Мотив младенчества и образ Младенца в поэзии Ф.Н. Глинки

Васильев С.А.

Во второй половине 1810-х годов Ф.Н. Глинка был уже известным и авторитетным литератором, в 1819тАФ1825 гг. тАФ председатель Вольного общества любителей российской словесности. О нем писали многие современники (А.С. Пушкин, В.К. Кюхельбекер, К.С. Аксаков, П.А. Плетнев, О.М. Сомов, С.Е. Раич, В.Н. Олин, В.Г. Белинский).

Особое место в творческом наследии Ф.Н. Глинки принадлежит духовной поэзии (1): стихотворениям религиозно-философской тематики, переложениям фрагментов библейских книг, поэме ВлИовВ» (1834), соотносимой с апокрифом поэме ВлТаинственная капляВ» (1871). Причем именно в этой сфере его творчества и воплощается мотив младенчества (ср.: 2), создается образ Богомладенца. Например:

Ты стал в грехах передо Мною,

И Я грехи твои омыл,

И, как младенца пеленою,

Тебя я милостью повил! <тАж>

Да ведают теперь народы,

Судя, Мой отрок, по тебе,

Что Я, водя небесны своды,

Рачу и о земной судьбе (3, 237тАФ238).

(ВлГлас Бога избранному Его (Пророка Исаии, глава 43, 44)В», 1824)

План младенчества тАФ юности есть в образе царя Давида, к которому обращались в начале XIX в. также А.С. Грибоедов, В.К. Кюхельбекер, другие поэты:

Я младший был в своем дому,

И меньше всех меня считали;

И радость детства и печали

Вверял я Богу одному. <тАж>

Дитя, беспечный сын природы,

О мне узнают ли народы? <тАж>

И я, помазан от елея,

Кипящим мужеством горел,

И в очи страшного злодея

Бесстрашно, юноша, глядел (3, 247).

(ВлПобедаВ», 1825, эпиграф из 151 псалма)

Поэт соединяет различные планы, связанные с детством тАФ младший, меньше всех меня считали (о роли в семье). С Богом связывается у лирического персонажа радость детства тАФ речь уже не только о сугубо возрастной категории, а о состоянии, максимально благоприятном для общения с Богом, установления с Ним контакта. В Влочи страшного злодеяВ», впрочем, ВлбесстрашноВ» ВлгляделВ» уже ВлюношаВ». С другой стороны, поэт включает и современные ему мотивы и образы, выходящие за рамки библейского контекста. ВлДитя, беспечный сын природыВ» напоминает о традиции пасторалей и эклог (Давид в юности тАФ пастух), о сентиментально-романтической образности. Мотив Влжелания славыВ», особенно остро воспринимающийся поколением, победившим Наполеона, ощутим в следующей строке тАФ ВлО мне узнают ли народы?В».

Особая роль в создании образа младенчества тАФ детства принадлежит стихотворению ВлУмащение ногВ» (1840-е) разворачивающему евангельский эпизод. Автор так определил тему произведения: ВлЖена двусмысленного поведения, умастившая слезами и драгоценным нардом ноги Христа, сама рассказывает жизнь своюВ» (3, 295).

И входит, с благовонным даром,

Туда, где возлежал Святой,

И говорит с сердечным жаром,

И вместе с детской простотойтАж (3, 296)

Характерно, что в самом Евангелии мотив детства (конечно, нравственный и психологический по преимуществу) в данном эпизоде отсутствует (Лк. 7:37тАФ38), это одно из открытий автора, применившего в новом контексте другую евангельскую аксиому: Влесли не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство НебесноеВ» (Мф. 18:1тАФ5). В этой связи любопытен и портрет, несущий явную символическую функцию:

И вот белее алебастра,

Дочь заблуждений и тревог,

Град слез и нард из алавастра,

Лила на белый мрамор ногтАж

Поэт как бы создает словесные скульптуры, увековечивающие происходящее в описываемый момент. Об этом говорят такие детали: грешница белее алебастра, белый мрамор ног Христа (алебастр, мрамор тАФ строительные материалы). Но если первое еще хоть как-то психологически мотивировано (крайняя степень волнения, покаяния, хотя и здесь гораздо ВлуместнееВ» жар, краснота и т.п.), то второе в условиях жаркого климата солнечной Палестины просто немыслимо. Повторяющаяся цветовая деталь белизны находит символическую трактовку далее:

Ее души прочел Он повесть,

И шепчущим о ней сказал:

ВлЖены сей не смущайте совесть, тАФ

Она чиста уж, как кристалл!. (3, 297)

Детская нравственная чистота определяет и ВлвечностьВ», скульптурность (белизну) созданного поэтом образа(чиста как кристалл).

Существенны и другие стилевые черты переосмысления евангельского образа. Так, в уста Христа поэт влагает яркий неологизм, родственный державинской поэтической школе: ВлА сей елей, пред погребеньем, тАФ / Телопомазанье мое!.В» Характерен и финал тАФ явно вольное переложение евангельских слов Спасителя:

Но будут вечно жить в потомках

Елей сей, слезы и любовь!.В»

Последняя приведенная строка тАФ парафразирование, почти цитата пушкинского ВлИ жизнь, и слезы, и любовь!В» (ВлК***В» (ВлЯ помню чудное мгновеньетАжВ»)). Содержание, не претерпевая слишком серьезных, нарушающих контекст, изменений, углубляется. Трансформируется и содержание понятия ВллюбовьВ» тАФ от чувственного (кается все же блудница), элегического, пусть и высокого, диктуемого произведением Пушкина, к вечному и религиозному. Это невозможно было бы без упомянутой выше Влдетской простотыВ», к которой приходит ВлДочь заблуждений и тревогВ». Такого рода прочтение диктуется и обращением к религиозно-философской лирике поэта, не являющейся непосредственным переложением Священного Писания:

Зачем нам тайны познавать

И, мыслями волнуясь, утомляться?

Не лучше ли, во всем встречая благодать,

Жить просто и всему по-детски удивляться? (3, 266)

(ВлГромВ», между 9 марта и 31 мая 1826)

Образ Богомладенца создается в поэме ВлТаинственная капляВ». Один из ее фрагментов тАФ ВлБегство в ЕгипетВ» строится на основе поэтического развертывания евангельского упоминания о промыслительном спасении Святого Семейства от расправы царя Ирода. Канонические сведения очень скудны: ВлСлух о сем кровавом замысле вынудил Иосифа и Марию, по повелению Божию, бежать в ЕгипетВ» (4, 407). Поэт резко усиливает лирическую составляющую образа, дает развернутый пейзаж Святой земли. Однако строится он через отрицание тАФ без Богомладенца и Его Матери красоты Земли Обетованной (ВлВ Библии Палестина представляется самая прекрасная и плодородная земля, текущая медом и млеком, и которая напояется водою от дождя небесногоВ» (4, 492)) лишаются своего внутреннего смысла:

Затмитесь звезды Палестины!

Затихни сладкий шум ручьев!

Не пробуждайтеся долины

Вечерней песнью соловьев,

Ни горных горлиц воркованьем!

Оденься в тяжкую печаль,

О дар Иеговы, Палестина!

Какая Мать, какого Сына

Несет с собой в чужую даль?! (3, 290)

В стилевом плане поэт продолжает традиции религиозного гимна, основанного на библейской образности (восклицания, риторический вопрос, анафорические звуковые повторы тАФ затмитесь, затихни; оденься, о дар и др.). Корнесловие (ВлНи горных горлиц воркованьем!В» и др.) соединяется в слоге поэта с экономией поэтических средств, свойственных устной речи. Так, в строках ВлНе пробуждайтеся долины / Вечерней песнью соловьев, / Ни горных горлиц воркованьем!В» опущен союз ни тАФ в первом случае (Вл<Ни> вечерней песньютАжВ»). Появление союза во втором случае делает конструкцию как бы ВлнеправильнойВ», создает образ длинного перечислительного ряда тАФ своеобразной сжатой амплификации, свойственной (в полном виде) произведениям церковной гимнографии, русской оде XVIII века. Этот прием дал возможность поэту далее использовать местоимения, указывающие на принципиальную недостаточность всякого определения, связанного с Богомладенцем и Его Матерью (ВлКакая Мать, какого СынатАжВ»).

Следующий фрагмент поэмы как бы раскрывает эти местоимения. На место лирического восторга, с трудом облекающегося в слова, приходит образная же конкретика тАФ развернутые портрет и пейзаж:

И видели тАФ по утренним зарям,

Когда роса сребрилась по долинам,

И ветерки качали ветви пальм, тАФ

Шли путники дорогой во ЕгипеттАж

Пейзаж, имея и самостоятельную изобразительную функцию, символичен. Образ Влутренних зорьВ» ассоциативно связывается с Христом тАФ Солнцем Правды, символом Которого являет Восток, Влроса сребриласьВ» тАФ с использованием драгоценного металла Влдля устройства церковной утвариВ», Влдля приготовления музыкальных инструментовВ» (4, 586), качающиеся ВлветеркамиВ» Влветви пальмВ» тАФ на великий праздник Входа Господня в Иерусалим (праздник вайи). Портреты тАФ лирическая развертка иконописного образа:

Какой покой в лице ее светился!

Казалось, все ее свершились думы,

И лучшие надежды уж сбылись;

И ничего ей более не надо:

Все радости и неба и земли,

Богатства все, все счастье мировое,

Лежали тут, тАФ в коленях, перед ней,

Слиянные в одном ее Младенце.

Который сам тАФ прекрасен так и тих, тАФ

Под легкою светлелся пеленою,

Как звездочка светлеет и горит

Под серебром кристального потокатАж

Поэт рисует картину пути в Египет, но приведенные строки ориентируют не на внешнюю динамику, а на статику и внутреннюю смысловую символическую развертку. Налицо словесное переосмысление образа рождественского вертепа, икон Рождества Христова тАФ с изображением Богородицы и Младенца (ВлКакой покой в лице ее светился!В»).

Глинка, на первый взгляд, показывает вообще отношения матери и сына. ВлБогатства все, все счастье мировое / Лежали тутВ» тАФ так можно было бы сказать о восприятии своего ребенка, тем более новорожденного, любой матерью. Это психологическая правда образа и в общем смысле метафора. Однако все обозначенное приобретает значение в своей полноте с учетом контекста: ВлМладая Мать с своим Младенцем чудным, / Которому подобного земля / Ни до Него, ни после не видала!.В» В этой связи, действительно, ВлВсе радости и неба и землитАж / Лежали туттАж / Слиянные в одном ее МладенцеВ». В финале фрагмента иконописный тАФ через символику цвета (алый, голубой) тАФ портрет Богородицы весьма тонко воплощен через детали пейзажа тАФ небо утренней зари:

В одежды алые жена одета,

Скроенные как будто из зари,

И голубой покров тАФ отрезок неба, тАФ

Вился кругом главы ее прекраснойтАж (3, 291)

Поэт демонстрирует весьма тонкую работу со словом. Так, метафора покрова тАФ отрезок неба дополнительно мотивируется словом отрез, употребляемым при работе с тканями. Покров, покрывало, Влнеобходимая часть восточной женской одеждыВ» (4, 515) тАФ прочно связывается с образом Богородицы (ср. великий праздник Покрова Божией Матери).

Обозначенные стилевые приемы (традиция религиозного гимна, корнесловие, семантики устной речи, элементы словесной живописи), характерные для поэмы ВлТаинственная капляВ» и других произведений писателя, позволяют связать стиль Ф.Н. Глинки с державинской (5) поэтической традицией (ср. 6, 142). Поэт синтезировал в своем индивидуальном стиле традиции и библейских переложений тАФ парафразисов, и духовной оды и гимна, и некоторые открытия русской элегической школы. Особую роль в создании образа младенчества и Младенца играют также иконописная образность, церковное предание и апокриф.

Список литературы

Луцевич Л.Ф. Псалтирь в русской поэзии. СПб., 2002; Козлов И.В. Книга стихов Ф.Н. Глинки ВлОпыты священной поэзииВ»: проблемы архитектоники и жанрового контекста. Дисс. на соиск. уч. степени кандидата филол. наук. Екатеринбург, 2006; Барышникова И.Ю. Стиль лирики иеромонаха Романа. Дисс. на соиск. уч. степени кандидата филол. наук. М., 2006; Кошемчук Т.А. Русская поэзия в контексте православной культуры. СПб., 2006.

Шарафадина К.И. Статус ВлотрочестваВ» в поэзии 1820тАФ1830-х годов (Ф.Н. Глинка, В.К. Кюхельбекер, А.С. Пушкин) // Христианство и русская литература. Сборник 4. СПб., 2002. С. 189тАФ208.

Пророк. Библейские мотивы в русской поэзии. М., 2001.

Библейская энциклопедия. М., 2005.

Васильев С.А. Традиции стиля Г.Р. Державина в русской литературе XIX тАФ начала XX века: Монография. М., 2007.

Назарьян Р.Г. Глинка Ф.Н. // Русские писатели XI тАФ начала XX века. Биобиблиографический словарь / Под ред. Н.Н. Скатова. М., 1995.

Вместе с этим смотрят:

"Christmas stories" by Charles Dickens

"РЖзборник Святослава 1073 року" як лiтературний пам'ятник доби Киiвськоi Русi

"РЖсторiя русiв" - яскравий твiр бароковоi лiтератури

"Бедный человек" в произведениях М. Зощенко 20-30-х гг.

"Вальдшнепи" Миколи Хвильового. Проблеми iнтерпретацii й iнтертекстуального прочитання