тАЬКривоногому мальчику вторятАЭ: Лермонтовская традиция в поэзии Иосифа Бродского

Ранчин А. М.

Прежде всего, в творчестве Бродского 1960 тАФ начала 1970-х во многом реализованы романтические модели отношения тАЬЯтАЭ и тАЬдругихтАЭ, поэта и мира: романтические мотивы прослеживаются в таких стихотворениях, как тАЬРечь о пролитом молокетАЭ (1967), тАЬКонец прекрасной эпохитАЭ (1969), тАЬВремя года тАФ зима. На границах спокойствие. Сны..тАЭ (1967), тАЬ1972 годтАЭ (1972), и тАФ как воспоминание об изгнании тАФ в тАЬПятой годовщине (4 июня 1977)тАЭ (1977) и Я входил вместо дикого зверя в клетку..тАЭ (1980). Романтический мотив одиночества представлен и в таких тАЬамериканскихтАЭ стихотворениях, как тАЬОсенний крик ястребатАЭ (1975) и тАЬСидя в тенитАЭ (1983). Между прочим, и отношение тАЬЯтАЭ к Богу в тАЬРазговоре с небожителемтАЭ, который Дж. Нокс противопоставляет романтической поэзии Лермонтова, отчасти сходно с мотивом лермонтовской тАЬБлагодарноститАЭ. Лев Лосев назвал тАЬРазговор с небожителемтАЭ тАЬмолитвойтАЭ[1]. Но с не меньшим основанием он может быть назван тАЬантимолитвойтАЭ, наподобие отчаянно-безнадежной тАЬБлагодарноститАЭ.

Но у Бродского встречается и контрастное по отношению к лермонтовскому выражение искренней благодарности за горестный дар жизни: тАЬно пока мне рот не забили глиной, / из него раздаваться будет лишь благодарностьтАЭ (тАЬЯ входил вместо дикого зверя в клетку..тАЭ, 1980); тАЬНаклонись, я шепчу Тебе на ухо что-то: я / благодарен за все: за куриный хрящик / и за стрекот ножниц, уже кроящих / мне пустоту, раз она ТвоятАЭ (тАЬРимские элегиитАЭ, XII, 1981). Редкая у поэта бедная рифма тАЬсолидарность тАФ благодарностьтАЭ как бы сигнализирует о том, что это позиция не литературная, а жизненная и одновременно что эти строки тАФ как бы тАЬчужое словотАЭ в поэзии Бродского.

Неоправданно и принадлежащее Дж. Нокс жесткое противопоставление лермонтовского отношения к бытию философской позиции Льва Шестова. Лермонтов принадлежал к числу близких Льву Шестову художников, и в творчестве автора тАЬГероя нашего временитАЭ этот мыслитель видел выражение родственной экзистенциальной позиции: ВлтАЬПечорины тАФ болезнь, а как ее излечить, знает лишь один БогтАЭ. Перемените только форму, и под этими словами вы найдете самую задушевную и глубокую мысль Лермонтова: как бы ни было трудно с Печориными тАФ он не отдаст их в жертву середине, норме. <..>

Ненормальность! Вот страшное слово, которым люди науки пугали и до сих пор продолжают пугать всякого, кто еще не отказался от умирающей надежды найти в мире что-нибудь иное, кроме статистики и тАЬжелезной необходимоститАЭ! Всякий, кто пытается взглянуть на жизнь иначе, нежели этого требует современное мировоззрение, может и должен ждать, что его зачислят в ненормальные людиВ»[2].

Романтическое отождествление словесности и жизни, по-видимому, отличало Бродского и в эмиграции; в частности, нежелание вернуться на родину или посетить отечество можно объяснить установкой поэта на воплощение в своей судьбе литературной модели вечного изгнанничества: приезд в Россию эту модель разрушил бы. А болезнь сердца придавала (и в итоге придала) прямой смысл мотиву смерти прежде достижения старости: тАЬВек скоро кончится, но раньше кончусь я..тАЭ (тАЬFin de siécleтАЭ, 1989)

И в целом отношение Бродского к действительности не чуждо романтического начала: он не любит ординарности; условие тирании, по его словам, тАФ добровольный отказ подданных диктатора от своей непохожести, от своего лица, превращающий их в толпу, "массы". Положительная ценность тАФ индивидуализм (эссе тАЬOn tyrannyтАЭ тАФ тАЬО тираниитАЭ). Конечно, такая позиция не является романтической в собственном смысле слова. Но она ни в коей мере не антиромантическая. Строки Б. Л. Пастернака о поэтических суждениях Лермонтова и об отношении лермонтовского героя к бытию могут быть также отнесены к Бродскому: тАЬ<..> вдвойне поразительна его сухая мизантропическая сентенция, задающая собственно тон его лирике и составляющая если не поэтическое лицо его, то звучащий, бессмертный, навеки заражающий индекс глубинытАЭ[3].

Кроме того, в лермонтовской поэзии романтические оппозиции подвергнуты трансформации, на что и обращает внимание Бродский в предисловии к сборнику тАЬAn Age AgoтАЭ. тАЬЗрелый Лермонтов не захотел остаться при романтическом противоречии. Он снимает его необычайно смело, традиционное противопоставление поэта и толпы заменяя уподоблением поэта и толпы.

В тАЬПоэтетАЭ Лермонтова изображены два поэта и две тАЬтолпытАЭ. Прежде всего поэт, каким он должен быть, тАФ вдохновитель сограждан <..>.

<..> Не выходя еще за пределы романтической проблемы поэт тАФ толпа, Лермонтов придает одиозному для романтиков слову тАЬтолпатАЭ иной, облагороженный смысл. Но в том же стихотворении изображена и жалкая, современная толпа, которую тАЬтешат блестки и обманытАЭ, Ничтожной толпе соответствует ничтожный поэт <..>.

Оказывается, что толпа имеет такого поэта, какого она заслуживает. Тем самым поэт уже не тАЬсын боговтАЭ (так назвал его Веневитинов), но сын своего народа; и моральным состоянием народа определяется его значение.

В стихотворении тАЬНе верь себетАЭ сначала дан как бы традиционный конфликт поэта и толпы <..>.

Но Лермонтов тотчас же разрушает обычное соотношение <..>.

<..> В тАЬНе верь себетАЭ эта толпа отнюдь не идеализирована, но она трагична, и главное, она оправдана в своем равнодушии к поэтической бутафории. <..>

<..> Лермонтов не пошел <..> путем наименьшего сопротивления: он не соблазнился возможностью просто опрокинуть формулу, изобразив хорошую толпу и плохого поэта. В тАЬНе верь себетАЭ поэт тАФ выразитель опустошенного поколения тАФ так же беспомощен и трагичен, как толпа.

<..>

В стихах <..> последних лет Лермонтов угадал уже возможность <..> поэта, который значителен не тем, что он от всех отличается, но тем, что он похож на всех, что он тАФ проявленное, напряженное и получившее личную форму общее сознаниетАЭ[4]. .

Романтическая антитеза тАЬЯ тАФ другиетАЭ отвергнута в другом стихотворении Лермонтова конца 1830-х гг.: в тАЬДуметАЭ. По характеристике Ю. М. Лотмана, тАЬпоколение уже в первой строке характеризуется как тАЬнашетАЭ. А это переносит на отношение субъекта к объекту (которое до сих пор мы рассматривали как антагонистическое в соответствии со схемой тАЬятАЭ тАФ тАЬонотАЭ) всю систему отношений типа тАЬя тАФ наше поколеньетАЭ. Субъект оказывается включенным в объект как его часть. Все то, что присуще поколению, присуще и автору, и это делает его разоблачение особенно горьким. Перед нами тАФ система грамматических отношений, создающая модель мира, решительно невозможную для романтизма. Романтическое тАЬятАЭ поглощало действительность; лирическое тАЬятАЭ тАЬДумытАЭ тАФ часть поколения, Среды, объективного мира.

Установив сложную систему отношений между тАЬятАЭ и тАЬонотАЭ (тАЬпоколеньетАЭ), Лермонтов в следующей части стихотворения резко ее упрощает, объединив субъект и объект единым тАЬмытАЭ. Сложная диалектика слияния и противопоставления себя и своего поколения оказывается снятойтАЭ[5]. .

Это же противопоставление тАЬЯ тАФ другиетАЭ переосмыслено и в стихотворении тАЬИ скучно и грустнотАЭ. Лирический герой обнаруживает пустоту и тАЬничтожностьтАЭ, в романтической поэзии приписываемые тАЬтолпетАЭ:

Любить тАФ но кого же? тАФ на время не стоит труда,

А вечно любить невозможно..

В себя ли заглянешь? тАФ там прошлого нет и следа.

И радость, и муки, и всё так ничтожно.

Поэзия Лермонтова и Бродского обнаруживает очевидное формальное сходство. В лермонтовских лирических произведениях и поэмах очень велика доля стихов, заимствованных у других авторов или из более ранних текстов самого Лермонтова. Эти повторяющиеся фрагменты текста в большинстве своем не являются цитатами в собственным смысле слова (они не привносят в новый текст семантику первоисточника), но обладают оттенком тАЬвторичноститАЭ[6]. Устойчивые поэтические формулы, цитаты из классической поэзии и автоцитаты составляют также основу поэтического тАЬинструментариятАЭ Бродского. Б. М. Эйхенбаум связывал тАЬвторичностьтАЭ поэтического стиля Лермонтова с роль автора как завершителя литературной эпохи: тАЬТакая работа на чужом материале характерна для писателей, замыкающих собой литературную эпоху. Добывание нового материала и первоначальная его разработка составляет удел тАЬмладшихтАЭ писателей тАФ поэтому они в своей работе и не достигают особой формальной законченности. Зато писатели, канонизирующие или замыкающие собой определенный период, пользуются этим материалом, потому что внимание их сосредоточено на методе. Метод Лермонтова в этом смысле тАФ априорный: ему нужны сравнения и афоризмы, и он ищет их повсюду. Почти каждое его сравнение или сентенцию можно заподозрить как заимствованное или, по крайней мере, составленное по образцу чужихтАЭ[7]. Также роль Бродского тАФ также в известной мере роль завершителя русской и европейской поэтической традиции, а его тексты тАФ своеобразная тАЬэнциклопедиятАЭ мировой поэзии. Устойчивые поэтические формулы, цитаты из классической поэзии и автоцитаты составляют также основу поэтического тАЬинструментариятАЭ Бродского. Б. М. Эйхенбаум связывал тАЬвторичностьтАЭ поэтического стиля Лермонтова с роль автора как завершителя литературной эпохи: тАЬТакая работа на чужом материале характерна для писателей, замыкающих собой литературную эпоху. Добывание нового материала и первоначальная его разработка составляет удел тАЬмладшихтАЭ писателей тАФ поэтому они в своей работе и не достигают особой формальной законченности. Зато писатели, канонизирующие или замыкающие собой определенный период, пользуются этим материалом, потому что внимание их сосредоточено на методе. Метод Лермонтова в этом смысле тАФ априорный: ему нужны сравнения и афоризмы, и он ищет их повсюду. Почти каждое его сравнение или сентенцию можно заподозрить как заимствованное или, по крайней мере, составленное по образцу чужихтАЭ. Также роль Бродского тАФ также в известной мере роль завершителя русской и европейской поэтической традиции, а его тексты тАФ своеобразная тАЬэнциклопедиятАЭ мировой поэзии.

Однако поэтические формулы у Лермонтова и Бродского все же несхожи функционально. В поэзии Лермонтова тАЬчужоетАЭ или клишированное слово становится частью индивидуального языка, средством выражения личностного начала. В стихотворных текстах Бродского, напротив, даже тАЬсобственноетАЭ слово отчуждается от автора, превращаясь в обезличенную формулу; язык обретает независимость от стихотворца. Лермонтов в целом антириторичен. Бродский, напротив, риторичен демонстративно.

Другая особенность поэзии Лермонтова, присущая и стихотворных текстам Бродского тАФ установка на афористичность, вкрапление в ткань текста строк-сентенций; однако этот поэтический прием у автора тАЬЧасти речитАЭ и тАЬУраниитАЭ не восходит именно к лермонтовским произведениям тАФ он характерен, например, и для таких высоко ценимых Бродским стихотворцев, как П. А. Вяземский и Е. А. Баратынский[8].

Любовную поэзию и Лермонтова, и Бродского отличает особый род автобиографичности. Д. Е. Максимов писал о лермонтовской поэзии: тАЬСтихотворения некоторых из этих циклов (циклов, посвященных Анне Столыпиной, Екатерине Сушковой, Наталии Ивановой, Варваре Лопухиной. тАФ А. Р.) дают возможность проследить не только какой-либо отдельный момент любовных переживаний лирического героя, но и фазу общего развития его отношений с возлюбленной, например возникновение его чувства, ее тАЬизменутАЭ, нарастание скорби, вызванное ее тАЬизменойтАЭ, охлаждение и т. д. (стихи к Н. Ивановой)тАЭ[9]. То же самое можно было бы сказать и о стихах Бродского, посвященных Марианне (Марине) Басмановой, большинство из которых составили книгу тАЬНовые стансы к АвгустетАЭ (1983). То же самое можно было бы сказать и о стихах Бродского, посвященных Марианне (Марине) Басмановой, большинство из которых составили книгу тАЬНовые стансы к АвгустетАЭ (1983).

Но наиболее очевидно сходство поэзии Лермонтова и Бродского на мотивном уровне. Соотнесенность мотивов в текстах двух поэтов часто не подкрепляется цитацией лермонтовских строк: поэтика автора тАЬПарусатАЭ и тАЬВыхожу один я на дорогу..тАЭ абсорбирована Бродским, превращена в трудноразличимую составляющую индивидуального поэтического языка. Сходство на мотивном уровне иногда сопровождается прямой цитацией Бродским лермонтовских произведений.

Кардинальное свойство поэзии Лермонтова тАФ самопогруженность, самососредоточенность лирического героя, а ее сквозной мотив тАФ абсолютное, непреодолимое одиночество тАЬЯтАЭ. тАЬПервая и основная особенность лермонтовского гения тАФ страшная напряженность и сосредоточенность мысли на себе, на своем я, страшная сила личного чувства. <..> Лермонтов когда и о другом говорит, то чувствуется, что его мысль и из бесконечной дали стремится вернуться к себе, в глубине занята собой, обращается на себя. Нет надобности приводить этому примеры из произведений Лермонтова, потому что из них немного можно было бы найти таких, где бы этого не было. Ни у одного из русских поэтов нет такой силы личного сочувствия, как у ЛермонтоватАЭ. тАФ писал В. С. Соловьев[10]. Одиночество проявляется прежде всего в любви, которая либо минула, либо, если и живет в душе лирического героя, то тАЬслужит только поводом для меланхолической рефлексиитАЭ[11]. Отличительная черта лермонтовской поэзии, резюмирует критик-философ, тАФ тАЬодиночество и пустынность напряженной и в себе сосредоточенной личной силы, не находящей себе достаточного удовлетворяющего ее применениятАЭ[12]. . Одиночество проявляется прежде всего в любви, которая либо минула, либо, если и живет в душе лирического героя, то тАЬслужит только поводом для меланхолической рефлексиитАЭ. Отличительная черта лермонтовской поэзии, резюмирует критик-философ, тАФ тАЬодиночество и пустынность напряженной и в себе сосредоточенной личной силы, не находящей себе достаточного удовлетворяющего ее применениятАЭ.

Одиночество тАФ это и главный мотив поэзии Бродского. Одиночество в любви, тАФ тАЬЛюбовь есть предисловие к разлукетАЭ (тАЬГорбунов и ГорчаковтАЭ, XII) тАФ измена и разлука тАФ проявление неизменного отчуждения тАЬЯтАЭ и всеобщей разъединенности:

В этом мире разлука тАФ лишь прообраз иной.

Ибо врозь, а не подле

мало веки смежать

вплоть до смерти. И после

нам не вместе лежать.

<..>

Тем верней расстаемся,

что имеем в виду,

что в Раю не столкнемся,

не сойдемся в Аду.

(тАЬСтрофытАЭ (тАЬНа прощанье тАФ ни звукатАЭ, 1968))

Навсегда расстаемся с тобой, дружок.

Нарисуй на бумаге простой кружок.

Это буду я: ничего внутри.

Посмотри на него тАФ и потом сотри.

(тАЬТо не Муза воды набирает в рот..тАЭ, 1980)

Повторяющийся образ разлуки у Бродского, еще в текстах, созданных до эмиграции, тАФ разъединение, максимальное удаление друг от друга в пространстве:

Самолет летит на Вест,

расширяя круг тех мест,

тАФ от страны к другой стране, тАФ

где тебя не встретить мне.

Обгоняя дни, года,

тенью крыльев тАЬникогдатАЭ

на земле и на воде

превращается в тАЬнигдетАЭ.

(тАЬНеоконченный отрывоктАЭ, 1968)

<..> итак, когда ты

за тридевять земель и за

морями, в форме эпилога

<..> обо мне

вспомянешь все-таки в то Лето

Господне и вздохнешь тАФ о не

вздыхай! тАФ обозревая это

количество морей, полей,

разбросанных меж нами <..>

(тАЬПенье без музыкитАЭ, 1970)[13]

О мире героини лирический герой говорит: тАЬтвой мир тАФ полярныйтАЭ, его свет превращается ею в тень на полдороге к этому миру героини (тАЬФламмарионтАЭ, 1965).

Будущее определяется лишь одним признаком: в нем соединение героя и героини невозможно:

В том будущем, о коем мы

не знаем ничего, о коем,

по крайности сказать одно

сейчас я в состояньи точно:

что порознь нам суждено

с тобой в нем пребывать и то, что

оно уже настало <..>

(тАЬПенье без музыкитАЭ, 1970)

Разрыв, разъединение воплощены в самой фактуре стиха тАФ их знáком является emjambement (перенос) тАЬи то, что / оно насталотАЭ, разделяющий предлог и вводимое им предложения, причем перенос падает на особенно сильное место в тексте тАФ на границу не только строк, но и строф.

Трактовка любовной темы Бродским очень близка к лермонтовской: тАЬУ Лермонтова больше, чем у других русских лириков, любовная тема пронизана мотивами страдания тАФ неудачи, неисполнимости связанных с этим чувством надежд <..>. Неразделенная любовь, начиная с самых ранних стихов 1830 <..> и на протяжении всего творчества выступает как лейтмотив, наряду с темой страдания от измены любимого человека или от обманчивости <..> всей жизни <..>тАЬ[14]. Любовное чувство у Бродского наделяется чертами религиозного поклонения: тАЬНо, когда на дверном сквозняке / из тумана ночного густого / возникает фигура в платке, / и Младенца, и Духа Святого ощущаешь в себе без стыда; смотришь в небо тАФ и видишь тАФ звездатАЭ (тАЬ24 декабря 1971 годатАЭ, 1972); тАЬя любил тебя больше ангелов и самоготАЭ (тАЬНиоткуда с любовью, надцатого мартобря..тАЭ, 1975тАФ1976); тАЬНазарею б та страсть, / воистину бы воскрес!тАЭ (тАЬГорениетАЭ). Сходный мотив присущ и поэзии юного Лермонтова: тАЬВ раннем творчестве он использует, в частности, воскрешенный романтизмом и восходящий к поэзии трубадуров культ любви как высшей, почти религиозной ценности: тАЬМоя душа твой вечный храм; / Как божество, твой образ там; / не от небес, лишь от него / Я жду спасенья своеготАЭ (тАЬКак дух отчаянья и златАЭ)тАЭ[15]. Любовное чувство у Бродского наделяется чертами религиозного поклонения: тАЬНо, когда на дверном сквозняке / из тумана ночного густого / возникает фигура в платке, / и Младенца, и Духа Святого ощущаешь в себе без стыда; смотришь в небо тАФ и видишь тАФ звездатАЭ (тАЬ24 декабря 1971 годатАЭ, 1972); тАЬя любил тебя больше ангелов и самоготАЭ (тАЬНиоткуда с любовью, надцатого мартобря..тАЭ, 1975тАФ1976); тАЬНазарею б та страсть, / воистину бы воскрес!тАЭ (тАЬГорениетАЭ). Сходный мотив присущ и поэзии юного Лермонтова: тАЬВ раннем творчестве он использует, в частности, воскрешенный романтизмом и восходящий к поэзии трубадуров культ любви как высшей, почти религиозной ценности: тАЬМоя душа твой вечный храм; / Как божество, твой образ там; / не от небес, лишь от него / Я жду спасенья своеготАЭ (тАЬКак дух отчаянья и златАЭ)тАЭ.

А на языке религиозно-философской критики любовные мотивы поэзии Лермонтова описываются так: тАЬНо кто же примирит Бога с дьяволом? На этот вопрос и отвечает лермонтовский Демон: любовь как влюбленность, Вечная Женственность:

Меня добру и небесам

Ты возвратить могла бы словом.

Твоей любви святым покровом

Одетый, а предстал бы там,

Как новый ангел в блеске новом.

И этот ответ тАФ не отвлеченная метафизика, а реальное, личное переживание самого Лермонтова: он это не выдумал, а выстрадал.

<..>

Святая любовь, но святая не христианскою святостью; во всяком случае, не бесплотная и бескровная любовь тАЬбедного рыцарятАЭ к Прекрасной Даме тАФ Lumen Coeli, Sancta Rosa.

Там, в христианской святости тАФ движение от земли к небу, отсюда туда; здесь, у Лермонтова тАФ от неба к земле, оттуда сюда.

..небо не сравняю

Я с этою землей, где жизнь влачу мою:

Пускай на ней блаженства я не знаю, тАФ

По крайней мере я люблютАЭ[16].

Страсть у Бродского как бы тАЬбезадреснатАЭ[17], и таким образом акцентируется абсолютный характер отчуждения:, и таким образом акцентируется абсолютный характер отчуждения:

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,

дорогой, уважаемый, милая, но не важно

даже кто, ибо черт лица, говоря

откровенно, не вспомнить уже, не ваш, но

и ничей верный друг вас приветствует с одного

из пяти континентов, держащегося на ковбоях;

я любил тебя больше ангелов и самого,

и поэтому дальше теперь, чем от вас обоих <..>.

(тАЬНиоткуда с любовью, надцатого мартобря..тАЭ, 1975тАФ1976)

Мотив отчуждения любящего героя и героини у Бродского часто воплощается в более частных мотивах, структурах и образах, сходных с образами лермонтовских стихотворений; персклички лермонтовскими текстами устанавливаются благодаря цитатам из них. Расставание, напоминание лирического героя о себе как о мертвом (тАЬИ мертвым я буду существенней для / тебя, чем холмы и озера <..>тАЬ) и проклятие изменившей возлюбленной в стихотворении тАЬОтказом от скорбного перечня тАФ жест..тАЭ (1967) соотносится с тАЬЗавещаниемтАЭ Лермонтова, герой которого говорит о любимой им женщине:

Как вспомнишь, как давно

Расстались!. Обо мне она

Не спросит.. всё равно,

Ты расскажи всю правду ей,

Пустого сердца не жалей;

Пускай она поплачет..

Ей ничего не значит.

Угроза героя стихотворения Бродского тАЬОтказом от скорбного перечня тАФ жест..тАЭ тревожить совесть возлюбленной и после смерти, являясь к ней призраком:

Глушеною рыбой всплывая со дна,

кочуя, как призрак, по требам,

как тело, истлевшее прежде рядна,

так тень моя, взапуски с небом,

повсюду начнет возвещать обо мне

тебе, как заправский мессия,

и корчиться будет на каждой стене

в том доме, чье имя тАФ Россия.

тАФ восходят к лермонтовской тАЬЛюбови мертвецатАЭ:

Пускай холодною землею

Засыпан я,

О друг! всегда, везде с тобою

Душа моя.

<..>

Коснется ль чуждое дыханье

Твоих ланит,

Моя душа в немом страданье

Вся задрожит.

Случится ль, шепчешь засыпая

Ты о другом,

Твои слова текут пылая

По мне огнем.

Ты не должна любить другого,

Нет, не должна,

Ты мертвецу, святыней слова, обручена,

Обручена,

Увы, твой страх, твои моленья

К чему оне?

Ты знаешь, мира и забвенья

Не надо мне![18]

Искалеченный изменой возлюбленный лирический герой в стихотворении тАЬОтказом от скорбного перечня тАФ жест..тАЭ уподобляет себя инвалиду: тАЬЗа лучшие дни поднимаю стакан, / как пьет инвалид за обрубоктАЭ). Это сравнение повторено в тАЬЭлегиитАЭ (тАЬДо сих пор, вспоминая твой голос, я прихожу..тАЭ, 1982): тАЬпозвонить некуда, кроме как послезавтра, / где откликнется лишь инвалид тАФ зане потерявший конечность, подругу, душу / есть продукт эволюциитАЭ. Это уподобление восходит к лермонтовскому стихотворению тАЬНищийтАЭ:

У врат обители святой

Стоял просящий подаянья

Бедняк иссохший, чуть живой

От глада, жажды и страданья.

Куска лишь хлеба он просил,

И взор являл живую муку,

И кто-то камень положил

В его протянутую руку.

Так я молил твоей любви

С слезами горькими, с тоскою;

Так чувства лучшие мои

Обмануты навек тобою!

Слова тАЬнищийтАЭ (в лермонтовском тексте) и тАЬинвалидтАЭ (в тексте Бродского) могут быть восприняты как окказиональные синонимы: просящие подаяния нищие часто бывают калеками. Отличие текстов двух поэтов в том, что Лермонтов обнажает чувство, а Бродский вуалирует, сохраняя лермонтовское сравнение как тАЬшифртАЭ эмоции.

Мотив любовной разлуки иногда выражен Бродским средствами лермонтовского поэтического языка. Так, в стихотворении Лермонтова тАЬРасстались мы, но твой портреттАжтАЭ знaком неизменной любви лирического героя является портрет возлюбленной, им хранимый:

Расстались мы, но твой портрет

Я на груди моей храню;

Как бледный призрак лучших лет,

Он душу радует мою.

И новым преданный страстям,

Я разлюбить его не мог:

Так храм оставленный тАУ всё храм,

Кумир поверженный тАУ всё бог!

тАЬВся смысловая структура стихотворения тАЬРасстались мы, но твой портрет.тАЭ построена на семантике замещения и имеет своеобразную метонимическую структуру: главный конструктивный принцип тАУ замена целого частью. Функцию заместителя выполняет <тАж> портрет. При этом речь идет о портрете не <тАж> покинутой женщинытАЭ тАФ пишет Ю. М. Лотман[19].

У Бродского свидетельством тАЬнеобратимойтАЭ разлуки оказывается отсутствие фотографии (=портрета) тАУ как ее, так и его. Расставание абсолютно еще и потому, что прежних возлюбленных не связывает память о прошлом, воплощенная в фотоснимке:

Полагаю и вправду

хорошо, что мы врозь,

чтобы взгляд астронавту

напрягать не пришлось.

ХХ

Вынь, дружок, из кивота

лик Пречистой Жены.

Вставь семейное фото тАУ

вид планеты с Луны.

Снять нас вместе мордатый

не сподобился друг,

проморгал соглядатай;

в общем, всем недосуг

(тАЬСтрофы (тАЬНаподобье стаканатАжтАЭ)

Одновременно тАЬСтрофытАЭ тАУ полемическая реплика Бродского Лермонтову тАУ автору стихотворения тАЬМолитватАЭ (тАЬЯ, Матерь Божия, ныне с молитвоютАжтАЭ). Герой Лермонтова молит Богоматерь о помощи и заботе тАЬдеве невиннойтАЭ:

Не за свою молю душу пустынную,

За душу странника в свете безродного;

Но я вручить хочу душу невинную

Теплой заступнице мира холодного.

Лирический герой Бродского не молит Пречистую Жену о счастье бывшей возлюбленной; более того, отказывает ей в такой надежде, знaком чего оказывается призыв убрать икону Богородицы из киота. Более того, сама реальность существования тАЬтеплой заступницы мира холодноготАЭ в художественном мире тАЬСтансовтАЭ неочевидна. тАЬЛик Пречистой ЖенытАЭ в блоковском контексте тАЬО доблестях, о подвигах, о славетАжтАЭ может быть понят не как богородичная икона, но как портрет (фото) самой бывшей возлюбленной. (Отождествление любимой женщины с Богородицей встречается в тАЬ24 декабря 1971 годатАЭ тАУ тАЬфигура в платкетАЭ).

В тАЬСтансахтАЭ мотив лермонтовской тАЬМолитвытАЭ тАУ упование, надежда на помощь Богоматери тАЬдеве невиннойтАЭ тАУ отброшен. Бродский совершает жест отказа не только по отношению к этому мотиву, но и по отношению к собственному более раннему тексту, тАЬПрощальной одетАЭ (1964), восходящей к тАЬМолитветАЭ Лермонтова. Строки Бродского тАЬДай мне пройти твой мир подле прекрасной жизни, / пусть не моей тАФ чужойтАЭ подобны молитве лермонтовского героя. Но у Бродского это моление не просто о счастье дорогой женщины, а молитва-пожелание счастья ей с другим (тАЬПрощальная одатАЭ тАУ это эпитафия любви): тАЬДай вослед посмотреть имтАЭ. Так в тАЬПрощальной одетАЭ лермонтовский подтекст был пушкинским тАЬКак дай вам бог любимой быть другимтАЭ (тАЬЯ вас любил; любовь еще, быть можеттАжтАЭ). У Лермонтова такое благословение чужой любви невозможно.

В поэзии Лермонтова тАЬзаменойтАЭ возлюбленной лирического героя может быть не только ее портрет, как в тАЬРасстались мы, но твой портреттАжтАЭ. Это может быть другая, внешне похожая на потерянную возлюбленную (тАЬНет, не тебя так пылко я люблютАжтАЭ)[20]. Приметами сходства двух женщин оказываются речь уст и сходство телесного облика:. Приметами сходства двух женщин оказываются и :

Я говорю с подругой юных дней,

В твоих чертах ищу черты другие,

В устах живых уста давно немые,

В глазах огонь угаснувших очей.

Бродский же, прибегая к лермонтовскому поэтическому языку, сообщает ему противоположный смысл: он пишет не о долгой, быть может, вечной, памяти, не о мистическом общении душ героя и его давней, ныне, наверное, умершей, возлюбленной. Он говорит о забвении:

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем

ничего уже больше не связано <тАж>

(тАЬДорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером..тАЭ, 1989).

Черты бывшей возлюбленной из этого стихотворения, в отличие от черт умершей возлюбленной лермонтовского героя, не стерты временем (тАЬникто их не уничтожилтАЭ), но умерла сама любовь. Ее убило Время:

Но забыть одну жизнь тАУ человеку нужна, как минимум,

еще одна жизнь. И я эту долю прожил.

Фотография возлюбленной, напоминающая о портрете из лермонтовского тАЬРасстались мы, но твой портреттАжтАЭ, упомянута и здесь:

Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,

ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела,

глумлива?

Но при сходстве в плане выражения в текстах Лермонтова и Бродского различны означаемые: у Лермонтова портрет (эквивалентный фотографии у Бродского) ассоциируется с долгой и даже вечной любовью; в стихотворении Бродского не сказано, что портрет (фотография) хранится у лирического героя. Она ассоциируется с памятью вообще, быть может, с воспоминаниями героини о своей молодости. Но с любовью героя к ней эта фотография не связана.

Повторяющийся мотив Бродского тАФ разлука влюбленных, непреодолимая и после смерти; невозможность встречи в загробном мире: тАЬтАЬБеру любовь, затем что в той стране / вы, знаю, отвернетесь от менятАЭ (тАЬОтрывоктАЭ, 1962); тАЬвряд ли сыщу тебя в тех покоях, / встреча с тобой опраданье коихтАЭ; тАЬдо несвиданья в Раю, в Аду литАЭ (тАЬПамяти Т. Б.тАЭ, 1968). поэтические формулы повторены в процитированном выше стихотворении тАЬСтрофытАЭ (тАЬНа прощанье ни звука..тАЭ). Бродский подхватывает и до предела заостряет мотив из стихотворения Гейне тАФ Лермонтова тАЬОни любили друг друга так долго и нежно..тАЭ. В этом поэтическом тексте представлена парадоксальная ситуация: утаивание двумя влюбленными своего взаимного чувства друг от друга и не-узнавание ими друг друга в тАЬмире новомтАЭ, за гробом. У Бродского ситуация более обыденна и вместе с тем более горестна: взаимная любовь разбита изменой женщины. Но встреча в ином мире невозможна потому, что тАЬонтАЭ и тАЬонатАЭ окажутся в разных сферах загробного мира; такая трактовка не-встречи подразумевается в стихотворении тАЬПамяти Т. Б.тАЭ, содержащем упоминание о двух областях иного мира (Ад и Рай); она прямо заявлена в финале тАЬСтрофтАЭ, отвергающем желанность загробного свидания:

И, чтоб гончим не выдал

тАФ ни моим, ни твоим

адрес мой тАФ храпоидол

или твой тАФ херувим,

на прощанье тАФ ни звука;

только хор Аонид.

Так посмертная мука

и при жизни саднит.

Упоминание о тАЬхоре АонидтАЭ в этом стихотворении тАФ вероятно, поэтический синоним тАЬсвятыни словатАЭ, которой были обручены умерший герой и героиня в лермонтовской тАЬЛюбови мертвецатАЭ. Таким образом, в тАЬСтрофытАЭ вносит прием самоотрицания: декларируется вечная разлука, но благодаря отзвуку стихотворения Лермонтова в финале скрыт иной смысл: вечного обета, вопреки всему связывающего тАЬеготАЭ и тАЬеетАЭ.

Мотив вечной не-встречи, напоминающий гейневско-лермонтовском мотиве не-узнавания за гробом повторен в стихотворении тАЬПолонез: вариациятАЭ (1982):

Безразлично, кто от кого в бегах:

ни пространство, ни время для нас не сводня,

и к тому, как мы будем всегда, в веках,

лучше привыкнуть уже сегодня.

Список литературы

[1] Loseff Lev. Losif Brodskij's Poetics of Faith // Aspects of Modem Russian and Czech Literature. Ed. by A. McMillan. тАЬSlavica publishersтАЭ, 1989. P. 191.

[2] Достоевский и Ницше (Философия трагедии) // Шестов Лев. Избранные сочинения. М., 1993. С. 169. Ср. участные высказывания о Лермонтове и его судьбе в сочинении тАЬАпофеоз беспочвенности (Опыт адогматического мышления) // Там же. С. 414, 420.

[3] Из письма М. И. Цветаевой от 13 июня 1926 г. (Переписка Бориса Пастернака. М., 1990. С. 365).

[4] Гинзбург Л. О лирике. Изд. 3-е. М., 1997. С. 159тАФ161.

[5] Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста // Он же. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 84тАФ85.

[6] О природе и функциях заимствований и повторяющихся поэтических формул у Лермонтова см.: Эйхенбаум Б. М. Лермонтов: Опыт историко-литературной оценки // Он же. О литературе. М., 1987. С. 158тАФ159, 172тАФ173, 176тАФ177.

[7] Эйхенбаум Б. М. Лермонтов. С. 176.

[8] Об этой особенности лермонтовской поэтики см. подробнее в книге Б. М. Эйхенбаума тАЬЛермонтовтАЭ (Эйхенбаум Б. М. О литературе. С. 172тАФ173). Тяготение Лермонтова к афоризмам и логическим антитезам отмечал также Д. Е. Максимов (Максимов Д. Е. Поэзия Лермонтова. Изд. 2-е, М.-Л., 1964. С. 34).

[9] Максимов Д. Е. Поэзия Лермонтова. С. 43.

[10] Соловьев В. С. Лермонтов // Соловьев В. С. Литературная критика. М., 1990. С. 279.

[11] Там же. С. 281.

[12] Там же. С. 281.

[13] В этом стихотворении цитируется пушкинское тАЬ.. Вновь я посетил..тАЭ (тАЬи обо мне вспомянеттАЭ). Пушкинскому мотиву продолжения жизни лирического героя в воспоминании потомка, внука у Бродского соответствует воспоминание возлюбленной о лирическом герое.

[14] Старостин Б. А. Мотивы поэзии Лермонтова. Любовь // Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В. А. Мануйлов. М., 1981. С. 309.

[15] Там же. С. 309.

[16] Мережковский Д. С. М. Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества // Литературное обозрение. 1989. № 10. С. 29тАФ30. Цитируются тАЬДемонтАЭ (ч. II, гл. Х) и стихотворение тАЬУжасная судьба отца и сынатАЭ.

[17] Жолковский А. К. тАЬЯ вас любил..тАЭ Бродского // Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994. С. 224.

[18] Стихотворение Лермонтова тАФ вариация канонизированной поэтической темы (ср. элегию Э. Парни тАЬВыходец с того светатАЭ и ее вольный перевод тАФ стихотворение К. Н. Батюшкова тАЬПривидениетАЭ). Но в этих текстах посещение любимой мертвецом-призраком представлено ак желанное, однако невозможное (тАЬНо ах! / Мертвые не воскресаюттАЭ тАФ Батюшков К. Н. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 177). У Лермонтова же и Бродского приход призрака представлен как реальность, а признаки легкой поэзии, присущие текстам Парни и Батюшкова, элиминированы.

[19] Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996. С. 168.

[20] Ср. сопоставительный анализ этих стихотворений Лермонтова, принадлежащий Ю. М. Лотману: Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии. С. 165-168.

Вместе с этим смотрят:

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.

"Вальдшнепи" Миколи Хвильового. Проблеми iнтерпретацii й iнтертекстуального прочитання