоминанием о реке и ночи в первых строках пушкинского текста, сбываются лишь отчасти: чувства лирического героя не очень похожи на Влтихую грустьВ» тАФ лейтмотив стихотворения Жуковского. Начинаясь почти как элегия, ВлНа холмах Грузии лежит ночная мглаВ» оказывается поэтическим фрагментом, состоящим всего из восьми строк. Но в этих восьми стихах сконцентрирована такая мера смысла, к которой и отдаленно не приближаются длинные элегии.

Да, стихотворение Пушкина выглядит очень простым. Но эта простота достигнута искусными приемами, которые однако же неощутимы и незаметны.

Вместе с этим смотрят:

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.

"Вальдшнепи" Миколи Хвильового. Проблеми iнтерпретацii й iнтертекстуального прочитання